В идеале вторжения следует предотвращать, а не отражать, точно так же, как болезни следует предотвращать, а не лечить.

Наиболее веский аргумент в пользу анархизма состоит в том, что безгосударственное общество по самой своей природе предотвращало бы вторжения, а не просто обладало бы способностью насильственно отражать их.

Итак, прежде чем мы выясним, как отразить вторжение, давайте посмотрим, для какой цели на самом деле предназначено вторжение.

Зачем вторгаться?

Представим себе землю, где есть две фермы, принадлежащие Бобу и Джиму соответственно. Боб – хищный и противный парень, который хочет расширить свою ферму и заработать больше денег.

К востоку от Боба находится ферма Джима, опрятная, эффективная и продуктивная, с большим разнообразием коров и кур и аккуратно засаженными полями.

К западу от Боба – дикая местность, полная медведей, волков, койотов, комаров, болот и других неприятных и опасных вещей.

С точки зрения простых практических соображений, как Боб может наиболее эффективно расширить свою ферму и увеличить свой доход?

Конечно же – вложить деньги в покупку нескольких стволов, отправиться на восток и захватить ферму Джима. Ценой очень небольших вложений Боб получает функционирующую и продуктивную ферму, готовую обеспечивать его молоком, яйцами и урожаем.

С другой стороны, Боб мог выбрать путь на запад, в девственную глушь, и попытаться истребить множество опасных хищников, осушить болота, вырубить и выкорчевать все заросли из деревьев и кустов. Через год или два изнурительного труда он, возможно, выкроил для себя несколько дополнительных акров – вложение, которое вряд ли стоит усилий.

Если Боб хочет расширяться и мало заботится об этике, он «вторгнется» на ферму Джима и захватит ее, потому что так он возьмет на себя управление уже существующей системой эксплуатации и производства.

Таким образом, мы можем видеть, что акт вторжения на соседнюю территорию в первую очередь мотивирован желанием захватить существующую производственную систему. Если этой производственной системы нет, мотивация для вторжения испаряется. Угонщик никогда не «украдет» ржавый старый драндулет, стоящий на кирпичах на заброшенном участке, а скорее попытается украсть автомобиль в хорошем состоянии.

Этот анализ затрат и выгод от вторжения важен для понимания того, как на самом деле работает общество без государства, предотвращающее вторжение, а не просто отражающее его.

Когда одна страна вторгается в другую страну, основная цель – захватить существующую систему правления и, таким образом, собрать налоги с существующих граждан. Точно так же, как Боб будет вторгаться на ферму Джима только для того, чтобы захватить его одомашненных животных, одно государство вторгнется в другую страну только для того, чтобы захватить власть в этой стране, и таким образом станет новым сборщиком налогов. Если нет системы сбора налогов, то нет производственных ресурсов, которые могла бы захватить вторгающаяся страна.

Более того, если взять глупый пример, мы можем легко понять, что Боб вторгнется на ферму Джима, только если он будет знать, что коровы и куры Джима не вооружены и не опасны. Чтобы приблизить метафору к реальности, представьте, что у Джима на ферме есть несколько рабочих, которые все бывшие военные, хорошо вооружены и будут сражаться насмерть, чтобы защитить эту ферму. Таким образом, аргументы против вторжения становятся значительно сильнее.

Собственные правительства обычно держат своих граждан относительно разоруженными, чтобы более эффективно облагать их налогами, точно так же, как фермеры подрезают крылья своим гусям и цыплятам, чтобы более эффективно добывать яйца и мясо.

Таким образом, итог подсчёта затрат и выгод от вторжения оказывается положительным только в том случае, если выгоды очевидны и легко достижимы – существующая система сбора налогов – и если издержки вторжения относительно невелики – население в значительной степени разоружено.

Следовательно, в самом реальном смысле в общество без государства невозможно вторгнуться, потому что на самом деле вторгаться не во что. Нет правительственных зданий, которые можно было бы занять, нет существующего правительства, которое следовало бы сместить, нет системы сбора налогов, которую можно было бы взять на себя и от которой можно было бы получать прибыль – и, кроме того, нет четкой уверенности в том, каким вооружением обладает каждый гражданин (не волнуйтесь, о контроле над оружием мы поговорим позже…).

