Существует множество различных способов обеспечения соблюдения правил. Если кто-то ломает вам руку, вы вызываете полицейского. Если он разбивает ваше окно, вы звоните адвокату. Уголовное право и деликтное право – это разные механизмы для выполнения одной и той же работы. Кто-то делает кому-то что-то плохое, призывается правовая система, с тем происходит что-то плохое; это причина не делать людям плохо. В одном случае преступника находят и преследуют полиция и прокуроры, в другом – жертва и ее представители, но логика в обоих случаях одна и та же. Иногда может использоваться один из двух подходов, иногда оба: О. Дж. Симпсон был сначала оправдан за преступление – убийство жены, а затем осужден за деликт – убийство жены.

Деликтное и уголовное право – привычные составляющие правовых систем, в которых мы живем, но выше мы рассмотрели ряд менее привычных подходов к правоприменению.

Разные подходы

Поскольку мы рассматриваем самые разные общества, в этой главе я постараюсь перечислить все известные мне механизмы правоприменения и рассмотреть проблемы, связанные с каждым из них. В качестве первой попытки классификации полезно представить себе задачу, которую необходимо решить, как состоящую из трех частей, соответствующих в современном уголовном праве работе, которую выполняют:

1. полиция и прокуроры – поиск преступника и доказательств его вины
2. судья и присяжные – определение виновности
3. полиция и тюрьмы – исполнение наказания.

Уголовное право

В уголовном праве все три функции выполняют профессионалы, нанятые правительством для их выполнения. В идеале все вовлеченные в эту деятельность, от тюремных надзирателей и полицейских до политиков, ответственных за выбор и контроль над всеми остальными, будут действовать в общих интересах населения, которому они служат, делая все возможное, чтобы осудить виновных и оправдать невиновных, минимизируя при этом чистые затраты на процесс.

Это желательный, но труднодостижимый результат. Политики и полицейские, как и все мы, больше заинтересованы в достижении своих собственных целей, чем целей других людей. Если настоящего преступника найти не удается, можно найти кого-то другого, кого можно осудить; то, чего не знают избиратели, их не возмутит. Если нужны взносы на избирательную кампанию, организованные группы государственных служащих, таких как полицейские и тюремные надзиратели, – одно из мест, где их можно получить, что дает политику стимул следовать линии, которую поддерживают эти группы интересов. В Калифорнии профсоюз тюремных охранников регулярно и часто успешно лоббирует политику, направленную против сокращения числа заключенных и, соответственно, сокращения спроса на их услуги.

Некоторые расходы на обеспечение соблюдения уголовного законодательства оплачиваются правоприменительным органом, который их несет, что дает ему стимул сдерживать эти расходы. Иные издержки возлагаются на других людей без компенсации, поэтому их можно смело игнорировать, при условии, что эти люди не обладают достаточным политическим влиянием, чтобы их жалобы имели значение. Уголовное право императорского Китая дает множество примеров. Пытки свидетеля или невиновного обвиняемого влекут за собой издержки для него, но не для тех, кто применяет пытки, поэтому у них нет причин учитывать эти издержки при принятии решения о том, когда применять пытки, а когда воздержаться от них.

В современных системах действует та же логика. Содержание подозреваемого в тюрьме несет для него издержки. Закрытие ресторана, где произошло преступление, до тех пор, пока не будут собраны все необходимые улики, несет издержки для владельца, его сотрудников и клиентов. Изъятие компьютеров, содержащих все копии важной информации – скажем, единственного черновика книги или докторской диссертации (реальные случаи⁵⁷²), – и удержание их до тех пор, пока власти не убедятся, что они больше не содержат ничего интересного для них, налагает издержки, возможно, очень большие, на владельца данных, но ничего не стоит полиции. Если полиция выламывает мою дверь, стреляет в мою собаку, до полусмерти пугает моих детей и только потом обнаруживает, что пришла не по адресу, она не обязана компенсировать мне причиненный ущерб, а значит, у нее нет причин принимать дополнительные меры, чтобы избежать таких дорогостоящих (для меня, а не для них) ошибок.

