Сетевое государство. 4. Децентрализация, рецентрализация.

Старые мысленные модели понимания мира быстро устаревают. Мало того, что изменения ускоряются, ускоряющиеся изменения происходят в новых измерениях. Появляются новые социально-политические оси. Глядя на мир через старые очки, мы рискуем отстать от поезда. Люди, которые считали финансовый кризис 2008 года немыслимым, просто смотрели не на те графики. В отличие, скажем, от Майкла Берри.

Если продолжать в том же духе, то на какие новые графики мы могли бы обратить внимание, на какие новые темы для конфликтов и сотрудничества, на какие новые недооценённые социально-политические оси? Об этом мы здесь и поговорим.

4.2.1. Индийцы

Я умеренно оптимистичен в отношении Индии, но крайне оптимистичен в отношении индийцев.

Почему? Что ж, сначала давайте поговорим об Индии. Тем, кто живёт на Западе, никогда не обращал внимания на Индию и думает, что это просто ещё одна скучная «страна третьего мира», всё это вполне простительно. Но глянуть несколько ссылок для того, чтобы сориентироваться в предмете, будет полезно:

• Вот визуальное сравнение районов Лос-Анджелеса и Индии.
• Вот график, показывающий, что сотни миллионов индийцев получили за последние пять лет доступ к дешёвому мобильному интернету.
• Вот потрясающий экономический обзор Индии, показывающий выдающийся рост за последнее десятилетие.
• Вот данные, показывающие, что Индия сейчас занимает третье место по количеству технологических единорогов после США и Китая.
• Вот пост, в котором описывается общая картина Индии как интернет-страны.

Если сложить это всё вместе, мы увидим, что уже сейчас значительные фрагменты «развивающегося мира», которые чище и лучше поддерживаются, чем городская среда «деградирующего мира» в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Это не означает, что тренды совпадают — просто они перекрываются таким образом, как было немыслимо ещё несколько десятилетий назад.

Теперь поговорим об индийской диаспоре. В США, Великобритании, Канаде и Австралии проживает около пяти миллионов человек индийского происхождения, и даже немного больше, если мы включим всю южноазиатскую диаспору. За последние несколько десятилетий они добились неплохих результатов. В то время как первое поколение пришло с несложными техническими навыками в области медицины и инженерии, второе поколение на Западе говорит по-английски без акцента и имеет полную культурную свободу, в результате чего многие индийцы работают в области права, кинопроизводства и медиа. Некоторые даже достигли командных высот в политике и технологиях, например, Камала Харрис, Сундар Пичай и Сатья Наделла.

Это создает интересную динамику «Государство плюс Сеть». Используя нашу терминологию, индийское Государство может сделать один шаг назад на каждые два шага вперед, даже несмотря на то, что в последнее время оно движется вперед. Но Сеть глобальной индийской диаспоры находится на этапе экспоненциального роста. Действительно, я думаю, что 2020-е годы будут для Индийской сети тем же, чем 2010-е годы были для китайского Государства – несколько игнорируемого в начале десятилетия, но к его концу ставшего важной глобальной силой.

Напомним, что «первый единорог в Китае появился в 2010 году, далее потребовалось пять лет, чтобы единорогов стало пять, а годом позже их было уже двадцать. Экосистемы сперва развиваются очень медленно, а потом почти мгновенно».

Пожалуйста, не думайте, что во мне здесь играет мой личный индийский шовинизм – меня это действительно удивляет! Это просто признание неожиданного выхода на арену нового игрока, которого многие до сих пор недооценивают. Для углубления в тему можно прочитать Новую идею Индии или Наше время пришло.

4.2.2. Ось “трансгуманизм — анархо-примитивизм”

Важная новая политическая ось проходит от анархо-примитивизму к трансгуманизму.

Вкратце, трансгуманисты считают, что технологии — это хорошо, и хотят использовать технологии, чтобы коренным образом изменить человечество. И наоборот, анархо-примитивисты считают, что технологии — это плохо, и хотят вернуться в дикую природу, провести деиндустриализацию и отказаться от технологий. Они думают о людях как о загрязнении великой матери-Земли.

У каждого из направлений есть правая и левая разновидности, хотя они частично перекрываются. Левые трансгуманисты, такие как Клаус Шваб из Всемирного экономического форума, в некоторой степени порождают правых анархо-примитивистов, и наоборот. По сути, левые трансгуманисты вносят в человеческое тело изменения, которые правые находят эстетически непривлекательными. И наоборот, правые трансгуманисты выступают за улучшения человеческого тела, которые левые анархо-примитивисты находят ужасающими.

Это работает и в обратную сторону. Некоторые анархо-примитивисты выступают за традиционную мужественность и возврат к земле, а некоторые трансгуманисты считают эту мужественность сдерживающим фактором. А некоторые анархо-примитивисты в духе Унабомбера хотят конца индустриальной цивилизации, который (помимо всего прочего!) разрушит цепочки поставок, необходимые для продления жизни, к которому стремятся трансгуманисты.

