Традиционная модель двенадцатилетнего обучения в школе основана на двух ложных предположениях. Первое: существует некоторое подмножество всего мирового знания, пригодное к освоению примерно за двенадцать лет, которое каждый обязан изучить или хотя бы познакомиться с ним. Второе: чтобы обучить детей, их нужно усадить и рассказать им то, что, согласно решению неких авторитетов, обычно учителя или учебника, они должны знать.

Я думаю, что первое предположение не просто ошибочно, но и совершенно недоказуемо. Большинство людей сочтут полезным умение читать, писать и считать. Большинство не сочтёт полезным умение делать тригонометрические вычисления. Геометрия и алгебра, часть стандартной учебной программы, будут полезны для одних, но теория вероятностей или статистика, обычно не включаемые в программу, будут более полезны для других. Биология – интересный предмет, но неочевидно, что тот объём знаний по биологии, который большинство учеников изучает в школе, приносит им больше пользы, чем объём знаний по экономике, который они могли бы изучить за то же время. Из американской истории можно извлечь некоторые полезные уроки, хотя, учитывая неизбежную предвзятость любого источника информации, некоторые из уроков, вероятно, будут неверными. Но римскую, греческую или британскую историю также преподают. И, в качестве некоторого свидетельства того, насколько хорошо американские школьники на самом деле усваивают американскую историю, напомню, что человек, который во время написания этих строк является вице-президентом США, утверждал в телевизионном интервью, что когда фондовый рынок рухнул, Ф.Д. Рузвельт вышел на телевидение, чтобы обратиться к нации. Но в 1929 году, когда случился обвал рынка, президентом был Герберт Гувер, а телевидение ещё находилось на ранней стадии развития.

В качестве ещё одного примера того, сколько из учебной программы действительно усваивается, рассмотрим опыт моей жены, аспирантки, ведущей лабораторные работы по геологии. Она преподавала в Вирджинском Политехническом Институте, предположительно втором по уровню государственном университете в Вирджинии, и это означало, что поступавшие туда студенты входили в верхнюю четверть всех выпускников средней школы. Значительное число этих студентов не знало, что объём прямоугольной рудной залежи равен высоте, умноженной на ширину и глубину.

Второе предположение также неверно. Как известно всем ученикам и большинству учителей, если кто-то изучает то, что ему неинтересно, обычно результат сводится к тому, что он запоминает ровно столько, сколько нужно для сдачи зачёта, а затем забывает всё как можно быстрее. Люди намного легче усваивают и дольше помнят те предметы, которые они хотят изучать. Просто посмотрите на ребенка, который действительно заинтересован чем-то, будь то настолки, отработка удара битой или динозавры.

Волонтер Музея естественной истории спрашивает у двухгодовалого ребёнка на руках матери, указывая на экспозицию из двух скелетов динозавров: «Как ты думаешь, что это?»

«Альбертозавр ест ямбеозавра».

История – истинная правда. Ребёнок в это время ещё плохо выговаривал букву “Л”.

Предположение о том, как дети учатся, не только неверно, но и приводит к опасному заблуждению: чтобы узнать, что истинно, нужно найти авторитетного человека и верить тому, что он говорит. Одним из важнейших интеллектуальных навыков является способность судить об источниках информации по внутренним признакам, умение отличать автора или оратора, которому важно, говорит ли он правду, от того, кому неважно. Традиционная модель обучения, напротив, отбивает этот навык. Ученику преподносят два авторитета, учителя и учебник, и, если только учитель не оказывается необычайно хорошим, от него требуют принимать информацию на веру. Довольно часто, если судить хотя бы по моему опыту, это ошибка. Многое из того, чему учат в школе, не соответствует действительности.

Когда двое детей от моего второго брака достигли школьного возраста, нам с женой пришлось принимать решение. Я посещал первоклассную частную школу, моя жена – хорошую публичную школу в приличном районе. Каждый из нас мог вспомнить несколько хороших учителей и предметов, но в основном нам запомнилось, что большую часть времени было скучно. Я больше узнал об английском языке, читая для удовольствия стихи Киплинга и глотая на каникулах одну-две книги за день, в основном Агату Кристи и её собратьев по цеху – чем на уроках английского. Я больше узнал о политической философии, споря о политике с лучшим другом, чем на уроках обществознания. Моя жена изучила геологию, предмет, которому в школе уделяют совсем немного внимания, сопровождая своего отца-геолога на обнажения горных пород и на выставки минералов. Так что мы оба согласились, что нам следует обеспечить своим детям что-то получше.

