Человека, который ррассчитывает за год натрренировать омаров летать, называют сумасшедшим; но человека, который думает, что люди прревращаются в ангелов при помощи выборров, зовут ррыформатором и оставляют на свободе.
Мистер Дули
Вы утверждаете, что даже если институты частной собственности работают отлично, они тем не менее несправедливы. Потребители голосуют деньгами за те блага, производства которых они хотят. Доходы неравны, поэтому одни имеют больше голосов, чем другие. Идеальное же социал-демократическое общество, с другой стороны, распределяет ресурсы демократическим путём так, что каждый человек имеет один голос. И в связи с этим оно превосходит идеальное капиталистическое общество.
Аналогия между тратой денег и голосованием несовершенна. Несмотря на равенство этих двух вещей, трата денег является гораздо более лучшим – и, как это не парадоксально, гораздо более эгалитарным – способом распределения ресурсов. Единожды потраченный доллар не может быть потрачен снова, а потому каждая покупка оставляет вам меньше возможностей для покупки чего-то ещё. А голос может быть использован снова и снова.
Сравните отношения между двумя людьми, один из которых имеет доход 40000 долларов в год, а другой – 20000 долларов, с отношениями между людьми, один из которых состоит в парламентской фракции с сорока голосами, а другой – во фракции с двадцатью.
Когда торги ведутся за необходимое, более богатый человек превосходит бедного; если бы на рынке еды хватало только на одного человека, голодал бы бедный. Но когда более богатый человек торгуется за роскошь, а бедный за необходимое, то побеждает более бедный. Представим, что более богатый человек, купивший достаточно муки, чтобы сделать себе хлеб, хочет купить оставшуюся муку на рынке, чтобы сделать своим детям папье-маше для масок на Хэллоуин. Бедному человеку всё ещё нечего есть; он готов использовать столько своего дохода, сколько необходимо, чтобы сторговать муки. Он получит муку, и гораздо дешевле, чем за 20000 долларов. Богатый человек уже потратил половину своего дохода, покупая муку для хлеба (так как тогда он тоже торговался с бедным). Его оставшийся доход едва равен доходу бедного человека, и он, конечно, не собирается тратить всё, что у него осталось, или даже значительную часть от этого, на маски для Хэллоуина.
Теперь рассмотрим ту же ситуацию с голосами. Человек с большей фракцией голосует за то, чтобы ему (и его союзникам) дали муку для хлеба. Затем он голосует за то, чтобы им дали и оставшуюся муку для папье-маше. Он выигрывает оба раза, сорок к двадцати. Неравенство в голосах оказывает куда более значительный эффект, чем неравенство в деньгах, ведь при каждом голосовании стоит вопрос: всё или ничего. Это объясняет, почему в нашем обществе, где одни и те же люди и беднее, и более слабы политически, у них всё обстоит куда хуже с вещами, предоставляемыми государством, такими как образование и защита полиции, чем с теми, которые продаются частными лицами, такими как еда и одежда.
Для смягчения эффекта “всё или ничего” при голосовании были изобретены такие политические институты, как логроллинг. Конгрессмен демонстрирует, насколько важен его законопроект для избирателей, тем, сколько голосов он готов отдать другому законопроекту, чтобы получить поддержку своего. Это крайне грубая и приблизительная замена рынка – попытка через договорённости между несколькими сотнями человек по нескольким тысячам вопросов отобразить обширное разнообразие двухсот миллионов жизней.
Можно ли создать политические институты, которые полностью разрешат эту проблему? Этим вопросом значительное время занимался Людвиг фон Мизес в 1920-х годах; результаты его исследований изложены в книге Социализм. Экономический и социологический анализ и, в более популярной форме, в романе Генри Хэзлитта Время потечёт назад. Ответ – нет. К тому времени, когда социал-демократ отладит социализм настолько, что его механизмы политического управления станут такими же точными и чувствительными, как и механизмы экономического управления капитализма, он изобретёт капитализм заново. Это уже открыли для себя югославы.
II
Вы признаёте всё, что я говорю о коррупции в регулирующих ведомствах, служащих особым интересам в сферах, которые они регулируют, а также о государственном перераспределении средств от бедных к богатым. Я считаю это доводом против института общественной собственности. Вы – доводом против института частной собственности. Вы утверждаете, что именно неравенство доходов, влияния и статусов в обществе частной собственности искажает элементы общественной собственности внутри него. Лишь из-за того, что одни богаче других, они имеют достаточно влияния, чтобы заставить государство красть у этих других в свою пользу.
