Вероятно, можно было бы показать на фактах и цифрах, что нет никакого чисто американского преступного класса, кроме Конгресса.

Марк Твен

Рассмотрим общество свободного рынка, в котором воровства не существует. Предположим, что какое-то изменение, социальное, технологическое или какое-то другое, внезапно делает воровство возможным. Каковы будут последствия? Можно было бы предположить, что всё сведётся к переходу украденной суммы от одной группы людей к другой; жертвы станут беднее, а воры богаче на ту же сумму. Это неправда.

Люди выбирают профессию вора, как и любую другую профессию, пока число воров не станет достаточным, чтобы снизить доход от воровства до такой степени, чтобы оно стало не более привлекательным, чем другие доступные им профессии. В итоге воры будут отрабатывать полноценные восьмичасовые ночные смены и получать ту же зарплату, что и другие работники со схожими талантами, занятые в других местах, плюс оплату таких особых деловых расходов, как судебные издержки и время, потерянное в тюрьме. Вор на грани ухода из профессии, который вёл бы честный образ жизни, если бы доходы от воровства были хоть чуть-чуть ниже, остаётся вором лишь до тех пор, пока дополнительный спрос на его особые таланты делает чуть выше выгоду от обладания подобными талантами. Вор, уверенный в своём выборе занятия, который лучше приспособлен к воровству или менее приспособлен к честной работе, чем большинство других воров или потенциальных воров, имеет несколько большую выгоду, но даже для него выгода от воровства составляет не всю сумму дохода, поскольку он может тратить те же усилия, зарабатывая несколько меньше в другой профессии.

Между тем, жертвы теряют больше, чем сумма того, что у них украдено, которая, по крайней мере, так же велика, как и общий доход воров. Кроме того, они оплачивают стоимость охранной сигнализации, полиции и других дорогостоящих сопутствующих воровству последствий. Чистый эффект воровства заключается не в передаче дохода, а в отвлечении труда от производительного использования к непроизводительному, что уменьшает общий доход членов общества примерно на сумму похищенного.

Если квалифицированные воры существуют в изобилии, или если качества, необходимые для кражи, примерно такие же, как те, что требуются в других профессиях, выгода для воров от существования индустрии воровства будет небольшой. Если, вдобавок к этому, число воров составляет значительную часть населения, то сами воры могут оказаться в худшем положении из-за существования воровства. В конце концов, среди воров нет чести: человек может вернуться с ночного промысла только для того, чтобы узнать, что его коллега нанёс ему визит. Кроме того, цена товара, который покупают воры, увеличивается в связи со стоимостью страховки, охраны и прочих вынужденных трат, обусловленных наличием воровства. Сами воры могут терять от наличия воровства больше, чем приобретать. Если они в меру рациональны, они и сами могли бы предпочесть, чтобы воровство было невозможным.

Точно такой же аргумент можно привести в отношении скупщиков, конечных покупателей краденого имущества и всех остальных, кто на первый взгляд выигрывает от воровства. В каждом случае конкуренция приводит к снижению прибыли до рыночного уровня, в то время как некоторые издержки воровства несут те, кто, казалось бы, извлекает из этого выгоду.

Этот анализ частного воровства полезен для понимания природы государства. Государство состоит в основном из различных форм легализованного воровства. К нему применимы те же экономические принципы, что и к незаконному воровству. Существует конкуренция как за трудоустройство (в качестве политиков, бюрократов и так далее), так и за покупку краденых товаров (лоббирование субсидий и других государственных благодеяний). Эта конкуренция снижает доходы как политиков, так и их клиентов, пока они не достигнут своего рыночного уровня. Как и в случае с частным воровством, люди получают выгоду только в той мере, в какой их таланты особенно подходят для государственных профессий. Как и в предыдущем случае, изымаемое богатство – это в основном чистый убыток, а не передача. Если из денег налогоплательщиков раздаётся миллион долларов, люди, конкурирующие за него, готовы потратить большую часть миллиона долларов, чтобы получить его, точно так же, как частный вор вложит труда на двадцать долларов, чтобы украсть добычи на двадцать пять долларов. Кроме того, как и при частном воровстве, всё больше ресурсов расходуется на траты по защите от государства: затраты на налоговых юристов, на неэффективное распределение труда и капитала при планировании предпринимательства с целью минимизации налоговых издержек вместо максимизации реального производства и так далее. В долгосрочной перспективе общество, вероятно, оказывается беднее на сумму, превышающую непосредственно изъятое.

