Тег: право

Вопрос от Георгия Немова про неприсоединение к контрактным юрисдикциям

Смоделируем ситуацию:

Формируются территориальные и экстерриториальные контрактные юрисдикции, а также связывающий их децентрализованный кросс-арбитражный механизм. Естественное право продолжают поддерживать только религиозные или этические организации, в чьем понимании гарантом прав является Бог/карма. Таким образом, эти организации остаются единственными, кто гарантирует жизнь и свободу человека на территориях с населением, не вступившим в контрактное право. Может быть, эти люди маргинальны, разобщены, бедны или просто очень далеки от идей анкапа. И эти люди стекаются под защиту таких религиозных организаций.

1. Как ты считаешь, возможна ли такая ситуация?
2. Если да, то закономерен ли этот процесс и является ли он правовой обьективизацией человека?
3. Если это произошло, как следует поступить нашему союзу контрактных юрисдикций? Стоит ли воспринимать как угрозу, и как бороться? Или, наоборот, поддерживать?

Ответ Анкап-тян

1. Фактически, описывается достаточно обычный случай трайбализма. Пока одни люди в случае возникновения правовых коллизий рассчитывают на те организации, которые обязаны оказывать помощь по контракту, другие просто рассчитывают на помощь единоверцев/единомышленников. В этом нет ничего удивительного, сейчас в мире множество чрезвычайно децентрализованных сообществ по интересам, от автостопщиков и фехтовальщиков до либертарианцев и кришнаитов. Они уже сейчас как правило оказывают своим участникам первичную правовую помощь, особенно местные – приезжим. Не вижу, почему вдруг в нашем модельном мире с большей децентрализацией права эти механизмы должны выглядеть иначе.

2. Я отдаю себе отчёт в том, что мы с вами трактуем модельную ситуацию как-то по-разному. Вы скорее рассматриваете “юрисдикции” как организации, к которым человек юридически прикреплён, а тот, кто не прикреплён, находится как бы вне закона. Я скорее рассматриваю юрисдикции, как “области навязывания норм”, в которые человек может попадать как согласно контрактам, так и помимо них. А поскольку в модельной ситуации государства, как организации общей юрисдикции на своей территории, сходят с арены, то появляется огромное количество ситуаций, в которых юрисдикция заранее неизвестна. Если я трахаюсь в припаркованном напротив церкви автомобиле, то чья это юрисдикция? Владельца парковки? Церкви? Жены того, с кем я трахаюсь? Всё зависит от контекста. Если автомобиль неправильно припаркован, с нами разбирается владелец парковки. Если владелец парковки церковь, её сотрудник может предложить нам трахаться в другом месте и не отвлекать прихожан от благочестивых мыслей. Если у жены моего парня есть с ним договорённость, что между ними так не принято, то потребовать от меня сведений о том, насколько я была в курсе его занятости – вполне в её юрисдикции. А вот некая универсальная юрисдикция, которой есть дело до всего, и которая может диктовать свои нормы в любой сфере – это уже тёмное этатистское прошлое, в нашей модельной ситуации эти динозавры давно и бесславно сдохли.

3. Рассмотрим всё-таки ситуацию, когда, скажем, в некоей местности одни при конфликте звонят в свою страховую компанию, а другие пишут в тематический чатик “аларм, наших бьют!”, и с окрестностей начинают подтягиваться личности, готовые отстаивать интересы участника своего сообщества. Воспринимать ли подобное, как угрозу? А это зависит от того, какие интересы отстаивает сообщество в конфликте. Если настроено любой ценой в любом конфликте защитить своего, то это явная угроза, и условной страховой компании в подобных случаях важно быть готовой к войне с этой бандой. А если настроено погасить конфликт, то никаких проблем, это одна из важнейших функций сообществ. Человеку в них комфортно, но ради того, чтобы с них состоять, он мирится с тем, что другим участникам сообщества есть дело до его поведения. В этой ситуации с точки зрения страховой компании сообщество выступает “страховым кооперативом” и может рассматриваться как равный контрагент.

