Предоставление или субсидирование здравоохранения часто рассматривается как фундаментальное обоснование государственной власти по некоторым, на первый взгляд, весьма убедительным причинам.

Во-первых, расходы на здравоохранение могут одновременно быть непредсказуемыми и при этом огромными. Во-вторых, люди, переживающие острые проблемы со здоровьем, вряд ли будут договариваться, торговаться или ждать. Если вас сбил автобус, и вы истекаете кровью, то вы не будете спорить из-за цены с приехавшем вас оперировать. В-третьих, организации, предоставляющие услуги здравоохранения, нужно рассматривать как находящиеся в сложной позиции, поскольку они практически никогда не отказывают в лечении прибывшему в реанимацию, независимо от того, платит он или нет. В-четвёртых, у многих людей есть некоторые сомнения и страхи по поводу надёжности врачебных рекомендаций, и потому они хотят быть уверенными в том, что институты, от лица которых они звучат, работают качественно и внутренне непротиворечиво. Наконец, поскольку доктора, фармацевтические компании и вообще все субъекты предоставления медицинских услуг получают прибыль от болезней, а не от здоровья, то имеет место “перевёрнутая” система стимулов. Фармацевтические компании, например, мотивированы продать как можно больше лекарств, а не искать им более совершенные альтернативы или предотвращать болезнь как таковую.

“Решением” этих проблем почти всегда было создание и расширение государственной власти в сфере медицины. Во всех западных демократиях, кроме Соединенных Штатов, это привело к национализации медицины или созданию истинно коммунистических в своём основании монополий, существующих за счёт налого, обеспечиваемых за счёт эффективности и продуктивности свободного рынка. Здоровых под дулом пистолета заставляют платить за больных. Более того, государство регулирует выдачу лицензий здравоохранительным организациям, создавая значительные правовые барьеры для начала работы доктором, медсестрой или другим медицинским специалистом.

Императивом предоставления медицинских услуг является аксиома о “праве” на медицинскую помощь, которая рассматривается как оправдание государственного насилия, способное растоптать практически любое возражение. Даже те, кто готов принять замену социального обеспечения частной благотворительностью ощущают давление, защищая идею о необходимости превращения здравоохранения в “индустрию прибыли” из-за страха, что всё будет как в песне “богатый остаётся здоровым, больной остаётся бедным…”

Каждый, способный ощущать эмпатию, испытывает всё возможное сострадание к невинному младенцу с какой-либо формой врождённого дефекта, а возможно и к бедным родителям, которым могут быть необходимы десятки тысяч долларов на профессиональную помощь, способную решить проблему. Сама случайность подобного несчастья наполняет наши сердца сочувствием, ведь все мы пониманием, что на месте этого болезненного ребёнка вполне могли быть мы сами или же наш собственный ребёнок.

Аналогично, на рождённых с некоей формой генетического или врождённого нарушения также “несправедливо” наложены дополнительные медицинские траты, без какой либо вины с их стороны. Родителям ребёнка, чьи зубы угораздило вырасти криво, требуется заплатить дантисту на тысячи долларов больше, чем родителям ребёнка, чьим зубам посчастливилось расти прямо.

Когда человек переживает неожиданное, непредсказуемое или неизбежное ухудшение состояния здоровья, что рано или поздно случится с каждым из нас, по крайней мере, когда к нам придёт смерть, мы испытываем ужас, представляя, что человеку в этой ситуации придётся спорить о цене и выгоде. Особенно в случае родителей, которым приходится выбирать между наилучшим возможным лечением для их больного ребёнка и тем, которое они могут себе позволить, это кажется особенно жестоким и негуманным. Документальный фильм Майкла Мура “Здравозахоронение”, например, начинается с истории мужчины, которому, как он утверждает, пришлось выбирать, какой из двух пальцев ему сохранить, он не мог позволить себе сохранить оба.

