Предоставление или субсидирование здравоохранения часто рассматривается как фундаментальное обоснование государственной власти по некоторым, на первый взгляд, весьма убедительным причинам.

Во-первых, расходы на здравоохранение могут одновременно быть невероятными и непредсказуемыми. Во-вторых, люди, переживающие острые проблемы со здоровьем, вряд ли будут договариваться, торговаться или ждать. Если вас сбил автобус, и вы истекаете кровью, то вы не будете спорить из-за цены с приехавшем вас оперировать. В-третьих, организации, предоставляющие услуги здравоохранения, нужно рассматривать как находящиеся в сложной позиции, поскольку они практически никогда не отказывают в лечении прибывшему в реанимацию, в не зависимости от того, платит он или нет. В-четвёртых, У многих людей есть некоторые сомнения и страхи по поводу надёжности врачебных рекомендаций, и потому хотят видеть качество и внутреннюю непротиворечивость институтов, от лица которых они звучат. Наконец, поскольку доктора, фармацевтические компании и вообще все субъекты предоставления медицинских услуг получают прибыль от болезней, а не от здоровья, то стимулы стоит рассматривать как “перевёрнутые”, фармацевтические компании, например, мотивированы продать как можно больше лекарств, а не искать им более совершенные альтернативы или предотвращать болезнь как таковую.

“Решением” этих проблем почти всегда было создание и расширение государственной власти в сфере медицины. Во всех Западных Демократиях, кроме Соединенных Штатов, это привело к национализации медицины или созданию истинно коммунистических в своём основании монополий, существующих за счёт налоговой базы, генерируемой эффективностью и продуктивности свободного рынка. Здоровых под дулом пистолета заставляют платить за больных. Более того, государство регулирует выдачу лицензий здравоохранительным организациям, создаёт значительный правовые барьеры для для начала работы доктором, медсестрой или другим медицинским специалистом.

Императивом предоставления медицинских услуг является аксиома о “праве” на медицинскую помощь, которая рассматривается как оправдание государственного насилия, способное растоптать практически любое возражение. Даже те, кто готов принять замену социального обеспечения частной благотворительностью ощущают давление, защищая идею о необходимости превращения здравоохранения в “индустрию прибыли” из-за страха что всё будет как в песне “богатый остаётся здоровым, больной остаётся бедным…”

Каждый, способный ощущать эмпатию, испытывает всё возможное сострадание к невинному младенцу с какой-либо формой врождённого дефекта, возможно и к бедным родителям, которым могут быть необходимы десятки тысяч долларов на профессиональную помощь, способную решить проблему. Сама случайность подобного несчастья наполняет наши сердца симпатией, ведь все мы пониманием, что на месте этого болезненного ребёнка вполне могли быть мы сами или же наш собственный ребёнок.

Аналогично, на рождённых с некой формой генетического или врождённого нарушения также “несправедливо” наложены дополнительные медицинские траты, без какой либо вины с их стороны. Родителям ребёнка чьи зубы просто напросто растут криво, требуется заплатить дантисту на тысячи долларов больше, чем родитеялм ребёнка, чьи зубы просто напросто растут прямо.

Когда человек переживает неожиданное, непредсказуемое или неизбежное состояние здоровья, что рано или поздно случится с каждым из нас, по крайней мере, когда к нам придёт смерть, мы испытываем ужас, представляя, что человеку в этой ситуации придётся спорить о цене и выгоде. Особенно в случае родителей, которым приходится выбирать между наилучшим возможным лечением для их больного ребёнка и тем, которое они могут себе позволить, это кажется особенно жестоким и негуманным. Документальный фильм Майкла Мура “Здравозахоронение”, например, начинается с истории мужчины, которому, как он утверждает, пришлось выбирать, какой из двух пальцев ему сохранить, он не мог позволить себе оба.

Ощущения незащищенности и страха, идущие рука об руку с серьёзными заболеваниями, также, как нам кажется, не должны соединяться с холодным расчётом издержек и выгод. Должен ли больной раком выбирать между химиотерапией и питанием? Наверняка, справедливое и сострадающее общество должно делать всё, что в его силах, дабы не ставить такие суровые и ужасающее вопросы перед гражданами.