Был бы человек, а ИИ найдётся

Трудно не согласиться с тем, что каждый человек в своей жизни нарушал государственные законы, притом многократно. Курение в неположенных местах, нарушение правил дорожного движения, ведение деятельности без получения лицензии или с какими-то другими нарушениями, продажа личных вещей без декларирования в налоговую, и даже простые словесные высказывания, которые государство считает незаконными – эти и другие подобные поступки совершались очень многими людьми. Мало того, некоторые поступки, вовсе не подразумевающие нарушение закона в момент их совершения, через какое-то время могут быть вполне интерпретированы как правонарушение – задним числом и без срока давности, применяя крайне спорную, но тем не менее широко распространённую практику квалификации неугодных властям действий как «длящееся правонарушение». Например, недавно на одну россиянку завели административное дело за «пропаганду ЛГБТ», поводом чему стало видео, записанное и опубликованное в ВК ещё в 2010 году, где её на день рождения поцеловала в губы подруга.

И всё бы ничего, поскольку подобные нарушения обычно являются случайными, незначительными и не подразумевающими причинение людям вреда, а значит маловероятно, что госвласти их вообще заметят. Но современные и тем более перспективные технологии позволят им отслеживать любую активность человека. Разведка США уже занимается разработкой ИИ, который будет собирать и анализировать данные о гражданах и средствах передвижения с камер наблюдения, дронов, и даже с веб-камер и камер смартфонов. Во Франции полиции разрешили удалённо подключаться к камерам и микрофонам смартфонов граждан. Роскомнадзор в России активно тестирует ИИ для блокировки сайтов и анализа материалов, опубликованных в соцсетях. Про Китай и вовсе нечего говорить – там тотальная слежка уже давно стала обычным делом. А в Иране ИИ используют даже для репрессий по религиозным мотивам – камеры с ИИ распознают женщин, не надевающих хиджаб.

Конечно, если стационарный бандит попытается наказывать всех за самые малейшие нарушения, то он довольно быстро будет перегружен, и среди людей могут возникнуть серьёзные недовольства. Но ему вряд ли есть смысл докапываться к каждому. Проблема больше состоит в том, что отдельные люди могут стать жертвами намеренной травли как со стороны государства в целом, так и даже со стороны отдельных сотрудников государственных органов. Например, кто-то ведёт бизнес, который конкурирует с бизнесом друзей или родственников госслужащего, или же он сам хочет «крышевать» чей-то бизнес, возможно, какая-то девушка ему отказала в отношениях, или у него конфликт с соседом за парковочное место – в подобных ситуациях госслужащий сможет легко испортить жизнь не угодившему ему человеку, просто используя информацию из систем слежки. Как мы уже говорили, за любым человеком можно найти хотя бы незначительные нарушения, и за них по крайней мере можно завалить штрафами.

Серьёзная проблема кроется ещё в том, что госслужащий в таком сценарии сам технически не будет нарушать закон. Нередко выдвигается аргумент, что на любого госслужащего можно просто пожаловаться в вышестоящие органы. Но если в случае каких-то прямых угроз, превышения полномочий или других подобных действий такой аргумент ещё можно было рассматривать, то он полностью лишается смысла при травле по обозначенной ранее схеме. Также будут лишены смысла жалобы на системную травлю оппозиционеров или каких-то других неугодных государству людей – прибегнув к подобной схеме, стационарный бандит сможет затравить человека, используя вполне законные методы.

Как мы видим, власть государства в век высоких технологий создаёт огромнейшую угрозу для жизни и благосостояния людей. Любой человек, который стал чем-то неугоден стационарному бандиту или даже просто его отдельным чиновникам, может быть затравлен таким образом, что при этом травителями не будут нарушены никакие законы – сам травимый будет объявлен злостным нарушителем закона. Поэтому «монополию на насилие» больше никак не получится называть системой, работающей во благо человека.

Волюнтарист, Битарх

Право и закон при переходе к анкапу

В комментах задали очередной вопрос по сабжу, и как-то неохота отвечать с сугубо теоретических позиций, потому что у меня уже три года с хвостиком есть возможность пытаться что-то внедрить. Так что хочу порассуждать о проблемах права и закона в анкап-сообществе на примере Монтелиберо.

Очерчу используемый мною понятийный аппарат. Право – принятый в сообществе порядок разрешения конфликтов. Закон – правовая норма, которую в сообществе считают допустимым навязывать силой. Суд – процедура разрешения конфликтов третьей стороной, не вовлечённой в конфликт. Юрисдикция – подсудность, то есть круг конфликтов, которые в сообществе принято разрешать конкретным судом.