В итоге мы решили отказаться от школы. Сперва у детей было внеклассное обучение в небольшой и очень нетрадиционной частной школе, а затем, когда с этим возникли проблемы, они стали учиться дома. В школе ученики сами контролировали свое время. Занятия происходили только в том случае, если ученики шли к сотруднику и просили научить их чему-то. Позже, дома, не было никаких занятий, только книги, разговоры и неограниченный доступ в интернет. Когда наша дочь решила, что хочет научиться играть на арфе, мы нашли ей учителя. Она прослушала несколько моих школьных курсов права. Когда она решила выучить итальянский, мы устроили так, чтобы она воспользовалась программой в университете, где я преподаю, позволяющей старшеклассникам записываться на летние курсы колледжа. Она работала больше, чем я сам когда-либо в школе или колледже, и благодаря тому, что она не ходила в школу, она получила за год полуторную норму итальянского, а в конечном итоге специализировалась на итальянском языке в колледже.

Мне нравится описывать внеклассное образование как бросание книгами в детей и наблюдение за тем, какие из них прилипают. В самом начале оба наших ребенка читали Как лгать со статистикой, хорошую популярную книгу о том, как не быть обманутыми плохими статистическими аргументами. Наш сын любил D&D и подобные игры, поэтому заинтересовался изучением теории вероятностей. Оказалось, что у автора и иллюстратора Как лгать со статистикой есть книга и на эту тему: Как рисковать. Возможно, сын оказался единственным одиннадцатилетним ребенком в городе, который мог бы рассчитать вероятность выпадения пяти или менее на двух шестигранных кубиках. Наша дочь читала Эгоистичный ген, биографию Талейрана и многое другое.

Однажды на Рождество дети получили приставки Геймбой, и к ним картриджи с Покемонами. Я слышал, как ведущий ток-шоу по радио, комментируя высокотехнологичные игрушки, заметил, что дети играют с ними час или два, а потом им становится скучно. Наши после получения своих Геймбоев в течение многих месяцев играли, пожалуй, не менее сорока часов в месяц, а то и сорока часов в неделю. С одной стороны, они получали бесполезные навыки, поскольку и покемоны, и мир, в котором они живут, нереальны. С другой точки зрения, они изучали полезный навык того, как при попадании в новую среду ищется и соблюдается наилучший способ действий. Количество интеллектуальной энергии, которое они вкладывали в это, было на порядки больше, чем то, которое дети, опять же, судя по моим наблюдениям, готовы вкладывать в школьные занятия, изучая то, что им предписывают другие люди.

Моя жена научила нашу дочь читать с помощью книг доктора Сьюза, предназначенных для этой цели, в том числе такой разрушительной книжки, как Прыг-хлоп. Это заняло несколько недель. Ее брат, на три года младше, наблюдал за этим и учился сам. А когда мы играли в Diablo по локальной сети и обнаружили, что на экране стали появляться слова с ошибками, то поняли, что он самостоятельно научился печатать. Со временем ошибки начали пропадать, потому что он не хотел, чтобы люди, с которыми он играл в Starcraft онлайн, думали, что он тупой. На несколько более позднем этапе наша дочь отточила свои литературные навыки, составляя боевые отчеты о столкновениях в World of Warcraft.

Когда дети были маленькими, внеклассное обучение означало, что один из нас всегда должен быть дома. И тогда, и в дальнейшем это означало готовность практически неограниченно общаться с детьми и подсказывать им книги или темы, которые могли бы их заинтересовать. Мы с женой по очереди укладывали детей спать, занимаясь этим каждый вечер примерно по полчаса – я читал стихи или сочинял сказки, она пела или рассказывала истории из своего детства, мы оба говорили с ними обо всем, о чём они хотели. Самым близким к тому, что можно назвать обязательными уроками, было принуждение их к запоминанию таблицы умножения, что наша дочь, теперь уже взрослая, считает ошибкой.