Более того, поскольку медицинская помощь может быть делом жизни и смерти, то сострадательное общество должно предпринимать все возможные шаги, дабы обеспечивать систему, при которой медработники проходят через тщательную систему обучения и экзаменирования. Опять таки, незащищенность и страх, имеющие место быть, когда дело касается вопросов здоровья, никогда не должны отягощаться страхом того, что интересы медработника не лежат в той же плоскости, что и интересы пациента.

Анархизм и здравоохранение

Не для кого не будет спорным фактом, что человек по своей природе не движем врождённой святостью. Доктора могут быть резкими, жадными, лживыми и вероломными. Пациенты, в тоже время, могут быть сложными, капризными, непослушными, кверулянтами и ипохондириками. Они могут симулировать увечья ради получения необоснованных выгод а также могут пристраститься к некоторым лекарствам, таким как обезболивающие и начать манипулировать врачём ради их получения.

Анархизм признаёт данную нам эмпирически развращённость человеческой природы в том ключе, в котором этатизм этого не делает. Анархизм признаёт. что власть развращает, в то время как этатизм считает власть лекарством от развращения. Анархисты понимают, что единственный рабочий и проверенный способ бороться с развращённостью это добровольность и состязательность, этатисты  же верят, что единственный способ с ней бороться это создание монополии на насилие.

В основе своей, анархисты полагают, что добродетель является результатом рынка добровольных взаимодействий, этатисты считают, что добродетель это плод диктаторского принуждения, созданного и поддерживаемого под дулом пистолета.

В идеале, мы, в независимости от наших политических наклонностей, признаём, что медицинское обслуживание должно быть:

1. Ориентировано на профилактику, а не на лечении;

2. Как можно более дешёвым

3. Как можно более профессиональным

4. Как можно более доступным

5. Действующем в интересвх пациента

Существующая система

Базовый экономический закон состоит в том, что всё что вы субсидирует, увеличивается, что облагаете налогом, уменьшается.

Этатистские “системы” здравоохранения следуют базовой модели, что доктору платят когда вы больны, а не когда вы здоровью.

Другими словами, доктор не имеет прямого экономического интереса в предотвращении болезни, но каждый имеет прямой интерес эту болезнь лечить.

В этатистской здравоохранительной системе, доктор оплачивается исходя из количества посещений, а не из успешность лечения. Значит, доктора не получают деньги за излечение пациентов, но за то, что они их осматривают, таким образом, каждый из них заинтересован сократить время консультации к минимуму, а любое сложное “лечение” передавать кому-то другому.

Более того, в национализированных здравоохранительных системах сбор и публикация информации о качестве и эффективности работы докторов вообще является нелегальной деятельностью. Если я выясню, что у меня рак простаты, то у меня не будет возможности выяснить, какой врач обладает наиболее успешно лечит это заболевание. (особенно важно, если в моей семье кто-то болел раком простаты, я не могу выяснить, какой врач был наиболее успешен в его профилактике.)

Когда вы садитесь и начинаете об этом задумываться, вас это поражает, чертовски поражает!

Продажа еды является незаконной, если на упаковке отсутствует информация о её содержании. Руководство акционерным обществом незаконно, если не публикуется финансовая отчётность. Незаконна продажа машины, если не указ её расход топлива. Да в конце концов, незаконно продавать одежду без указания того, где она была произведена.

Каждый тупой и бесполезный кусок информации законодательно необходим, но эффективность докторов не только не нужна, но вы ещё и отправитесь в тюрьму за сбор и публикации этой информации!

Почему это так?