Ощущения незащищённости и страха, идущие рука об руку с серьёзными заболеваниями, также, как нам кажется, не должны соединяться с холодным расчётом издержек и выгод. Должен ли больной раком выбирать между химиотерапией и пропитанием? Наверняка, справедливое и сострадающее общество должно делать всё, что в его силах, дабы не ставить перед своими гражданами такие суровые и ужасающее вопросы.

Более того, поскольку медицинская помощь может быть делом жизни и смерти, то сострадательное общество должно предпринимать все возможные шаги, дабы обеспечивать систему, при которой медработники проходят через тщательную систему обучения и оценки. Опять таки, незащищённость и страх, всплывающие, когда дело касается здоровья, никогда не должны отягощаться страхом того, что интересы медработника не лежат в той же плоскости, что и интересы пациента.

Анархизм и здравоохранение

Для всех очевидно, что человеком движет не врождённая святость. Доктора могут быть беспардонными, жадными, лживыми и вероломными. Пациенты, аналогично, могут быть сложными, капризными, непослушными, скандальными и ипохондриками. Они могут симулировать болезни ради получения необоснованных выгод, а также могут пристраститься к некоторым лекарствам, таким как обезболивающие, и начать манипулировать врачом ради их получения.

Эмпирически данную нам развращённость человеческой природы анархисты признают, но иначе, нежели этатисты. Анархисты констатируют, что власть развращает, в то время как этатисты считают власть лекарством от развращения. Анархисты понимают, что единственный рабочий и проверенный способ бороться с коррупцией – это добровольность и состязательность, этатисты  же верят, что единственный способ с ней бороться – это создание монополии на насилие.

По сути, анархисты полагают, что добродетель появляется благодаря рынку добровольных взаимодействий, этатисты же считают, что добродетель это плод диктаторского принуждения, созданного и поддерживаемого под дулом пистолета.

В идеале, мы, независимо от наших политических наклонностей, признаём, что медицинское обслуживание должно быть:

1. Ориентировано на профилактику, а не на лечение;

2. Как можно более дешёвым

3. Как можно более профессиональным

4. Как можно более доступным

5. Действующим в интересах пациента

Существующая система

Есть базовый экономический закон: всё что вы субсидируете, увеличивается; всё, что вы облагаете налогом, уменьшается.

Этатистские “системы” здравоохранения следуют базовой модели: доктору не платят, когда вы здоровы, но платят, когда вы больны.

Другими словами, у доктора нет прямого экономического интереса в предотвращении болезни, но есть масса стимулов эту болезнь лечить.

В рамках этатистской системы здравоохранения доктор оплачивается, исходя из количества посещений, а не за успешность лечения. Это означает, что доктора не получают деньги за лечение пациентов, а за их осмотры, таким образом, каждый из них заинтересован сделать осмотры как можно более короткими и передать любое сложное “лечение” на аутсорс.

Более того, в общественных системах здравоохранения сбор и публикация информации о качестве и эффективности работы докторов ещё и нелегальны. Если я узнаю, что у меня рак простаты, то у меня не будет возможности выяснить, какой врач наиболее успешно лечит это заболевание. (Что ещё важнее, если в моей семье кто-то болел раком простаты, я не могу также выяснить, какой врач был наиболее успешен в его профилактике.)

Если просто сесть и начать об этом задумываться, всё это поразительно, чертовски поразительно!

Продажа еды незаконна, если на упаковке отсутствует информация о её составе. Руководство акционерным обществом незаконно, если не публикуется его финансовая отчётность. Незаконна продажа машины, если не указ её расход топлива. Да в конце концов, незаконно продавать даже одежду без указания того, где она была произведена.

Публикация каждого этого тупого и ненужного куска информации требуется по закону, но публикация данных по эффективности докторов не только не требуется, но вас ещё и отправят в тюрьму за сбор и публикацию этой информации!

Почему всё именно так?