Судя по нашему опыту, внеклассное обучение не только избавило наших детей от необходимости проводить уйму времени каждую неделю, сидя в классе и скучая, но и обеспечило им более качественное образование. Некоторые разделы стандартной учебной программы они не изучали вовсе или делали это не настолько глубоко, как могли бы, учась в хорошей школе – особенно это касается математики, которую ни один из них не находил слишком интересной. Некоторые пробелы в своём образовании они заполнили, готовясь к экзаменам SAT, которые им хотелось сдать достаточно хорошо, чтобы попасть в любой колледж по своему выбору. Некоторые никогда не были и, вероятно, никогда не будут заполнены. С другой стороны, они в конечном итоге узнали гораздо больше по широкому кругу других предметов, от эволюционной биологии до экономики и истории, чем они могли бы узнать в обычной школе. Если в какой-то момент в будущем они обнаружат, что им нужно что-то, что они упустили при обучении, они могут тогда это и изучить – это более эффективная стратегия, чем пытаться узнать всё, что когда-то может оказаться полезным, тогда как большая часть не окажется. И эта стратегия легче даётся тем, кто вырос, обучаясь самостоятельно, чем тем, кто вырос, обучаясь в школе.

Что, наверное, ещё важнее – они не узнали, что образование – это нечто вроде рыбьего жира, полезного, но невкусного, или что чтение книг – это нечто, совершаемое только по предписанию. Когда моя дочь поступила в колледж, она была потрясена, обнаружив, что когда её любимый предмет был отменен на один день, другие студенты были рады, а не разочарованы. Одним из главных её возражений против получаемого в колледже опыта было то, что он не нужен в реальности. Она тратила время на написание статей, которые мог прочитать только один человек, и то лишь потому, что это его работа. В Оберлине, где она провела два года до перевода в Чикагский университет, во время зимнего семестра есть месяц для занятия с одобрения профессора собственным проектом, не обязательно в кампусе. На втором курсе она приехала на этот месяц домой и перевела итальянскую кулинарную книгу XV века.

Вот этот опыт был реальным. Теперь результат лежит в сети.

Уроки, полученные в реальности

Один из встреченных мной аргументов, выдвигаемых против внеклассного образования, состоит в том, что в реальном мире иногда приходится делать то, что вам не нравится: урок, который мы можем преподать нашим детям, заставляя их изучать то, что им в данный момент неинтересно. Это любопытная точка зрения, в которой, мне кажется, заложена серьёзная ошибка.

Один из способов подготовить детей к реальному миру – это создать искусственный, предназначенный для имитации реального. Чтобы научить их тому, что им иногда придётся работать, чтобы добиться чего-то, даже если они не хотят, мы даём им домашние задания, которые они не заинтересованы делать, и вознаграждаем их оценками. Если оценки не мотивируют достаточно хорошо, мы вознаграждаем хорошие оценки деньгами, как это делают некоторые родители.

При таком подходе теряется причинно-следственная связь между работой и вознаграждением. Кто-то один сказал вам делать неприятную работу, кто-то другой вознаградит вас за это, но, с вашей точки зрения, между ними нет никакой логической связи. В итоге вы понимаете, что на самом деле выполнение домашних заданий не приносит денег.

Альтернативой искусственному миру является реальный мир – тот, в котором живем мы и наши дети. Если вы не настроите свою арфу, то когда вы заиграете на ней, она будет звучать не очень хорошо. Если вы не будете время от времени убирать свою комнату, вам будет трудно найти в ней, где что лежит. Если вы иногда не делаете то, что от вас хочет ваш младший брат, он не будет делать то, что вы хотите от него. Наш мир также преподает урок, что получение того, что вы хотите, иногда требует делать вещи, которые вы предпочли бы не делать. Но при этом сохраняется корректная причинно-следственная связь.

В течение года или двух наш сын проводил еженедельные сеансы игры в D&D для нескольких своих друзей. Это означало, что каждую неделю он должен был тратить время на подготовку очередного сюжета, делая это до появления игроков. И он это делал.

Я не хочу претендовать слишком на многое. Для нас внеклассное обучение отлично сработало, но двое очень способных детей, воспитанных высокообразованными родителями – это не совсем случайная выборка по популяции. Есть свидетельства того, что это работает для довольно многих других людей; заинтересованные читатели могут захотеть взглянуть на литературу о школе Садбери Вэлли (Sudbury Valley) – это модель, на которой основывалась школа, где наши дети начали свой внеклассный образовательный опыт. Возможно, найдутся дети, которых обычная школа будет стимулировать учиться больше, и даже дети, которым этот процесс больше понравится. Но, судя по нашему опыту, внеклассное обучение, а если нет подходящей школы, то домашнее обучение – это вариант, который стоит рассмотреть.