У них не только есть возможность игнорировать издержки, которые они возлагают на других, но и возможность намеренно навязывать такие издержки в качестве способа наказания людей, которые делают то, что они не одобряют, даже если это не является незаконным. Несколько лет назад во время путешествия в моем чемодане находилась полужидкая закваска для урока средневековой кулинарии, который я собирался провести, надежно уложенная в закрытый контейнер внутри другого закрытого контейнера. На ленту выдачи багажа чемодан вышел с открытыми контейнерами, а закваска была размазана по остальному содержимому чемодана. Я думаю, что таким образом инспекторы TSA выразили свое негодование по поводу того, что им приходится заниматься проверкой контейнеров с неизвестными полужидкими веществами.⁵⁷³ Сорока годами ранее я опоздал на самолет и воочию увидел тюрьму в Луизиане в результате того, что в аэропорту Нового Орлеана стал соучастником преступления – спросил у полицейского номер его жетона.

Связанная с этим проблема – избирательное правоприменение. В одном из недавних случаев мэр города хотел перестроить его часть, снеся дома бульдозером и передав всю собственность застройщику по своему выбору. Не имея возможности выполнить требования штата по изъятию домов в порядке процедуры отчуждения, он вместо этого организовал выдачу штрафов домовладельцам в этом районе, часто за такие пустяковые нарушения, как высокая трава или сорняки во дворах. Один домовладелец, владеющий четырьмя участками, получал штрафы на сумму в три тысячи долларов в день. Владельцам домов сказали, что если они продадут их застройщику, выбранному мэром, то застройщик возьмет на себя оплату штрафов. Застройщик приобрел недвижимость по цене значительно ниже ее рыночной стоимости, и мэр сказал ему, что, как только он снесет недвижимость бульдозером, штрафы исчезнут⁵⁷⁴.

Даже в тех случаях, когда речь не идет о преднамеренных злоупотреблениях, далеко не очевидно, как заставить правовую систему учитывать одну из самых серьезных издержек, которые она налагает на других людей, – издержки обвиняемых, которые оказываются наказанными за преступления, которых они не совершали. Обсуждение этой проблемы можно найти в следующей главе.

На проблему стимулов другого рода было указано в статье Джорджа Стиглера и Гэри Беккера, которую я обсуждал в главе 10.⁵⁷⁵ Когда полицейский добивается осуждения преступника, издержки последнего, скорее всего, превышают выгоду первого, что делает возможным взаимовыгодный обмен – преступник дает взятку полицейскому, чтобы тот уничтожил улики. Чтобы предотвратить это, требуются дополнительные уровни правоприменения. Решение, которое было предложено в статье, заключается в том, чтобы вознаграждать правоприменителя из штрафа, который платит осужденный преступник. Беккер и Стиглер, сами того не осознавая, заново изобрели деликтное право, хотя и не совсем в нынешней форме.

Это подводит нас к следующей теме.

Деликтное право

Деликтное право – это уголовное право, в котором полицию и прокурора заменяют жертва и ее представители. Их задача – выяснить, кто совершил деликт, собрать доказательства и убедить в этом суд. Полиция и прокуроры – профессионалы, которые ведут эту деятельность, потому что их для этого наняли. Жертва деликта делает это для того, чтобы взыскать ущерб; то, что правонарушитель платит в качестве штрафа, победившая в суде жертва получает в качестве вознаграждения. У жертвы может быть дополнительный стимул – частное сдерживание, создание репутации человека, против которого не стоит совершать деликты.

Деликтное право приватизирует часть работы по обеспечению соблюдения правовых норм. Это решает некоторые, но не все проблемы, возникающие в уголовном праве. Истец может безвозмездно навязать ответчику издержки, например, расходы на оплату услуг адвоката по защите от иска или трату времени на ответ по требованию о раскрытии информации, но, не будучи защищенным суверенным иммунитетом, он имеет меньше возможностей сделать это, чем полицейский департамент. Адвокат, представляющий истца, может, как и коррумпированный полицейский, продаться другой стороне, но в деле есть человек, непосредственно вовлеченный в процесс и заинтересованный в том, чтобы этого не произошло, – истец. Многие аргументы в пользу того, что конкурентный частный рынок лучше справляется с производством товаров и услуг, чем государственная монополия, применимы и здесь, когда речь идет о выявлении и доказывании нарушений правовых норм. Большинство людей не считают государственное исполнение уголовного законодательства формой социализма, но с экономической точки зрения это именно так – государственная собственность и контроль над средством производства. Здесь применимы известные аргументы касательно неэффективности социализма.

