Простите, что не отменила отложенный пост Битарха, вообще из головы вылетело со всеми этими событиями, публикация вышла несколько не в тему. Теперь давайте по теме.
В недавнем посте про меркантилизм я указывала, что сегодня это инструмент не для достижения богатства, а для войны. Рыночек – орудие мирных людей, а экономические санкции – оборотная сторона этого орудия. Если конкретно вы, читатель, сумеете найти любой способ, как сделать российское государство беднее, я буду рада, если вы его примените. Ещё больше я буду рада, если вы сумеете сделать это без опасности для своей жизни, и если это не слишком ударит по вашему собственному кошельку – всё-таки ресурсы мирного человека и государства сильно различаются, и лучше избегать явно самоубийственных акций, если, конечно, вы не полагаете, что способны этим добиться какой-то действительно важной для вас цели.
Если вы выйдете на российские улицы протестовать против войны, постарайтесь не свинтиться. Если свинтитесь – хотя бы потом не платите штрафов. Если есть возможность эмигрировать немедленно (например, у вас удалённая работа, вы не обременены недвижимостью, больными родственниками и тому подобным) – сделайте это. Даже если вы продолжите работать удалённо на какое-нибудь российское предприятие, вы хотя бы не будете платить России налоги со своего потребления. Если вы отягощены чем-нибудь вроде шмоток, кошек или учёбы на политолога, надеюсь, вы вскоре переосмыслите приоритеты в своей жизни, хотя вам безусловно виднее.
Черногория пока остаётся безвизовой для русских, а потому некоторое время сюда ещё можно будет выбраться относительно свободно. Один из участников Монтелиберо уже выпустил заявление о том, что готов безвозмездно помогать в получении ВНЖ всем, кто будет вынужден уехать в Черногорию из Украины, и обратится за помощью. Аналогичного широкого предложения для всех желающих срочно кинуть Россию я со своей стороны сформулировать не могу, но советами по обустройству точно помогать буду.
Даже если вы в восторге от того, что наконец-то путин прижмёт к ногтю украинских нацистов, я всё равно надеюсь, что вы уедете из России, но хорошо бы подальше от меня.
Вообще, самое лучшее, что может случиться с русскими в ближайшие годы – это если они полностью лишатся собственной государственности и рассеются по миру. Change my mind.
Перечитала написанное, вижу, что вышло ужасно сухо. Вот за это и люблю тексты. Можно написать три абзаца эмоций и пафоса, выдохнуть и стереть.
Примерно месяц назад на каналах Hype Coin News и Bitcoin Translated закончилась публикация по главам перевода книги Джонатана Бира Blocksize War. Я читала перевод в процессе, а когда он закончился, решила сверстать книжку в epub, как это уже раньше сделала с опубликованной там же книге Inventing Bitcoin. Я начала работу, но забыла положить её в облако, а потом укатила в Албанию, и получился длительный технический перерыв. Лучше поздно, чем никогда, так что сверстала книгу уже по возвращении, и сейчас выкладываю.
Книга подробно описывает внутреннюю кухню биткоин-сообщества и даёт понять, как же происходит принятие решений, когда всё децентрализовано. Причём это именно успешный case-study, когда очень тяжёлый и принципиальный конфликт в конце концов привёл к хорошему сбалансированному решению, где всем сестрам досталось по серьгам. Так что книга будет интересна не только техногикам (я и близко к ним не отношусь), но и тем, кого интересуют механизмы самоуправления в сложных системах, а это для нас, анкапов, крайне важно.
Upd.: Добавила в предисловии раздел про меценатов, а то как-то невежливо по отношению к людям, которые финансировали перевод. Простите, что сразу забыла.
Между разными юрисдикциями всегда стоял вопрос поддержания стратегического паритета, то есть равенства шансов выхода победителем в случае возникновения военного конфликта. Без этого не получится как сдерживать потенциальное агрессивное нападение, так и отразить его при возникновении. Но о каком стратегическом паритете может идти речь в случае чрезмерной разницы в силовом потенциале? И проблема здесь состоит не только в количественной и качественной разнице вооружённых средств, но и в разнице насильственных склонностей у людей. Однако решение существует даже в случае абсолютно пацифистских обществ, о котором мы сейчас и поговорим.
