Если вы хотите, чтоб люди работали на вашем сталелитейном заводе, вам нужно предложить им условия, как минимум столь же привлекательные, как у наилучшей возможной альтернативы. Если вы хотите получить руду и уголь, то вам нужно предложить шахтёрам цену, которая хотя бы покрывает их расходы на добычу этих ресурсов из земли. Таким образом, затраты на производство стали перекладываются на вас от людей, которые поставляют вам ресурсы для производства. Аналогично, издержки того, что производите вы, перекладываются на покупателей вашей стали. Если выручка от производимых вами товаров больше понесённых затрат, вы получаете прибыль и продолжаете производство. А если затраты превышают выручку, то вы не получаете прибыль и останавливаете производство. Это краткое объяснение (длинное требует года изучения теории цен и/или хорошего учебника) того, почему рыночное общество производит товары тогда, и только тогда, когда их выгодно производить.
Здесь, однако, есть проблема. В дополнение к тому, что вы используете труд, уголь, руду и производите сталь, вы также производите диоксид серы, который делает жизнь немного хуже для тех, кто дышит воздухом с подветренной стороны от вас. Это также определённая форма издержек при производстве стали, но в обществе, где нет Агентства по защите окружающей среды, деликтного права или чего-то похожего, эти издержки несут другие люди, не вы.
Экономисты относят подобные эффекты к экстерналиям, которые в свою очередь делят на негативные (внешние издержки) и позитивные (внешние выгоды). Их существование – это один из аргументов, из-за которых экономисты считают необходимым вмешательство государства в рынок. Загрязнение воздуха – это негативная экстерналия, поэтому его предлагается регулировать или обложить налогами. Знание, создаваемое в ходе фундаментальных научных исследований – это позитивная экстерналия, поэтому его нужно субсидировать. Теоретически, этот аргумент верен. Экстерналии – это одна из причин того, что я описывал в Главе 53, как провал рынка. Государство, которое заставляет людей учитывать их, может, в принципе, улучшить последствия работы неконтролируемого рынка.
Здесь, однако, есть практическая проблема. Чтобы правильно выполнять свою работу, государству необходимо знать знак и величину экстерналии. Без этого знания оно может облагать налогами и субсидировать не тех людей. Может дойти до того, что те, кого стоит субсидировать, будут обложены налогами, и наоборот.
В настоящее время эксперты настаивают, что глобальное потепление это проблема, которая должна быть решена буквально сегодня, если не вчера. Сорок лет назад такой проблемой считали перенаселение. Было широко распространено мнение, что чем больше людей существует на Земле, тем хуже им будет на ней жить. Некоторые люди шли дальше и заявляли, что человечество находиться на пороге катастрофы. В Демографической бомбе, опубликованной в 1968 году, Пауль Эрлих пишет: «Битва за обеспечение человечества едой проиграна. В 1970-х сотни миллионов людей умрут от голода, несмотря на все начатые программы гуманитарной помощи. На столь позднем этапе уже ничто не сможет остановить катастрофического увеличения индекса смертности…» Хотя его позиция была более радикальной, чем у многих других, к его работе относились серьезно. Менее экстремальные версии тогда были так же широко распространены, как и опасения по поводу глобального потепления сейчас.
Моей первой публикацией по экономике была брошюра, написанная для Совета по населению по просьбе президента Совета. Он заметил, что почти все обсуждения этого вопроса происходили с одной стороны идеологического спектра, и поинтересовался, как этот вопрос будет выглядеть с другой точки зрения, поэтому попросил меня написать статью о демографических проблемах с прорыночной точки зрения.
Вопрос был как раз об экстерналиях: если родился ещё один ребёнок, то стало ли другим людям от этого хуже и насколько. Я пришёл к выводу, что я не только не могу сказать, каков масштаб эффекта от рождения нового человека, но даже не могу сказать, является ли он позитивным или негативным. И, насколько я могу судить, никто другой не может этого знать, хотя многие считают, что знают.
Рост населения создаёт и позитивные и негативные эффекты. Больше людей означает больше загрязняющих окружающую среду и совершающих преступления, больше претендентов на социальные программы. Но в то же время появляется больше людей, которые совершают изобретения, платят налоги, пишут книги и сочиняют музыку. Эффект с каждой стороны очень велик, он проявляется на протяжении долгого и неопределённого будущего, его сложно предугадать.
Стандартный аргумент с устоявшихся позиций о том, что больше людей означает меньше земли и природных ресурсов для каждого, плох с чисто экономической точки зрения, по крайней мере, в контексте общества, построенного на принципах частной собственности. Новорождённый ребёнок не является в мир с документом в кулаке, по которому ему надо выдать общемировую норму ресурсов на человека. Если я хочу, чтобы мой ребёнок владел землёй для проживания, ему или мне придётся произвести нечто достаточно ценное для текущего владельца земли, что он пожелал бы принять в обмен.