Деликтное право имеет свои проблемы со стимулами. Выплата за ущерб, присуждаемая судом, является одновременно и наказанием осужденного за совершение деликта, и вознаграждением истцу и его адвокату за то, что они уличили его в этом. Нет оснований ожидать, что одна и та же выплата даст как правильный стимул избегать совершения деликта, так и правильный стимул преследовать правонарушителя.⁵⁷⁶ Также нет оснований ожидать, что сумма, присуждаемая в нашей системе деликтов, достаточная для того, чтобы «сделать жертву целой», будет оптимальной и для того, и для другого.

Рассмотрим деликты, которые трудно обнаружить и доказать, в результате чего половина виновных остается безнаказанной. Нанесенный ущерб составляет, например, десять тысяч долларов, и именно столько платят осужденные, в результате чего средний штраф составляет пять тысяч – в половине случаев десять, в половине случаев ноль. Если стоимость мер предосторожности, позволяющих избежать деликта, составляет для меня семь тысяч долларов, то с учётом вероятности получения выплаты мне лучше не предпринимать их. Это сэкономит мне семь тысяч долларов, а правонарушителю обойдется в десять, так что чистый эффект окажется ухудшением в три тысячи долларов. Деликт, который должен быть предотвращен, не предотвращается⁵⁷⁷.

Далее рассмотрим стимулы жертвы. Если, потратив шесть тысяч долларов на судебный процесс, она имеет лишь пятидесятипроцентный шанс получить выплату за ущерб в размере десяти тысяч долларов, то, подав на меня в суд, она по статистике оказывается беднее, а не богаче, поэтому она не подает в суд. А если она не собирается подавать на меня в суд, то штраф, который я плачу за совершение деликта, составляет не пять тысяч долларов, а ноль.

Одним из решений может стать вероятностный множитель при присуждении ущерба. Если причиненный ущерб составляет десять тысяч, а вероятность удовлетворения иска – всего пятьдесят процентов, установите сумму иска в двадцать тысяч. Теперь среднее наказание будет равно нанесенному ущербу, что даст потенциальным жертвам стимул предотвращать любые деликты, предотвращение которых стоит меньше, чем потенциальный ущерб. Некоторые ученые, в том числе Ландес и Познер, считают, что штрафные санкции, т. е. суммы, превышающие причиненный ущерб, служат именно этой цели⁵⁷⁸.

Хотя в некоторых случаях это может быть привлекательным решением, у него тоже есть проблемы. С одной стороны, сумма возмещения ущерба ограничивается тем, что может заплатить правонарушитель. В случае серьезного правонарушения с низкой вероятностью успешного судебного преследования сумма, которую может заплатить причинитель вреда, может быть меньше, и возможно, намного меньше, чем сумма возмещения, увеличенная с учетом низкой вероятности осуждения.

Вторая проблема заключается в том, что вероятностный множитель может сделать выгодным создание синтетических деликтов. Поздно ночью, когда ваша машина входит вповорот, я выталкиваю свою на дорогу и поспешно отхожу в сторону. Когда пыль рассеялась и вы выбрались из-под обломков (я предусмотрительно инсценировал аварию на медленном участке дороги, чтобы вы выжили, и я мог подать на вас в суд), я начинаю судебный процесс, требуя пятикратную стоимость моей машины на том основании, что только по большой удаче вам не удалось скрыться, разбив мою машину, и что четверо моих друзей случайно затаились в подлеске, чтобы стать свидетелями аварии и дать показания против вас. Чтобы подставить вас, мне пришлось создать реальную аварию, которая действительно уничтожила мою машину, так что это стало выгодным только благодаря существованию вероятностного множителя.

До сих пор я предполагал, что жертва деликта подает в суд только для того, чтобы взыскать возмещение ущерба, и поэтому не будет подавать в суд, если ущерб окажется меньше, чем стоимость иска. Если делать это же допущение для уголовного права, то частное уголовное преследование без вознаграждения, которое существовало для некоторых преступлений в Англии на протяжении части XVIII века, не могло бы работать, поскольку выплаты за ущерб, чтобы компенсировать даже скромные расходы на преследование, не существовало.

Частично имевшее место в рамках этой системы частное преследование преступлений объясняется тем, что истец и ответчик могли совместно превратить уголовное наказание, например повешение, в возмещение деликта путем тайного внесудебного урегулирования. Частично же причина в том, что потенциальные жертвы могли публично взять на себя обязательство судебного преследования преступлений, вступив в обвинительскую ассоциацию, что делало сдерживание частным благом, за которое они были готовы платить.

