Любой человек с мало-мальским воображением может придумать радикально новую структуру общества, анархо-капиталистическую или ещё какую-нибудь. Вопрос в том, будет ли это работать. Большинство людей, когда они впервые слышат моё описание анархо-капитализма, сразу же приводят мне две или три причины, почему этого не будет. Большинство их аргументов можно свести к двум: система окажется во власти мафии, которая может создать свое собственное правоохранное агентство или взять контроль над существующими и превратить их в агенства по рэкету. Или же сами агентства поймут, что грабёж выгоднее бизнеса, объединятся и станут государством.
Главное оборонительное оружие организованной преступности – взятки. Это срабатывает, потому что полицейские не заинтересованы в том, чтобы хорошо выполнять свою работу, а налогоплательщикам не с чем сравнивать, чтобы понять, достойна ли работа оплаты. Каковы издержки для начальника полицейского управления, если он позволит своим людям брать взятки за попустительство преступлению? В большинстве случаев нулевые. Более высокий уровень преступности может даже убедить избирателей голосовать за больший бюджет и более высокие зарплаты для полицейского ведомства.
Если же взятки начнут брать сотрудники частного правоохранного агентства, это другая ситуация. Чем хуже работает агентство, тем ниже плата, которую оно может взимать. Если клиенты одного агентства обнаружат, что они теряют в среднем на десять долларов в год больше из-за воров, чем клиенты другого, они будут продолжать вести дела с худшим агентством только в том случае, если оно будет по крайней мере на десять долларов в год дешевле. Таким образом, каждый доллар, украденный у клиента, косвенно вычитается из доходов правоохранного агентства. Если же агентство ещё и страхует своих клиентов от потерь, связь оказывается более прямой. В любом случае, следить за тем, чтобы сотрудники не брали взяток – это шкурный интерес владельцев правоохранных агентств. Агентство заинтересовано брать лишь те взятки, которые превышают стоимость украденного, а это плохая сделка для вора.
Это не значит, что сотрудники правоохранных агентств никогда не будут брать взятки. Интересы работника и агентства не идентичны. Это означает, что люди, управляющие агентствами, сделают всё возможное, чтобы их сотрудники оставались честными. О полиции такого сказать нельзя. Организованная преступность, если она продолжит существовать при анархо-капитализме, окажется в гораздо более слабом положении, чем сейчас. К тому же большинство вещей, на которых сейчас зарабатывает организованная преступность, в анархо-капиталистическом обществе будут легальны, о чём мы поговорим позже. Поэтому и размах, и популярность организованной преступности окажутся значительно ниже.
Что насчет возможности того, что мафия организует собственное агентство? Для того чтобы такая фирма предоставляла своим клиентам желаемую услугу – защиту от последствий их преступлений – она должна либо заставить другие агентства согласиться на арбитраж в суде, который одобряет преступление, либо вообще отказаться от арбитража. Для того чтобы сделать первое, она должна предложить другим агентствам настолько хорошие условия, что их клиенты будут готовы оказаться ограбленными; как и в предыдущем случае, это сводится к тому, что грабитель подкупает жертву на сумму, превышающую размер награбленного, что маловероятно. Если мафиозное агентство отказывается от арбитража, ему придётся находиться в постоянных конфликтах с другими агентствами. За то, чтобы получать защиту, жертвы грабежа будут готовы платить больше, чем грабители за то, чтобы иметь возможность грабить – поскольку грабитель ценит похищенное меньше, чем жертва. Поэтому некриминальные агентства сочтут выгодным потратить на победу над преступным агентством больше, чем преступное агентство могло бы потратить на то, чтобы победить их. В результате криминал ведёт безнадежную войну с остальным обществом и оказывается уничтоженным.
Другой схожий аргумент против анархо-капитализма заключается в том, что сильнейшее агентство всегда будет побеждать, крупная рыба будет поедать мелкую, и ваш шанс на справедливость будет зависеть от военной мощи агентства, которое вы наняли.
Это прекрасное описание государств, но правоохранные агентства не являются территориальными суверенами. Агентство, которое решает свои споры на поле боя, уже проиграло, сколько бы битв оно ни выиграло. Битвы дорого обходятся, также они опасны для клиентов, чьи дворы превращаются в зоны перестрелок. Клиенты найдут менее напыщенного покровителя. Нет клиентов – нет денег платить бойцам.
