Такие области, как физика или экономика, имеют свой собственный лексикон, технические термины, используемые для описания идей. Одна из проблем в разговоре о такой области или при её изучении заключается в том, что термины часто звучат говорящими сами за себя. Я уверен, что есть много людей, которые считают, что они действительно понимают теорию относительности, кроме мелких математических деталей. «Теория относительности говорит, что всё относительно, я это понимаю.»
Теория относительности не говорит, что все относительно. Напротив, она говорит, что скорость света настолько абсолютна, что она кажется одинаковой каждому наблюдателю, как бы быстро он ни двигался относительно источника света. Именно на этом простом и кажущемся невозможным факте, продемонстрированным экспериментом Майкельсона-Морли, и была построена теория.
Та же проблема существует и в экономике. «Конкуренция» звучит так, будто этот термин должен описывать что-то вроде шахматной партии или скачек, где каждый конкурент пытается выбить своих соперников. Такая ситуация существует в областях с небольшим количеством компаний: Microsoft против Apple, Apple против Google, Ford против GM. Экономисты называют это «несовершенной конкуренцией». То, что мы называем совершенной конкуренцией – это рынок со многими фирмами, каждая из которых настолько мала, что может игнорировать влияние на себя любой другой фирмы и своё собственное влияние на рынок. Рынок пшеницы совершенно конкурентен, а автомобильный рынок или рынок сотовых телефонов – нет.
Та же проблема и с “провалом рынка”. Звучит так, будто это ситуация, в которой рынок не может по какой-либо причине сделать то, что нам хотелось бы видеть сделанным. Но этот термин означает совсем иное, или, по крайней мере, должен означать иное.
Рассмотрим простой пример. В 1908 году что-то, по-видимому, большой метеорит, ударило по территории Сибири, создав эффект многомегатонного ядерного взрыва. Провал при эвакуации зоны поражения – это, разумеется, провал. Поскольку она могла бы проводиться посредством добровольных усилий тамошних обитателей, это можно описать, как провал рынка. Но если использовать термин корректно, то это не было провалом рынка, поскольку в то время не было никакой возможности предотвратить произошедшую катастрофу.
Не все провалы на рынке считаются провалами рынка. В равной степени сбивает с толку и то, что не все провалы рынка происходят на свободном рынке. Консерваторы и либертарианцы иногда описывают политический аналог провала рынка как провал государства. Но там, где провал политической системы обусловлен точно такой же логикой, как и соответствующий провал экономической системы, имеет больше смысла описывать его как провал рынка в рамках политического рынка. Нет никакого центрального органа для определения технических терминов, а если бы он был, я бы не руководствовался его решениями. Но в рамках данной главы я надеюсь убедить вас, что моё определение провала рынка более полезно, ведёт к более ясному пониманию, чем любое определение, в котором речь идёт только о том, что мы обычно называем рынком.
Провал рынка – это ситуация, в которой рациональное поведение индивида не влечёт за собой рациональное поведение группы. Если каждый человек принимает правильное решение, то группа принимает неправильное решение. В наиболее экстремальном виде, каждый член группы оказывается в худшем положении, чем если бы каждый в группе принял другое решение.
Вот один из моих любимых примеров. Представьте, что мы находимся тысячу лет назад где-то в Европе. Я один из пяти тысяч воинов с копьями, выстроившихся лицом к югу. Причина, по которой мы стоим лицом к югу, заключается в том, что другая армия, тоже с копьями, но верхом, приближается к нам с этого направления.
Я делаю очень быстрый расчёт затрат и выгод.
Если мы все будем держать строй, некоторые погибнут, но, если повезёт, их атака захлебнётся, и большинство из нас выживет. Бежать смысла нет, так как лошади бегут быстрее меня. Похоже, мне следует стоять в строю.
Я только что совершил ошибку. Я контролирую только “я”, но не “мы”. Если я буду стоять, а все остальные побегут, я умру. Если все остальные будут стоять, а я побегу, сокращение нашей армии на одного вряд ли заметно уменьшит её силу, и если атака противника будет остановлена, я не буду одним из тех, кто умрёт, останавливая её. Если строй сломается и побежит, я, по крайней мере, буду впереди. Что бы ни делала остальная армия, мне лучше бежать, чем стоять. Все остальные делают тот же расчёт, мы все бежим, и большинство из нас умирает.
Добро пожаловать на тёмную сторону рациональности.