Еще одно предположение, из которого я исхожу, состоит в том, что жертва деликта обладает достаточными ресурсами для судебного преследования, было бы желание. Это верно далеко не всегда. Если перенестись из Америки XXI века в Исландию X века, то человек, чей сын или брат был убит, может быть старым и немощным, и у него может не остаться родственников, готовых помочь ему подать иск против преступника, готового применить насилие против того, кто попытается пройти через правовые процедуры, необходимые для подачи иска.

Исландское решение состояло в том, чтобы сделать претензии по деликтам передаваемыми. У меня может не быть средств для подачи иска, но у одного из моих соседей они есть. Успешное рассмотрение моего иска приведет к тому, что он получит сто унций серебра в качестве вергельда, возмещения ущерба за убийство. Я передаю ему право подачи иска, он успешно выступает с обвинением, оставляет себе ту долю выплаты, о которой мы договорились, и отдает мне остальное.

Уголовное право с частным преследованием: Афины и Англия

Уголовное право с частным преследованием занимало промежуточное положение между нашим уголовным и деликтным правом. Преследование осуществлялось частной стороной, но не обязательно жертвой; как в английской, так и в афинской системах любой совершеннолетний гражданин (в Афинах – любой совершеннолетний гражданин мужского пола) мог преследовать за любое преступление. В Афинах одним из стимулов была доля от штрафа, который платил обвиняемый в случае осуждения. Преследование также могло быть мотивировано личной враждой или политическим соперничеством.⁵⁷⁹ В Англии в XVIII веке в качестве стимулов выступал вознаграждение, частное сдерживание преступности, возвращение украденного имущества и возможность вымогательства возмещения ущерба через внесудебное урегулирование.

Наиболее очевидным преимуществом уголовного права с частным преследованием перед уголовным правом с публичным преследованием является сокращение государственной власти. Публичное преследование позволяет правоприменителям игнорировать как одобряемые ими уголовные преступления, так и издержки, которые они налагают на невиновных третьих лиц. Ни то, ни другое невозможно в системе, где судебное преследование остается частным. Возможно, это одна из причин, по которой Англия не смогла создать систему уголовного права с публичным преследованием вплоть до девятнадцатого века. Наиболее очевидный недостаток частного обвинения – то, что иногда за преследование преступления не платит ни одно частное лицо, включая жертву, и эту проблему поднимали критики такой системы в XVIII веке. В афинском варианте эта проблема была решена за счет того, что обвинитель в случае успеха получал долю штрафа – автоматическое вознаграждение, размер которого зависел от суммы штрафа и, соответственно, от тяжести преступления. В английской системе для некоторых преступлений в отдельные периоды таким решением было было вознаграждение за успешное судебное преследование.

Это наводит на мысль о возможности полной замены уголовного права деликтным правом, скажем, исландской системой в сочетании с государственным исполнением приговоров. Один из аргументов против этого -утверждение, что уголовное право необходимо для борьбы с преступлениями, которые затрагивают общество в целом, а не конкретную жертву. Но большинство преступлений в современных правовых системах не попадает в эту категорию; когда меня грабят или обкрадывают – это такое же преступление против меня, как и вмятина на моей машине, даже если правовая система рассматривает это как преступление против государства, в котором я живу. Другой аргумент заключается в том, что деликтное право не может справиться с правонарушениями, когда затраты на поимку и осуждение преступника больше, чем он может выплатить в качестве возмещения ущерба. В другом месте⁵⁸⁰ я подробно обсуждал эти и другие проблемы, связанные с таким предложением, и предлагал способы, как можно было бы изменить деликтное право, чтобы справиться с ними.

Право вражды

Все три подхода к правоприменению – деликтный, уголовный с государственным преследованием и уголовный с частным преследованием – в целом схожи. Кто-то нарушает правило, кто-то – полицейский, жертва деликта или частный обвинитель – убеждает суд, что правило было нарушено, и указывает, кем именно, суд выносит вердикт, и государство приводит его в исполнение.

Совсем другой подход к достижению той же цели можно найти в примитивной системе вражды, например, у Романичал. Джерри нарушает правило, причиняя вред Ларри. Ларри угрожает Джерри насилием, если тот не возместит Ларри ущерб. Жертва выступает одновременно как полицейский, прокурор, судья, присяжные и палач.