Аргументы против домашнего обучения. И за него.

Домашнее и внеклассное обучение хорошо сочетаются, но это не одно и то же. Домашнее обучение по большей части следует традиционной модели, включая учебную программу, учебники и экзамены. Внеклассное образование можно проводить и в школе; школа Садбери Вэлли занимается этим уже более сорока лет. Эта глава в основном посвящена внеклассному обучению, но поскольку мы также занимались домашним обучением, я думаю, что стоит немного рассказать и об этом.

Одно из направлений критики домашнего обучения заключается в том, что дети, обучающиеся на дому, не могут быть должным образом социализированы из-за недостаточного контакта со сверстниками. В этом есть доля правды. Дети, обучающиеся на дому, могут объединяться и объединяются с другими детьми, обучающимися на дому, а в рамках, скажем, бойскаутских организаций или церковных приходов – и с теми, кто учится в школе. Но они скорее всего будут меньше общаться со своими сверстниками и больше со своей семьей, чем если бы они ходили в школу.

Когда наша дочь прибыла в Оберлин, американская подростковая культура была для неё чуждым миром, в результате чего она завела несколько взрослых друзей, но ни одного своего возраста. С другой стороны, она чувствовала себя более комфортно в обществе взрослых, включая своих учителей, чем большинство её сокурсников. За год до того, как она поступила в колледж, когда она изучала итальянский язык в том же университете, где я преподаю, она проводила много времени в классе. Её профессор сказал мне, что это замечательно, когда есть студент, который действительно бросает ему вызов.

Рассмотрим стандартную модель с точки зрения не образования, но социализации. Она обеспечивает жёсткое разделение по возрасту — почти все люди, с которыми ученик общается в школе, за исключением учителей, одного возраста. Пятнадцатилетнему человеку не нужно доказывать, что он сильнее или умнее десятилетнего. Десятилетнему – приходится. Модель социального взаимодействия, которую порождает среда, где каждый находится в прямой конкуренции со всеми остальными, не назовёшь особенно привлекательной. Не самая это лучшая подготовка к жизни в разновозрастном мире.

Джудит Харрис в своей очень интересной Гипотезе о воспитании утверждает, что родительское воспитание накладывает совсем небольшой отпечаток на формирование взрослой личности. Она объясняет это тем, что люди хорошо понимают: в разных окружениях действуют разные социальные правила. Дома ребёнок приспосабливается к социальным правилам родительского окружения, а в школе – к правилам в среде равных. По её версии именно в такой группе равных в конечном итоге и формируется большая часть взрослой личности.

В качестве необычного частного случая Харрис упоминает детей, для которых семья и является группой равных. Домашнее обучение может быть одним из способов достижения такого эффекта. Если это так, то аргумент о социализации действует в обоих направлениях. То, что мои дети в конечном итоге становятся личностями, больше похожими на меня и мою жену, а не на продукт массового американского общества, кажется мне плюсом, а не минусом.

Я подозреваю, что многие, кто критикует домашнее обучение с этих позиций, исходят из невысказанного предположения, что домашняя культура хуже школьной, и что типичный родитель, обучающий детей дома – необразованный христианский фундаменталист, пытающийся защитить своих детей от обучения теории эволюции. Имеющиеся у нас данные свидетельствуют о том, что это неверно, что родители, обучающие детей на дому, образованы несколько лучше, а не хуже среднего уровня, и что религиозные интересы не являются их самым важным мотивом. Возможно, критики приходят к иному выводу, потому что представляют себе домашнее обучение, каким бы они проводили его сами.

Ещё один момент, касающийся домашнего обучения, заключается в том, что его эффективность может в значительной степени зависеть от отношений между родителями и детьми. Если они не ладят, что, к сожалению, довольно распространено, оно может работать очень плохо. Конечно, одна из причин, по которой они могут не ладить, хотя и не единственная возможная причина, заключается в том, что дети социализировались в школе, рассматривая своих сверстников как “нас”, а взрослых – как “их”.

---