Хотя Нозик называет свою главу о справедливости прав собственности «распределительной справедливостью», он отмечает, что эта фраза не является нейтральной среди конкурирующих теорий экономической справедливости (1974: 149). Эта фраза предполагает, что, каким бы образом существующее распределение богатства ни возникло в данной популяции, необходимо выяснить, есть ли для этого богатства какой-то лучший или более справедливый способ быть разделенным внутри (или за пределами) этой популяции. «Распределительная справедливость» предполагает, что справедливость заключается в выявлении и применении некоторой формулы для оценки любого существующего распределения богатства по сравнению с другими доступными способами его распределения и определения того, следует ли разрешить существующему распределению сохраниться или его следует преобразовать в рамках одной их этих альтернативных моделей распределения, вне зависимости от того, как возникло существующее распределение. Возможно, такая формула существует, и справедливость требует, чтобы мы подчинялись выведенным из неё требованиям. Тем не менее, некорректно встраивать в свою терминологию предположение о том, что справедливость (или несправедливость) распределения богатства не может происходить из того способа, которым оно досталось. Когда Том Брэди, квотербек New England Patriots, получает гораздо более высокий доход от бросания футбольных мячей, чем я, справедливость нашего очень различающегося богатства может не иметь ничего общего с его распределением, удовлетворяющим некой формуле для справедливого разделения доходов и всего остального, зато иметь прямую связь с желанием людей добровольно платить больше своих денег за то, чтобы увидеть, как Том бросает мячи, чем за то, чтобы увидеть, как их бросаю я.

В свободном обществе разные люди контролируют разные ресурсы, и новые права собственности возникают в результате добровольных обменов и действий людей. В таком обществе нет иного распределения собственности или её долей, кроме распределения между супругами, причём люди сами выбирают, с кем им вступить в брак. Совокупный результат – это продукт множества индивидуальных решений, которые имеют право принимать различные вовлеченные лица. (1974: 149-50)

В дополнение к предположению, что справедливость некоего текущего состояния прав собственности зависит от того, насколько это состояние удовлетворяет требованиям некоторой формулы распределения, требование «распределительной справедливости» предполагает, что существует некое «лицо или группа, имеющая право контролировать все ресурсы, совместно решая, как они должны быть распределены» (1974: 149). «Распределительная справедливость» предполагает, что совокупный доход в обществе – это случайный социальный пирог – россыпь манны небесной – и что некая власть имеет право и обязанность делить (или переделивать) в соответствии с какой-либо предпочтительной нормой распределения.

В противовес этим предположениям Нозик излагает теорию справедливости «исторического права» в отношении собственности, согласно которой способ, которым люди приходят к обладанию конкретным предметом собственности, определяет справедливость или несправедливость конкретного владения. Согласно теории Нозика, люди приобретают права на определенные предметы (независимо от их экономической ценности), приобретая их способами, генерирующими права, и ipso facto приобретают права на совокупность предметов, приобретенных таким образом. Справедливые претензии физических лиц на определенные предметы не состоят в претензиях на определенные «справедливые доли» в совокупной общественной собственности. Скорее, справедливое приобретение – это тип игры, регулируемой правилами о том, что нужно делать, чтобы получить права. Если и только если приобретение происходит благодаря действиям, которые, согласно правилам, генерируют титулы собственности, он получает право на приобретенный объект.

Согласно правилам (американского) футбола, есть различные способы набрать определенное количество очков – например, тачдауны, дополнительные очки и броски с игры. К концу игры каждая команда будет иметь право на определенную сумму очков в зависимости от того, сколько раз сыграло то или иное распределение очков. Предположим, что одна команда набрала 45 очков, а другая – 3, и кто-то поднимает вопрос, было ли это справедливым или справедливым распределением очков. Разве не было бы более честным или справедливым, если бы оценки были более равными или если бы их поменяли местами, потому что, в конце концов, команда, изначально получившая 3 очка, очень старалась? Согласно исторической точке зрения Нозика, надлежащий ответ на такие вопросы состоит в том, что единственный способ определить, на какое количество очков имеет право какая команда, это фактически сыграть игру; право на получение очков начисляется командам только в процессе фактического проведения игры. Роль судей заключается в обеспечении соблюдения общих правил игры в футбол и, таким образом, в обеспечении хорошей игры. Справедливость окончательного набора очков проистекает из правил игры^[1].

Обратите внимание, как этот подход согласуется с нашими повседневными взглядами на то, имеет ли данная персона право (или не имеет) на какой-то конкретный предмет собственности, например, на серьги, которые она носит. Мы задаем вопросы о том, как эта персона получила эти серьги. Изготавливала ли она серьги из материалов, на которые имела право? Купила ли она серьги (или эти материалы) в результате добровольной и честной сделки с их бывшим владельцем? Если да, то приобрел ли сам бывший владелец эти серьги (или эти материалы) в результате процедур, которые дали ему право на них? Получил ли текущий покупатель средства на свою покупку справедливым образом? Мы подтверждаем право текущего владельца, когда удостоверились в происхождении этого объекта. Право текущего владельца на серьги зависит от того, владеет ли он серьгами, имеющими надлежащую историю – так же, как наличие у человека в настоящее время договорных прав на труд другого лица зависит от того, был ли соответствующий контракт действительно и надлежащим образом заключен.