Это информация насильно запрещена в большинстве стран по двум простым причинам, во-первых, в любой национализированной системе эта информация вызовет массовый исход больных к наиболее эффективным докторам. Поскольку доступ к врачу не может быть обусловлен ценой, то время ожидания к хорошим врачам вырастет экспоненциально, а доходы плохих уменьшатся. Избиратели будут в ярости, если они не смогут получить доступ к наиболее квалифицированным врачам и потребуют немедленных изменений в системе здравоохранения. К несчастью, единственный способ ограничить общий доступ к специализированным врачам к специализированным врачам это позволить им поднять цены на свои услуги, что уничтожит коммунистическую составляющую системы.

Вторая причина заключается в том, что эта информация, недоступная в большинстве здравоохранительных систем, в тоже время доступна отдельным индивидам, которые совсем не хотят, чтоб эта информация была доступна всему остальному населению.

“Двухуровневое” здравоохранение

Каждый раз, когда восстаёт “призрак” приватизации здравоохранения, каждый эксперт на планете начинает вопить об ужасах “двухуровневой” системы. В основном это страх, что если внедрить элементы приватизации в систему общественного здравоохранения, то все хорошие доктора убегут в частный сектор, оставляя за собой полуразрушенное предоставление общего медицинского блага.

Занимательным аспектом этой наводящей страх истории  – те же самые эксперты не могут себе помыслить,  что “уровневая” система уже существуют в рамках национализированной медицины.

В действительности, в национализированной медицинской системе существует четыре уровня. Первый населяют богатые и известными людьми, такими как политики, медийные личности, эксперты и так далее, те, кто не стоит в очереди за томографией или консультацией ведущих специалистов. Эти люди живут в некотором подобии “Потёмкинской деревни” показательной медицины, их никогда не оставят без ухода или присмотра, опасаясь того, что и как они могут написать о действительном положении вещей в системе. Те, кто об этом положении знает, будут направлять людей такого разряда к наиболее компетентным специалистам и пожелают убедиться, что они оказались на личной консультации без предварительного нахождения в комнате ожидания. После консультации они незамедлительно отправляются на передовую врачебного процесса, и остаются безмерно довольными общественной системой здравоохранения, ведь они с ней в действительности и не сталкивались, но остаются достаточно счастливыми для того, чтоб вынуждать всех остальных платить за их элитное частное лечение.

Второй уровень состоит из тех кто находится внутри, или, по крайней мере как-то связан с медициной как таковой. Один мой знакомый психолог столкнулся с несчатьем, у его отца обнаружили колоректальный рак. Посколько он был непосредственно близок к медицине, он смог позвонить своим друзьям и незамедлительно найти лучшего специалиста в городе по этому заболеванию. После этого, он знакомится с этим доктором, представляется другом такого-то, который друг такого-то и т.д., и таким образом его отец попадает в начало очереди, а специализированное лечение сопровождает его на всей дистанции от постановки диагноза до химиотерапии. Он всегда получает лучших докторов и ему редко приходится ждать. Это происходит не потому-что доктора злые люди, их изначальной коррумпированности или чего-то подобного, нет, не поэтому, а потому-что отказывать в услуге другу довольно некомфортно, и гораздо проще находить и сохранять друзей, когда мы можете оказать им помощь, ведь тогда они обязательно помогут вам.

Третий же уровень состоит из богатых людей, не обладающих политическими и медийными контактами, но способных поехать лечиться в США или страну с подобной, более рыночной здравоохранительной системой.

Последний, четвёртый, состоит из тех, кто не так известен, кто не обладает властью, кто не так богат, кто не обладает связями со сферой медицины. Эти горемыки слоняются по лабиринтам общественного здравоохранения, постоянно выталкиваются со своих мест теми, у кого больше власти, не имея возможности собрать даже самую малую толику информации о качестве получаемой ими помощи, оцепенело ожидая, пока система удостоит их приемом, рентгеном, лечением, советом  – потерянные, беспомощные, зависимые, напуганные, игнорируемые, в действительности обладающие правами не большими, чем у забытой в стойле коровы, ожидающей свои антибиотик.

Поскольку доктору платят за осмотр как можно больше числа людей, то он будет без лишней вежливости прогонять их через свой кабинет, тратя в среднем по 18 секунд на документацию высказываемых симптомов, а его стандартное лечение состоит либо в выписывании рецепта, либо отправки пациента к более узкому специалисту.