Эту информацию принудительно запретили в большинстве стран по двум простым причинам. Во-первых, в любой общественной системе эта информация вызовет массовый исход больных к наиболее эффективным докторам. Поскольку в рамках такой системы доступ к врачу не должен быть обусловлен ценой, то время ожидания к хорошим врачам экспоненциально вырастет, а доходы плохих уменьшатся. Избиратели будут в ярости, если они не смогут получить доступ к наиболее квалифицированным врачам, и потребуют немедленных изменений в системе здравоохранения. К несчастью, единственный способ ограничить общий доступ к специализированным врачам к специализированным врачам – это позволить им поднять цены на свои услуги, что уничтожит коммунистическую составляющую системы.

Вторая причина того, что эта информация недоступна в большинстве систем здравоохранения, состоит в том, что отдельным инсайдерам она как раз доступна, и они совсем не хотят, чтобы остальное население тоже могло ей пользоваться.

“Двухуровневое” здравоохранение

Каждый раз, когда появляется призрак приватизации здравоохранения, каждый эксперт на планете начинает вопить об ужасах “двухуровневой” системы. По сути, это страх, что если внедрить элементы приватизации в систему общественного здравоохранения, то все хорошие доктора убегут в частный сектор, оставив общественную часть системы в руинах.

Самое интересное в этой страшилке то, что эти же эксперты, похоже, искренне не верят в то, что в государственной медицине уже существует «многоуровневая» медицинская система.

В действительности, в национализированной медицинской системе существует четыре уровня. Первый населяют богатые и известные люди, всевозможные политики, медийные личности, эксперты и так далее – те, кто не стоит в очереди на томографию или консультацию ведущих специалистов. Эти люди живут в некотором подобии “Потёмкинской деревни”, образцово- показательной медицины, их никогда не оставят без ухода или присмотра, опасаясь того, что и как они могут написать о действительном положении вещей в системе. Те, кто об этом положении знает, будут направлять подобных людей к наиболее компетентным специалистам и пожелают убедиться, что они попали на консультацию без предварительного нахождения в комнате ожидания. После консультации они незамедлительно отправляются за самым передовым лечением, и остаются безмерно довольными общественной системой здравоохранения, ведь они с ней в действительности и не сталкивались. Их задача в том, чтобы остаться счастливыми и продолжить вынуждать всех остальных платить за их элитное частное лечение.

Второй уровень составляют те, кто находится внутри – или, по крайней мере, близок – к медицинской индустрии. Один мой знакомый, психолог, получил плохую новость о том, что у его отца рак толстой кишки. Будучи относительно близок к медицинской профессии, он смог обратиться к друзьям и сразу же выяснить, кто в городе лучший специалист по этому заболеванию. Затем он представился этому врачу, сказав, что он друг такого-то, и таким образом неизбежно оказался в начале очереди – и это особое отношение сопровождало его отца на протяжении всего периода постановки диагноза и химиотерапии. Он всегда получал лучших врачей, и ему редко приходилось ждать. Это не потому, что врачи злые или изначально коррумпированные, или что-то в этом роде, а скорее потому, что очень неприятно отказывать другу в одолжении – к тому же куда легче заводить и сохранять друзей, когда можешь оказывать им услуги, потому что тогда они неизбежно будут оказывать услуги и тебе.

Третий уровень состоит из богатых людей, не обладающих политическими и медийными контактами, но способных отправиться за медицинской помощью за границу – в США или иную страну с более или менее рыночной системой здравоохранения.

Последний, четвёртый, состоит из тех, кто не так известен, кто не обладает властью, кто не так богат, кто не обладает связями в медицинской сфере. Эти горемыки блуждают по лабиринтам системы государственного здравоохранения, постоянно вытесняемые теми, кто обладает большей властью, не имея возможности получить хотя бы крупицу информации о качестве получаемой ими помощи, оцепенело ожидая, пока система удостоит их приемом, рентгеном, лечением, советом  – потерянные, беспомощные, зависимые, напуганные, игнорируемые, имеющие по факту не больше прав, чем забытая в запертом стойле корова в ожидании антибиотиков.

Поскольку доктору платят за осмотр как можно большего числа людей, то он будет без лишней вежливости прогонять их через свой кабинет, тратя в среднем по 18 секунд на выслушивание симптомов, а его стандартное лечение состоит либо в выписывании рецепта, либо в отправке пациента к более узкому специалисту.