Есть и другие аргументы с той и с другой стороны. Чем больше детей, тем дороже будет отправить их в общеобразовательные школы, и эти издержки не обеспечиваются напрямую родителями. Дети, однако, вырастают и становятся налогоплательщиками. Сравнив затраты на обучение детей в школе и то, сколько эти дети а дальнейшем заплатят в качестве налогов для обеспечения этих самых школ, мы увидим, что они как примерно уравновешивают друг друга, сводя итоговый эффект к нулю.
Некоторые экстерналии носят чисто позитивный характер. Например, больше людей означает меньшую долю национального долга на каждого. Некоторые бывают чисто негативные. В конечном итоге, я не представляю, как можно подсчитать негативные и позитивные эффекты достаточно точно, чтоб ставить напротив их суммы плюс или минус.
Спустя много лет я столкнулся с такой же проблемой в контексте глобального потепления. Большинство аргументов сводилось к тому, что температура на планете растёт вследствие увеличения в атмосфере количества углекислого газа, производимого людьми, и к вопросу о том, насколько существенным будет потепление в будущем. Практически все приняли как должное, что потепление это плохо, возможно даже очень плохо.
Я не мог и не могу сказать почему. Существующий сейчас климат не был создан для нас, так же, как и мы для него, а климатические условия значительно менялись в ходе истории существования нашего вида. Сейчас люди живут и процветают в куда большем климатическом диапазоне, чем ожидаемые изменения. Один априорно негативный фактор, позволяющий мне счесть изменения нежелательными – это то, что сейчас мы приспособились к конкретной окружающей среде. Быстро адаптироваться под другую среду может быть проблемой. Однако глобальное потепление, согласно прогнозам, идёт со скоростью, не превышающей треть градуса в десятилетие. Такая скорость изменений более чем комфортна для фермеров, которые смогут скорректировать посадки, или для домовладельцев, которые переоборудуют дома, и всё это с небольшими затратами.
Если мы не можем представить априорную причину, по которой потепление производит чистые негативные экстерналии, возможно, мы сумеем выявить последствия и подсчитать сумму издержек от них. Потепление, вероятно, вызовет подъём уровня моря на 30-60 сантиметров к концу века. Также оно предположительно сдвинет изотермы северного полушария на сотни километров дальше на север, увеличив площадь пригодной для обитания земли примерно в тысячу раз в сравнении с площадью территории, которая будет потеряна из-за повышения уровня моря. В среднем, конечно, квадратная миля этой земли будет куда менее ценна, чем та, которая уйдёт под воду, но можно ли ожидать, что она окажется в тысячу раз менее ценной?
Потепление приведёт и к другим позитивным и негативным эффектам. Поскольку мы говорим об эффектах, проявляющихся на отрезке времени в век и больше, то мы можем сослаться на Уильяма Нордхауса, экономиста, специализирующегося на проблеме глобального потепления. Из его расчётов, сделанных на двести пятьдесят лет, вытекает, что более или менее надёжную оценку масштаба эффектов сделать невозможно. Более подробное обсуждение причин, по которым я полагаю, что чистый эффект потепления с равной вероятностью может быть как отрицательным, так и положительным, читатели могут найти в моём блоге. Здесь я излагаю более общее утверждение, объясняя, почему попытка основывать политические меры на оценках внешних эффектов пятьдесят лет назад привела к ошибочным выводам о численности населения, а сегодня приводит к очень сомнительным выводам о глобальном потеплении.
Рассмотрим человека, суммирующего экстерналии, чтобы решить, какой должна быть государственная политика, должно ли государство помогать или препятствовать росту населения, облагать выбросы углекислого газа налогом или субсидировать их. Если он верит, что итоговый эффект потепления негативен, то, скорее всего, он будет делать щедрые оценки для негативных экстерналий и консервативные для позитивных, причём многие из последних он не учтёт, так как не прилагает особых усилий к их поиску. В конечном итоге он придёт к выводу, что объективные свидетельства говорят в пользу его изначальной точки зрения. Если его изначальные убеждения были противоположными, то и расчёты его будут предвзятыми с противоположной стороны, и он достигнет противоположного результата.
Несколько лет назад я наткнулся на ярчайший пример этой мыслительной схемы в работе Уильяма Нордхауса. В своём исследовании последствий глобального потепления он счёл негативные эффекты достаточными, чтобы оправдать углеродный налог, призванный замедлить их наступление, однако обе негативные экстерналии, им найденные, а также предлагаемые им меры были куда скромнее, чем у других исследователей, не говоря уже о взглядах активистов, вроде Эла Гора.
