Девяносто пять процентов чего-либо – дерьмо.
Закон Старджона
В Иллинойсе вы не можете купить сертифицированное сырое молоко. Сырое молоко – это молоко, которое не было пастеризовано; сертифицированное сырое молоко – это сырое молоко, произведённое в таких строгих санитарных условиях, что количество бактерий в нём меньше, чем в пастеризованном молоке. Нагревание молока для его пастеризации денатурирует белок и разрушает некоторые витамины и ферменты; некоторые диетологи утверждают, что пастеризация резко снижает пищевую ценность молока, и что сырое молоко, при условии соблюдения санитарных норм, сильно превосходит пастеризованное молоко. Тем не менее, в Иллинойсе это незаконно.
Существует ряд химических веществ, который некоторые диетологи считают столь же необходимым для питания, как и общеизвестные витамины. Считается, что холин и инозитол, например, участвуют в усвоении холестерина, защищая тем самым организм от отвердения артерий и сердечных приступов.
Согласно этикетке на моей бутылке с холином, «потребность в холине для питания человека не установлена». Согласно этикетке на моей бутылке с инозитолом, «потребность в инозитоле для питания человека не установлена». Я сомневаюсь, что производитель расценивает это как хорошую рекламу, особенно потому, что на этикетках нет уравновешивающего утверждения о том, что холин и инозитол могут быть полезными для питания человека. Стандартизированная маркировка – это федеральное требование. По-видимому, производителям запрещено законом говорить мне, почему их продукт стоит покупать.
И федеральное регулирование маркировки, и законы штата против сырого молока – это вмешательство правительства в постоянную полемику между двумя группами экспертов – диетологами и врачами. Диетологи утверждают, что многие предположительно медицинские проблемы, по крайней мере частично, вызваны неправильным питанием; врачи утверждают, что, если не считать некоторых очевидных исключений, правильная диета без каких-либо специальных оздоравливающих продуктов или витаминных добавок обеспечивает достаточный набор веществ. Аргументация здесь довольно длинная и сложная; тем, кто хочет изучить сторону диетологов, я рекомендую Факты и заблуждения о еде Карлтона Фредерикса и Герберта Бэйли. Моё собственное мнение, основанное на очень ограниченном изучении литературы, состоит в том, что утверждения диетологов небезосновательны. Принятые списки «минимальных суточных потребностей» чрезмерно консервативны и по числу указанных питательных веществ, и по их предлагаемому количеству. Некоторые из дополнительных питательных веществ могут в конечном итоге оказаться бесполезными, но попытка того стоит.
Почему многие врачи и их официальный представитель, АМА, занимают противоположную позицию? Отчасти, возможно, из личных экономических интересов; в конце концов, диетологи конкурируют с ними в деле улучшения здоровья людей. Но в куда большей степени, подозреваю, потому что врачи, обученные одному способу делать людей здоровыми, с подозрением относятся к любым другим способам и считают диетологов некомпетентными в медицинских практиках шарлатанами.
Некоторые из них и впрямь таковы. Любой магазин по продаже диетических продуктов, в котором есть книжный шкаф, выдаст красочную коллекцию трактатов о том, как жить до ста на йогурте и булгуре. Бизнес по продаже диетических продуктов также подвержен закону Старджона. Но это относится и к врачебному бизнесу, и к регуляциям. Ни один бюрократ не хочет обидеть могущественную и уважаемую группу интересов. Регулирование естественным образом склоняется в пользу подтверждения против опровержения, ортодоксов против радикалов – в нашем случае, врачей и АМА против диетологов. Ортодоксальная сторона может придать своей позиции силу закона, запретить производителям приводить аргументы, которые правительство и АМА не принимают, или запрещать отдельным потребителям покупать продукт, который, по их мнению, не годится для них.