Есть три основных способа приобретения какого-либо объекта, не являющегося личностью, например, желудя, куска пахотной земли, лопаты или смартфона. Во-первых, можно приобрести бесхозный объект, то есть нечто необработанное, чем никогда не владели, или объект, которым владели, но теперь отказались. Во-вторых, объект может быть приобретен путем передачи от его текущего владельца. В-третьих, можно вернуть себе объект, на который имелось право собственности, но который был захвачен другим. (Если право собственности на объект сохранилось, но сам объект был повреждён или уничтожен другим, «возврат» объекта будет состоять в платежах за его восстановление от той стороны, что его повредила или уничтожила.) Согласно Нозику, теория исторического права должна указывать, какими качествами должны обладать акты первоначального приобретения, акты передачи и акты возврата для того, чтобы порождать (или сохранять) права на приобретаемые ими предметы у итоговых владельцев.

Принцип справедливости в первоначальном приобретении будет формулировать «сложную истину» по вопросам о том,

как неприсвоенные вещи могут становиться присвоенными, о процессе или процессах, с помощью которых можно производить присвоение, о вещах, которые могут присваиваться посредством этих процессов, о том, в чём заключается присвоение посредством конкретного процесса, и так далее. (1974: 150)

Принцип справедливости при передаче формулирует «сложную истину», которая отвечает на вопросы:

С помощью каких процессов одно лицо может передавать свои права собственности другому? Как одно лицо может приобрести право собственности у другого, кто его имеет? В эту тему входят общие описания добровольного обмена, подарков и (с другой стороны) мошенничества, а также ссылки на определенные общепринятые детали, зафиксированные в данном обществе. (1974: 150)

Для полного изложения процедурной теории справедливости прав собственности Нозику также требуется сформулировать сложную истину об исправлении несправедливости в вопросах собственности.

Общие принципы теории справедливости прав собственности заключаются в том, что человек владеет чем-либо справедливо, если он имеет право на это в соответствии с принципами справедливости первичного присвоения, передачи или в соответствии с принципом исправления несправедливости (определяемой первыми двумя принципами). Если каждый человек владеет своей собственностью справедливо, то и общее распределение собственности справедливо. (1974: 153)

Нозик не пытается сформулировать эти сложные истины. Он не предлагает «… точное изложение принципов трехсторонней теории распределительной справедливости» (1974: xiv). Я думаю, что есть две причины, по которым Нозик не беспокоится о деталях своих принципов: справедливого первоначального приобретения, справедливой передачи и справедливого исправления несправедливости. Во-первых, он видит свою главную задачу в том, чтобы установить, что общий исторический подход к получению прав более правдоподобен, чем общий распределительный подход. Во-вторых, он ожидает, что его читатели поделятся с ним перечнем здравых взглядов на то, какие процедуры дают права, а какие нет. Так, например, создание инструмента нового типа сложным и длительным трудом на основе широко доступного и незанятого материала дает право на использование этого инструмента, в то время как присвоение названия континенту, который ранее не был назван (на европейском языке), не порождает права на этот континент.

Тем не менее, здесь есть вопросы о способности философского рассуждения идентифицировать один конкретный набор правил, касающихся только первоначального приобретения, передачи и возмещения, которые составляют точные сложные истины о справедливом приобретении. Сам Нозик выражает сомнение в существовании «некоего набора принципов, достаточно очевидных, чтобы их могли принять все люди доброй воли, достаточно точных, чтобы дать однозначное руководство в конкретных ситуациях, достаточно ясных, чтобы все приняли его диктат, и достаточно полных, чтобы охватить все проблемы, которые действительно возникают» (1974: 141). Кроме того, если в спецификации правил любого конкретного общества о справедливом приобретении помимо философских рассуждений необходимы «детали, определяемые обычаем» (1974: 150), возникают вопросы о том, как указанные правила получают ту естественную моральную силу, которую им приписывает Нозик. Я вернусь к этим вопросам в Разделе 5, когда буду рассматривать критику естественно-правового либертарианства Мерфи и Нагелем.

Правовой подход – это взгляд снизу вверх на справедливость прав собственности. Базовые слагаемые справедливых прав собственности это конкретная справедливая собственность конкретных лиц (или ассоциаций индивидов) – Бен владеет вот этим желудем, Джен владеет вон тем кусочком пахотной земли. Совокупность прав собственности членов данного общества будет справедливой лишь постольку, поскольку отдельные права собственности этих членов справедливы. Чтобы определить, является ли и в какой степени совокупность прав собственности внутри общества справедливой или несправедливой, нужно начать с уровня отдельных владений конкретных агентов и изучить родословную этих владений. Если все частные владения всех конкретных агентов основаны только на их соответствующих справедливых родословных, совокупность владений в этом обществе является справедливой – независимо от общей картины или структуры прав собственности этих агентов, которые они могут или не могут получить.