Существует три основных причины, почему он выписывает рецепт: первая – таким образом он избавляется от пациента в своём кабинете настолько быстро, насколько возможно, к тому же перекладывая любую потенциальную ответственность на фармацевтическую компанию; вторая, напрямую связанная с первой, заключается в том, что фармацевтические компании осыпают врачей подарками, поездками и приглашениями на семинары, чтобы он рекомендовал именно их лекарства; третья – пациент и сам может быть довольно расторопным, и если всё, что ему нужно от врача, это продлить рецепт – “У вас всё ещё те же самые симптомы? Очень хорошо, вот, пожалуйста!” – что прекрасно поддерживает высокую скорость приёма.

Разумеется, отправка пациента к более узкому специалисту – это не менее быстрый способ избавиться от него, поддерживая таким образом, опять-таки, высокую скорость приёма.

Анархистское “решение”?

Представьте, что я выдвину представленное ниже как решение проблемы предоставления медицинских услуг в безгосударственном обществе.

Рабочий вариант видится мне так: некая ОРС должна аккумулировать достаточную военную мощь, чтобы насильственно вытеснить с рынка все остальные медицинские ОРС. Далее эта ОРС будет забирать около 20 процентов получаемого людьми дохода, а если они не расстаются с деньгами добровольно, то она будет похищать их или расстреливать. Что касается медицинской помощи, то ОРС будет предоставлять её по своему усмотрению. Также эта ОРС должна иметь полный контроль над всеми докторами, над процессом их подготовки и над принципами оплаты их услуг. Опять-таки, если кто-то попытается стать врачом, не следуя детальным и предполагающим большие затраты времени правилам ОРС, то он может быть похищен и/или расстрелян. Эта ОРС должна платить врачам, исходя из количества принятых пациентов, чтобы тем самым максимизировать количество осмотров за день, и она должна убеждаться, что доктора никогда не получают платы за факт успешного лечения, и никогда не получают штрафов за неуспешное. Доктора вообще не должны получать деньги за предотвращение болезней, но вместо этого должны оплачиваться за лечение наибольшего количества болезней у наибольшего количества людей.

Более того, эта монопольная ОРС должна иметь возможность расстреливать или похищать любого, кто посмел собирать и публиковать любую информацию о показателях эффективности её докторов.

Дабы убедить граждан, что их обратная связь важна для ОРС, каждые несколько лет граждане будут иметь право назначить своего представителя в совет директоров. Выбранный ими представитель должен оплачиваться подконтрольными ОРС докторами или фармацевтическими компаниями.

Мы можем продолжать расписывать этот пример, но я думаю, что вы уже увидели всю нелепость этого “решения”. Если я предложу его в качестве своего решения проблемы, то столкнусь с невероятным цунами презрительных писем в моём почтовом ящике, состоящих в основном из вопроса о том, чем я обдолбался, когда описывал это как наилучшее из возможных решений проблемы предоставления медицинских услуг.

Забавно, что это почти наверняка будут те же люди, которые затопят мою электронную почту скепсисом и презрением, когда я предложу приватизировать предоставление медицинской помощи.

Как это не работает: аналогия

В общественной медицине, как и в любой социалистической или коммунистической системе – потребители не являются покупателями. Я говорил об этом на примере высшего образования в моей предыдущей книге, “Повседневная Анархия,” но в сфере медицинских услуг последствия этого куда страшнее.

Если производители автомобилей получают деньги за своё производство от политиков, а не от потребителей, легко представить, что получится в результате. Поскольку вклад потребителей будет практически нулевым, их предпочтения и нужды практически не будут влиять на то, что производится.

Если этатистская монополия к тому же поддерживается и защищается профсоюзом-монополистом, нетрудно представить, какова будет эффективность и продуктивность работников этой монополии.

Допустим, автопроизводители получают оплату по количеству, а не по качеству произведённых машин. Нетрудно представить, что будет случаться с колёсами таких машин сразу на выезде из салона.