Возможно, проще всего понять, почему анархо-капитализм был бы намного более мирным, чем наша нынешняя система, по аналогии. Предположим, что в нашем мире стоимость переезда из страны в страну равна нулю. Все живут в трейлерах и говорят на одном языке. Однажды президент Франции объявляет, что у страны проблемы с соседями, поэтому вводится военный налог и вскоре начнётся воинский призыв. На следующее утро президент Франции остаётся править мирной, но совершенно пустой территорией, население которой сократилось до него самого, трёх генералов и двадцати семи военных корреспондентов.
Мы не все живем в домах-трейлерах. Но если мы покупаем услуги охраны у частной фирмы, а не у правительства, мы можем купить их у другой фирмы, как только мы решим, что эта сделка будет выгоднее. Мы можем менять защитников, не меняя страны.
Риск того, что частные охранные агентства будут продавливать невыгодные условия, невелик, поскольку их число велико. Это подводит нас ко второму и гораздо более серьезному аргументу против анархо-капитализма.
Правоохранные агентства будут контролировать большую часть вооруженной мощи общества. Что может помешать им собраться вместе и использовать эту мощь для основания государства?
В некотором радикальном смысле ничто не может этому помешать, кроме населения, обладающего оружием и готового, в случае необходимости, использовать его. Это одна из причин, по которой я против законодательства о контроле над оружием.
Но есть защита менее радикальная, чем вооруженное сопротивление. В конце концов, наша нынешняя полиция, национальная гвардия и вооруженные силы уже обладают большей частью вооруженной мощи. Почему они не объединились, чтобы управлять страной для собственной выгоды? Ни солдатам, ни полицейским особо хорошо не платят; конечно, они могли бы навязать обществу более выгодные для себя условия под дулом пистолета.
Полный ответ на данный вопрос охватывает почти всю политологию. Краткий ответ заключается в том, что люди действуют в соответствии с тем, что они считают правильным, должным и практичным. Людей с оружием ограничивают прежде всего их внутренние установки.
Мы должны спрашивать не о том, будет ли анархо-капиталистическое общество полностью защищено от вооружённого захвата власти (это невозможно), а о том, будет ли оно более защищённым от сопоставимого применения вооружённого насилия, чем наше нынешнее общество. Я считаю, что ответ – да. В нашем обществе люди, которые должны осуществить такой переворот – это политики, военные и полицейские, люди, отобранные именно по признаку любви к власти и умеющие её добиваться. Это люди, которые уже считают, что имеют право давить на других людей – это их работа. Они достаточно хорошо квалифицированы для работы по захвату власти. При анархо-капитализме люди, контролирующие правоохранные агентства, отбираются по их способности вести эффективный бизнес и удовлетворять своих клиентов. Всегда возможно, что некоторые из них также окажутся скрытыми властолюбцами, но это, безусловно, менее вероятно, чем в нашей системе, где соответствующие вакансии имеют пометку “без одержимости властью не обращаться”.
Помимо темперамента потенциальных заговорщиков, есть еще один важный фактор: количество агентств. Если на всей территории нынешних Соединенных Штатов их только два или три, заговор между ними может оказаться осуществимым. Если их тысяча, то когда какая-либо часть начнет действовать, как государство, их клиенты наймут кого-то другого, чтобы защитить себя от таких защитников.
Количество агентств зависит от того, какой размер агентства оптимален для наиболее эффективной защиты клиентов. Я предполагаю, что это число будет ближе к тысяче, чем к трём. Насколько можно судить по эффективности современных полицейских сил, агентство, защищающее целый миллион человек, намного превышает оптимальный размер.
Мой вывод – осторожный оптимизм. Как только анархо-капиталистические институты получат широкое признание на большой территории, они должны оказаться достаточно устойчивыми к внутренним угрозам.
Действительно ли такие институты являются анархическими? Являются ли на самом деле частные агентства, которые я описал, скрытыми государствами? Нет. Согласно моему определению государства, которое, как мне кажется, ближе всего подходит к описанию того, почему люди называют некие вещи государствами, и ничем иным – это не государства. У них нет никаких прав, которых не имели бы индивиды, а потому они не могут участвовать в легитимизированном принуждении.