Чтобы добиться даже таких скромных результатов, ему пришлось включить в свои расчёты издержек не только предсказуемые эффекты вроде поднятия уровня моря, но и маловероятные события, которые бы повлекли за собой большие расходы, если бы произошли. В книге, написанной в соавторстве с Джозефом Бойером [16], авторы пишут, что «этот подход используется, поскольку исследования первого поколения показали, что влияние на рыночный сектор экономики, скорее всего, будет сравнительно ограниченным». Или, иными словами, без учёта издержек от маловероятных, но катастрофических рисков глобальное потепление не выглядело серьёзной проблемой.
В их подходе есть любопытная асимметрия. Они учли маловероятные тяжёлые последствия от допущенного человечеством глобального потепления. Но, насколько я могу судить, не делали аналогичных попыток учесть маловероятные тяжёлые последствия борьбы с глобальным потеплением. Это могло бы иметь смысл, будь у нас уверенность, что без влияния человеческого фактора климат никогда не изменится. Но у нас нет оснований для такой уверенности, поскольку климат менялся, иногда весьма радикально, задолго до того, как человек получил возможность на него влиять.
В данный момент мы живём в межледниковье, сравнительно тёплом промежутке посреди ледникового периода, который начался более двух миллионов лет назад. Мы не знаем, по каким причинам начинаются и заканчиваются межледниковья. Долговременные оценки глобальной температуры показывают, что она имела тенденцию к снижению в течение очень долгого времени, возможно, с начала нынешнего межледниковья, и этот тренд обратился вспять в ходе текущего потепления. Очень может быть, что глобальное потепление – это всё, что защищает нас от окончания межледниковья. Если же оно закончится, то результатом этого, судя по прошлым оледенениям, будет падение уровня моря более чем на три сотни футов, что сделает все морские порты в мире сухими и возвышенными. А на месте современных Лондона и Чикаго в дополнение к тому будет ледник высотой около полумили.
Я не думаю, что эта катастрофа вероятна, но она возможна, как были возможны, хотя и маловероятны, ещё многие другие катастрофы, которые со мной не произошли. Нордхаус, ищущий негативные эффекты глобального потепления, включил маловероятные. Насколько я могу сказать, исходя из той его книги, или более поздней, или своей переписки с ним – при написании этой главы я хотел быть уверенным, что правильно понял его работу – он не включил в свои расчёты ни одной оценки маловероятных эффектов противоположного толка. Я считаю это свидетельством проблемы использования аргументов об экстерналиях для выработки политических мер. Слишком уж легко, взвешивая выгоды и издержки, ненамеренно придержать пальцем одну из чаш весов.
Сделать же это намеренно ещё проще. Много лет назад, когда я был аспирантом, я провёл лето, стажируясь в Конгрессе. Мой конгрессмен отпускал меня на четыре дня в неделю в Объединённый Экономический Комитет. Они допустили меня к их проекту по финансам штатов и округов, он же проект по финансам штатов и округов Университета Джорджа Вашингтона, он же проект по финансам штатов и округов Конференции Губернаторов – названия даются по памяти, поэтому могут быть неточными, это всё-таки было более сорока лет назад.
В рамках проекта создавался справочник, книга с информацией для интересующихся неспециалистов. В нём были материалы, помогающие принимать решения в сфере финансов штатов и округов. И тогда я обнаружил некий факт. Это был демографический факт об уже родившихся людях, то есть несомненно истинный. Факт, имеющий прямое отношение к бюджету штатов и округов, то есть несомненно релевантный для создаваемой нами книги.
Этот факт касался соотношения между количеством школьников и общим числом налогоплательщиков. За предыдущее десятилетие, когда беби-бумеры поступали в школу, это соотношение росло. Это означало, что сохранение постоянного уровня расходов на ученика требовало повышения налогов. В течение следующего десятилетия беби-бумеры заканчивали школу и становились рабочей силой. Это означало, что соотношение школьников к налогоплательщикам начало падать. Это, в свою очередь, означало, что тот же уровень затрат на ученика мог бы поддерживаться при более низких налогах.
Руководители проекта согласились с истинностью этого факта. Они не отрицали его релевантности. Но они отказались включить его в справочник, поскольку он указывал в неверном направлении. Они хотели доказать, что штатам и округам в будущем потребуется больше налоговых поступлений. Я же приводил доказательства того, что им потребуется меньше.
Я был молод, невинен и ошеломлён. Это были интеллигентные люди, которые мне нравились, которых я уважал, профессиональные исследователи, сознательно занимающиеся нечестной работой. С тех пор я не склонен принимать на веру заключения, вытекающие из академических трудов в оправдание политических мер.
[16] Ссылка в оригинальном тексте книги была битая, но по цитате удалось отыскать первоисточник: William D. Nordhaus and Joseph Boyer, Warming the World. Economic Models of Global Warming. Если рано или поздно ссылка, которая даётся здесь, также станет битой, вы сможете отыскать текст по названию книги (примечание редактора)