Но воровство у бедных в пользу остальных ни в коем случае не единственная форма совершаемого государством воровства. Рассмотрим СГА. Устанавливая стоимость авиабилетов значительно выше рыночной цены, он приносит пользу авиакомпаниям, то есть их акционерам и работникам, за счёт пассажиров. Препятствуя основанию новых авиакомпаний, он приносит пользу акционерам существующих компаний за счёт потенциальных акционеров, клиентов и работников компаний, которые могли бы быть созданы.
Пассажиры авиакомпаний не бедны. Некоторые из них, несомненно, богаче среднего акционера авиакомпании, и многие богаче её рядовых сотрудников. Как вышло, что они оказались не на том конце государственного перераспределения?
Ответ легче всего понять с позиции того, что экономисты называют экстерналиями. Экстерналии – это результат моих действий, который приносит пользу или вред кому-то, с кого я не могу взимать платы или кому я не имею необходимости возмещать ущерб. Например, если я буду жечь листья на газоне, и дым побеспокоит моих соседей, я создаю им издержки, которые они не могут заставить меня оплатить. Я могу сжечь листья, даже если реальные издержки этого, включая слезящиеся глаза моих соседей, больше, чем стоимость того, чтобы куда-нибудь их вывезти. Это, как правильно утверждают противники капитализма, является недостатком работы капиталистической экономики.
В институтах, управляемых голосованием, экстерналии играют чрезвычайно важную роль. Если я потрачу время и силы на то, чтобы выяснить, какой кандидат станет наилучшим президентом, гипотетическая польза от моих затрат будет равномерно распределена между 200 миллионами человек. 99,999995 процентов результата моей работы будут экстерналиями. Если то, как я должен проголосовать, не очевидно, то мне не стоит тратить время и становиться хорошо информированным избирателем, кроме тех случаев, когда я получаю непропорционально большую долю выгоды. Иными словами, в вопросах, где у меня есть особые интересы.
Вернёмся к СГА. Чтобы я, случайный пассажир авиакомпании, мог как-то повлиять на это, мне бы пришлось проследить за тем, как проголосовал каждый член совета директоров, кем он был назначен, и как представляющие меня конгрессмены голосовали по каждому из законопроектов, связанному с регулированием авиакомпаний. И после всего этого вероятность того, что мой голос или какое-либо оказанное мною давление на моих конгрессменов или президента изменит ситуацию, составляет один на миллионы. И если я добьюсь успеха, то всё, что я получу, – это экономия около ста долларов в год на более низких авиатарифах. Это не стоит того. Но для индустрии авиаперевозок все те же самые действия, только подкреплённые куда большим количеством денежных ресурсов и голосов, принесут много миллионов долларов. Для них оно того стоит. И дело не в том, что они богаче всех пассажиров авиакомпаний вместе взятых; это не так. Но мы рассредоточены, а они – нет.
Политика особых интересов – простая игра. Сто человек сидят в кругу, каждый с карманом, полным мелочи. Политик ходит по кругу, забирая по пенни у каждого человека. Никто не возражает; кого волнует один пенни? Когда политик обходит весь круг, он бросает пятьдесят центов одному человеку, который становится вне себя от радости из-за такой неожиданности. Процесс повторяется, и выигрыш достаётся другому. После ста раундов игры каждый становится на сто центов беднее, на пятьдесят центов богаче – и счастливее.
III
Вы возражаете, что капитализм работает слишком хорошо, что более эффективные средства производства вытесняют менее эффективные, оставляя всех на стерильной и однообразной работе в убивающей душу среде.
Более эффективные средства производства действительно вытесняют менее эффективные, но ваше определение эффективности слишком узкое. Если на одном предприятии производительность рабочего на один доллар в час больше, чем на другом, но его условия труда настолько плохи, что он с радостью примет зарплату на два доллара в час меньше и устроится на другое предприятие – то которое из них более эффективно? Как для работодателя, который экономит на заработной плате больше, чем теряет в производительности, так и для работника “менее продуктивное” предприятие является более эффективным. Эффективность капитализма учитывает как денежные, так и неденежные затраты и прибыли.
IV
В идеальном социалистическом государстве власть не будет привлекать помешанных на власти. Люди, которые принимают решения, не будут проявлять ни малейшего пристрастия к своим собственным интересам. Там у умного человека не будет никакой возможности прогнуть институты так, чтобы они служили его собственным целям. И реки будут течь в гору.