А теперь представим, что эти автопроизводители ещё и активно субсидируются нефтяной и газовой промышленностью, и эти субсидии прямо пропорциональны потреблению машиной топлива? Нетрудно понять, что более вероятно: производство энергоэффективных машин или увеличение дохода производителей за счёт сборки пожирателей бензина.

Предлагал ли кто-либо когда-либо национализацию автопрома? Невозможно же иметь систему оказания медицинской помощи без машин, по крайней мере скорую помощь, поскольку нужно на чём-то перевозить врачей, лекарства и пациентов.

(Сходные аргументы легко можно привести и в отношении программного обеспечения или компьютерной индустрии, с ещё более пагубными результатами!)

Трудно понять, зачем нам создавать столь ужасную систему здравоохранения, если при этом для автопрома мы отвергаем те же подходы, как нелепые и неэффективные.

Без сомнения, здоровье нам куда важнее, чем машины.

Всякий раз, когда принуждающий орган вмешивается от имени потребителя, этот принуждающий орган немедленно и навсегда сам становится потребителем, а потребности и желания фактического потребителя почти полностью исключаются из уравнения.

Как это будет работать?

С тех пор, как Блез Паскаль открыл законы вероятности, появился уникальный человеческий институт, призванный помогать людям справляться с непредсказуемыми рисками — страхование.

Страхование — это всего лишь способ использовать закон больших чисел для создания предсказуемости. Если один из ста человек случайно получит счёт на десять тысяч долларов, разумно, чтобы у каждого была возможность путём выплаты фиксированной суммы застраховаться от такого риска.

(Пожалуйста, имейте в виду, что в этом разделе я говорю о страховых компаниях на свободном рынке будущего, а не о меркантилистских полугосударственных монстрах настоящего.)

Замечательная особенность страховых компаний заключается в том, что интересы потребителя практически всегда полностью совпадают с интересами продавца, поскольку и тот и другой мотивированы желанием снизить риски.

Если я застраховался от болезней, связанных с курением, то страховая выплатит мне компенсацию, только если я заболею из-за курения, а значит, страховая компания снизит свою ставку, если я брошу курить. Аналогично, если я застрахуюсь от опасностей и расходов, связанных с диабетом, то страховая компания будет снижать ставку сообразно уменьшению моего веса.

(Ради большей точности стоит сказать, что страховая компания не обязательно хочет, чтобы я бросил курить, но скорее хочет заработать на моём страховании. Страховая легко может заработать большую сумму денег на страховании как курильщиков, так и некурящих, но страховые компании знают, что потребители чаще продолжают пользоваться услугой, когда у них есть перспектива снижения ставки, а это создаёт стимулы для отказа от курения.) Каждый нормальный человек предпочитает предотвращать болезнь, нежели её лечить, и эта та же самая мотивация, что движет страховыми компаниями, поскольку они извлекают куда больше выгоды из здоровых людей, чем из больных.

Таким образом, в свободном обществе страховые компании производят две важнейших услуги. За одну вам приходится платить, другую вы получаете бесплатно.

Услуга, которую вы получаете бесплатно – это объективный и детальный анализ риска для различных жизненных ситуаций. Если вы хотите узнать, насколько опасен дельтапланеризм, то всё, что вам нужно сделать, это обратиться в страховую, заявить, что вы дельтапланерист, и посмотреть, что станет с вашей страховой ставкой. Вам не нужно заключать соглашение, чтобы получить детальную информацию о рискованности ваших привычек и хобби, достаточно всего лишь обратиться. Страховые компании – это бесценный источник информации об относительном риске, поскольку всё их существование основано на рациональной и точной оценке риска.

Услуга, за которую вам придётся платить – смягчение риска через его распределение.

(Это огромная тема, но я бы хотел вкратце отметить, что любая дискуссия о рыночном здравоохранении, и в частности о страховых компаниях, неизбежно сводится к сравнениям с системой, существующей в США. Эта “система” имеет очень опосредованное отношение к рыночной, в ней каждые 50 центов из доллара, расходуемого на медицину, тратится государством, которое с помощью насилия защищает монопольный профсоюз врачей, называемый Американской Медицинской Ассоциацией, а также чрезмерно регулирует медицинскую сферу буквально сотнями тысяч законов, правил, директив и рекомендаций. Стремление к личной выгоде, смешанное с коррумпированной щедростью государственного бюджета, технически зовётся скорее “фашизмом”, нежели свободой.)