Представим Скандинавию, где хоть и насилие не было искоренено полностью, однако ввиду определённых общественных факторов у преимущественного большинства населения с течением времени явно закрепились низкие насильственные склонности. Даже у государственных силовых агентов насильственные склонности там тоже относительно низкие, по крайней мере они и близко не стоят с насильственными склонностями аналогичных агентов из других стран, например России. Если предположить, что между государствами Скандинавии и Россией возникнет военный конфликт, то последняя сможет захватить их почти что без боя. Не помогут и средства массового поражения, например ядерное оружие или вирус 4-го класса патогенности, если они вдруг появятся в распоряжении скандинавов, ведь из-за своего пацифизма они вряд ли решатся на их реальное применение. А ввиду тоже довольно пацифистской армии и отсутствия баланса потенциала насилия (всеобщей вооружённости населения) для каких-нибудь крайне склонных к насилию силовиков, ранее активно гастролирующих на Донбассе и в Сирии, вовсе не будет проблемой пройтись по всей территории Скандинавии и легко разобраться с любым возможным сопротивлением на своём пути.
Эту же проблему можно перенести и на потенциальное свободное безгсоударственное общество, в котором существуют разные контрактные юрисдикции. Представим, что в таком обществе есть юрисдикция пацифистов, насилие в которой полностью искоренено, а любые правонарушения наказываются несиловыми методами (остракизмом или финансовыми санкциями). Но вместе с этим существует и насильственная юрисдикция, в которой все проблемы решаются грубой силой и жестокими физическими наказаниями (такую юрисдикцию могут создать, например, некоторые консерваторы). Очевидно, что и здесь нет никакого стратегического паритета, порядки второго общества приведут к закреплению насильственных склонностей у его участников, тогда как в случае первого общества эти склонности будут максимально подавляться (закрепляться сильный вариант ингибирующего насилие механизма Лоренца). Думаю, легко понять, кто победит при возникновении прямого военного конфликта.
Отличным решением проблемы поддержания стратегического паритета со стороны более пацифистских юрисдикций и обществ является создание генотерапии против насилия. Она может быть реализована в виде препарата, который будет доставляться к нападающим агентам с помощью выпущенного в них дротика. В крайнем случае возможна реализация и в виде пандемического вируса (этот вариант не одобряем). Конечно, последнее сталкивается с множеством рисков, в том числе и тем, что будут задеты посторонние люди, некоторые из которых могут и погибнуть (даже если брать самую качественную вакцинацию, то и её не все переносят). Однако всё же такой «вирус ненасилия» не является традиционным средством массового поражения в плане физического уничтожения нападающих, он предназначен лишь для принудительного искоренения насилия в армии агрессора и тем самым является самым лучшим возможным решением в рамках классической доктрины сдерживания с ОМП («MAD» или «Взаимное гарантированное уничтожение»), которое только можно придумать, если нет никаких шансов остановить агрессора непосредственным сопротивлением.
Как и дротиками с препаратом, так и пандемическим «вирусом ненасилия» (лично я этот вариант не одобряю, но мнение других относительно допустимости такого «оружия» могут отличаться) смогут воспользоваться даже яростные пацифисты, учитывая что насилие в биологическом смысле такое «оружие» не инициирует и даже человек с сильным вариантом механизма Лоренца сможет его применить. Они позволят сдерживать потенциальных агрессоров, так как те побоятся из-за нападения на пацифистов потерять свои насильственные склонности. Но если кто-то всё же решится на нападение, то тогда мы придём к следующим сценариям событий:
1) Отправляемые агрессором на фронт силовые агенты будут попадать под обстрел дротиками с генотерапией. И дротики куда чаще будут доставляться к цели, нежели сейчас доставляются пули, так как солдаты в преимуществе своём всё же не являются насильниками, они чаще всего стараются симулировать деятельность на фронте, не стрелять, а если и стреляют, то не в людей с другой стороны фронта, а в воздух, опять же лишь ради создания иллюзии выполнения какой-то деятельности. Реальных насильников на войне довольно мало, и это подтверждают исследования, ознакомиться с которыми вы можете здесь. Но дротик выпустить сможет каждый. И если дротики будут точно попадать в солдат с другой стороны фронта, в том числе включая реально склонных к насилию, то агрессор вскоре вовсе окажется без людей, способных ввести войну дальше.