Страна-захватчик может быть полностью уверена в том, что если она прорвет оборону, организованную войсками другого государства, она не столкнется с каким-либо значительным сопротивлением со стороны существующего населения. Государственное общество можно считать сродни яйцу – если вы пробьете скорлупу, внутри не останется второй линии защиты. Вторгающиеся государства хорошо осведомлены о существующих законах против распространения оружия в стране, в которую они вторгаются – таким образом, они гарантированно столкнутся с практически разоруженными гражданами, если они смогут прорвать военную оборону.

Вторжение в анархию

Представим себе, что Франция становится безгосударственным обществом, а Германия и Польша – нет. Давайте придерживаться клише и представим, что у Германии есть сильное желание расширяться военным путём. Затем немецкий лидер смотрит на карту и пытается понять, идти ли ему на восток, в Польшу, или на запад, во Францию.

Если он пойдет на восток, в Польшу, то он, если сможет прорвать оборону польской армии, сможет насладиться существующей налоговой базой и столкнется с почти полностью разоруженными гражданами. Он сможет использовать существующих польских сборщиков налогов и систему сбора налогов для обогащения своего правительства, потому что поляки уже находятся под контролем и, так сказать, «приручены».

Другими словами, ему нужно победить и уничтожить только одного врага, а именно вооруженные силы польского государства. Если ему удастся преодолеть эту единственную линию защиты, он получит контроль над миллиардами долларов существующих налоговых поступлений каждый год, а также над готовой армией и ее снаряжением.

С другой стороны, если он думает о походе на запад, во Францию, он действительно сталкивается с некоторыми серьезными препятствиями.

В обществе без государства нет конкретных законов о владении оружием внутри страны, поэтому он не имеет ни малейшего представления о том, у каких граждан есть оружие, и какое именно, и он, конечно, не может рассчитывать на то, что законно разоруженные граждане станут его жертвой после победы над одной только армией.

Во-вторых, допустим, что его армия движется через границу во Францию – какова ее цель? Если бы у Франции все еще было правительство, то его целью было бы захватить Париж, сместить существующее правительство и взять под управление существующую систему сбора налогов.

Однако куда же направиться его армии после пересечения границы? В безгосударственном обществе нет столицы, нет правительственной резиденции, нет существующей системы сбора налогов и контроля над гражданами, нет централизованной власти, которую можно было бы захватить и взять под контроль. В приведенном выше примере двух ферм и дикой местности это эквивалентно не Бобу, который захватил ферму Джима, а, скорее, Бобу, направляющемуся в дикую местность и встречающемуся лицом к лицу с койотами, медведями, болотами и комарами – нет единого врага, нет существующих ресурсов, которые нужно взять под контроль, и вообще ничего такого, что можно было бы «захватить».

Но допустим, что немецкое руководство совершенно умственно отсталое и все равно решает двинуться на запад, во Францию – и позвольте нам также предположить, чтобы максимально усилить пример, что все во Франции решили отказаться от какой-либо коллективной самозащиты.

Что немецкая армия собирается делать во Франции? Может, они собираются ходить от двери к двери, стучаться в дома людей и требовать их столовое серебро? Даже если бы это было возможно и действительно было бы достигнуто, все, что произошло бы, это то, что столовое серебро было бы отправлено в Германию, тем самым выбив немецких производителей столового серебра из бизнеса. Когда немецкие производители уйдут из бизнеса, они уволят людей, тем самым уничтожая налоговые поступления для правительства Германии.

Немецкая армия в здравом уме не может отправлять в Германию французские дома – но, возможно, вместо этого она конфискует французские автомобили и французскую электронику и отправит их в Германию.

И что правительство Германии должно делать с тысячами французских автомобилей и айподов? Неужели оно должно продавать эти объекты своим гражданам по значительно сниженным ценам? Я полагаю, что некоторые граждане Германии были бы относительно довольны этим, но, опять же, все, к чему это бы привело – немецкие производители автомобилей и электроники были бы выведены из бизнеса, тем самым опять же резко сократив налоговые поступления правительства Германии, что привело бы к чистым убыткам.

Кроме того, уничтожая отечественную промышленность ради единовременного получения французских товаров, правительство Германии нанесет ущерб своему собственному будущему доходу, поскольку внутреннее производство представляет собой постоянный источник налоговых поступлений – это было бы прекрасным примером убийства курицы, несущей золотые яйца.

Что ж, возможно, немецкое правительство могло бы захватить французских граждан и отправить их в Германию в качестве рабов. Что будет в результате?