Напротив, в соответствии со всеми распределительными доктринами справедливость размеров владений конкретного индивида (или ассоциации) зависит от справедливости общественного распределения, компонентом которого это владение является. Справедливость прав собственности любого конкретного агента определяется сверху вниз от справедливости общего распределения прав собственности в этом обществе к справедливости права на конкретную собственность. С точки зрения любого распределителя, справедливость всего массива собственности в обществе и, следовательно, справедливость каждого компонента этого массива будет предполагаемым следствием институтов и политики, которые призваны обеспечить благоприятное общее распределение. Напротив, с точки зрения исторического подхода к правам собственности, общий набор владений и его справедливость будут непреднамеренными последствиями того, что отдельные лица (и ассоциации) имеют право приобретать и сохранять собственность в соответствии со справедливыми процедурами приобретения.

Нозик различает два типа распределительных доктрин. Есть доктрины «конечного состояния» и есть доктрины «модельные». Каждая доктрина конечного состояния предлагает формулу для ранжирования альтернативных доступных распределений дохода между отдельными лицами (или домашними хозяйствами). Рассмотрим следующие доступные распределения:

	A	B	C
Распределение D1	12	10	9
Распределение D2	4	22	13
Распределение D3	20	8	8

Утилитарный распределитель (только ориентирующийся на доход, а не на полезность) присвоит наивысший рейтинг распределению D₂ на том основании, что при нём имеет место наивысший совокупный доход. Сторонник эгалитарного распределения даст наивысший рейтинг D₁ на том основании, что это наиболее равномерное распределение. Сторонник принципа различия по Ролзу наделит наивысшим рейтингом D₁, поскольку при нем самый низкий выигрыш больше, чем самый низкий выигрыш в любом другом доступном распределении. То, что делает каждую из этих доктрин доктриной конечного состояния – это их общая убежденность в том, что информации, предоставляемой такой матрицей, достаточно для определения того, какое из доступных распределений является лучшим (и, следовательно, справедливым).

Согласно Нозику, серьезной проблемой для всех доктрин конечного состояния является ложность этого общего убеждения. Ибо, безусловно, для любого разумного суждения о том, какое из этих распределений заслуживает одобрения, важна информация, которая не может появиться в такой матрице. Среди информации, которая не может появиться в такой матрице, есть информация о том, какие средства необходимо будет использовать или какие основные структуры необходимо будет поддерживать для реализации этих альтернативных результатов. Предположим, что это следующая информация. D₂ – это распределение дохода, которое возникает, когда A порабощен B, нанимающим C в качестве своего эффективного надзирателя. D₁ это распределение, которое возникает, когда A частично эмансипирован и подвергается рабской эксплуатации со стороны B и C только одну неделю в месяц. А D₃ – это распределение, которое возникает, когда A полностью эмансипируется. Таким образом, выбор в пользу D₂ означает выбор в пользу структуры средств полноценного рабства. Выбор в пользу D₁ означает выбор в пользу структуры средств частичного рабства. Только выбрав D₃, можно избежать некоторой степени рабства. Учитывая очевидную релевантность такого рода информации для любого ответственного выбора одного из этих распределений как единственного, любая доктрина, которая утверждает или предполагает, что информации, доступной в такой матрице, достаточно для ответственного выбора, должна быть глубоко ошибочной. Обратите внимание, что это не довод в пользу того, что D₃ является лучшим из трех распределений. Это аргумент в пользу того, чтобы уделять внимание средствам – процедурам – а не результатам (а это все, о чем можно сообщить в матрицах конечного состояния). D₃ будет справедливым результатом тогда и только тогда, когда в рамках структуры, не связанной с рабством, D₃ действительно возникнет из свободного выбора справедливых взаимодействий между A, B и C.

Второй тип распределительного подхода, идентифицированный Нозиком – это модельный подход. Согласно этому подходу, распределение доходов между агентами должно соответствовать распределению некоторых нормативно значимых черт этих агентов. В каждой конкретной модельной теории выбирается определенная черта, которой должен соответствовать доход. Доступное распределение, которое лучше всего соответствует выбранному признаку, является справедливым распределением. Теоретик модельного подхода может выбрать глубину религиозных убеждений, стойкость политической лояльности или степень моральной добродетели в качестве основания для получения дохода. Поскольку информацию о распределении любой из этих черт нельзя найти в матрицах конечных состояний, теоретика модельного подхода нельзя обвинить в мысли, что разумное ранжирование доступных распределений дохода может осуществляться полностью на основе информации, находящейся в таких матрицах. .