2) Остановить нападение невозможно, даже дротиков с генотерапией не хватает для того, чтобы сдерживать подавляющие силы агрессора. В таком случае через фронт перебрасывается пандемический «вирус ненасилия». После этого может хватить и нескольких недель, чтобы силы агрессора были полностью дезорганизованы, а солдаты превратились в неспособных на нападение пацифистов. Война довольно быстро заканчивается.
Видите теперь, насколько хорошим средством сдерживания и прекращения войны является генотерапия против насилия? В принципе, это единственное возможное спасение для мирных и ненасильственных обществ от нападения со стороны насильственных агрессоров. Мало того, в сравнении с оружием массового поражения, которое сейчас принято предлагать на роль средства сдерживания агрессивного нападения, это решение является крайне гуманным.
Кстати, данное решение является отличным ответом на вопрос о том, как свободному обществу защититься от агрессии со стороны окружающих его государств в случае локального, а не всемирного достижения. Ещё оно очень полезно в самом процессе достижения свободного общества – те же дротики с генотерапией можно успешно запускать в силовых агентов, избивающих и арестовывающих мирных протестующих. Обеспечить баланс потенциала насилия (всеобщую вооружённость населения) для достижения положения дел, в котором можно ликвидировать любого агрессора при непосредственном нападении, может быть довольно сложной задачей, а вот дротиками с генотерапией необязательно нужно обеспечивать всех – хватит и небольшого количества активистов, готовых в случай чего выстрелить ими при виде очередного силовика (особенно это эффективно если деанонимизировать силовиков, как это сейчас делают в Беларуси, тогда их можно будет подлавливать даже в повседневности). И сделать это активисты смогут даже будучи менее насильственными людьми, нежели силовики, а то и вовсе абсолютными пацифистами, ибо, опять же, это не средство нанесения физического вреда, а то и убийства другого человека, это лишь средство лишения его насильственных склонностей.
Как мы видим, ради поддержания стратегического паритета со стороны пацифистских общества и ради обеспечения эффективной борьбы мирных протестующих с силовыми агентами государства очень выгодно разработать генотерапию против насилия. Что очень важно для нас — это выгодно даже многим современным правительствам, например, в Скандинавии и вполне вероятно что они захотят нам помочь. Это будет самое лучшее и самое гуманное решение данных проблем, что только можно придумать.
Битарх (на сей раз в роли автора вопроса, а не автора ответа – примечание Анкап-тян)
По сути, этот вопрос относится к такому разделу социальных норм, как законы и обычаи войны. Чем больше ожесточённость конфликта, тем больше вероятность сознательного уничтожения нонкомбатантов.
От чего зависит ожесточённость конфликта?
Дам немного парадоксальный ответ. Конфликт будет тем менее ожесточённым, чем в большей степени он воспринимается всеми сторонами, как некое естественное состояние дел. Именно рутина войны заставляет относиться к ней спустя рукава, выражать рвение только перед глазами начальства, а рядовых с противоположной стороны фронта воспринимать, как таких же бедолаг, которых угораздило угодить в это дерьмо.
Одного угораздило родиться немцем, другого французом, теперь они сидят друг напротив друга в окопах. Скучно, блин, может, сыграть в футбол? Одного угораздило родиться в США, другого в СССР, и теперь у первого бункер на заднем дворе, а у второго рядом с проходной завода. Изучать поражающие факторы ядерного взрыва – скука смертная, отчего бы первому не почитать “Капитал”, а второму не посмотреть голливудский боевичок? Одного угораздило родиться с членом, другую с вагиной, и теперь вся их жизнь – сплошное минное поле. Значит, они будут трахаться, ощущая себя шпионами в стане врага. Один из консервативной семьи, другой из либеральной, и теперь им положено сраться в соцсетях. А потом оказывается, что бейсбол обсуждать интереснее, и не пошла ли эта политика подальше.