Существует три основных причины, почему он выписывает рецепт: первая – таким образом он избавляется от пациента в своём кабинете настолько быстро, насколько возможно, также перекладывая любую потенциальную ответственности на фармацевтическую компанию; вторая, напрямую связанная с первой, заключается в осыпания врача подарками, поездками и семинарами фармацевтическими компаниями, дабы он рекомендовал именно их лекарства; третья – пациент сам по себе может быть очень расторопными, если всё, что ему или ей нужно от врача, это продлить рецепт – “У вас всё ещё те же самые симптомы? Очень хорошо, вот, пожалуйста!” – что прекрасно поддерживает высокую скорость приёма.

Разумеется, отправка пациента к более узкому специалисту это не менее быстрый способ избавиться от него, поддерживая таким образом, опять-таки, высокую скорость приёма.

Анархистское “решение”?

Представьте, что я выдвину представленное ниже как решение проблемы предоставления медицинских услуг в безгосударственном обществе.

Рабочий вариант видиться мне так: одна ОРС должна аккумулировать достаточное количество военное мощи, дабы насильственно вытеснить с рынка все остальные медицинские ОРС. После этого ОРС должны забирать около 20 процентов людского дохода и похищать их или пристреливать, если они не отдают ей свои деньги, и после этого предоставлять медицинскую помощь по своему усмотрению. Та же самая ОРС должна также иметь полный контроль над всеми докторами, над тем, как их готовят и над тем, как они оплачиваются. Опять-таки, если кто-то попытается стать врачём, не следуя детальным и предполагающим большие затраты времени правилам ОРС, то он может быть похищен и/или расстрелян. Эта ОРС должна платить врачам исходя из количества принятых пациентов, дабы убедиться, что они осматривают как можно большое количество пациентов за день, и она должна быть уверена, что доктора никогда не получают платы за успешно лечение, и никогда не получают штрафов за неуспешное. Доктора вообще не должны получать деньги за предотвращение болезней, но вместо этого должны оплачиваться за лечение наибольшего количества болезней у наибольшего количества людей.

Более того, эта ОРС-монополия должна иметь возможность расстреливать или похищать любого, кто посмел собирать и публиковать любую информацию о показателях эффективности её докторов.

Дабы убедить граждан, что их обратная связь важна для ОРС, каждые несколько лет граждане имеют право назначить своего представителя в совет директоров. Выбранный ими представитель должен оплачиваться существующими, подконтрольными ОРС докторами или фармацевтическими компаниями.

Мы можем продолжать описывать этот пример, но я думаю, что вы уже увидели всю нелепость этого “решения”. Если я представлю это в качестве своего решения проблемы, то столкнусь с невероятным цунами скептически настроенных и презрительных электронных писем, состоящих в основном из вопроса о том, под какими наркотиками я был, как описывал это как наилучшее из возможных решений проблемы предоставления медицинских услуг.

Наверняка, и опять-таки, забавно, что те же самые люди затопят мою электронную почту скепсисом и презрением, когда я предложу приватизировать предоставление медицинской помощи.

Как это не работает: Аналогия

В национализированной медицине, как и в любой социалистической или коммунистической системе – потребители не являются потребителями. Я говорил об этом на примере высшего образования в моей предыдущей книге, “Повседневная Анархия,” но последствия этого куда страшнее в сфере медицинских услуг.

Если автоконцерны получает плату за производство автомобилей от государства, а не от потребителей, легко представить, что получится в результате. Поскольку вклад потребителей будет практически несуществующим, их предпочтения и нужды практически не будут влиять на производимые машины.

Если этатистская монополия в добавок поддерживается и защищается профсоюзом-монополистом, можем мы вообразить, какова будет эффективность и продуктивность работников этой монополии?

Что если эти концерны оплачиваются по количеству, а не по качеству произведённых машин? Можем мы представить, что случиться с их колёсами, когда мы попытаемся выехать на них из салона?