Модельные доктрины могут быть как неисторическими, так и историческими. Модельная неисторическая доктрина будет ориентироваться на характеристику, присутствующую в той или иной степени у людей на момент распределения доли дохода. Например, точка зрения о том, что справедливое распределение – это доступное распределение, при котором доход в большинстве случаев распределяется между людьми пропорционально их IQ, является модельной неисторической доктриной. Ни одна подобная неисторическая схема не кажется хотя бы минимально правдоподобной. Модельная историческая доктрина будет ориентироваться на характеристику, которая в той или иной степени проявлялась конкретными людьми в течение некоторого периода, предшествующего распределению долей дохода. Например, точка зрения о том, что справедливое распределение – это распределение, при котором доход в большинстве случаев распределяется между людьми пропорционально их моральному достоинству, является модельной исторической доктриной. Любой сторонник таких исторических схем согласится с Нозиком в том, что все подходы с позиции конечного состояния ошибочны, потому что они не учитывают историческую информацию, ибо она не раскрывается в матрицах конечных состояний. Однако остается принципиальное различие между любым модельным историческим подходом и подходом, основанным на историческом праве. Историческая информация, которую последний считает определяющей для справедливости или несправедливости тех или иных прав собственности (и, следовательно, наборов таких прав), является информацией о процессах, в результате которых возник этот набор прав, а не информацией о том, какая модель распределения выбранной характеристики проявилась среди лиц, между которыми требуется пропорционально распределить доход.

Из-за этого различия жалоба Нозика на манну небесную по-прежнему применима к модельным историческим теориям. Поскольку, согласно любой такой теории, справедливость или несправедливость определенных прав собственности не будет определяться фактическими историческими процессами, которые привели к возникновению этих конкретных прав. Скорее, совокупность всей существующей собственности рассматривается, применительно к определению справедливости владения ею, как доступная – опять же, наподобие манны небесной – для нарезки или перенарезки в соответствии с какой-либо предпочитаемой формулой.

Думать, что задача теории распределительной справедливости состоит в том, чтобы заполнить пробел в словах «каждому по его ________», значит быть предрасположенным к поиску модели, а отдельная формулировка «от каждого по его ________» предполагает, что производство и распределение это два отдельных и независимых вопроса. С точки зрения прав, это не два отдельных вопроса. (1974: 159-60)

Конечно, разумное применение любой такой распределительной формулы будет учитывать влияние её применения на будущее производство и, следовательно, на то, какие распределения будут доступны в будущем – как это предусмотрено принципом различия у Ролза. Однако такое внимание к фактическим последствиям применения принципа распределения коренным образом отличается от принятия продуктивных (или деструктивных) процессов как самих по себе морально значимых для определения справедливости или несправедливости результатов этих процессов.

В двух наиболее важных разделах главы Нозика о «Распределительной справедливости» предлагаются дальнейшие критические замечания, относящиеся как к доктринам конечного состояния, так и к модельным доктринам. (В этих разделах Нозик использует термин «модель» для обозначения обоих основных типов дистрибутивного подхода.) Первый из них – «Как свобода нарушает модели» (1974: 160-4). Название этого раздела, возможно, способствовало созданию ложного впечатления, что аргумент Нозика против представлений о моделях состоит просто в том, что свобода находится в противоречии с сохранением моделей, и, поскольку следует предпочесть свободу, модели следует отвергнуть. Это впечатление усиливается, когда Нозик говорит, что его основное утверждение «состоит в том, что никакой принцип справедливого конечного состояния или принцип справедливой модели распределения не может постоянно реализовываться без постоянного же вмешательства в жизнь людей» (1974: 163). Однако, будь именно это аргументом Нозика, любой распределитель мог бы с равным успехом сказать, что, как только кто-то осознает, что свобода нарушает модели, он понимает, что нужно с лёгкостью отринуть свободу. Чтобы аргумент Нозика против моделей не был простым выпрашиванием свободы, ему необходимо выявить важные трудности в самой аргументации по защите моделей. Я объясню, как это делает Нозик.

В разделе «Как свобода нарушает модели» Нозик приводит два хороших примера. Первый пример – это миллион поклонников баскетболиста Уилта Чемберлена, каждый из которых платит Уилту дополнительно 25 центов из своей справедливой доли дохода за удовольствие наблюдать за его игрой. Второй описывает человека, живущего в социалистическом обществе, который использует часть своей доли справедливого (согласно мнению сторонников этого общества) распределения и свое свободное время для увеличения своего дохода посредством капиталистических действий с согласными на это дееспособными лицами. В обоих случаях люди, свободно использующие ресурсы, на которые, как утверждается, они могу претендовать в рамках распределительной справедливости, нарушают то, что считается справедливым распределением ресурсов. Я воспользуюсь другим, более сложным и менее интересным примером, который, как мне кажется, служит более точному изложению внутренних трудностей, которые Нозик приписывает всем доктринам распределения.