Большинство людей, включая меня, считает, что человек имеет право применять силу, чтобы помешать другому нарушить его права – скажем, украсть или убить. Большинство согласно, что жертва имеет право забрать то, что украл вор, и применить для этого силу. Теории общественного договора исходят из допущения, что индивиды имеют эти права и делегируют их государству. Для того чтобы такое государство было легитимным, оно должно быть учреждено единогласно, иначе оно не имеет особых прав в отношении тех, кто отказывается подписывать “общественный договор”. В рамках системы частных правоохранных агентств фактические агентства, подобно идеальному государству, действуют строго по поручению клиентов, которые наняли их для отстаивания своих собственных прав. Агентства не претендуют на какие-либо права в отношении третьих лиц, кроме права защищать своих клиентов от принуждения — то же самое право имеет каждый человек. Они не делают ничего такого, чего не может сделать частное лицо.
Это не значит, что они никогда не будут применять ни к кому принуждения. Охранное агентство, как и государство, может ошибиться и арестовать не того человека. Точно так же отдельный гражданин может выстрелить в того, кого он считает грабителем, и вместо этого убить почтальона. В обоих случаях имеет место принуждение, но оно происходит случайно, и совершивший его несёт ответственность за последствия своих действий. Гражданин может быть осуждён за убийство почтальона, а на правоохранное агентство подадут в суд за ложный арест. Как только становятся известны факты, указывающие, что имеет место принуждение, этот акт более не считается легитимным.
К действиям государства это не относится. Чтобы предъявить иск полицейскому за ложный арест, я должен доказать не только свою невиновность, но и то, что у полицейского не было оснований подозревать меня. Если меня посадят в тюрьму на двадцать лет, а потом докажут мою невиновность, у меня не будет никаких легальных претензий к правительству за потерянное время и душевные страдания. Признано, что государство совершило ошибку, но государству позволено совершать ошибки и не требуется платить за них, как всем остальным. Если, зная, что я невиновен, я попытаюсь избежать ареста, и полицейский застрелит меня, он будет полностью в своём праве, а я буду преступником. Если я пристрелю его при самозащите, не желая, чтобы он сделал это первым, я буду виновен в убийстве даже после того, как будет доказано, что я не виновен в краже и поэтому всего лишь защищался от (непреднамеренного) принуждения со стороны государства.
Эта разница между правами, на которые претендует частное правоохранное агентство, и правами, на которые претендует государство, затрагивает не только смысловой вопрос о том, что является или не является анархией. Это одна из важнейших причин, по которой государству, каким бы ограниченным оно ни было, куда проще стать тираническим, чем системе частных агентств. Даже самое ограниченное государство обладает особыми правами, которые я описал; всё, что я описал в предыдущем абзаце, имело место в нашей стране даже в самые ранние и самые свободные (для белых мужчин) дни.
Такие особые права позволяют государству убивать своих противников, а затем извиняться за ошибку. Если доказательства преступного умысла не очень прочны, убийцы защищены от наказания. Даже когда доказательства неопровержимы, как, например, в случае чикагского рейда против Чёрных Пантер в 1969 году, не было и речи о том, чтобы судить ответственных за их фактическое преступление. Прокурор округа Кук, давший разрешение на рейд, в ходе которого были убиты два человека, и полицейские, которые его проводили, в конечном итоге были обвинены не в заговоре с целью совершения убийства, а в препятствовании правосудию — другими словами, не в убийстве людей, а в том, что они лгали об этом впоследствии.
Это не единичный случай судебной ошибки. Это неизбежное следствие системы, при которой правительство обладает определёнными особыми правами, превосходящими права обычных людей — среди них право не нести ответственности за свои ошибки. Когда эти права отнимаются, когда агент государства низводится до статуса частного гражданина и имеет те же права и обязанности, что и его соседи, оставшееся уже не является государством.
… полицейский … защищен законодательно и судебно в особых правах и прерогативах, которые сопутствуют его высокому положению, включая, в частности, право избивать гражданских по своему желанию, беспокоить и грабить их, а также подавлять их сопротивление, вышибая им мозги.
Г. Л. Менкен, Предрассудки
[Государственный прокурор Ханрахан и его сообщники были в конечном итоге оправданы, но в 1982 году, через тринадцать лет после рейда, гражданский иск выживших и матерей двух убитых мужчин был урегулирован за 1.85 миллиона долларов, выплаченных городским, окружным и федеральным правительствами.]
[В Главе 55 исследуются некоторые дополнительные вопросы, связанные со стабильностью и эффектом масштаба, и уточняются некоторые выводы из этой главы.]