Слово «нужда» должно быть исключено из словаря политической речи. Оно неразрывно связано с опасным упрощением реальности, идеей, что существуют некие ценности, бесконечно более важные, чем все другие, вещи, которые мне нужны больше, чем я их желаю, и что эти «нужды» могут быть объективно определены.
На первый взгляд эта идея кажется разумной. Разве моя нужда в еде, воде и воздухе не отличается полностью от моего желания удовольствия или комфорта? Эти вещи нужны для жизни, а жизнь не просто важнее всего, но именно бесконечно важнее. Количество еды, воды и воздуха, необходимое для поддержания жизни – это не предмет моих вкусов или предпочтений, а биологический факт.
То, как ограничения в еде, воде или воздухе влияют на мою способность поддерживать жизнь – может быть биологическим фактом. Но ценность жизни биологическим фактом не является. Оставаться в живых для большинства из нас крайне желательно, но не бесконечно важно. В противном случае мы были бы готовы пожертвовать всеми другими ценностями ради этого. Каждый раз, когда вы курите сигарету, каждый раз, когда я еду немного быстрее, мы сознательно размениваем жизнь – маленький кусочек жизни, очень маленький шанс умереть сейчас или большой шанс не прожить так долго – на довольно незначительное удовольствие.
Человек, который повторяет за другими, что человеческая жизнь имеет бесконечную ценность, что она не измеряется обычными материальными терминами, говорит очевидную, хотя и популярную, чушь. Если бы он придерживался этого убеждения в отношении своей собственной жизни, он бы никогда не переходил улицу, если бы это не требовалось для посещения доктора или зарабатывания средств на вещи, необходимые для физического выживания. Он ел бы самую дешёвую и самую питательную пищу, какую только можно найти, и жил бы в одной маленькой комнате, откладывая максимум дохода на частые визиты к лучшим врачам. Он бы не рисковал, не тратился на роскошь и прожил бы долгую жизнь – если это можно назвать жизнью. Если бы кто-то действительно верил, что жизни других людей бесконечно ценны, то он жил бы как аскет, зарабатывая как можно больше денег, и тратил всё, что не абсолютно необходимо для его собственного выживания, на помощь бедным, на исследования неизлечимых болезней и на другие подобные благотворительные цели.
Люди, которые говорят о бесконечной ценности человеческой жизни, не живут подобным образом. Они потребляют гораздо больше, чем нужно для поддержания жизни. У них вполне могут быть сигареты в ящике стола и спортивная машина в гараже. Своими действиями они лучше всяких слов показывают, что физическое выживание является лишь одной, хотя и очень важной, ценностью среди многих других ценностей.
Идея нужды опасна, потому что она ставит под сомнение важный практический аргумент за свободу. Этот аргумент основан на признании того, что каждый человек сам лучше всех способен понять, какой из множества возможных вариантов жизни является для него лучшим. Но если многие из этих вариантов включают в себя нужды, вещи бесконечной ценности, которые могут объективно выявляться кем-то другим, то каков смысл в свободе? Если я не согласен с экспертом по поводу моих нужд, я делаю не оценочное суждение, а ошибку.
Если мы принимаем концепцию нужд, мы также должны признать уместность того, что решения по их поводу принимает кто-то другой, скорее всего, правительство. Именно этот аргумент лежит в основе установления государством субсидий на медицину, как текущих, так и потенциальных. Так же, как еда, вода или воздух, медицина способствует физическому выживанию. Вид и количество медицинской помощи, необходимой для достижения какой-то конкретной цели – например, для излечения или предотвращения заболевания – это вопрос не индивидуального вкуса, а мнения экспертов. Следовательно, утверждается, что необходимый людям объём медицинской помощи должен предоставляться бесплатно. Но во сколько он обойдётся? Некоторые нужды могут быть удовлетворены по относительно низкой цене; например, минимальная стоимость содержащей необходимые питательные вещества диеты (в основном состоящей из соевых бобов и сухого молока) составляет всего несколько сотен долларов в год. Дополнительные расходы на еду просто улучшают её вкус – что уже можно счесть роскошью. Но увеличение объёма медицинской помощи в стремлении к улучшению здоровья резко увеличивает уровень медицинских расходов, которые легко поглотят хоть весь национальный доход. Означает ли это, что мы должны удовлетворить нашу нужду в медицинской помощи в такой мере, чтобы все в стране стали бы врачами, за исключением тех, кто абсолютно необходим для производства продуктов питания и жилья? Разумеется нет. Такое общество было бы не более привлекательным, чем жизнь человека, который действительно считает её бесконечно ценной.