Конфликт никуда не делся, он часть обыденной жизни. Просто далеко не самая важная часть. Собственно говоря, именно так и было в США довольно долгое время, а Трамп своей резкой риторикой и топорной дипломатией способствовал обострению войны. Теперь некоторое время конфликт будет очень ожесточённым, и новость про отключение от ИВЛ очень легко сможет стать реальностью. Для либертарианцев это означает некоторое поле возможностей, о чём я и указала в прошлом посте.
Так допустимо ли с точки зрения либертарианской этики использовать приёмы тотальной войны во время ожесточённых конфликтов? Да, допустимо. Но не очень умно.
Про ситуацию в США уже написано много размышлений, от банальных до весьма глубоких, за авторством достаточно уважаемых людей. Попробую обозреть положение дел немножко сбоку.
По двум предыдущим постам вы знаете, что республика это общество людей, согласных по вопросам права. В США сейчас и близко нет согласия по вопросам права, а значит, не может быть правовой оценки ни для выборных процедур, ни для перформанса в Капитолии, ни для последующих чисток в инфополе. Если юрисдикцию суда не признают обе стороны конфликта, то суд не выполняет функцию разрешения конфликтов, а значит, это и не суд вовсе, а более или менее ритуализированная расправа. Короче говоря, я трактую положение дел в США, как гражданскую войну. В войну же выборы в состоянии лишь зафиксировать, какие именно персоналии оказываются у руля до главе доминирующей группировки. Это всё ещё более легитимная процедура, чем прямое правление военных командиров, но фактически на федеральном уровне выборы в США были не между Трампом и Байденом, а между Байденом и Сандерсом (с республиканской стороны выборов не было вовсе). А дальше победивший на выборах Байден просто возглавил войска во время силового разгрома республиканской стороны конфликта.
В каком положении в этой ситуации оказываются анкапы? В положении третьего радующегося. В противостоянии жабы с гадюкой жаба одержала победу, и теперь гадюка временно оказывается на нашей стороне. Союз между агористами, которые отстаивают свободу рынка вне зависимости от хотелок любых силовых группировок, и теми, кто продолжает твердить мантру про право и порядок – это потенциально очень сильная штука. Потому что теперь речь будет идти о нашем праве и о нашем порядке.
На примере инфополя это будет означать вот что. Мы получим серьёзный платёжеспособный спрос на свободные соцсети, на свободный хостинг, на свободные доменные регистраторы, на свободные операционные системы, не мешающие нам распоряжаться пользовательсткими устройствами, на свободное железо без аппаратных бэкдоров, и на свободные деньги для оплаты всего вышеперечисленного. Сетевой эффект – ровно то, чего сейчас очень не хватает инструментам свободы.
Сегодня дело чести для каждого американского республиканца – продать все свои акции Apple и Alphabet, не говоря уже о сраном твиттере, вложить вырученные деньги в биткоины, а на них поддерживать те инструменты свободного рынка, которые наилучшим образом удовлетворят их клиентский спрос на свободный обмен информацией, деньгами и товарами, на самозащиту, на выстраивание мира и порядка вокруг себя, на уничтожение собственности агрессоров, на провоцирование розни между ними, и на инструменты обеспечения слепоты государства, будь то анонимизация действий в сети или парализация воли надзирателей. Выкалывание глаза циклопу – важная часть стратегии.
Фридман посвятил проблеме территориальной обороны от агрессора типа “национальное государство” две главы Механики свободы, с интервалом в сорок лет. В первой части он прикидывал шансы анархоСША, отбиться от ядерной агрессии Советского Союза, и констатировал, что ради обороны от столь серьёзного агрессора он согласен смириться с существованием государства. Во второй части, когда СССР был уже надёжно мёртв, он облегчённо выдохнул и принялся фантазировать на тему того, как территориальная оборона обеспечивается без государства.
На мой взгляд, Фридман уделяет излишне много внимания территориальному аспекту проблемы. Так, когда он отметает модель финансирования обороны через страховку, он ставит телегу впереди лошади и предполагает, что клиентам будут пытаться впарить именно национальную оборону (а те будут надеяться сэкономить в расчёте на то, что её купит сосед). Но клиенту не нужна национальная оборона. Ему нужна уверенность в том, что если лично с ним произойдёт страховой случай, он получит деньги. А будет он при этом на территории неподалёку от того места, где купил полис, или на другом конце планеты, ему неважно. И какими именно средствами компания будет снижать для себя риски того, что придётся выплачивать страховку, его тоже не волнует, лишь бы не мошенничала.