Что если эти концерны ещё активно субсидируются нефтяной и газовой промышленностями, и эти субсидии были прямо пропорциональны потреблению машиной топлива? Можем мы представить, будут они производить энергоэффективные машины или увеличат свой доход сборкой энергонеэффективных?

Предлагал ли кто-либо когда-то национализацию автопрома? Невозможно же иметь систему оказания медицинской помощи без машин, по крайней мере скорую помощь, ведь без них нельзя осуществлять перевозку врачей, лекарств и пациентов.

(Мы легко можем привести сходный аргумент касательно программного обеспечения или компьютерной индустрии, с ещё более пагубными результатами!)

Трудно вообразить, зачем нам над создавать такую ужасную систему здравоохранения, при этом отвергая таковую как нелепую и неэффективную для автопромаю

Без сомнения, наше здоровье куда важнее чем наши машины.

Каждый раз когда принуждающий агент начинает влиять на поведение потребителя, этот агрессивный агент немедленно и перманентно сам становится потребителем, и нужды и желания потребителей полность уходят из уравнения.

Как это будет работать?

С тех пор как Блез Паскаль открыл вероятностные законы, единственный социальный институт занял своё место в деле защиты людей от непредсказуемого риска – страхование.

Страхование это просто-напросто способ играть с законом средних величин таким образом, дабы создавать предсказуемость. Если одному из сотни выставят счёт на десять тысяч долларов, то для всех остальных система, позволяющая платить фиксированную сумму денег, дабы наверняка с таким не столкнуться, вполне имеет смысл.

(Пожалуйста, обратите внимание, в этом разделе я говорю о страховых компаниях свободного рынка будущего, а не о меркантилистских полу-государственных монстрах настоящего.)

Замечательная особенностью страховых компаний заключается в том, что интересы потребителя практически всегда полностью совпадают с интересами продавца, поскольку и то и другой мотивированы желанием снизить риски.

Если я застраховался от болезней, связанных с курением, то страховая выплатит мне компенсацию, только если я заболею из-за курения, значит, страховая компания снизит свою ставку, если курить я брошу. Аналогично, если застрахуюсь от опасностей и расходов, связанных с диабетом, то страховая компания будет снижать ставку сообразно уменьшению моего веса.

(Дабы быть немного точнее, стоит сказать, что страховая компания не хочет, чтоб я бросил курить, но хочет заработать на страховании меня. Страховая легко может заработать большую сумму денег как на страховании курильщиков так и некурящих, но, страховые компании знают, что потребители чаще продолжают пользоваться услугой, когда у них есть перспектива снижения ставки, что означает необходимость создания стимулов для отказа от курения.) Каждый нормальный человек предпочитает предотвращать болезнь, нежели её лечить, и эта та же самая мотивация, что движет страховыми компаниями, поскольку куда больше выгоды они извлекают из здоровых людей, чем из больных.

Таким образом, в свободном обществе страховые компании производят две важнейших услуги, за одну вам приходится платить, другую вы получаете бесплатно.

Услуга, которую вы получаете бесплатно, это объективный и детальный анализ риска для различных жизненных ситуаций. Если вы хотите узнать, насколько опасен дельтапланеризм, то всё что вам нужно сделать, это обратиться в страховую, заявить, что вы дельтапланерист, и посмотреть, что станет с вашей страховой ставкой. Вам не нужно заключить соглашение, дабы получить детальную информацию о рискованности ваших привычек и хобби, достаточно всего лишь обратиться. Страховые компании это бесценный источник информации об относительном риске, поскольку всё их существование основано на рациональной и точной оценке риска.

Услуга, за которую платить вам придётся  – смягчение риска через его распределение.