Монтелиберо, как и любое другое анкап-сообщество в эпоху доминирования государств, не может претендовать на полную юрисдикцию над своими участниками. Да, любой вопрос может быть решён в юрисдикции Монтелиберо – но только если государство об этом не в курсе. В противном случае государство может навязать свои требования о том, что стороны конфликта обязаны сделать.

Сообщество Монтелиберо – маленькое. В нём нет возможности для полноценной рыночной конкуренции множества разномастных судов. Однако это не повод идти на поклон к государству. В конце концов, мы же внедрили у себя токеномику – и теперь имеем собственную, очень дешёвую и эффективную финансовую систему. На одном-единственном блокчейне, без конкуренции между ними (пробовали добавить другие, не прижились). Хотя в частном порядке ничто не мешает обмениваться любыми ценностями: хоть товарными, хоть фиатными, хоть разномастной криптой. Точно так же и с судами: по взаимному согласию споры можно разрешать хоть броском монетки, хоть медиацией у заранее оговоренного авторитета, хоть поединком – но если согласия нет, то придётся рассчитывать на некий унифицированный судебный механизм по умолчанию.

Каждая юрисдикция подвержена сильному положительному эффекту масштаба: чем больше конфликтов в ней разбирается, тем для большего числа потенциальных конфликтов будет заранее оговариваться именно эта юрисдикция. Оно и понятно: люди экономят мышление и без особой нужды не станут держать в голове много различных правовых механизмов, в пределе склоняясь к единому варианту, даже если в конкретном деле он не самый оптимальный. Отрицательные эффекты масштаба тоже есть: даже самый эффективный судья вряд ли в состоянии серьёзно нарастить свою производительность, и при увеличении спроса скорее задерёт ценник. Поэтому для масштабирования такого рода услуг удобно применять механизм франшизы: судьи могут различаться, но пользоваться при этом будут единой процедурой и едиными правовыми нормами.

Откуда им взяться? Точка Шеллинга здесь – процедуры, принятые во вмещающей юрисдикции, то есть в черногорских судах. Почему? Хотя бы потому что именно туда теоретически будут обращаться те, кто окажется недоволен решением суда Монтелиберо. Но, поскольку в местном законодательстве полно всякого этатистского мусора, его, конечно, нужно выкидывать, заменяя своими доморощенными понятиями. Базовых принципов в либертарианстве мало, но конкретные правовые нормы, не противоречащие им, могут быть разными. И тут точками Шеллинга станут прецеденты. Каждому следующему суду будет легче применить ранее использованную норму, чем изобретать новую для каждого следующего случая. Да и всем участникам сообщества Монтелиберо будет проще исходить из сложившейся правовой практики, поскольку предсказуемость в делах – основа для доверия.

Но, как известно, мало понять, хороши ли законы, надо спросить, исполняются ли они.

Пока судебная практика мала, приходится рассчитывать в основном на сознательность сторон и неформальный авторитет судьи. Потенциальная возможность обратиться за энфорсментом судебных решений к государству актуальна только для наиболее крупных дел, где стоящая на кону сумма делает оправданными сопутствующие издержки. В наиболее мелких делах проигравшая сторона без вопросов заплатит, поскольку вопрос копеечный. Проблемой оказываются дела среднего размера, когда привлекать государственный энфорсмент всё ещё слишком дорого и зашкварно, а проигравшей стороне платить жаба давит.

Самый цивилизованный способ добиться исполнения судебных решений – широкое использование залогов. Причём тут я предполагаю постепенную эволюцию от разовых залогов в обеспечение конкретного иска – к постоянным залогам, подтверждающим готовность к исполнению решений конкретной юрисдикции.

Поначалу это может работать примерно так. Участник сообщества желает вступить с другим участником сообщества в правовые отношения. Например, арендовать машину, квартиру, занять денег, заключить трудовой договор. Помимо непосредственного договора контрагентов друг с другом, они также оповещают о нём суд, и переводят на контролируемый судом счёт залоговые суммы, размер которых зависит от величины ответственности, налагаемой заключаемым договором. Далее из этого залога как с работника может быть взыскана неустойка, скажем, за порчу оборудования, так и с работодателя – за произошедшую по его вине производственную травму.