Нозик предлагает каждому из своих собеседников-распределителей представить, что некое возможное распределение дохода (в форме денег или других экономически ценных активов), которое они сами считают справедливым, было осуществлено. Чтобы проработать критику Нозика, давайте предположим, что предпочитаемая формула распределения удовлетворяет тому самому популярному принципу различия. И давайте предположим, что три распределения, изображенных в следующей матрице, доступны для общества, состоящего из четырех человек^[3]: A, B, C и D.

	A	B	C	D
Распределение D4	24	25	26	27
Распределение D5	27	27	30	37
Распределение D6	26	32	34	42

На основе принципа различия наш дистрибьютор поставит D₅ наивысший рейтинг и сочтет это справедливым распределением. Предположим, что учреждено D₅. Вопрос Нозика: и что тогда?

Его ответ заключается в том, что почти наверняка некоторые из этих людей будут использовать ресурсы, которые были им выданы во имя справедливости, совершенно безобидными способами, что создаст новые распределения, которые должны быть объявлены несправедливыми по той самой формуле справедливого распределения, которая передала им эти ресурсы во имя справедливости. Вот простая иллюстрация того, как такой человек безобидно использует справедливо выданные ресурсы, создавая новое распределение, которое нужно будет признать несправедливым. C, работая самостоятельно, превращает необработанную древесину, которая составляет три единицы его владений в D₅, в причудливый маленький домик стоимостью 18 единиц. Принимая во внимание потерю необработанной древесины и затраты в размере трех единиц на его труд, чистый доход C возрастает до 42. Благодаря этой производственной деятельности C создает новое распределение, D₅*, которое, в сущности, совершенно не влияет на чью-либо еще «законную долю» (1974: 161) в соответствии с D₅. Однако, как только появится D₅*, почти наверняка станет доступно еще одно распределение, например, D₇ (как указано ниже), которое по принципу различия оценивается выше, чем D₅*. Ведь почти наверняка можно будет преобразовать D₅* в D₇ путем обложения C новым налогом («на непредвиденный доход»), который перераспределит часть его увеличенного дохода между A и B (и покроет административные расходы, связанные с этим). Следовательно, доступными распределениями становятся:

	A	B	C	D
Распределение D5*	27	27	42	37
Распределение D7	29	29	36	37

Учитывая наличие D₇, D₅* должно быть объявлено несправедливым по тому же принципу распределения, который, во имя справедливости, требовал выбора D₅ вместо D₄ и D₆.

Тем не менее, спрашивает Нозик, как могла такая безобидная деятельность, которой занимается С, привнести несправедливость в рассматриваемое общество? Как может распределитесль, настаивающий на справедливости D₅, утверждать, что введение в модель производственной деятельности C превращает рассматриваемый экономический порядок из справедливого в несправедливый? На собственность A, B и D продуктивное увеличение собственного дохода C не влияет^[4]; так что, если эта собственность была справедливой до появления у C самостоятельно обеспеченной прибыли, как эта прибыль могла сделать собственность других несправедливой? Обращаясь к делу Уилта Чемберлена, в котором отклонение от установленного справедливого распределения происходит посредством обмена, Нозик спрашивает:

С помощью какого процесса такая передача от одного лица другому может вызвать законное требование распределительной справедливости в отношении части того, что было передано [или части того, что не было передано] от третьей стороны, которая не претендовала на справедливость в отношении каких-либо прав собственности остальных перед этой передачей. (1974: 161-2)

У распределителя может возникнуть соблазн сказать, что ответ очевиден. Несправедливость появляется, потому что появляется отклонение от модели. Однако этот ответ на самом деле является отказом ответить на вызов Нозика; ответ просто апеллирует к точке зрения, что справедливость всегда является вопросом соответствия какой-то предпочтительной формуле распределения.

Распределитель может предложить на вызов Нозика и другой ответ. Он мог бы сказать, что деятельность C небезобидна или несправедлива, и, следовательно, D₅* не является просто добавлением к отправной точке безобидного или справедливого действия; поэтому неудивительно, что D₅* несправедливо. Но на каком основании распределитель может сказать, что деятельность C небезобидна или несправедлива? Похоже, что единственное основание, которое может привести распределитель – это то, что деятельность C приводит к отходу от D₅, которое, так или иначе, (согласно гипотезе) является справедливым распределением. Однако любое обращение к этому основанию для оценки деятельности C как небезопасной или несправедливой должно радикально ограничивать то, что C – и, по сути, все люди – имеют право делать с ресурсами, которые, как утверждается, находятся в их справедливой собственности. Никто не будет иметь права использовать свои законно удерживаемые ресурсы таким образом, чтобы это нарушало распределение ресурсов, в пределах которого их распределение собственности считается справедливым.