Читатели, изучавшие экономику или теорию игр, вероятно, уже сталкивались с простейшей версией провала рынка, игрой для двух человек под названием Дилемма заключённого. Два преступника, Билл и Джо, были арестованы за совместно совершённое преступление. У окружного прокурора достаточно доказательств, чтобы обвинить их в незначительном правонарушении, но не в серьёзном преступлении.
Он делает Биллу следующее предложение:
«Если ты признаешься, а Джо нет, ты отделаешься лёгким испугом: три месяца тюрьмы, остальной срок условно – а его я отправлю на пять лет. Если он признается, а ты нет, то он получит условный срок, а ты окажешься тем, кто получит пять лет.
Если вы оба признаетесь, то получите по три года каждый. Если вы оба будете молчать, я откажусь от главного обвинения и посажу вас на один год по незначительной статье.»
Он делает такое же предложение Джо.
Если Джо признается, Билл получит три года тюрьмы, если тоже признается, и пять, если нет. Если Джо не признается, Билл получит год, если промолчит, и три месяца, если признается. В любом случае, ему лучше признаться. Та же логика применима и к Джо: что бы ни делал Билл, Джо лучше признаться. Оба признаются и получают по три года каждый. Если бы они оба молчали, то получили бы по одному году.
И всё же ни один из них не ошибся.
В качестве третьего примера рассмотрим провал рынка, который я неоднократно наблюдал, когда преподавал в Калифорнийском университете. Чуть южнее кампуса находился перекрёсток улиц Уилшир и Вествуд, примерно по десять полос на каждой, и местные жители считали его самым оживлённым перекрёстком в мире. В час пик машины с Уилшира, пытаясь пересечь Вествуд и не успевая это сделать, заполняли перекрёсток, блокируя автомобили на Вествуде, пытающиеся пересечь этот же перекрёсток. Постепенно автомобили просачивались с перекрёстка, лишь затем чтобы пропустить достаточное количество автомобилей с Вествуда на перекрёсток, что блокировало его уже в этом направлении. Если бы все придерживались правила не въезжать на перекрёсток до появления уверенности, что есть возможность проехать его насквозь, все бы добрались домой раньше. Но каждый отдельный человек, пытающийся действовать таким образом, в результате возвращается домой позже.
Проблема во всех трёх случаях одна и та же. Кто-то принимает решение, которое влияет как на него самого, так и на других людей. Он принимает решение, учитывая влияние решения на него самого; все остальные действуют аналогично. Он выигрывает от своего решения и проигрывает от чужих. Потеря больше, чем выигрыш, поэтому в конечном итоге он, как и все остальные, находится в худшем положении, чем если бы они все действовали иначе. Экономисты описывают такую ситуацию как неэффективный результат из-за экстерналий. Действующий субъект игнорирует внешние издержки, которые его поступок налагает на других, и поэтому предпринимает действие, которое, если принять во внимание все издержки, не следовало бы предпринимать. Если все делают противоположный выбор, то все, по крайней мере в моих примерах, оказываются в лучшем положении, но каждый человек улучшает своё положение, делая выбор в собственных интересах.
Другой пример такой же логики обсуждался в Главе 34. Может быть произведено нечто, способное принести пользу всем участникам заданной группы людей, например, плотина для борьбы с наводнениями. Производитель не имеет возможности проконтролировать, кто получает выгоду, поэтому не может, как в случае с обычными товарами, поставить получение выгоды в зависимость от оплаты за неё. В результате плотина не может быть построена, даже если её ценность выше, чем издержки строительства.
Надеюсь, я убедил вас в том, что провалы рынка – это реальные проблемы. Хотя иногда можно найти для них несовершенные решения (я описал некоторые из них ещё в Главе 34 и мог бы описать другие), нет никакой гарантии, что товары, достойные производства, будут произведены, что армии будут стоять и сражаться, а не убегать и быть истреблёнными, что транспортные развязки не встанут в пробках. Я надеюсь, что своим подбором примеров я также убедил вас в том, что эта проблема не ограничивается свободным рынком. Это может произойти в любой ситуации, когда люди принимают решения, которые влияют как на них самих, так и на прочих.