К сожалению, это тоже не сработает, по крайней мере, ненадолго, потому что рабский труд не может облагаться налогом, и рабский труд вытеснит существующий немецкий труд, который подлежит налогообложению. Таким образом, правительство Германии снова будет постоянно сокращать свои собственные доходы, чего оно не хотело бы делать.

Еще одна причина, по которой Германия может вторгнуться в другую страну, заключается в захвате контроля над силой государства – возможностью печатать деньги и владением большим количеством физических активов, таких как здания, автомобили, золото, производственные предприятия и т. д.

Однако в обществе без государства ничто не остается без собственника, кроме того, что не имеет ценности или не может быть собственностью, как, например, воздух. Нет никаких «общественных активов», которые можно было бы арестовать, и нет государственных печатных машин, которые можно было бы использовать для создания валюты и, таким образом, перевода капитала в Германию. Нет бесконечных хранилищ правительственного золота, которое можно было бы награбить, нет единого скопления военного снаряжения, которое можно было бы захватить.

Опять же, если мы подойдем к вору и скажем ему: «Ты хочешь ограбить дом?» каков будет его первый вопрос?

“Откуда мне, к чертям, знать? А что в нем есть?”

Вор всегда будет интересоваться выгодой от ограбления дома – он, конечно же, полностью осознает риски и издержки и должен сопоставить их с выгодами. Он никогда не станет обносить какое-нибудь государственное социальное жильё, чтобы заполучить старый телевизор и магнитофон. Чем больше он осведомлен о ценности содержимого дома, тем лучше он сможет оценить ценность взлома.

Немецкое руководство, решая, в какую страну вторгнуться, будет знать почти до последнего доллара налоговые поступления, собираемые польским правительством, а также стоимость государственных активов, которые они захватят в случае вторжения. «Выигрыш» очень легко оценить.

С другой стороны, если они посмотрят на запад, во французское общество без государства, как они узнают, что они на самом деле получат? Нет опубликованных данных о чистом богатстве общества в целом, нет налоговых поступлений, которые можно присвоить, и нет государственных активов, которые можно было бы легко оценить заранее. Невозможно судить о рентабельности вторжения.

Вторжение в государственное общество похоже на захват клеток с большим количеством пойманных в ловушку цыплят – вы полностью присваиваете все яйца. Вторжение в общество без государства – все равно что броситься на стаю чаек – все, что они делают, это разбегаются, но вы ничего не получаете, кроме, возможно, какой-то дряни на лбу.

Таким образом, совершенно невозможно, чтобы немецкое руководство сочло хорошей идеей отправиться на запад во Францию, а не на восток, в Польшу.

Можно было бы остановиться и на этом, будучи полностью удовлетворенными нашими ответами, но я всегда готов зайти ещё немного дальше и принять наихудший из возможных вариантов.

Допустим, какой-то сумасшедший немец, которого в детстве избивали портфелями с учебниками французского, в конечном итоге становится руководителем правительства и совершенно не заботится о затратах и выгодах вторжения во Францию, а просто хочет захватить ее, чтобы – я не знаю, сжечь все учебники или что-то в этом роде.

Мы рассмотрим сущность и содержание частных агентств в следующей главе, но пока давайте просто скажем, что есть целый ряд частных оборонных агентств, которым платят за защиту Франции от именно такого безумного вторжения.

Что ж, если бы я создавал какое-то частное военное оборонное агентство, первое, что я сделал бы – это попытался бы выяснить, как я могу наиболее эффективно защитить своих подписчиков с наименьшими затратами.

Первое, что я хотел бы отметить, это то, что самым эффективным средством сдерживания вторжения, которое когда-либо было изобретено, было ядерное оружие. Ни одна ядерная держава никогда не подвергалась вторжению или угрозе вторжения – и поэтому, в самом реальном смысле, нет большей «отдачи» с точки зрения защиты, чем несколько хорошо размещенных ядерных боеприпасов.

Если мы предположим, что миллион подписчиков готов платить за несколько ядерных боеприпасов в качестве средства сдерживания вторжения, и что это ядерное оружие стоит около 30 миллионов долларов на покупку и обслуживание каждый год, то мы говорим о 30 долларах в год на каждого подписчика – или меньше десяти центов в день.

Оборонные агентства зарабатывают деньги только в том случае, если вторжения не происходит, точно так же, как медицинские страховые компании зарабатывают деньги только тогда, когда вы не больны, а в полном здравии.