Ошибка состоит в идее оправданности платы любой сколь угодно большой цены за любое сколь угодно малое улучшение здоровья. Всегда существует точка, в которой затраты времени и денег на дополнительное медицинское обслуживание становятся выше, чем оценка получаемого в результате улучшения здоровья. Где именно находится эта точка, зависит от субъективной оценки индивидом хорошего здоровья, с одной стороны, и других ценностей, которые он может купить за деньги или сделать за это время, с другой. Если медицинское обслуживание продаётся на рынке, как и другие товары и услуги, люди будут потреблять его до этой точки и тратить оставшиеся деньги на другие вещи. Через программу Medicare правительство принимает одностороннее решение; оно заставляет человека покупать определённый объём медицинской помощи, независимо от того, считает он это оправданной тратой или нет.
Такие программы, как Medicare могут также перераспределять деньги от одного человека к другому; на это часто ссылаются утверждающие, что подобные программы позволяют бедным получить хорошее медицинское обслуживание, которое они не могут себе позволить. Если это так, перераспределение должно оцениваться отдельно от собственно медицинской части программы. Если перераспределение денег от богатых к бедным это хорошо, то его можно реализовать без какой-либо программы обязательного медицинского страхования; если же обязательная медицинская страховка хороша, то она может быть реализована и без перераспределения денег. Нет смысла в том, чтобы защищать страхование, нахваливая перераспределение.
В действительности, весьма сомнительно, чтобы государственные медицинские программы перераспределяли деньги от богатых к бедным. Есть данные, что социализированная медицина в Британии имеет противоположный эффект. Классы с высокими доходами платят более высокие налоги, но также по разным причинам пользуются гораздо большими преимуществами в получении услуг. В Америке Medicare привязана к пенсионному обеспечению, существующей системе обязательного «страхования», которая, как я показал ранее, вероятно, перераспределяет доход от бедных к небедным.
Если прошлое чему и учит, так это тому, что малоимущие вряд ли получают многое из того, что они не оплатили, но запросто могут оплачивать то, что не получают. Основной эффект таких программ, как для них, так и для всех остальных, заключается в том, чтобы заставить их платить за услуги, которые они не стали бы покупать добровольно, потому что они не считают их настолько ценными. Это и называется помощью бедным.
Защитники таких программ утверждают, что бедные настолько бедны, что не могут позволить себе жизненно важную медицинскую помощь. По-видимому, это означает, что они настолько бедны, что для оплаты хотя бы минимального медицинского обслуживания им придётся отказаться от чего-то ещё более важного – например, от еды. Но поскольку пособия, которые получают бедные, обычно оплачиваются за счёт их собственных налогов, ситуация только ухудшается; вместо того, чтобы экономить на медицинской помощи ради питания, бедные в приказном порядке экономят на питании ради получения медицинской помощи.
К счастью, ситуация редко бывает настолько плохой. Есть яркие свидетельства обратного: большинство бедных людей не находятся на грани буквального голода; данные говорят о том, что в нашей стране количество потребляемых калорий практически не зависит от дохода. Если бы бедные тратили больше своих денег на врачей, они бы не умерли с голоду; они просто ели бы хуже, носили бы худшую одежду и имели бы ещё худшее жильё, чем сейчас. Если они не тратят много денег на медицинское обслуживание, то это потому, что по их оценкам, для которых у них есть все основания, его стоимость слишком высока. Если люди с относительно высоким доходом желают пожертвовать на медицину для бедных свои деньги, это замечательно. Но заставлять бедных самих жертвовать деньги на медицину – в этом ничего замечательного нет.