Провалы рынка как аргумент в пользу государства
Центральное допущение экономики – рациональность, то есть утверждение о том, что индивидуальное поведение можно наилучшим образом предсказать, считая, что каждый человек предпринимает те действия, которые наилучшим образом способствуют достижению его целей. Очевидно, что предсказание не всегда будет правильным. Мало того, что я наблюдаю, как другие люди иногда совершают ошибки, я вижу, что и я совершаю ошибки; хотя я знаю, что у меня избыточный вес, тарелки с картофельными чипсами в моем ближайшем окружении имеют тенденцию таинственно пустеть. Я знаю себя достаточно хорошо, чтобы предсказать свою иррациональность и попытаться справиться с ней, не ставя тарелки с чипсами слишком близко. Но хотя рациональность не является идеальным описанием человеческого поведения, она может быть наилучшим предположением, достаточным для предсказания поведения большого числа незнакомцев. [12]
Рациональность выглядит убедительным аргументом в пользу институтов, в которых люди свободны делать свой собственный выбор, однако большинство экономистов не является анархистами или даже либертарианцами. Одна из причин этого в том, что даже если каждый человек корректно действует в своих собственных интересах, результат может оказаться хуже, чем если бы каждый был вынужден делать что-то ещё.
Для экономистов это стандартное оправдание многих, если не всех, действий правительства. Общественные блага недопроизводятся, поэтому обложите людей налогами на их производство — не только на национальную оборону, как обсуждалось в Главе 34, но и, скажем, на научные исследования. Существует перепроизводство отрицательных внешних эффектов, поэтому давайте регулировать загрязнения и облагать налогом производство углекислого газа, чтобы уменьшить глобальное потепление. Положительные внешние эффекты недопроизводятся, поэтому следует субсидировать образование. В некоторых конкретных случаях эта аргументация оказывается слабее, чем кажется на первый взгляд, к чему я ещё вернусь в Главе 64. Но в целом логика верна. Из этого следует, что даже рациональные люди иногда могут достигать большего успеха, если ограничить их в выборе.
Один из ответов, который иногда предлагают либертарианцы, заключается в отрицании существования провалов рынка. Есть и получше.
Провалы рынка как аргумент против государства
Ещё в Главе 39 я обсуждал проблему рационально невежественных избирателей. Тот, кто тратит время и силы на то, чтобы выяснить, какой кандидат будет лучшим для страны, и голосует за него, приносит пользу, общественное благо, которое будет разделено со всеми его согражданами. Рациональное невежество – это недопроизводство такого общественного блага.
В Главе 38 я описал различные действия правительства как легализованное воровство, приносящее пользу одному субъекту за счёт другого, и использовал концепцию ренты, стремясь показать, что в результате все, включая политиков, легко могут ухудшить своё положение. Когда вы работаете над принятием закона, который приносит вам пользу за счёт других людей, вы производите негативные экстерналии. Негативные экстерналии перепроизводятся.
Провалы рынка существуют на обычном частном рынке. Их существование подразумевает, что иногда нам было бы лучше, если бы достаточно мудрый и доброжелательный авторитет принимал некоторые наши решения за нас. Но в реальном мире альтернативой невмешательству является не правление благожелательного и в высшей степени компетентного диктатора, а принятие решений на политическом рынке вместо частного рынка.
Провалы рынка происходят, потому что люди принимают решения, большая часть затрат или выгод от которых достаётся кому-то другому. Такая ситуация иногда возникает на частном рынке, но там это исключение, а не правило. Большинство товаров являются обычными частными благами, поэтому производитель может конвертировать большую часть выгоды для покупателя в выгоду для себя через цену, которую он взимает. Большинство производств использует ресурсы: труд, сырьё, капитал, землю, которые производитель может использовать только в том случае, если он компенсирует их владельцам то, от чего они отказываются, позволяя ему их использовать. В стандартной модели совершенной конкуренции, которая предполагает устранение таких проблем, как общественные блага и экстерналии, производителю платят именно за то, что ценно для покупателя, а то, что покупается, оплачивается именно тем, что ценит продавец. Таким образом, частная выгода оказывается в точности равна общественной, то есть простой сумме эффектов действий индивида для всех остальных.
Это упрощённая модель рыночной экономики, но, по крайней мере, это первое приближение. Отдельные субъекты обычно получают большую часть выгоды и оплачивают большую часть стоимости своих действий, делая провалы рынка исключением, а не правилом. На политическом рынке отдельные субъекты – избиратели, политики, лоббисты, судьи, полицейские – почти никогда не несут большую часть издержек своих действий или не получают большую часть выгоды. Следовательно, провалы рынка, исключение на частном рынке, оказываются правилом на политическом рынке.
Это говорит о том, что существование провалов рынка является в конечном итоге аргументом против государства, а не за него.
[12] Более подробный анализ аргумента о предполагаемой рациональности рассмотрен в Главе 1 моей книги Теория цен: Промежуточный текст. Этот вопрос также обсуждается в моем Скрытом порядке. Лучший и самый интересный вызов предположению о рациональности, который я видел – это Думай медленно, решай быстро Дэниэла Канемана, который я кратко разбираю в Приложении 2.