Однако, утверждает Нозик, если то, что некто может делать с объектами, которые считаются справедливо принадлежащей ему собственностью, ограничено указанным образом, то он получает намного меньше, чем кажется, когда он получает эту собственность в качестве своей справедливой доли. «Для чего нужно распределение, если с распределенным ничего нельзя делать?» (1974: 161). Оказывается, «модельные принципы распределения не дают людям того, что дают принципы присвоения, хоть и лучше распределяют. Ибо они не дают права выбирать, что делать с тем, что имеешь »(1974: 16 7). Дело не в том, что нашему C будет запрещено превращать необработанную древесину в гораздо более ценный маленький домик. Дело в том, что ему, возможно, придется продать свой маленький домик, чтобы оплатить налоговый счет, который он получит за неразумное использование того, что, как было заявлено, является его справедливым владением. Любая позиция распределителя потребует постоянного вмешательства в дела людей, мирно оперирующих по своему усмотрению с тем, что было объявлено их собственностью. Как выразился Гиллель Штайнер, продолжающееся применение принципов распределения «создает права, препятствующие осуществлению прав, которые они создают» (1976: 43). Это необходимое следствие постоянного соблюдения любой модели. Поскольку, как особо подчеркнул Хайек, разработчики институтов и политик, которые должны обеспечить наиболее полную реализацию некоторой предпочтительной модели, никогда не смогут предвидеть способы, которые люди откроют, чтобы использовать открывшиеся возможности для одностороннего или совместного улучшения своих экономических условий в рамках режимов, одобренных этими плановиками. (См. Также «Критику либертарианства Ролзом» в Разделе 5.)

Давайте ненадолго вернемся к нашему первоначальному набору альтернативных распределений, чтобы рассмотреть возможное возражение против либертарианской (и особенно нозикианской) позиции, изложенной в этой и предыдущей главах.

	A	B	C
Распределение D1	12	10	9
Распределение D2	4	22	13
Распределение D3	20	8	8

Предположим, что фактическое распределение собственности, (возникшее, потому что A обратил в рабство B), соответствует D₂. Либертарианец объявит это фактическое распределение несправедливым, но при этом будет утверждать, что, если бы возникло D₃ (через эмансипацию A), это было бы справедливо. Возражение тогда будет заключаться в том, что либертарианец занимается точно таким же ранжированием альтернативных социальных результатов и компромиссов между людьми, хоть и гордится тем, что не приемлет этого подхода. В данном случае либертарианцу будет предъявлено обвинение в том, что для A социально выгодно получить 16 единиц, даже если B потеряет 14, а С потеряет 5. Однако это возражение неуместно. Либертарианец не говорит, что D₃ лучше, чем D₂. Он не занимается ранжированием альтернативных социальных результатов. Скорее, он говорит, что когда D₂ возникает из-за несправедливой практики рабства, это несправедливо в силу несправедливости его происхождения, тогда как если бы D₃ возникло в результате взаимодействий внутри общества полностью эмансипированных людей, D₃ было бы справедливо именно в силу его справедливого происхождения.

Раздел «Распределение и права собственности» у Нозика (1974: 167-74) также атакует все версии дистрибутивного подхода. Ключевой аргумент в этом разделе касается неявной приверженности Нозика чему-то похожему на тезис о самопринадлежности, согласно которому каждый человек имеет права на свои собственные умственные и физические силы, таланты, время и усилия.

Когда принципы распределительной справедливости, основанные на конечном состоянии, встроены в правовую структуру общества, они (как и большинство модельных принципов) дают каждому гражданину юридически закрепленное право на некоторую часть совокупного общественного продукта; то есть некоторой части общей суммы индивидуально и совместно произведенных продуктов. Этот совокупный продукт производится людьми, которые трудятся, используя средства производства, которые другие создали за счёт своих сбережений, людьми, организующими производство или создающими средства для производства новых вещей или известных вещей новым способом. Именно в отношении действий этой группы людей модельные принципы распределения дают каждому человеку права взыскания. (1974: 171-2)

Осуществляется ли это посредством налогообложения заработной платы, или заработной платы, превышающей определенную сумму, или посредством изъятия прибыли, или благодаря тому, что существует большой общий котёл, в результате чего остаётся непонятным, что откуда берётся и что куда уходит – модельные принципы распределительной справедливости включают присвоение действий других лиц. … Этот процесс… делает их вашими совладельцами; это дает им право собственности на вас. Подобно тому, как иметь такой частичный контроль и право принимать решения в отношении животных или неодушевленных предметов означало бы иметь право собственности на них. … Эти принципы предполагают переход от классического либерального понятия собственности на самого себя к понятию (частичных) прав собственности на других людей. (1974: 172)

Только историческая система присвоения, которая признает права людей на плоды своих способностей, талантов, времени и энергии, включая любые плоды чужого труда, которые люди получают от других посредством добровольного обмена (или пожертвования) – может избежать институционализации нарушений принципа самопринадлежности.