Но постепенно, по мере нарабатывания судом собственной репутации, залоги будут становиться постоянными: признаёшь юрисдикцию МТЛ-суда – помещаешь на контролируемый им счёт некий депозит, этакую цену чести, если в древнеирландских терминах. Теперь любой может быть уверен, что в пределах цены чести тебе можно доверять безоговорочно. Хочешь нарастить репутацию – просто увеличиваешь депозит. Покидаешь страну, или, скажем, последнее решение суда вызвало твоё недоверие – уменьшаешь депозит. Выходишь из юрисдикции – забираешь депозит полностью (с некоторым лагом, чтобы убедиться, что на тебе не висит долгов по старым договорам).

Более того, на базе этого решения может развиться, скажем, институт поручительства, когда поручитель увеличивает доверие к тому, за кого ручается, рискуя собственным судебным депозитом.

Будет совсем здорово, если увеличение цены чести будет способствовать респектам в сообществе, но само по себе такое отношение не сложится – потребуется сперва вырастить традицию вовлечения людей с высокой ценой чести в ответственные правовые отношения, например, в качестве свидетелей крупных сделок или истцов по общественно важным делам. Также вполне может появиться механизм увеличения чужой цены чести через внесение на чужой счёт судебных депозитов – если личная порядочность человека будет далеко опережать его финансовые возможности. На выходе будет нечто вроде хоппеанской естественной аристократии.

Ну и, конечно, весь этот механизм будет работать гораздо хуже, если окажется, что есть большое количество участников сообщества, которые его полностью игнорируют, но точно так же вступают между собой в правовые отношения. Они могут быть слишком бедны, чтобы замораживать деньги ради репутации. Они могут не доверять конкретному суду. И, наконец, они могут не доверять самому механизму.

Фактор бедности до известной степени обходится через механизмы поручительства. Фактор недоверия конкретному суду – через конкурирующие суды. Фактор недоверия механизму – просто вопрос привычки. Доверие нарабатывается, надо лишь не пытаться его навязать.

Какие бывают варианты анархо-капитализма? Я знаю только про Ротбардовский и Фридмановский варианты (Хоппе не включаю, т.к. это по сути развитие идей Ротбарда в одном конкретном направлении).

Дмитрий

Не думаю, что где-то есть чёткая типология, но вопрос интересный, давайте порассуждаем.

Ротбардовский вариант: выводится из естественных прав, а потому предполагает некую единую этико-правовую систему, описанную в “Этике свободы”, или как-то иначе выведенную на этой же методологической основе (например, в этом же ключе излагает свои взгляды Молинью в своей Практической анархии). К ней, соответственно, возникают вопросы: кто заставит всех руководствоваться единой правовой системой.

Фридмановский вариант основан на экономическом анализе права, причём на базе чикагской экономической школы, подразумевающей возможность до известной степени заниматься межперсональным сравнением полезностей. Соответственно, во фридмановском изводе анархо-капитализма разные правовые системы торгуются на рынке, захватывая те его сегменты, где именно они оказываются наиболее эффективны.

Тем не менее, оба варианта организации общества подразумевают в качестве своеобразного преемника ключевой государственной функции энфорсмента собственных решений некие правоохранные агентства, как у Фридмана и супругов Таннахилл, или же строго ненасильственные агентства по разрешению споров, как у Молинью, обладающие, однако, поистине тоталитарной регуляторной мощью – короче, некие личинки государства, про которые приходится как-то объясняться, какие причины не дадут этим личинкам вырасти в полноценные государства.

Я, вслед за Владимиром Золоторевым, придерживаюсь праксиологического подхода к анализу права и, вполне независимо от него, делаю прогноз о том, что в анархическом обществе с развитыми рыночными отношениями эффект разделения труда вышвырнет с рынка громоздких монстров, пытающихся собрать под одной крышей совершенно разнородные функции, которые сегодня присвоены государством. Нет никаких оснований полагать, что услуги детективов, криминалистов или блокчейн-анализа должны непременно оказывать те же фирмы, что предлагают услуги охраны, сбора долгов, разбирают экономические споры, обслуживают кадастры, страхуют жизнь и имущество, выдают сертификаты о том, что человек умеет водить автомобиль или, допустим, стрелять из пистолета.