Это, конечно, скорее приведет к кровопролитию, чем к наведению порядка, но возможность Ларри применить силу против Джерри ограничена наличием Кэри, Гэри, Гарри, … потенциальных союзников обеих сторон. Если они считают, что требование Ларри необоснованно, и что Джерри вправе отказаться его исполнять, они не захотят поддерживать Ларри, зато, скорее всего, поддержат Джерри, что сделает попытку Ларри выполнить свою угрозу в высшей степени рискованной. Таким образом, система вражды может успешно обеспечивать соблюдение свода правил, понятных и принятых участниками. Принуждение зависит от угрозы насилия, но это в равной степени относится и к нашей нынешней форме правоприменения. Насилие одной частной стороны по отношению к другой сдерживается симметрией ситуации. Инициатор междоусобицы, в отличие от государства, не имеет доступа к несоразмерно большим ресурсам, чем ответчик.

Механизм зависит от того, достаточно ли заинтересованные третьи лица знают о конфликте, чтобы судить, кто действует разумно или неразумно. В маленьком обществе каждый знает всех остальных. В более крупном обществе необходим механизм, подобный исландским или сомалийским судебным процедурам, чтобы снизить затраты на выяснение того, кто является плохим парнем. Тот же вопрос возникает и в более традиционной правовой системе. Чтобы узнать, арестовывает ли полиция людей за нарушение закона, за сопротивление полицейскому вымогательству или за то, что они поддержали не того кандидата или принадлежат не к той расе, заинтересованным третьим сторонам требуется аналогичная информация.

Информация не решает проблему, если нет стимула действовать в соответствии с ней. Тот, кто пытается вымогать деньги у невинных людей, обвиняя их в нарушении своих прав, может поступить так же и со мной, что дает мне стимул избегать общения с ним, а возможно, и поддержать его жертву в сопротивлении его требованиям. В системе с государственным правоприменением при демократии я также заинтересован в том, чтобы голосовать против политиков, назначающих правоохранителей, которые плохо вели себя с кем-то другим и могут плохо вести себя со мной, но если государство не очень маленькое, мой голос мало влияет на результат, поэтому стимул добывать и применять такую информацию весьма слаб. В качестве доказательства того, насколько слабы стимулы к получению информации работе системы, отметим большую разницу между популярным представлением об осуждении по уголовным делам в США – через суд присяжных – и реальностью системы, в которой почти все приговоры выносятся через сделки о признании вины без присяжных и вообще без суда⁵⁸¹.

В Исландии эпохи саг, как и в современной правовой системе, существовал четкий свод законов и система судов, призванных решать, было ли нарушение закона и каковы должны быть правовые последствия. Но последний шаг по исполнению приговора жертва и ее союзники делали в частном порядке. У них была возможность потребовать от обидчика компенсации, угрожая либо судебным иском, либо насилием. Если ответчик отказывался идти на сделку, проигрывал дело и не выплачивал положенный штраф, истец мог объявить его вне закона, а затем свободно выследить и убить.

В чем состоят некоторые проблемы этой системы?

Одна из них – в необходимости механизмов обязательств. Дать знать всем, что если меня ранят, то я отомщу, чего бы мне это ни стоило, может быть очень выгодно. Это сдерживает желающих действовать против меня, и тем самым я снижаю риск как получить рану, так и понести расходы на месть. Но если я получу серьезную рану от грозного противника, затраты на месть могут оказаться больше, чем выгода – лучше быть живым слабаком, чем мертвым героем. Решение, как и в случае с частным преследованием по уголовному праву, заключается в том, чтобы найти способ заранее взять на себя обязательства. В Англии XVIII века это делалось путем внесения предоплаты в обвинительскую ассоциацию. В менее развитом обществе это зависело от некоторого сочетания социальных норм и внутренних стимулов.

Если смотреть с этой точки зрения, такая человеческая черта, как мстительность – не иррациональная страсть, а врожденная стратегия обязательств. Она иррациональна постфактум, когда мне приходится делать все возможное, чтобы выследить убийцу своего сородича с немалым риском для себя, но рациональна заранее, когда знание того, что я выслежу любого, кто убьет моих сородичей, является одной из причин, по которой моих сородичей не убивают.