Таким образом, вопрос, на который я бы очень хотел ответить, если бы я руководил оборонным агентством: «Как мне лучше всего предотвратить вторжение?»

Предположим, что французское безгосударственное общество – это светоч освобождения в море агрессивных и этатистских народов. Французские оборонные агентства в этом случае работали бы день и ночь, чтобы гарантировать, что издержки вторжения будут как можно более высокими, а выгоды – как можно более низкими. Если бы я руководил одним из этих агентств, я бы подумал о следующих решениях:

Деактивированные деньги

Если бы я был обеспокоен тем, что мои клиенты могут быть ограблены вторгшейся армией, я бы предложил сниженные ставки для тех, кто хотел бы обеспечить безопасность своих электронных денег, чтобы их нельзя было потратить без их собственного отпечатка большого пальца или чего-то в этом роде. (Естественно, любая система может быть взломана, и люди могут быть похищены вместе с их деньгами, но цель здесь не в том, чтобы предотвратить все возможные обходные пути, а, скорее, просто уменьшить материальную выгоду от вторжения во Францию) Точно так же я мог бы предложить скидку по тарифам на защиту для производителей, которые согласятся разрешить установку небольшого устройства GPS в потрохах своего оборудования, чтобы оно, будучи перевезено в другую страну, прекращало работать. Это устройство также можно было бы использоваться в автомобилях и других ценных вещах, так чтобы их можно было бы использовать только во Франции, и нигде более.

Учитывая, что контроль над мостами является первичной военной целью, для облегчения передвижения войск и транспортных средств, я бы также поощрял установку определенных устройств на отечественных легковых и грузовых автомобилях, которые автоматически обеспечивали бы им эксклюзивный доступ к мостам. Таким образом, вторгающимся армиям будет намного труднее добраться до этих мостов, что снова замедлит скорость их вторжения.

Более того, если вторжение кажется неизбежным, я бы вооружил и обучил как можно больше граждан. Любая армия вторжения столкнется с совершенно иным вызовом в безгосударственном обществе. Если Германия вторгнется в Польшу, сколько граждан рискнет своей жизнью, сражаясь против чужого правительства?

Независимо от того, облагает ли вас налогом польский лидер или немецкий, разница относительно невелика – вот почему ваш средний гражданин не особо заботится о том, кто управляет местной мафией. Граждане безгосударственного общества, однако, будут сопротивляться попытке наложить на них налоги и поставить над ними правительство, и поэтому будут куда более готовы вести бесконечную изматывающую партизанскую войну, которую мы так часто видим в анналах оккупации.

Это всего лишь несколько, по общему признанию, нестандартных идей, но относительно легко увидеть, как преимущества вторжения во Францию могут быть значительно уменьшены или даже устранены, в то время как затраты на вторжение во Францию могут быть значительно увеличены или станут непомерно высокими.

Можно было бы возразить, что какая-то сумасшедшая группа может просто взорвать ядерную бомбу где-нибудь во Франции по каким-то безумным или гнусным мотивам – но это не аргумент против частных оборонных агентств и за этатистское общество, а скорее наоборот.

Проблема «ядерного безумца» не решается существованием государства, поскольку ни одно государство не может защитить от такой возможности – однако свободное общество с гораздо меньшей вероятностью станет целью такой атаки, поскольку оно будет иметь исключительно защитную военную доктрину, а не агрессивную и интервенционистскую внешнюю политику, и, таким образом, будет бесконечно меньше шансов спровоцировать такой безумный и геноцидный ответный удар. Швейцария, например, не сталкивается с реальной опасностью столкновения самолетов с зданиями.

Я считаю, что со временем потребность в этих упреждающих и защитных стратегиях уменьшится, поскольку единственное, что действительно когда-либо понадобится, – это несколько ядерных боеприпасов в качестве сдерживающего фактора – и даже эта потребность со временем уменьшится, поскольку либо сам мир станет безгосударственным, что устранит опасность войны, либо этатистские общества будут продолжать атаковать только друг друга по причинам, упомянутым выше, и потребность в постоянной защите для безгосударственного общества уменьшится.

Наконец, давайте рассмотрим некоторые иллюзии, которые у нас есть по поводу исторических данных об этатистской «защите», чтобы продемонстрировать, как мы можем критически оценивать эту функцию государства.