В рамках здравоохранения, таким образом, мы можем быть уверены, что страховые компании заинтересованы в поддержании вашего здоровья на как можно более высоком уровне. Фермер, продающий коров, заинтересован в их долгом здравии, в отличие от разделывающего их мясника.

Вследствие этой мотивации частные страховые компании скорее иметь основания к проактивным попыткам предотвратить развитие проблем со здоровьем, нежели к тому, чтобы ограничиваться их устранением, когда они уже случатся.

Они будут убеждаться, что платят врачам прежде всего за профилактику и успешное лечение, а не за постоянное кружение пациентов через их кабинеты на максимально доступной человеку скорости.

В любой ситуации, когда выбор образа жизни может смягчить проблемы со здоровьем, именно такой выбор должен быть предпочтительнее бесконечного приёма лекарств. Страховым компаниям ничего не стоят ваша прогулка или несколько приседаний, а принимаемый вами до конца жизни инсулин встанет в копеечку.

С другой стороны, лекарства как правило дешевле, чем амбулаторное лечение, и при прочих равных скорее будут открываться, производиться и выписываться эффективные лекарственные препараты, а не назначаться опасные инвазивные операции.

Информация в здравоохранении

Трата денег на дорогих докторов – это, пожалуй, одна из лучших инвестиций, которую вы можете сделать. Наиболее эффективные доктора – те, кто наиболее эффективно лечит, и наверняка большинство застраховавших здоровье застрахуют у той же компании и свою жизнь, так что катастрофически неудачное “лечение” будет стоить компании невероятную сумму денег.

При таком подходе возвращение клиента в здоровое состояние не только гарантирует будущие платежи, но также откладывает выплату по страхованию жизни. При таком подходе эгоистичный интерес компании полностью совпадает с эгоистичным интересом клиента, который, без сомнения, не хочет болеть, а уж тем более умереть. Если при этом ещё и врачу платят за профилактику, излечение и сохранение жизни, то тогда все три стороны имеют общую цель, что полностью противоположно стимулам, создаваемым этатистским здравоохранением.

Таким образом, всякий раз, когда кто-то начинает выбирать страховую медицинскую компанию, каждая из них будет стараться изо всех сил, предоставляя независимо проверенную статистику о долгосрочном здоровье своих клиентов – количестве предотвращенных, выявленных и вылеченных заболеваний, средней продолжительности жизни, успешных беременностей и родов и так далее. Эти компании будут продавать вам здоровье, а не навязывать вам повторяющиеся процедуры, как это происходит в государственной медицине.

Проактивное и доверительное партнёрство между страховой компанией и клиентом, призванное служить интересам каждой стороны, формирует крайне позитивный и основанный на профилактике подход к здравоохранению. Подобно тому, как компании, продающие стоматологическую страховку, требуют от вас прохождения профилактических осмотров два раза в год, проактивные страховые компании общего профиля будут требовать регулярных медицинских осмотров. (Я сам лично столкнулся с этим в своей карьере. Большинство инвесторов для защиты своих инвестиций требуют, чтобы руководители высшего звена были застрахованы от болезней. Для получения такой страховки мне пришлось пройти полное обследование в частном агентстве, которое проверило мой анализ крови, историю болезни и провело широкий спектр исследований.)

Таким образом, можно продуктивно объединить интересы врача (которому платят за лечение, а не за назначение лекарства) и пациента, который предпочитает профилактику лечению.

Здравоохранение и бедные.

Это не тот предмет, обсуждая который, люди ощущают себя комфортно, но благотворительность может быть очень непростой и опасной вещью.

