Анальный фокусник
Современному человеку вообще, по большому счёту, неважно, кто его контрагент, до тех пор, пока тот совершает валидные действия. Какая мне разница, покупать биткоины у человека или у бота? Я просто создаю объявление о покупке, а откликнется на него негр, гей, росгвардеец, попугай или сетевой разум, меня не колышет, лишь бы отправил мне битки по получении рублей.
То же относится и к ситуациям, когда контрагенты сталкиваются лицом к лицу. Если один из них заявляет о своих правах, то второй анализирует заявку и либо признаёт её, либо нет. Какая разница, кто просит меня уступить дорогу – автомобиль (беспилотный или нет), человек или собака? Если я считаю, что это уместная просьба, то уступлю.
То же относится и к правам собственности. Если попугай реагирует на вторжение в его клетку истошным “Trespassers will be shot!”, то я либо решаю, что он понимает, что хочет сказать, либо остаюсь в убеждении, что просто какой-то анкап обучил его разным весёлым фразам. Когда дальнейшее взаимодействие с попугаем приводит меня к убеждению в том, что его воля, высказанная человеческим языком, действительно соответствует его желаниям, я буду эти желания учитывать. Точно так же мне пришлось бы находить взаимопонимание с каким-нибудь котом, который на человеческих языках изъясняться не намерен, но свои потребности имеет и способен обозначить.
В общем-то, попугай мог бы и за кормом летать в ближайший магазин самостоятельно, и у него не возникнет с этим сложностей больше, чем у четырёхлетнего ребёнка. Он точно так же не может открыть дверь, но может попросить взрослых это сделать. И он точно так же может протянуть продавцу мятую купюру и попросить насыпать кулёк семечек. Для продавца и ребёнок, и попугай будут легитимными владельцами купюры, которая даёт им право на получение товара.
То же и с эмансипацией. Ребёнок может объявить о своём желании жить самостоятельно, после чего последует беседа о том, хорошо ли он представляет себе последствия, и готов ли к ним. Так и попугай может потребовать не удерживать его, и если сумеет убедить человека, что справится с самостоятельной жизнью, то дальше он в своём праве лететь. Как мы относимся ко взрослому, который удерживает ребёнка у себя против его воли? Начиная с момента, когда ребёнок в состоянии разъяснить эту свою волю посторонним – плохо мы к такому относимся. Так и попугай, который примется жаловаться на ограничение своей свободы первому же постороннему человеку, попавшему в радиус слышимости, не добавит симпатий общества своему владельцу.
Конечно, не всё так радужно. До тех пор, пока человек не привык регулярно контактировать с разумными нелюдями, каждому такому нелюдю придётся заново разъяснять каждому встречному человеку свои права, и так до тех пор, пока все в округе не будут знать, что в этом парке живёт разумный попугай, и вход на полянку вот под этим деревом – только с его приглашения.
Ну а какие права разумных нелюдей встретят трудности с признанием? Прежде всего те, которые несут для человека опасность или серьёзные неудобства. Так, люди уважают право муравьёв на муравейник в городском парке, и даже готовы предпринимать усилия по его защите – но не признают права муравьёв жить в межстенных нишах и тырить сахар со стола, каковое непризнание легко может повлечь муравьиный геноцид со стороны людей.