Практика жизни в либертарианском сообществе Монтелиберо ещё сильнее укрепляет меня в моих изначально чисто теоретических воззрениях о том, что людям не так уж сильно нужны подробно прописанные правовые институты. Напротив, в анархическом обществе люди склонны решать конфликты на месте, при необходимости образуя ситуативные коалиции. Потребность в сложных специализированных услугах в области правовой защиты возникает у них достаточно редко, поэтому на свободном рынке эту потребность скорее будут закрывать сравнительно мелкие по размеру компании, имеющие, тем не менее, широкий географический охват – иначе не наберётся клиентская база.

Если вернуться к вопросу, то мы видим, что разные описания анкапа в основном сводятся к тому, как в таком обществе будут разрешаться конфликты – потому что по вопросам, например, функционирования свободного рынка у либертарианских теоретиков особых разногласий нет. Соответственно, если вам в голову придёт какая-нибудь ранее никем не развиваемая идея о том, как ещё могло бы функционировать право – поздравляю, вы добавите ещё один вариант анкапа в копилку к уже существующим.

Альтернативы пистолетному праву

Я заметил, что почти все ответы на вопросы “как оно будет работать?” сводятся к пистолетному праву. Чуть что не так – стреляй, а потом разбирайся. Нарушишь закон (которого нет, т. е. просто покажешься кому-то нехорошим человеком) – тебя убьют. Не хочешь платить по решению суда – отстреливайся, но истец может нанять против тебя отряд частного спецназа. И так далее. Принцип соразмерности наказания где-то там, а право стрелять прямо здесь. Всё опосредованно сводится к идее “у кого ствол, тот и прав”. Не лучше ли организовать общественный строй, где подобные ситуации предупреждены заранее и задолго?

Москвич (не китаец)

Для начала отмечу, что статус кво именно таков, как описано в вопросе: принцип соразмерности наказания где-то там, а право стрелять прямо здесь. Поэтому тот, кто вооружён, легко может диктовать свою волю тем, кто разоружён. Вооружён может быть любой бандит, в частности, мент. Если он применит оружие с особым цинизмом, есть шанс, что постфактум его пожурят, уволят, дадут условный срок, а хоть бы даже и реальный – это, так или иначе, отложенное наказание, которое никак не предотвращает ни уже случившегося произвола с применением оружия, ни новых аналогичных действий.

Анкап отличается от статус кво тем, что право на оружие есть у каждого, применить его может каждый, и тот, кто хочет, угрожая оружием, продиктовать случайно выбранной жертве свою волю, рискует наткнуться на вооружённое противодействие не только со стороны жертвы, но и со стороны кого угодно ещё. Можно ли сказать, что при анкапе у кого ствол, тот и прав? Ну, тогда придётся признать, что правы все, кто удосужился прихватить с собой ствол. Даже так это кажется мне более привлекательным, чем ситуация “прав тот, кто решил применить вооружённое насилие, а остальные – разоружённый бесправный скот”. Но ладно, что мы всё про анкап да про анкап, вопрос же про гипотетическое общество без пистолетного права.

Первая идея наиболее очевидная. Нет пистолетов – нет пистолетного права. Увы, если лишить общество пистолетов, просто появляется кастетное, ножевое, да даже просто кулачное право. Не говоря уже про возможность врезаться в толпу на грузовике.

Вторая идея – создание умной среды, в которой любое насилие пресекается технологическими средствами настолько быстро, что воспользоваться своим пистолетным правом ещё попробуй успей. Из фантастов я читала описание подобного общества у Лема, но мне не понравилось: слишком утрирует, вместо серьёзных прогнозов получается какая-то пародия, дискредитирующая идею. Могу лишь отметить, что этот путь подразумевает огромное доверие к технологическим решениям. Если не отдавать их на откуп госмонополиям, и предоставить частникам полностью самостоятельно проектировать решения в указанном ключе, мы вполне можем получить на выходе многочисленные коммерческие зоны, где чисто технологическим путём обеспечивается высокий уровень безопасности.

Третью идею активно проталкивает Битарх. Он исходит из того, что нет ничего ужасного в самообороне, а вот над склонностью к агрессивному насилию как раз можно поработать. Отбить у человека охоту нападать – куда гуманнее, чем убивать. Что тут сказать? Для меня моральный статус прививки от насилия примерно таков же, что и моральный статус любой другой прививки. Сумеете обеспечить массовое тестирование и вакцинацию ненасильственными средствами – молодцы. Не сумеете – готовьтесь к актам массового неповиновения, искам и крайне плохой репутации предлагаемого вами решения.