Отчасти нынешняя нелюбовь к кровной вражде основана на убеждении, что она порождает насилие, не ограниченное как по времени, так и по масштабам, и что незначительный конфликт может породить непрерывный цикл убийств из мести, как в легенде о вражде Хэтфилдов и Маккоев. В одной из предыдущих глав я в общих чертах описал реальную историю, стоящую за легендой. Эта вражда состояла из одного размена, в котором три члена одной семьи убили члена другой и сами были убиты в отместку, и второго эпизода, пять лет спустя, в котором возобновление конфликта, вызванное вмешательством губернатора Кентукки, привело к еще пяти смертям, три из которых были на счету правоохранительных органов Кентукки. Остальные эпизоды знаменитой междоусобицы существуют в фильмах и газетных историях, но отсутствуют в работах дотошных историков. Это иллюстрирует мое правило чтения истории: относитесь с подозрением к любому историческому анекдоту, где рассказывается достаточно хорошая история, чтобы выжить благодаря своим литературным достоинствам.

Современные люди меньше знакомы с гораздо более обширными записями о таких обществах, как Исландия эпохи саг. При небрежном прочтении саг создается впечатление, что это было жестокое общество. Более внимательное изучение позволяет предположить, что большинство междоусобиц заканчивалось либо на первом раунде, когда обидчик соглашался заплатить штраф, назначенный судом или арбитром, либо на втором, когда тот,кто в первой стычке был жертвой, во второй выступал в противоположной роли. Лишь некоторые из междоусобиц продолжались дольше, до нескольких разменов, и таким образом, если убрать скучные детали, получался материал для саг.

Если я искренне считаю, что компенсация, которую вы мне предлагаете, абсурдно мала, а вы считаете ее щедрой, нам будет трудно найти такое соглашение, при котором хотя бы один из нас не почувствует, что он отказался от своей собственной стратегии обязательств, что сделает его честной добычей для любого будущего агрессора. Таким образом, хорошо функционирующая система вражды может потребовать достаточной общности между участниками, чтобы обе стороны могли договориться об условиях, будь то переговоры между ними или третья сторона-арбитр. Альтернативой может быть механизм, авторитет которого общепризнан, как это было в исландской судебной системе. Даже если я считаю, что присужденная мне судом сумма необоснованно мала, я могу принять ее, и это не будет сигналом о моем нежелании защищать свои права перед будущими агрессорами, поскольку у них не будет причин ожидать, что суд в делах, порожденных будущими столкновениями, примет решение в их пользу.

Репутационное принуждение

Все описанные до сих пор формы правоприменения основаны на применении или угрозе применения силы. Чтобы представить себе совершенно иной механизм, представьте, что вы купили куртку в универмаге, который гарантирует возврат денег, если вы не удовлетворены покупкой. Вы обнаруживаете, что купленный вами пиджак не того размера, а ваша жена указывает, что фиолетовый – не совсем ваш цвет. Если магазин откажется вернуть вам деньги, вы вряд ли будете подавать на него в суд – сумма на кону недостаточна для того, чтобы тратить на это время и силы. Тем не менее, магазины в такой ситуации, скорее всего, примут куртку обратно – потому что им нужна репутация, тех, кто выполняет свои обещания – как в ваших глазах, так и в глазах остальных.

Более сложный пример такого же подхода дает нью-йоркская алмазная индустрия, описанная в классической статье Лизы Бернстайн.⁵⁸² Когда-то, несколько ранее того времени, когда она изучала эту отрасль, та находилась в основном в руках ортодоксальных евреев, которым религиозные убеждения запрещали судиться друг с другом. Вместо этого они разрешали споры с помощью системы доверенных арбитров – рабби – и репутационных санкций. Если одна из сторон спора отказывалась принять вердикт арбитра, информация об этом быстро распространялась по сообществу, и другие участники отрасли не хотели иметь с ним дела. Система сохранилась после того, как членство в отрасли стало более разнообразным, а такие организации, как Клуб алмазных дилеров Нью-Йорка, обеспечивали как доверительный арбитраж, так и распространение информации.

Репутационное принуждение хорошо работает для сторон, участвующих в повторяющихся добровольных сделках; как только вы приобретаете репутацию человека, не выполняющего обещанного, люди начинают неохотно иметь с вами дело. Предвидя это, вы выполняете свои обязательства. Это не работает в случае разовых сделок, когда мошенник намеревается обманом выманить у своей жертвы целое состояние, а затем уйти на покой. Не работает это и для недобровольных сделок: грабителю не требуется согласие своих жертв. И даже в случае повторных добровольных сделок существует риск предательства в конце игры: скажем, трейдер, создав репутацию надежного человека за двадцать лет честной работы, проводит последний год перед своей запланированной, но необъявленной пенсией, занимая деньги, которые он не намерен возвращать, и принимая оплату за заказы, которые он не планирует выполнять.