Это предвзятость не врачей против производителей, или экспертов против неосведомлённых, а просто старого против нового. Управление по продуктам и медикаментам (FDA) не мешает пищевой индустрии маркировать свои хлеб и муку как «обогащённые», даже если, как утверждают многие, больше было убрано, чем добавлено. Пищевая промышленность это укоренённая и почтенная группа интересов. Только люди с новыми и непопулярными идеями могут быть названы шарлатанами или психами и получить соответствующее отношение к себе.
Та же проблема возникает в государственном регулировании фармацевтики. Здесь FDA не ограничивается цензурой маркировок; оно имеет право давать или отзывать разрешения на продажу медикаментов. Почти все одобряют эти полномочия. Опасность того, что безответственный производитель выпустит новый продукт преждевременно, и лишь затем обнаружит трагические побочные эффекты, очевидна. Что может быть более естественным, чем создание инстанции для предотвращения подобных смертоносных азартных игр, которая не допустит продажу новых лекарств, пока не будет доказана их безвредность? Почему бы не играть безопасно?
Но нет способа играть безопасно. Если новый полезный препарат не продаётся на рынке, люди, которые могли бы быть спасены, если бы этот препарат был в наличии, умрут. Осторожность убивает. Кого именно она убивает, может быть не очевидно; часто новое лекарство это лишь улучшение старого, улучшение, которое может повысить показатель излечения с 80 до 85 процентов. Какие мужчины, женщины или дети входят в эти 5 процентов, убитых из-за осторожности, никто и никогда не сможет узнать; их смерти – статистика, а не громкие заголовки. Статистический труп так же реален, как и ребенок с талидомидными патологиями на первой полосе; он просто менее заметен.
Заметность это важный элемент политики, а FDA – политический институт. Учитывая выбор между одной трагедией на первой полосе и десятью в медицинской статистике, оно неизбежно отдаёт предпочтение последней. Таким образом, оно имеет сильный уклон в пользу чрезмерного регулирования, подавления прогресса медицины во имя осторожности.
Фармацевтические компании имеют такие же предубеждения. Труп на первой полосе – плохая реклама. Ущерб репутации может дорого обойтись. Но фармацевтические компании также занимаются продажей лекарств людям, которые очень сильно хотят жить; новый и улучшенный продукт – новый источник дохода. Фармацевтические компании, в некоторой степени, вынуждены балансировать между риском трагедии и шансом на лучшую жизнь для людей, которые хотят жить.
Мой собственный вывод – что фармацевтические компании должны иметь свободу продавать, а их клиенты свободу покупать что угодно, при условии ответственности за ущерб, вызванный введением в заблуждение – многим людям может показаться чудовищным. Конечно, это почти наверняка означает принятие смерти нескольких человек в год от неожиданных побочных эффектов новых лекарств.
Я полагаю, что издержки нашей нынешней политики, хотя и менее заметны, но гораздо выше. Насколько они высоки, я не могу сказать. Я знаю, что, по крайней мере, один врач, участвовавший в исследовании кортизона, считает, что он не появился бы в продаже, если бы FDA в то время применяло такие же строгие стандарты безопасности, как сейчас. То же самое утверждается – но я не знаю, насколько достоверно – про пенициллин. Несомненно, будут люди, которые, рискуя своими жизнями при использовании новых и небезопасных препаратов, проиграют. Но этому мы должны противопоставить жизни миллионов людей, которые были бы мертвы сегодня, если бы мы «играли безопасно» 50 лет назад.
[Аргументы этой главы получили поразительное подтверждение в 1981 году, когда FDA опубликовало пресс-релиз, в котором оно призналось в массовых убийствах. Конечно, публикация была сформулирована не так; это было просто объявление о том, что FDA одобрило использование тимолола, бета-блокатора, для предотвращения рецидивов сердечных приступов.
В то время, когда был одобрен тимолол, бета-блокаторы широко использовались за пределами США более десяти лет. Было подсчитано, что использование тимолола в США спасёт от семи тысяч до десяти тысяч жизней в год. Таким образом, FDA, запрещая использование бета-блокаторов до 1987 года, стало причиной почти сотни тысяч лишних смертей.]