Вот, вкратце, те варианты замены обществу “пистолетного права”, которые пришли мне в голову. У вас есть ещё? Описывайте в комментах.

Стоишь вот так и размышляешь: достаточно я права, или ещё разместить пару стволов под кринолином?

Правовые системы, сильно отличающиеся от наших. Перевод главы про исламское право.

Я кошмарно долго не бралась за перевод книжки Дэвида Фридмана про всякие экзотические правовые системы. Но тут мне в личку прислали ссылку на пародию Скотта Александра Правовые системы, очень непохожие на нашу (потому что я их просто выдумал) – я устыдилась и села за перевод.

Итак, переведена пятая глава книги, про исламское право. Оно закономерно оказалось похожим на доработанное еврейское, и, в силу его изначальной децентрализованности, из него либертарианцы могут в своих целях заимствовать весьма много.

Не забывайте, пожалуйста, донатить на этот и все прочие переводы, а я постараюсь не слишком затягивать с этим процессом.

Расскажи всё про наследство при анкапе

Как распределится очерёдность наследования без завещания? А если нет наследников? А если мои долги больше наследства и нет гаранта/страховки, они отойдут кому-то?

Непризывной

Анкап подразумевает децентрализацию процедур разрешения споров, что автоматически означает отсутствие жёстких назначенных кем-то сверху правил, регулирующих вопрос наследования. Поэтому я не могу сказать, как именно будет разделено то или иное имущество или долги, зато могу порассуждать о том, как этот вопрос будет решаться на местах по существу.

Права – это претензии, с которыми смирились. По факту смерти человека, владевшего неким имуществом, на это имущество могут возникнуть претензии у самых разных людей. Кому и в каких долях имущество в конечном счёте достанется, зависит прежде всего от того, кто и насколько легко смирится с соответствующими претензиями. В самых очевидных случаях, когда, например, покойный имел биткоин-кошелёк, и доступ к ключам имели также его домочадцы, их претензии на владение биткоинами вряд ли кто-то будет в состоянии оспорить. Аналогично, если покойный жил в своём доме, то его домочадцы после его смерти автоматически оказываются фактическими владельцами дома, и оспаривание их прав на это наследство будет означать выдвижение претензии на то, чтобы выставить их за порог, а для этого нужны крайне веские основания. Скорее всего, каким-нибудь живущим отдельно родственникам или друзьям покойного будет затруднительно обосновать свои права на какую-либо долю в том, в чём другие люди уже выступали фактическими совладельцами наследодателя.

Ну а что насчёт того имущества, которым покойный владел единолично, и к которому его сожители прямого доступа не имеют? Например, он владел компанией. Ключи от офиса компании есть у приходящей уборщицы, но вряд ли её претензии на то, чтобы завладеть офисом по факту фактического доступа в помещение будут кем-либо восприняты серьёзно. Тем не менее, если никто из родных покойного не принимал непосредственного участия в бизнесе, и никаких распоряжений относительно имущества покойным оставлено не было, то не будет ничего удивительного в том, что компанию растащат её сотрудники или присвоит себе кто-либо из менеджмента – единолично или в кооперации с частью коллег. Это будет просто означать, что права собственности на этот бизнес были плохо утверждены. Разумеется, чем более устоявшийся вокруг рынок, тем менее вероятна подобная ситуация, и скорее всего собственность на компанию давно была токенизирована, а правила перехода токенов в другие руки были расписаны в том числе и с учётом возможной смерти владельца. Скажем, фонду Монтелиберо и всей сложившейся вокруг него токеномике всего полтора года, а у нас уже кое в каких договорённостях фиксируются подобные возможности – ведь предсказуемость правил это очень важный элемент инвестиционного климата.

Наконец, поговорим о долгах. Разумеется, претензия кредитора на возврат долга – весьма сильная. Поэтому понятно, что в условиях развитого рынка и должным образом зафиксированных обязательств кредитору не составит труда взыскать в счёт долга долю имущества покойного. Если же сумма долгов заведомо превышает сумму делимых активов – тогда мы имеем кейс банкротства. В этой ситуации всем претендентам на имущество придётся договариваться, кому сколько отойдёт, а если полюбовно договориться не выйдет, то не избежать обращения в суд – не воевать же, в самом деле.