4.2.3. Стек идентичностей

Вопрос, который на какое-то время смутил меня, состоял в том, почему критика Сан-Франциско, похоже, иррационально разозлила некоторых людей. Разве они не могли видеть, что график цен и объёма фекалий на улицах движется вверх и вправо? В конце концов я понял, что каждый в чём-то патриотичен, и эти люди были патриотичны по отношению к своему городу, в то время как другие были патриотичны по отношению к своим странам, компаниям или даже своим криптовалютам.

Если прорабатывать этот вопрос подробнее, то можно предположить, что для человека, который идентифицирует себя как жителя Сан-Франциско, критика города воспринимается лично, потому что это не заменяемая часть его жизни. Компания? Это просто работа, её можно заменить. А как заменишь мост Золотые Ворота, форт Президио, футбольную команду Фортинайнерз? Это своего рода романтическая идентификация с самим городом и многими людьми, которые там живут.

Другие в первую очередь отдают предпочтение своей национальной, а не городской идентичности – они мгновенно перемещаются между фортами, которые взаимозаменяемы, но они готовы убивать и умирать за флаг, с которым они себя идентифицируют. Или они могут какое-то время «базироваться» за пределами Сиэтла, что означает, что их местоположение не имеет значения, одновременно сигнализируя о своей глубокой любви к онлайн-демократии, идентичности, которая не подлежит обсуждению.

Третьи патриотично относятся к своим компаниям, к тем вещам, которые они основали и финансировали, в которые вдохнули жизнь, к тем организациям, в создание которых они вложили весь свой капитал и интеллект, которые всегда гораздо хрупче, чем кажутся со стороны, и которые бессердечный сторонний наблюдатель ради жалких лайков может разрушить парой подрывающих моральный дух твитов.

А некоторые и вовсе характеризуют себя через свои криптовалюты, думая о себе в первую очередь как о биткойнерах или эфирщиках. Часто это цифровые кочевники, которым безразлично, увидят ли они закат в Сан-Франциско или Сингапуре, или какая криптовалютная биржа живёт, а какая умирает, пока они могут каждый день общаться внутри своего сообщества держателей крипты.

В каждом случае у людей обычно существует большая экономическая, социальная или политическая заинтересованность в том, с чем они себя идентифицируют. Городской патриот может быть домовладельцем или иным образом вкладывать средства в управление городом. Патриот страны, возможно, подписал военный контракт. Патриотом компании может быть основатель или один из первых сотрудников со значительной долей участия. А патриоты криптовалют часто являются обладателями большого количества монет.

Но не все вещи служат основой идентичности; люди могут быть правшами, не идентифицируя себя как правши, они могут что-то делать, не идентифицируя себя в соответствии с этим. Итак, идентичность высшего уровня, первичная идентичность – это драгоценно, это редкость, это идентичность, которая превосходит все остальные. Люди могут использовать ежедневно семь приложений, но основных идентичностей у них и того меньше — обычно только одна.

Первичная идентичность не обязана ограничиваться только городом, страной, компанией или криптовалютой. Она может быть связана с религией, этнической принадлежностью или профессиями, такими как «журналист» и «профессор». Чтобы стать штатным профессором или публично принять новую религию, требуется огромная жертва, и по этой причине такие первичные идентичности часто оказываются на переднем плане какого-нибудь профиля в Твиттере.

Пример: профили в твиттере

Here’s a concrete example of the identity stack, with three Twitter bios:

Вот конкретный пример стека идентичностей в виде трёх профилей в твиттере:

• Джим: #HereWeGo #SteelerNation 🏈 — All Things PA — Отец — Муж — христианин — армейский ветеран
• Билли: Неподцензурные деньги, бесконечные границы, вечная жизнь. #Биткоин
• Боб: Армейский пенсионер, программа антитеррористической помощи, муж, отец, дедушка, ветеран Ирака, педагог, но, самое главное, АМЕРИКАНЕЦ!

Опять же, каждый в чём-то патриотичен. Джим любит свой город; Билли патриотично относится к технологиям и трансгуманизму; Боб будет бороться за американский флаг.

Совокупность всего, что определяет человека, будучи проранжированной, представляет собой стек его идентичностей. Вершина стека идентичностей – первичная идентичность: «Питтсбург Стилерс» для Джима, «Биткоин» для Билли и «Америка» для Боба.

И, как уже отмечалось, первичная идентичность драгоценна. Это идентичность, которая превосходит все остальные. Чтобы построить что-то великое — компанию, валюту, цивилизацию — принадлежность к этому должна превзойти остальную часть стека идентичностей и стать чьей-то основной идентичностью. Это высокая планка.