Так что, если организация территориальной обороны действительно уменьшает шансы нападения внешнего агрессора типа “государство”, страховые компании в силах рассчитать, сколько в неё вложить, чтобы это оставалось выгодным, и как взаимодействовать с другими страховыми компаниями, чтобы разделить с ними траты, например, пропорционально клиентской базе.
Также Фридман приводит интересный тезис о том, что само по себе отсутствие единой юрисдикции над некой территорией не является гарантией от претензий агрессора. И когда условный СССР приходит в область, где царит анкап, ему достаточно раздолбать один город ядерной бомбой и заявить что-нибудь вроде: вот, смотрите, здесь был Альдераан, больше его нет. Если жители Явина не желают той же участи, с них стопицот милллионов кредитов послезавтра, и нас не волнует, что у них нет ни единой администрации, ни налогообложения; жить захотят – как-нибудь договорятся.
Фактически, он предполагает, что когда стационарному бандиту накладно расширять территорию, у него остаётся опция действовать в её отношении в качестве кочевого бандита. Дальше, как вы понимаете, всё зависит от того, насколько скоординированным будет ответ. Если сообщество способно достичь уровня координации, достаточного для выплаты крупной дани, то разумно предположить, что и дальнейшее сопротивление будет скоординировано на уровне как минимум не меньшем. А это означает, что вторая звезда смерти будет-таки уничтожена, не сделав ни единого выстрела, в отличие от первой, которой хватило аж на три.
При этом отметим, что именно свободный рынок способствует наиболее быстрому научно-техническому прогрессу. И если на начальном этапе анкапа за счёт разницы в масштабах государства ещё будут в состоянии что-то противопоставить сетевым рыночным структурам, то по окончании переходного периода технологическое отставание государств станет уже слишком очевидным, и им придётся сосредоточиться скорее на том, чтобы удержать остатки власти над собственными подданными.
Возможно, под внешней политикой анкапа вы имели в виду не оборону. Но, поскольку для анкапа государство это не более, чем бандит, то и отношения с бандитом сводятся не более чем к удержанию его от бандитизма в свой адрес, а прочая дипломатия сводится именно к этому аспекту. Визовый режим? Это о том, чтобы бандит не нападал на путешественников. Таможенный режим? Это о том, чтобы бандит не грабил корованы. Регуляторный режим? Это о том, чтобы бандит не вмешивался в договоры. Все эти переговоры будут сводится к тому, что интересант потратит деньги на откуп. Пока эти деньги будут меньше, чем деньги на сковыривание бандита, у того будут шансы выжить.
Обеспечить квоту для девочек? Сразу говорю, что вот эта фигня: мол, “мы устроим правильную систему, где набор будет непредвзят”, не работает, потому что в данный момент “этот набор тоже непредвзят”, и всё равно берут преимущественно парней, и девушке сложно туда поступить.
либерал
На дворе анархия, капитализм, жара, лето. Девушка подаёт заявление о поступлении в учебное заведение, где учат эффективным способам убийства людей и уничтожения материальных ценностей в составе организованных групп и с использованием разнообразной специализированной техники. В сущности, это такое же ординарное событие, как если бы девушка подавала заявление о поступлении в учебное заведение, где ей бы рассказывали историю того, как люди эффективно убивали людей в составе вооружённых групп и так далее – то есть на исторический факультет.
Какими интересами руководствуется заведение, принимая её заявление? Оно рассчитывает получать прибыль. Какие у него есть способы получения прибыли от обучения студентов в отсутствие госфинансирования (в силу отсутствия государства)? Основных способов два. Во-первых, торговать знаниями, то есть обучать за деньги всех, кто готов заплатить. Во-вторых, торговать престижем, то есть устраивать жёсткий отбор, давать максимально эффективные знания и навыки, и рассчитывать, что выпускники максимально преуспеют в жизни, а затем из благодарности пополнят эндаумент-фонд любимого университета. Само обучение при этом может быть даже бесплатным, потому что фактически университет здесь выступает в качестве венчурного фонда.