Точно так же, как воры могут пострадать от воровства, вполне возможно, что те, кто работает на государство или с его использованием, могут нести потери от его существования. Это действительно вполне вероятно, поскольку число “воров” колоссально. Практически всё население в той или иной степени использует государство, чтобы украсть что-то у кого-то, а общая сумма украденного составляет значительную часть национального дохода.

Можно утверждать, что главные выгодоприобретатели государства, в частности политики, не имеют никаких талантов, кроме воровства, и что поэтому увеличение их доходов в результате спроса государства на этот талант является значительным. Этот аргумент риторически удовлетворителен, но, вероятно, ложен. Существует жёсткая конкуренция за высокий пост, и люди, которые выигрывают, как правило, имеют значительные способности. Человеческие способности, я полагаю, вполне могут быть обобщены: человек, который хорош в одном деле, обычно может быть хорош и в другом. Если бы правительство было резко сокращено или ликвидировано, политики могли бы заниматься более приемлемой деятельностью, возможно, в качестве артистов, возможно, в качестве руководителей. Большинство политиков, если бы они остались вне политики, вероятно, зарабатывали бы почти столько же, сколько сейчас. Но если бы не было политики, доходы каждого были бы намного выше. Упразднение государства, несмотря на то, что могло бы снизить относительный доход тех, кто сейчас является или мог бы стать политиком, существенно повысило бы абсолютный доход каждого.

Весь этот анализ, как следует из названия главы, призван ответить на аргумент о том, что государство не может быть легально упразднено, поскольку люди, которые его контролируют, получают от него прибыль и, поскольку они контролируют его, они не позволят ему быть уничтоженным в рамках системы. Такой анализ в рамках идеи о правящем классе не может объяснить такие действия государства, как регулирование авиакомпаний, которые сводятся в основном к уничтожению благосостояния, и в данном случае именно благосостояния богатых. Вводя высокие тарифы на авиаперевозки, Совет по Гражданской Авиации изымал у авиапассажиров около $2 млрд в год. Многие из них, несомненно, были бы членами правящего класса, если бы таковой существовал. Авиакомпании получили лишь малую часть этой суммы, их общая чистая прибыль составила всего около полумиллиарда долларов. Если мы предположим, что 40 процентов этого дохода было результатом деятельности СГА, что всё это идёт членам “правящего класса”, и что целая половина денег, потраченных на авиабилеты, тратится студентами, парами с низким доходом во время медового месяца и подобными лицами, не относящимся к правящему классу, мы всё ещё имеем забавное шоу, в котором правящий класс крадёт миллиард долларов у себя же, да ещё и платит восемьсот миллионов за эту привилегию. Кажется более разумным предположить, что нет никакого правящего класса, что нами правят, скорее, мириады враждующих банд, постоянно занятых воровством друг у друга, и это приводит к великому обнищанию как их самих, так и всех нас.

Даже если это верно, тем не менее есть люди, которые вложили деньги в существующую систему, потратили время и энергию, чтобы устроиться на прибыльную работу, и таким образом имеют краткосрочный интерес в поддержании этой системы. Это может стать только промежуточной проблемой. Такие люди будут яростно бороться против любой попытки упразднить их рабочие места, пока они находятся на них, но они не заинтересованы в сохранении их для своих преемников. Однако упразднение государства займёт больше времени, чем сроки карьеры одного поколения бюрократов и политиков.

Это не означает, что мы можем достичь анархии, просто разместив несколько ксерокопий этой главы вокруг Капитолийского холма и ожидая, пока конгрессмены признают свои долгосрочные интересы. В следующих двух главах я предлагаю более практичные – и более долгие – пути к свободе, чем этот. Но, по крайней мере, мы можем убрать с нашей карты один блокпост — сатанинский правящий класс, собирающий шекели правой рукой и набивающий урну для голосования левой.

---

[Идея, обрисованная в этой главе, в недавней статье Анны Крюгер названа “поиском ренты”. Её первое появление, насколько мне известно, имело место в статье Гордона Таллока, “Потери благ от пошлин, монополий и воровства”, опубликованной за несколько лет до того, как я сформулировал свою версию.]

---