Здесь Нозик также не определяет процедуры, посредством которых отдельные лица приобретают права собственности на определенные предметы. Он не утверждает, что навязывание какой-либо модели распределения нарушит по крайней мере некоторые из тех прав собственности, которые возникнут в результате указанных процедур создания прав. Скорее, он просто утверждает, что с людьми, которые подвергаются схемам налогообложения, на которые они не соглашаются как частные лица, обращаются так, как если бы они (в некоторых отношениях) являлись собственностью тех, кто взимает или продвигает это налогообложение. Предположим, что агенты индивидов E и F следят за индивидами G и H, чтобы отслеживать доходы, которые они получают в результате мирных односторонних или совместных взаимодействий, и требуют, чтобы G и H передавали определенный процент своего дохода этим агентам ежегодно 15 апреля. Если кто-либо из них не выполнит этого требования, соответствующий или даже больший процент его дохода будет конфискован, а уклонист может быть подвергнут порке или заключен в тюрьму.

Одним из способов критики этого института было бы объяснить, как именно G и H своими различными мирными действиями приобрели права собственности на предметы, которые агенты требуют от них. Другой способ – который предлагает Нозик в статье «Перераспределение и права собственности» – это заметить, что такая процедура налогообложения делает G и H частичными рабами этих агентов или их принципалов. Предположим, что G и H на самом деле начинали как полные рабы E и F. Но их владельцы поняли, что они могут увеличить свою прибыль от рабов, позволив им самим позаботиться о себе (используя все свои знания местной обстановки) и просто посылая своих налоговых агентов посещать G и H каждое 15 апреля. Разве не ясно, что G и H все еще будут (по крайней мере) частичными рабами E и F? Разве мы не можем прийти к тому же заключению, не делая специальных допущений о том, как G и H приобрели права собственности на имущество, которое теперь захватывают агенты?

Предположим, напротив, будто кто-то считает, что G и H (без их фактического согласия) должным образом подпадают под налоговую схему, которая согласуется с предпочитаемой распределителем формулой. Можно ли по-прежнему считать, что G и H имеют право эмигрировать на территорию с более низким или нулевым налогом? Представители либеральной интеллигенции обычно отстаивают твердые права на эмиграцию. В самом деле, любое отрицание распределителем прав G и H на эмиграцию подкрепит утверждение о том, что налоговая схема рассматривает G и H как частичных рабов. Ведь отрицание этого права равносильно одобрению их плена^[6]. Итак, Нозик ожидает, что распределитель захочет подтвердить, что индивиды G и H имеют право эмигрировать даже из страны, которая институционализировала предпочитаемый распределителем принцип распределения (1974: 173). Затем Нозик утверждает, что, если кто-то считает, что G и H должны иметь возможность избежать несогласованного налогообложения путем миграции в другие регионы мира, следует также считать, что им следует разрешить участвовать во внутренней эмиграции. Если людям будет разрешено покинуть свою родную территорию, чтобы избежать такой налоговой схемы, то разве им нельзя разрешить отказаться от этой налоговой схемы (и ее предполагаемых преимуществ) без необходимости переехать в другой регион мира?

Какое можно найти обоснование тому, что лицу разрешается эмигрировать, но ему запрещается оставаться и отказываться от обязательной схемы социального обеспечения? Если обеспечение нуждающихся имеет первостепенное значение, это действительно препятствует тому, чтобы допустить отказ со стороны остающихся; но это говорит и в пользу запрета внешней эмиграции. (1974: 173)

Противник внутренней эмиграции может апеллировать к лозунгу «Не нравится – вали». Это, однако, поместило бы его в компанию, от которой он предпочёл бы дистанцироваться. Что еще более важно, почему, если не нравится, нужно непременно валить? Почему отъезд оказывается единственным способом избежать того, что он помогает избежать? Если люди имеют право игнорировать государство, которое в настоящее время применяет к ним распределительную налоговую схему, переезжая на другую территорию, разве они не имеют права заодно проигнорировать и требование государства о том, что это должно сопровождаться переездом?^[7] Могу сказать по своим впечатлениям, что сила этого риторического вопроса действительно побуждает сторонников возможности переезда начать отрицать право продуктивных людей на эмиграцию. Предлагаемый аргумент аналогичен аргументу, предложенному Советским Союзом для удержания своих талантливых людей в неволе, а именно, что инвестиции государства в необразованных людей, находящихся под его контролем, дают государству право на таланты и навыки, которые появляются за счет этих инвестиций. Разве этот аргумент не доступен в равной степени и рабовладельцу, который с детства кормил, содержал и обучал своего теперь уже высококвалифицированного раба, и теперь заявляет о своем праве противодействовать его побегу?