Мы абсолютно точно хотим помочь тем, кому не повезло, но мы не желаем делать возможными и оплачивать дурные решения. Это лишь одна из сложностей, касающихся помощи ближнему, в которых этатисткое общество не умеет разбираться и с которыми не желает иметь дела.

Если общество даст бедному всё, что только может ему понадобиться для комфортной жизни, это вряд ли уменьшит количество бедных людей, но скорее значительно увеличит их число. С другой стороны, дети бедных людей вряд ли ответственны за неправильные решения своих родителей. В то же время, если благотворительность выделяет большие суммы денег бедным людям с детьми, то больше бедных людей будет иметь больше детей, что только увеличит бедность.

Этот процесс балансирования между близкой пользой и далёким вредом – одна из крупнейших и наиболее сложных проблем настоящей благотворительности — и ещё одной причиной, по которой монополия на принуждение никогда не сможет оказать сколь-либо существенную и постоянную помощь бедным.

Когда речь заходит о здравоохранении, нет никаких сомнений, что большинство людей заботится о предоставлении медицинской помощи тем, кто не может себе её позволить. В больнице, которую я недавно посетил, я увидел на стене плакат с благодарностью пяти тысячам волонтёров, которые поддерживали её работу.

Врачи в целом всегда будут лечить человека, нуждающегося в срочной помощи, независимо от того, может он оплатить лечение или нет. Если предположить, что лечение тех бедных, кто действительно нуждается в неотложной помощи, займёт около десяти процентов общих расходов на здравоохранение, то можно быть абсолютно уверенным, что эта сумма будет пожертвована неравнодушными людьми – как временем, так и деньгами. Мы можем быть в этом уверены, поскольку знаем о большом количестве религиозных организаций, которые требуют десять процентов от общего дохода людей – фактически даже двадцать процентов, поскольку речь о доходе до вычета налогов – и люди вполне охотно платят эти деньги.

Таким образом, медицинские нужды бедных в свободном обществе будут полностью покрыты с помощью благотворительности и работы pro bono. Благотворительные организации также будут конкурировать в попытках создать наиболее эффективный механизм помощи бедным, чтобы аккумулировать как можно большое число пожертвований. Я наверняка предпочту отдавать свои деньги организации, которая до известна как лучшая в создании и поддержании стабильной системы обеспечения медицинской помощи бедным.

При таком подходе будут учтены не только интересы докторов, страховых компаний и потребителей, но также интересы жертвователей, благотворительных фондов и тех бедных, ради которых они работают.

В безгосударственном обществе о бедняках будут по-настоящему заботится в рамках куда лучшей системы, чем нынешняя, состоящей из тех, чьи личные интересы напрямую связаны с их здоровьем.

Как было показано много раз, в разные времена и в разных странах, благожелательный личный интерес, усиленный свободой ассоциации и добровольной конкуренцией – это единственный путь к созданию стабильного доверия и сочувствия в обществе.

Я понимаю, что я не ответил на все возможные возражения к вопросу от том, как именно медицинские услуги создаются в свободном обществе. Я также осознаю вероятность того, что люди могут “выпасть из поля зрения”, или что благотворительные фонды могут иногда совершать ошибки, все как один поддерживая деньгами не тех людей, и оставляя без помощи действительно нуждающихся.

Ещё раз, вероятность возникновения коррупции и/или принятия ошибочных решений часто рассматривается как непробиваемый аргумент против анархии, хотя на самом деле это непробиваемый аргумент в пользу анархии и против этатизма.

Конкуренция и добровольность это единственные известные подходы, позволяющие исправлять и противостоять неизбежным ошибкам и коррупции, которые постоянно проникают в человеческие отношения. Факт того, что люди могут совершать ошибки, и всегда уязвимы к коррупции, это именно те причины, почему мы никогда не должны давать кому-либо монополии на насилие над другими.

Когда предприниматель – будь то благотворительный или коммерческий – совершает ошибку, не принося достаточной пользы, другие немедленно бросаются восполнять недостающее. Именно этот постоянный процесс вызова и конкуренции позволяет постоянно находить и переосмысливать лучшие решения в постоянно меняющемся мире.