(Это огромная тема, но я бы хотел вкратце отметить, что любая дискуссия о рыночном здравоохранении, и в частности о страховых компаниях неизбежно сводиться к сравнениям с существующей в США системой. Эта “система” имеет очень опосредованное отношение к рыночной, в ней каждые 50 центов из доллара, расходуемого на медицину, расходуется государством, которое с помощью насилия защищает монопольный профсоюз врачей, называемый Американской Медицинской Ассоциацией, а также чрезмерно регулирует медицинскую сферу буквально сотнями тысяч законов, правил, директив и рекомендаций. Стремление к личной выгоде, смешанное с коррумпированной щедростью государственного бюджета, технически зовётся скорее фашизмом, нежели свободой.)

В рамках здравоохранения, таким образом, мы можем быть уверены, что страховые компании заинтересованы в поддержании вашего здоровья на как можно более высоком уровне. Фермер, продающий коров, заинтересован в их долгом здравии, в отличии от разделывающих из мясника.

Согласно этой мотивации, частные страховые компании скорее будут небеспричинно проактивны в попытках предотвратить развитие проблем со здоровьем, нежели в попытках реактивного лечения.

Они будут уверены, что платят врачам прежде всего за профилактику и успешное лечение, а не за постоянное кружение пациентов через их кабинеты на максимально доступной человеку скорости.

В любой ситуации, когда выбор образа жизнь может смягчить проблемы со здоровьем, именно такой выбор должен быть предпочтителен бесконечному приёму лекарств. Страховым компаниям ничего не стоят ваша прогулка или несколько приседаний, стоит принимаемый вами до конца жизни инсулин.

С другой стороны, лекарства как правило дешевле чем амбулаторное лечение, и при прочих равных более эффективные лекарственные препараты будут изучаться, развиваться и выписываться чаще, чем опасные инвазивные операции.

Информация в здравоохранении

Трата денег на дорогих докторов это, пожалуй, одна из лучших инвестиций, которую вы можете совершить. Наиболее эффективные доктора это те, кто наиболее эффективно лечит, и наверняка, большинство застраховавших здоровье застрахуют свою жизнь у той же компании, так что череда катастрофически неудачных лечебных процедур будет стоить компании невероятную сумму денег.

При таком подходе возвращение клиента в здоровое состояние не только гарантирует будущие платежи, но также откладывает плату по страхованию жизни. При таком подходе, эгоистичный интерес компании полностью совпадает с эгоистичным интересом клиента, который без сомнения не хочет болеть, а уж тем более умереть. Если врачу при этом ещё и платят за профилактику, излечение и сохранение жизни, то тогда все три стороны имеют общую цель, что полностью противоположно системе, существующей в рамках этатистской системы.

Таким образом, каждый раз когда-то оценивать, услугами какой компанией страхования жизни пользоваться, каждая компания будет спотыкаться о саму себя, пытаясь предоставить независимую статистику о долговременном здоровье своих клиентах, числе предотвращённых, обнаруженных и вылеченных болезней; средней продолжительности жизни, успешных беременностях и рождениях и так далее. Эти компании продают вам здоровье, а не подвергают вас повторяющемуся лечению, как в национализированной медицине.

Проактивное и доверительное партнёрство между страховой и клиентом, созданное, дабы служить собственным интересам обеих сторон, формирует крайне позитивный и основанный на профилактике подход к здравоохранению. Так же, как компании, предлагающие зубную страховку, требуют от вас проходить осмотр два раз в год, компании более широкого профиля будут требовать от вас регулярных походов на осмотр. (Я испытал именно это в своей карьере. Большинство инвесторов требуют, чтоб верхушка менеджмента застраховала своё здоровье, дабы защитить инвестиции, и, чтоб её получить, мне пришлось проходить полное обследование в частном агенстве, которое провело полный анализ моего тела и истории болезней.)

При таком подходе эгоистичный интерес врача, получающего плату за лечение, а не за лекарства и пациент, предпочитающий профилактику лечению, действуют сообща.

Здравоохранение и бедные.

Это не тот предмет, обсуждая который много людей ощущают себя комфортно, но благотворительность может быть очень непростой и опасной вещью.

Мы абсолютно точно хотим помочь тем, кому не повезло, но мы не желаем обеспечивать и субсидировать плохие решения, это одна из сложностей, связанная с помощью ближнему, в которой этатисткой общество разобраться не может и которую не может решить.