Вообще, хочу отметить, что анкап это не только анархия, но и капитализм, то есть развитые рыночные отношения. Все существующие юридические находки, особенно из сферы общего права, никуда не денутся, и в разных спорных случаях к ним, конечно же, будут апеллировать. Дурацкие тяжбы, сводящиеся к соревнованию, чей адвокат дороже и кто больше занёс судье, при анкапе маловероятны в силу децентрализованного характера правоприменения. Но само по себе стремление качать права никуда не денется, а значит, и для юристов работа не исчезнет.

Почему право на собственность – свобода, а не ограничение свобод других?

Анонимный вопрос

Разумеется, право на собственность – это именно ограничение свобод других. Право на собственность это претензия на то, чтобы распоряжаться неким объектом и препятствовать тому, чтобы им распоряжались другие. Их свобода распоряжения приватизированным объектом закономерно уменьшится.

При этом, конечно, в разных обществах могут практиковаться совершенно разные порядки осуществления подобных претензий, в том числе применительно к разным классам объектов. Это могут быть порядки типа “хочешь попользоваться – бери, пользуйся, потом верни на место, чтобы могли взять другие”. Могут быть порядки “хочешь пользоваться – бери, а другим обеспечь такую замену, против которой они не станут возражать”. Или “можешь брать до тех пор, пока для других остаётся достаточно объектов того же качества”.

Но всё-таки мы говорим о собственности, когда порядок использования объектов определяется более эксклюзивными правилами, вроде изложенных у меня в книжке в соответствующей главе. Разумеется, даже в этом случае совершенно не обязательно, что любой приобретаемый в собственность объект оказывается в полном и безраздельном распоряжении приобретающего. Практики вроде использования своей собственности во вред другим всё равно будут наталкиваться на вполне закономерное сопротивление.

Спрашивается, если права собственности – это сплошные ограничения свобод, то почему мы вдруг заявляем, что общество, где они соблюдаются – свободное? От чего свободное? Прежде всего, конечно, от войны всех против всех. Зная, что у тебя есть право на этот предмет, и другие его уважают, ты не будешь тратить уйму ресурсов на ежесекундную готовность отстоять свою власть над предметом в схватке с другими претендентами, это освобождает ресурсы на более приятные занятия, то есть увеличивает свободу. Зная, что у тебя нет права на этот предмет, потому что он принадлежит другому, ты не будешь изыскивать способы его прямого отъёма, а сосредоточишься на увеличении своих возможностей к рыночному обмену. Это увеличивает богатство возможностей, то есть, опять-таки, свободу.

Более витиеватое, но развёрнутое изложение того, как права собственности обеспечивают свободу в обществе, вы всегда можете прочитать у Дэвида Фридмана в Механике свободы, в главе В защиту собственности.

branilac slobode

Что будет происходить с заброшками при анкапе?

1) На заброшку часто лазает молодёжь, что не нравится многим горожанам: мало ли что. Могут ли они, и каким образом, организовать её охрану, озаборить, или вообще снести? Не будет ли установка забора взволнованной общественностью ограничением свободы любителей урбан-туризма?
2) Группа сквоттеров поселилась в пустующем кинотеатре, провела себе свет (нашла на свободном рынке тех, кто согласился подключить их) и живёт, устраивая прямо в кинозале концерты неформалов и приглашая автостопщиков на ночлег. Некоторые считают, что это негативно влияет на стоимость недвижимости в округе. Можно ли с ними что-то сделать?
3) Девелопер увидел недостроенный бизнес-центр и захотел, достроив его, ввести его в эксплуатацию. Последний собственник недостроя либо неизвестен, либо не выходит на связь, либо уже упразднён как юрлицо. Что делать девелоперу?
4) Инициативная группа горожан хочет снести заброшку и сделать на её месте парк, многие жители района оставили подпись за идею. Но поселившиеся там сквоттеры не хотят съезжать. Они аппелируют к праву на обретённую ими собственность и отсутствию прав на неё у посторонних горожан, а активисты – к незаконности вселения сквоттеров и отсутствию у них каких-то прав на такое жильё. Кто прав и как быть?

Сталкер

Итак, у нас есть город, то есть довольно плотное поселение, где права его обитателей на те или иные пространственные объекты сложны, взаимно обусловлены, взаимно проникают, постоянно входят в незначительные коллизии, и это воспринимается как норма. Человек платит за развитую инфраструктуру не только деньгами, но и тем, что его постоянно в какой-то мере беспокоят соседи. Иногда коллизии становятся значительными, и тогда это требует разбирательства.