Даже тот, кто является лишь случайным участником определенного рынка, постоянно участвует в других сделках, социальных, экономических, политических. Если я продам вам машину, которая через два дня перестанет работать, это повлечет за собой репутационный штраф, даже если я никогда не планирую продавать другую машину; тот факт, что я обманул вас в отношении машины, будет рассматриваться как свидетельство того, что я, скорее всего, буду обманывать других людей другими способами. Это один из подходов к пониманию смысла наших моральных суждений: мы относим два разных поступка к одной моральной категории именно потому, что готовность совершить один из них положительно коррелирует по нашему мнению с готовностью совершить другой.⁵⁸³ Как только достаточно людей услышали вашу историю и осмотрели вашу машину, я обнаруживаю, что арендодатели не хотят сдавать мне комнату, работодатели не хотят нанимать меня, отцы отказываются разрешать мне встречаться с их дочерьми. В обществе, где люди знают друг друга достаточно хорошо, чтобы принуждение к репутации работало эффективно, грабитель, даже если он никогда не был осужден, даже если в этом сообществе нет судов, в которых его можно было бы осудить, может обнаружить, что потеря репутации негативно влияет на ту часть его жизни, которая не состоит из ограбления людей.

Этот аргумент можно распространить и на потерю торговых возможностей. Люди – социальные животные; большинство из нас хотят, чтобы их любили, чтобы ими восхищались, чтобы их считали людьми с высоким статусом. Считаться человеком, которому нельзя доверять, означает ухудшение по всем этим показателям. Это может быть причиной оставаться достойными доверия даже для тех, кто не планирует повторных сделок, зависящих от доверия.

Люди проявляют свои чувства, ценности, мысли в мимике, тоне голоса, жестах. Поэтому трудно, хотя и не всегда невозможно, сохранить репутацию честного, надежного, щедрого человека, ожидая удобного случая, чтобы обмануть кого-то. Талантливые мошенники существуют, но они редки. Сложнее с репутацией фирм, у которых нет лица, чтобы показать свои эмоции, и которые могут избавиться от плохой репутации, подав новый пакет регистрационных документов под новым именем. Одним из решений является размещение фирмой чего-то вроде репутационных облигаций – скажем, дорогостоящей рекламной кампании, выгоды от которой будут утрачены в случае исчезновения фирмы, или облицованного мрамором здания банка, что даст несоразмерно малый прирост стоимостипри перепродаже⁵⁸⁴.

Существует еще одна проблема с обеспечением репутации, которая становится тем серьезнее, чем больше общество. Когда вы обманываете меня, не выполнив свою часть контракта, а я жалуюсь, вы в ответ объясняете всем, кто спрашивает, что вы отказались от контракта только потому, что я не выполнил свою часть сделки. Заинтересованная третья сторона, не имеющая возможности легко определить, кто из нас лжет, может прийти к выводу, что было бы разумно не доверять ни одному из нас. Предвидя такую реакцию, я прихожу к выводу, что публичная жалоба только усугубит плохую ситуацию – лучше смириться с потерями и держать рот на замке. Это проблема характерна для системы, в которой сдерживание подобного поведения производится не специально нанятыми людьми, а является побочным эффектом действий отдельных людей для своей собственной защиты⁵⁸⁵.

Поэтому для того, чтобы принуждение к защите репутации работало, есть важное требование: информационные затраты заинтересованных третьих лиц на выяснение того, кто виноват, должны быть достаточно низкими, чтобы они могли потратить на это время. Один из способов выполнения этого условия: жизнь в небольшом сообществе, где каждый знает всех остальных и имеет довольно хорошее представление о том, кому можно доверять, а кому нет. Другой способ – использование арбитража, в идеале – заранее оговоренного арбитража. Если мы с вами заранее публично договорились о том, что любой спор по поводу наших сделок с драгоценными камнями будет разрешен Ассоциацией нью-йоркских алмазных дилеров, все, что нужно узнать третьей стороне – это вердикт Ассоциации, что требует гораздо меньше усилий, чем самостоятельное расследование деталей спора⁵⁸⁶.