Если общество дало бедному всё, что только могло ему понадобиться для комфортной жизни, это вряд ли уменьшит количество бедных людей, но скорее значительно увеличит их число. С другой стороны, дети бедных людей вряд ли ответственны за неправильные решения своих родителей, в то же время, если благотворительность выделяет большие суммы денег бедным людям с детьми, больше бедных людей будет иметь больше детей, что только увеличит бедность.

Этот акт балансировки один из самых сложных и тяжёлых вызовов настоящей щедрости, и даёт нам ещё одно объяснение, почему насильственно установленная монополия никогда не сможет помочь бедным в стабильном и перманентном формате.

Когда мы касаемся темы здравоохранения, то не возникает сомнений по поводу того, что большинство людей заботиться о предоставлении медицинских услуг тем, кто не может их себе позволить. В госпитале, который я недавно посетил, я увидел плакат с благодарностями тем пяти тысячам волонтёров, что помогают ему продолжать работу.

Врачи в целом всегда будут лечить тех, кто прибывает с неотлагающем помощи состоянием здоровья, могут они заплатить или нет. Если мы предположим, что лечение для поистине заслуживающих и нуждающихся бедных будет потреблять примерно десять процентов всех трат на медицину, то мы можем быть абсолютно уверены, что эта сумма денег будет пожертвованна обеспокоенными людьми, они могут помочь как своим временем, так и своими деньгами. Мы можем быть уверены в этом, потому-что мы знаем огромное количество религиозных организаций, что взымают с людей десять процентов доходов (по факту все двадцать, ведь расчёт происходит до сбора налогов), и люди с улыбкой на устах эти деньги отдают.

Таким образом, медицинские нужды бедного населения в свободном обществе будут полностью покрыты с помощью благотворительности и работы pro bono. Благотворительные организации также будут конкурировать в попытка создать наиболее эффективный механизм помощи бедным, дабы аккумулировать как можно большое число пожертвований. Я наверняка предпочту отдавать свои деньги организации, что до этого была лучшей в создании и поддержании наиболее стабильной системы обеспечения медицинской помощи бедным.

При таком подходе не только интересы докторов, страховых компаний и потребителей будут учтены, но также интересы жертвователей, благотворительных фондов и бедного населения, ради которого они работают.

В безгосударственном обществе, о бедняках будут по-настоящему заботится в рамках куда лучшей системы, состоящей из тех, чьи личные интересы напрямую связаны с их здоровьем.

Как было показано много раз, в разные времена и в разных странах, благожелательный личный интерес, усиленный свободными ассоциациями и добровольной конкуренцией, это единственный путь к созданию стабильных сострадательных практик в рамках общества.

Я понимаю, что я не ответил на все возможные возражения к вопросу от том, как именно медицинские услуги создаются в свободном обществе. Я также осознаю вероятность того, что люди могут быть “заброшены”, или что благотворительные фонды могут иногда совершать ошибки, одновременно поддерживая деньгами не тех людей, и оставляя без действительно нуждающихся.

Ещё раз, вероятность возникновения коррупции и/или принятия ошибочных решений часто рассматривается непробиваемый аргумент против анархии, хотя на самом деле это непробиваемый аргумент в пользу анархии и против этатизма.

Конкуренция и добровольность это единственные известные подходы, позволяющие исправлять и противостоять неизбежным ошибкам и коррупции, что постоянно проникают в человеческие отношения. Факт того, что люди могут совершать ошибки, и всегда уязвимы к коррупции, это именно те причины, почему мы никогда не должны давать кому-либо монополии на насилие над другими.

Когда предпринимателю, действующему из щедрости или ради прибыли, не удаётся создать создать создать стоимость, а таким образом он совершает ошибку, остальные немедленно побегут извлекать неполученное им преимущество. Это постоянный процесс вызова и состязания, позволяющий лучшему из возможных решений постоянно обнаруживаться вновь и вновь в постоянно меняющемся мире.