Напомню принципы легитимного приобретения прав собственности при анкапе: гомстед, обмен, возмещение, производство. Как же в описанных выше сложных условиях могут быть приобретены достаточно чёткие права собственности на заброшку? Сквоттеры вполне логично применяют первый способ и занимают пустующее строение, просто потому что никто до них этим способом не воспользовался. Что убережёт их от того, что завтра к ним на порог не явятся возмущённые соседи, размахивая оговоркой Локка? Только остальные три способа приобретения прав собственности.

  1. Добровольный обмен. Сквоттеры могут договориться с другими жителями города о том, какие именно блага они будут поставлять им в обмен на признание их права на сквот. Например, устраивать те самые концерты, обеспечивать ночлег бездомным, поддерживать опрятный внешний вид здания, оплачивать коммунальные счета.
  2. Возмещение. Сквоттеры могут встать на пороге своей новой собственности с ружьями и заявить, что те, кто оспаривает их право собственности, смогут отнять его лишь у их хладных трупов. Готовность нести издержки войны ради защиты своего имущества всегда была очень веским доводом в пользу признания права собственности, если чьи-то ещё права не будут выглядеть более вескими (а в условиях заброшки более веских прав, чем у сквоттеров, ни у кого нет). Также сквоттеры могут объявить, что в возмещение за захват имущества (и, стало быть, за то, что отняли право на захват этого же имущества у других потенциальных желающих) они готовы задонатить такую-то сумму в тот или иной фонд благоустройства города. Согласие принять деньги будет означать признание правомерности сквоттинга.
  3. Производство. Сквоттеры могут развернуть переоборудование захваченного строения под свои нужды, и тогда каждый, кто мог бы претендовать на альтернативное использование заброшки, будет прикидывать, что если бы он, например, силой выгнал их месяц назад, когда они только въехали, а те взялись бы судиться, то максимум бы получили с него цену аренды хостела за пару ночей. А сегодня они уже слупят с него возмещение издержек за все вложенные в сквот силы и ресурсы.

Что делать сквоттерам, я обрисовала. А что делать горожанам, если они уж очень не хотят, чтобы заброшки доставались кому попало? Просто по возможности избегать их образования. Например, в договорах об оказании коммунальных услуг мог бы содержаться пункт о том, что в случае, если собственник обслуживаемого объекта утратил своё право, не разорвав договора на обслуживание, то на период до вступления нового собственника в право владения поставщик продолжает обслуживание по последним действующим расценкам в долг под залог объекта. Таким образом, сквоттеры оказываются перед ситуацией: этот дом не ничей, он в залоге у компаний, поставляющих в дом воду, электричество, интернет, обслуживающих канализацию и вывозящих мусор. Если хоть одной из этих компаний нужен дом, она сама его засквотит (но ей придётся договориться с остальными об отступных). А если ни одной не нужен, то все они будут рады хоть кому-то, кто готов взять строение на баланс и оплатить долги по коммуналке.

Я привела лишь один возможный механизм, но могут быть и какие угодно ещё, вплоть до городского фонда заброшек, которому горожане будут жертвовать средства за то, чтобы тот первым сквотил заброшки, создавал по каждой группы для обсуждения их наилучшего применения, искал инвесторов и всё такое. Ну а если в какую-то заброшку уже вселились лица, не вызывающие восторга горожан, то этот же фонд может выступать переговорщиком о смене формата использования сквота или выплате сквоттерам отступных, чтобы съехали.

Правовые системы, сильно отличающиеся от наших. Перевод главы про еврейское право. 

Развлёкшись об Исландию Века саг, далее я продолжила перевод фридмановской книги о правовых системах, сильно отличающихся от наших, уже по порядку, так что на очереди у меня четвёртая глава, и едва ли не самая длинная во всей книге, потому что посвящена она праву избранного народа, который накопил за свою многолетнюю историю просто бездну разного законодательного материала.

Как обычно, с переводом сносок и довёрстыванием этой главы в формате электронных книг я расправлюсь позже, а пока хочется уже скорее представить вашему вниманию то, что есть, не вылизывая. Как обычно, прозрачно намекаю, что неплохо бы задонатить.

Дальше на очереди исламское право, и мне заранее любопытно, какое место в нём занимают такие общеизвестные практики, как извинения без штанов.