…в той же мере, в какой возрастает применение машин и разделение труда, возрастает и количество труда, за счёт ли увеличения числа рабочих часов, или же вследствие увеличения количества труда, требуемого в каждый данный промежуток времени, ускорения хода машин и т. д. Низшие слои среднего сословия… все эти классы опускаются в ряды пролетариата… по мере того, как машины… почти всюду низводят заработную плату до одинаково низкого уровня. Наоборот, современный рабочий с прогрессом промышленности не поднимается, а всё более опускается ниже условий существования своего собственного класса.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Манифест Коммунистической партии
Большая часть возражений, направленных против института частной собственности, исходит из широко распространённого мнения о негативных эффектах, к которым она привела в прошлом, но исторический опыт не подтверждает это убеждение. Маркс был учёным в достаточной степени, чтобы сделать такие предсказания о будущем, что они могли сбыться или же оказаться ложными. К несчастью, марксисты продолжают слепо верить в его теорию даже после того, как его предсказания не сбылись.
Одним из предсказаний Маркса было то, что богатые будут становиться богаче, а бедные — беднее, пока средний класс в конце концов не исчезнет, а рабочий класс не окажется в абсолютной нищете. История показывает, что в капиталистических странах произошло ровно обратное. Бедные богатели. Средний класс расширился чрезвычайно, и теперь в него входит множество людей тех профессий, которые некогда относились исключительно к рабочему классу. В абсолютном выражении богатые тоже богатеют, но разрыв, отделяющий бедных от богатых, насколько нам позволяет судить весьма далёкая от совершенства статистика, медленно уменьшается.
Многие современные либералы ответят, что предсказания Маркса были достаточно точны в отношении капитализма свободного рынка (laissez-faire capitalism), но им не дали осуществиться такие либеральные* институты, как сильные профсоюзы, законы о минимальной оплате труда и прогрессивный подоходный налог.
Довольно сложно опровергать утверждения о том, что могло случиться, а что — нет. Можно отметить, что как повышение общего уровня жизни, так и уменьшение социального неравенства, происходили с течением времени довольно устойчиво, во множестве более или менее капиталистических стран. Прогрессивная часть прогрессивного подоходного налога даёт относительно небольшие поступления в бюджет (см. Приложение 3) и практически не влияет на накопление богатства через прирост капитала. Основным последствием законов, устанавливающих минимальную ставку заработной платы, похоже, является потеря рабочих мест неквалифицированными сотрудниками, которым работодатели не готовы её выплачивать. (Этот эффект проявляется в резком увеличении уровня безработицы среди цветных подростков, которое неизменно следует за повышением МРОТ.) В предыдущей главе я показывал, что либеральные меры скорее вредят бедным, чем помогают им, и не снижают, а увеличивают социальное неравенство. Если так было и раньше, то сглаживание неравенства произошло вопреки этим мерам, а не благодаря им.
Ещё одной разновидностью того же аргумента является заявление о том, что Великая депрессия была вызвана свободным рынком и что от неё нас спас отказ от политики невмешательства в пользу кейнсианства. Дебаты на эту тему не поместились бы в одной книге; несколько десятилетий ведущие экономисты непрерывно вели полемику о причинах этого кризиса. Те, кто хотели бы взглянуть на него с точки зрения, противоположной кейнсианской, могут обратиться к книге Милтона Фридмана и Анны Шварц Великое сжатие. Авторы приводят доводы в защиту того, что Великая депрессия была вызвана не политикой laissez-faire, а вмешательством государства в банковскую сферу, и что без этого вмешательства кризис бы не произошёл.
Немногие люди верят в то, что капитализм неизменно ведёт к обнищанию масс; обратное слишком уж очевидно. Но относительное неравенство — гораздо более сложная тема, и многие люди полагают, что капитализм без государственного регулирования приводит к увеличению неравенства доходов. Почему же? Этот аргумент, по сути, сводится к тому, что богатый капиталист инвестирует свои деньги, чтобы получить ещё больше денег. Его дети получают эти деньги в наследство, и процесс продолжается. Капиталисты становятся всё богаче и богаче. Они должны каким-то образом получать свои огромные доходы за счёт рабочих, которые действительно производят товары, потребляемые богатыми, а значит, рабочие должны становиться беднее. Этот аргумент, казалось бы, должен предполагать, что рабочие становятся беднее в абсолютном выражении, но те, кто выдвигают этот аргумент, обычно считают, что экономический прогресс делает всех богаче, а потому усиление бедности происходит только в относительном плане.
Предположение, что капиталист получает повышенный доход за счёт рабочих, полностью игнорирует тот факт, что капитал сам по себе способен давать продукт; этой теме я посвящу более пристальное внимание в Главе 8. Повышенная производительность, вызываемая накоплением капитала, является одной из причин общего экономического прогресса.
Даже если капиталист инвестирует всю прибыль из своего капитала и ничего не потратит на потребление, его богатство будет расти только в соответствии с уровнем отдачи от капитала — ставкой процента, которую могут принести его деньги. Если ставка процента меньше, чем общий уровень увеличения доходов рабочих, относительное богатство капиталиста будет снижаться. Уровень увеличения доходов составлял от 5 до 10 процентов в год, что приблизительно соответствует ставке процента, приносимой капиталом. Более того, капиталисты потребляют часть своих доходов; будь это не так, имело бы мало смысла быть капиталистом. В течение длительного времени, как показано в Приложении 3, доля доходов с капитала в общем национальном доходе США менялась со временем, но отнюдь не возрастала непрерывно.