Если рассматриваемый военный вуз зарабатывает продажей знаний, у девушки нет проблем. Она платит – она получает купленное. А вот если вуз считает себя престижным, то у девушки есть шанс столкнуться с непропорционально серьёзными трудностями уже при поступлении.
Начнём с того, что исторически армия это мужское братство, и попадание туда женщин само по себе часто наносило удар по престижу армии (об этом интересно рассказывает историк Мартин ван Кревельд в своей книге Трансформация войны, всячески рекомендую). Мы не знаем, насколько патриархальные снобы будут составлять костяк организованных вооружённых формирований в условиях анкапа, и насколько для них будет принципиально, чтобы женщины не только не попадали в армию, но даже и не учились военной науке. Нахожу это маловероятным, просто в силу того, что тренды поменялись, в моде инклюзивность, да и работа в армии всё меньше напоминает брутальное месилово, и всё больше – работу в сервисе доставки или иных логистических бизнесах.
Во-вторых, армия всё ещё предъявляет к солдатам значительные требования по физподготовке, в том числе связанные с поднятием тяжестей и прочим дисциплинам, в которых женщины сравнительно слабы просто в силу конституции. Теоретически это не должно становиться препятствием при приёме в университет, поскольку должно в худшем случае лишь сузить диапазон доступных специализаций. Однако если физподготовка оказывается в университете одним из критериев поступления, то у нашей гипотетической абитуриентки очевидные, хотя и преодолимые трудности.
Так что ваши опасения вполне оправданы, девушкам при анкапе вряд ли будет намного легче становиться специалистками в военной сфере. Другое дело, что сама эта сфера не выглядит особенно перспективной, так что не больно-то и хотелось.
В канале “Жизнь с другими” появился пост, в котором погромы в США рассматриваются с позиции концентрации сил. Кратко перескажу его посыл.
Погромщики собрались в толпу, и им противостоят одиночки, каждый из которых защищает свой участок собственности. Пока одиночки вооружены, но не поголовно, а у погромщиков только подручные средства, сохраняется хрупкая возможность защититься, поскольку, во-первых, нет нужды грабить именно защищённую точку, когда дальше по улице есть беззащитная, а во-вторых, всё-таки никому не хочется стать тем неудачником, который словит пулю перед тем, как толпа растерзает того, кто её выпустил. Но вот если погромщики тоже будут вооружены, то положение защитников окажется безнадёжным, поэтому то, что в обществе мало оружия, способно скорее уменьшить массовое насилие. Также указывается, что попытка ответной концентрации сил со стороны защитников своей собственности исторически является ключевым фактором образования государств.
Мне представляется, что попытка анализировать сложившуюся в большом государстве ситуацию так, как будто этого государства нет – сомнительная идея. Погромы в основном происходят в городах и штатах, крышуемых демпартией. То есть именно там, где правительство города и полиция штата – на стороне погромщиков. Если ты встанешь со стволом, охраняя собственность, и к тебе не полезут – считай, повезло. Если ты встанешь на охрану собственности, и тебя убьют погромщики, то об этом даже в новостях постараются не сообщать, и из фейсбука упоминания вымарают, как мы видим на примере убийства Дэвида Дорна. Но уж если ты вздумаешь, например, организовать отряд самообороны, то это будет воспринято, как создание экстремистского сообщества каких-нибудь белых супрематистов, и вполне может статься, что тут-то из ниоткуда и материализуется полиция, которая во время самих погромов старалась не отсвечивать. Владельцев разграбляемого бизнеса может в этой ситуации утешать лишь то, что демпартия выступает против оружия, и поэтому погромщики вряд ли будут размахивать стволами – в этом случае картинка для руководства штата перестанет быть благостной.
В штатах, возглавляемых республиканцами, всё сравнительно тихо, а если там есть города, крышуемые демпартией, то туда направляется нацгвардия, и этого хватает. В общем-то, вывод о том, что погромы в США являются скорее инструментом разборок между главенствующими крышами, сделали уже многие. Просто из-за экономического шока, вызванного локдауном (более сильным опять-таки в штатах, находящихся под демпартией), эти разборки оказались на сей раз особенно яркими.