Наконец, Нозик вводит «дополнительную сложность в структуру теории прав» (1974: 174). Эта оговорка сродни оговорке Локка «в достаточном количестве и того же качества». Или, по крайней мере, она «удовлетворяет намерение, стоящее за» (1974: 177) этой оговоркой. Как мы видели в Разделе 2, Локк был обеспокоен тем, не приведет ли усиление стимулов к присвоению природных ресурсов, которое будет присутствовать в развитом рыночном обществе, к таким объёмам их первоначального присвоения, что другим людям «в достаточном количестве и того же качества» уже не останется. В Разделе 2 я высказал предположение, что реальный вопрос для Локка заключается в том, приведет ли усиление приватизации в рыночных обществах к «стеснению» кого-либо, то есть к обреканию человека на меньшие возможности преследования своих целей, чем если бы частная собственность не развивалась (или была принудительно ограничена в своем развитии). Поскольку потеря определенных возможностей заниматься первоначальным присвоением каких-либо природных ресурсов или даже потеря всех возможностей заниматься первоначальным покупателем присвоением любых природных ресурсов не должны оставлять человеку меньше совокупных возможностей использовать свои силы для достижения своих целей, даже приватизация всего сырья не должна его стеснять.

Нозик утверждает, что значительное увеличение типов навыков, которые становятся ценными в рамках развитой рыночной экономики, а также способов приобретения или использования обработанных природных ресурсов посредством покупки, аренды или найма, а также способов, которыми сильно децентрализованный экономический порядок создает возможность для людей находить – или создавать – ниши, в которых используются их собственные специальные знания и таланты, делает вероятным, что возможности каждого будут больше, чем они были бы, если бы частная собственность не развивалась (или была принудительно ограничена). Такие соображения не предназначены в качестве «утилитарного оправдания собственности» (1974: 177). Скорее они демонстрируют, почему «свободное функционирование рыночной системы на самом деле не противоречит оговорке Локка» (1974: 182).^[8]

In characterizing the Lockean proviso proposed by Nozick, I have drawn upon Locke’s idea that an individual will have a complaint in justice if the acquisitions of others (along with their decisions about how to utilize their legitimately acquired holdings) will “straiten” that individual, and the idea that a person is straitened when she is so hedged in by others’ holdings (and their decisions about how to utilize those holdings) that her opportunities fall below the baseline of opportunities she would have were private property not to develop (or to be restricted in its development). I have expressed the Lockean proviso in terms of individuals not being made worse off in terms of opportunity.- In contrast, Nozick himself seems to have thought of his proviso more as a requirement that individuals not be made worse of in terms of their utility or welfare; the proviso is violated if and only if “the benefits of civilization [do] not counterbalance being deprived of … particular liberties.”

Характеризуя оговорку Локка в трактовке Нозика, я опирался на идею Локка о том, что человек может жаловаться на несправедливость, если приобретения других (а также их решения о том, как использовать свою законно приобретенную собственность) «стеснят» этого человека, а также идею о том, что человек стеснен, когда он настолько опутан чужими правами собственности (и чужими решениями о том, как использовать эту собственность), что его возможности падают ниже базового уровня возможностей, которые у него были бы, если бы частная собственность не развивалась (или была бы ограничена в своем развитии). Я выразил оговорку Локка в терминах того, что люди не будут в худшем положении с точки зрения возможностей.^[9] Напротив, сам Нозик, похоже, думал о своей оговорке больше как о требовании не ухудшать положение людей с точки зрения их полезности или благосостояния; оговорка нарушается тогда и только тогда, когда «блага цивилизации не уравновешивают лишение … определенных свобод».^[10]

---

^[1] Аналогия несовершенна. В отличие от состязательных игр, все участники рыночной экономики могут быть победителями.

^[2] Есть особые проблемы, связанные с исправлением несправедливостей, совершенных в далеком прошлом. Нозик однажды упомянул мне о своем подозрении, что у несправедливости есть что-то вроде периода полураспада; претензии к ней со временем уменьшаются. Возможно, в действительности дело в ограничениях познания. Наш доступ к доказательствам, необходимым для оправдания насильственного возмещения, со временем уменьшается. См. «Те, кто не может забыть прошлое, обречены его повторять» у Шмидца (2006: 213-15).

^[3] Вновь демонстрируя отход от серьезного отношения к обособленности и различимости личностей, Ролз уделяет внимание распределению между типичными представителями.

^[4] Числа в матрице представляют абсолютную, а не относительную покупательную способность.

^[5] См. “Сказку о рабе” (1974: 290-2).

^[6] Вместо того, чтобы просто не давать G и H уйти, умный режим мог бы позволить им выкупить себя через выплаты Департаменту Перераспределения.

^[7] Ролз говорит: «Напротив, от власти правительства нельзя уклониться, кроме как покинув территорию, которой оно управляет, и даже тогда – не всегда» (1993: 222).

^[8] Также см. Mack (1995).

^[9] См. последний параграф этого раздела, описывающий оговорку Хайека о возможности.

^[10] См. примечание [*] в (1974: 178-9).

---