Конечно, по-настоящему успешный капиталист зарабатывает намного больше, чем составляет обычный размер ставки процента с его капитала — именно так он накапливает целое состояние. И, привыкнув с рождения к скромному достатку, он может оказаться неспособным потратить значимую долю своей прибыли. Но его дети — это уже совсем другое; у них нет никаких особых талантов, позволяющих им зарабатывать богатство, но есть недюжинный талант его тратить. Также не стоит забывать, что и у них есть дети. Рокфеллеры — известный пример того, как некогда великая семья пришла к упадку. Первый из них, Джон Дэвисон Рокфеллер, был успешным бизнесменом. Его дети были филантропами. Их дети стали политиками. Покупка должности губернатора в двух штатах не израсходовала состояние, созданное их дедом, но, по крайней мере, замедлила его рост.
Маркс не только предсказывал разорение рабочего класса, он также утверждал, что это разорение происходит у нас на глазах. Как и многие из его современников, он полагал, что распространение капиталистических институтов и промышленного производства привело в начале девятнадцатого века к повсеместному распространению бедности. Это убеждение всё ещё довольно популярно. Оно основано на сомнительной эмпирике и ещё более сомнительной логике.
Многие люди, прочитав о долгом рабочем дне и низких зарплатах рабочих в Англии и Америке девятнадцатого века, считают, что капитализм и индустриализация доказали свою несостоятельность. Они забывают, что эти условия кажутся для нас неприемлемыми только потому, что мы живём в намного более богатом обществе, и что наше общество стало столь продуктивно во многом благодаря экономическому прогрессу, произошедшему в девятнадцатом веке при институтах практически неограниченного капитализма свободного рынка.
В экономических условиях девятнадцатого века никакие институты — будь то социалистические, капиталистические или анархо-капиталистические — не смогли бы вдруг взять и обеспечить то, что мы сейчас считаем достойным уровнем жизни. В то время просто не было такого богатства. Если бы социалисты экспроприировали весь доход миллионеров-капиталистов и раздали его рабочим, они бы обнаружили, что рабочие не стали намного богаче. Миллионеры жили куда лучше, чем рабочие, но рабочих было гораздо больше, чем миллионеров. Для создания достаточно богатого общества, которое сочло бы нищенскими условия девятнадцатого века, потребовался долгий период прогресса.
Более рассудительные люди заявляют, что мы должны сравнивать условия, существовавшие во время Промышленной революции — особенно в Англии — не с текущим уровнем жизни, но с предшествующими им условиями. Это убеждение господствовало среди английских писателей того времени. К сожалению, немногие из них достаточно хорошо разбирались в условиях жизни англичан в предыдущем веке; их взгляды основаны на исполненных эйфории описаниях жизни рабочего класса в восемнадцатом веке, приводимых Энгельсом.
Им не приходилось перерабатывать, они работали ровно столько, сколько им хотелось, и всё же зарабатывали, что им было нужно; у них был досуг для здоровой работы в саду или в поле — работы, которая сама уже была для них отдыхом… Они были людьми «почтенными» и хорошими отцами семейств, вели нравственную жизнь, поскольку у них отсутствовали и поводы к безнравственной жизни — кабаков и притонов поблизости не было, а трактирщик, у которого они временами утоляли жажду, сам был человек почтенный и большей частью крупный арендатор, торговал хорошим пивом, любил строгий порядок и по вечерам рано закрывал своё заведение. Дети целый день проводили дома с родителями и воспитывались в повиновении к ним и в страхе божием… Молодые люди росли в идиллической простоте и доверии вместе со своими товарищами по играм до самой свадьбы.
Но исторические факты, хоть и весьма несовершенные, говорят о том, что на протяжении девятнадцатого века условия жизни рабочего класса улучшались: падала смертность, у рабочих рос уровень сбережений, потребление рабочими такой роскоши, как чай и сахар, увеличивалось, уменьшался рабочий день. Тем, кто захочет углубиться в эту тему, можно посоветовать книгу Промышленная революция Томаса Эштона или Капитализм и историки под редакцией Фридриха Хайека.
В то время, когда происходила Промышленная революция, значительная часть возражений против неё исходила от консервативно настроенных джентри, которые утверждали, что роскошь и независимость развращает рабочий класс. Иронично, что со временем эти джентльмены стали интеллектуальными союзниками — и часто даже прямо цитируемыми авторитетами — современных либералов и социалистов, критикующих капитализм девятнадцатого века по совершенно другим причинам. Современный либерал скажет, что именно государственное законодательство, ограничивающее рабочий день, запрещающее детский труд, устанавливающее правила безопасности и прочим образом нарушающее принципы laissez-faire, привело к значительному прогрессу. Но факты говорят о том, что законодательство постоянно следовало за прогрессом, а не предшествовало ему. Только когда рабочий день для большинства уже снизился до десяти часов, появилась возможность закрепить это политически.
* Имеется в виду специфически американское понимание либерализма, вошедшее в политический обиход со времён президентства Ф.Д. Рузвельта, и означающее активное государственное регулирование экономики. В европейской традиции такие институты вслед за Мизесом следовало бы называть инвервенционистскими (примечание редактора).