Теоретики панархии предполагают, что наиболее мирным вариантом разрешения этого безнадёжного конфликта станет образование экстерриториальных контрактных юрисдикций, когда у демократов будет своё правительство, а у республиканцев своё, и граждане будут просто жить в рамках той модели, которая им ближе. Разумеется, в этом случае конкурирующих правительств быстро станет гораздо больше: сейчас разнородные силы вынуждены вставать под один флаг ради победы на выборах, а при панархии этот способствующий укрупнению фактор станет неактуальным.
Тем не менее, такой вариант остаётся весьма маловероятным. Скорее уж какая-нибудь Калифорния (или, наоборот, Техас) объявит о сецессии, и тогда граждане обеих Америк просто смогут эффективно голосовать ногами. Нонеча не то, что давеча, и в случае раскола страны на новую гражданскую войну ради никому не нужного единства уже ни у кого запала не хватит.
Вчера, после того как закончила редактуру статьи про неэффективность насилия, села смотреть фильм “Падение чёрного ястреба”, на упоминание которого наткнулась, когда гуляла по ссылкам вокруг статьи. Фильм посвящён упомянутому в статье эпизоду, как США были вынуждены убраться из Сомали после провала того, что они считали миротворческой операцией – потеряв за одни сутки почти два десятка спецназовцев и перебив порядка тысячи местных жителей в плотной городской застройке, не сильно разбираясь, кто там комбатанты, а кто нет.
В 2001 году, когда вышел Ястреб, меня ещё больше интересовали вещи вроде вышедших тогда же Властелина колец или Гарри Поттера, но хорошо, что хоть сейчас добралась, фильм отличный. Однако я хочу поговорить не о сюжете в целом и не о качестве картинки, а о буквально двух моментах, которые лично для меня в фильме оказались ключевыми, и к которым всё остальное повествование служит, на мой взгляд, всего лишь иллюстрацией.
Первый момент – примерно на восемнадцатой минуте. Рейнджеры обсуждают факт из розданной им тонюсенькой брошюрки “Всё о Сомали”: если один местный убьёт другого, то его клан должен клану убитого сотню верблюдов. На это один из солдат отмечает, что он-то и одного верблюда не смог бы заплатить, и, наверное, местные сейчас все в долгах. А теперь слушаем лекцию Владимира Золоторева:
Я даю ссылку как раз на тот момент, где он рассказывает, как гражданская война в Сомали фактически была остановлена по решению суда: воюющих уняли их собственные кланы, потому что родственникам убийц надоело платить по чужим долгам гигантские суммы.
Таким образом, в фильме гениально показано, насколько дорогим и бессмысленно жестоким было вмешательство ООН, и насколько мало значения самоназванные миротворцы придавали тому механизму, который на самом деле и остановил войну.
Второй важный момент – уже ближе к концу фильма, примерно 1:45. Сомалиец общается с пленным американским пилотом и объясняет: вы взяли наших заложников, мы взяли тебя. Тот отвечает: моё правительство не будет торговаться. ОК, отвечает сомалиец, давай поторгуемся мы с тобой, как солдат с солдатом. На это американец отвечает, что он ничего не решает. Сомалиец в ответ хмыкает: вы, дескать, наделены правом убивать, но не договариваться, а у нас тут война – это те же переговоры. Поэтому ловить вам тут нечего.
Большое спасибо Ридли Скотту, который снял не агитку, а действительно сумел показать разницу между тупой и бессмысленной государственной военной машиной – и анархическим обществом. Особенно рекомендую фильм тем, кто раз за разом задаёт однотипные вопросы о том, как же Анкапистан будет защищаться от вторжения государства.
Конечно, Сомали не Анкапистан – там неплохо обстоят дела с анархией, но существенно хуже с капитализмом, особенно на момент, показанный в фильме. Тем не менее, даже докапиталистическое безгосударственное общество сумело преподать хороший урок сильнейшей сверхдержаве планеты. Государствам чревато лезть со своим уставом в анархические порядки, а если эти порядки будут подкреплены действительно сильной экономикой, то исход прямого военного противостояния государства и Анкапистана можно считать заранее предопределённым.