Третий подход демонстрируют сделки китайских торговцев на Тайване, в среде, которая в значительной степени зависит от поддержания репутации, как описано в Главе 1. Стройте свои контракты таким образом, чтобы третьим сторонам было как можно проще определить, кто виноват. Если мои товары хранятся на вашем складе, а я жалуюсь, что вы допустили их порчу или что некоторые из них пропали, третьей стороне будет сложно разобраться в споре, поэтому следуйте простому правилу: право собственности переходит вместе с переходом физического владения. Возложите на покупателя ответственность за проверку товара до его принятия и запретите ему, за исключением самых крайних случаев, требовать компенсации, если впоследствии он обнаружит, что его качество ниже, чем он ожидал, – это правило caveat emptor. Легче доказать, доставил я товар или нет, чем то, что с ним случилось потом или в каком состоянии он был доставлен.

Для одних меры по обеспечению репутации более эффективны, чем для других. Поэтому разрабатывайте контракты таким образом, чтобы искушение нарушить их ложилось на тех, про кого есть уверенность что он не поддастся искушению. Если вам можно доверять, а мне нельзя, именно я плачу вперед; вы могли бы забрать мои деньги и не доставить то, что я купил, но вы этого не сделаете. Это условия, на которых я обычно покупаю вещи на amazon.com.

Остракизм

Далее рассмотрим тот же вид принуждения, на этот раз используемый в качестве явного наказания.⁵⁸⁷ Сообщество признает одного из своих членов виновным в нарушении своих правил и выносит приговор об остракизме – как, например, marimé у цыган или meidung у амишей. Другие члены общины отказываются общаться с подвергнутым наказанию. Если остракизм влечет за собой большие издержки для его объекта, угроза служит причиной не нарушать правила сообщества.

Причина не общаться с наказанным не в том, чтобы, как в предыдущем случае, не быть обманутым, а в том, чтобы обеспечить соблюдение правил сообщества. Это создает проблему. Человек, который поддерживает остракизм, несет издержки, отказываясь от взаимовыгодных сделок, которые он мог бы иметь с наказанным в противном случае. Выгоду от соблюдения правил получают все членысообщества, таким образом остракизм оказывается общественным благом – так экономисты называют благо, производитель которого не может контролировать, кто его получает.⁵⁸⁸ В результате уменьшается вероятность того, что индивид получит от этого больше выгод, чем издержек, а это затрудняет принуждение индивидов к соблюдению таких правил.

Одно из решений – формулировка правила таким образом: «Не общайся с тем, кто нарушил правила сообщества, в том числе и это» ⁵⁸⁹.

Рассмотрим ситуацию, начиная со времени, когда все принимают и соблюдают все правила общины. Билл нарушает одно из них и приговаривается к остракизму. Второй член общины, Джон, должен решить, стоит ли помочь привести приговор в исполнение, отказавшись общаться с Биллом. Теперь для этого есть дополнительная причина – продолжение общения с Биллом само по себе будет нарушением правил и, в свою очередь, подвергнет Джона остракизму. Эта цена делает отказ от общения с Биллом в интересах Джона. Члены сообщества (уже без Билла) находятся в состоянии, которое в теории игр называется равновесием Нэша; каждый из них следует наилучшей для себя стратегии (отказывается общаться с нарушителями правил), учитывая, как ведут себя остальные (отказываются общаться с нарушителями правил, включая нарушителей правила, согласно которому нельзя общаться с нарушителями правил). Отмотаем наш фильм назад, до того как Билл нарушил наше правило, и все сообщество окажется в равновесии Нэша: Учитывая то, как ведут себя остальные, в интересах каждого, включая Билла, не нарушать правила.

До сих пор я предполагал формальный механизм наложения остракизма. Более привычная версия той же логики – когда нормы соблюдаются неформально. Нет никаких юридических норм, запрещающих мне вести занятия раздетым до пояса, но делать это было бы неосмотрительно. Многие мои коллеги пришли бы к выводу, что я не тот человек, с которым они хотели бы общаться, отчасти потому, что, если они продолжат общаться со мной, их коллеги могут прийти к такому же выводу о них.

Помимо проблемы общественного блага, с остракизмом как способом обеспечения соблюдения правил есть еще как минимум две проблемы. Первая заключается в том, что кто-то должен решить, кого подвергнуть остракизму, а это требует процедуры принятия решений, с результатами которой согласны практически все. Если такой процедуры нет, попытка остракизма может разделить сообщество на тех, кто принимает вердикт и соглашается с ним, и тех, кто не соглашается. Вторая проблема заключается в том, что среди людей, участвующих в остракизме, должна быть достаточно большая доля тех, с кем объект остракизма хотел бы взаимодействовать, чтобы их отказ налагал на него серьезные издержки.

В крупном сообществе это трудно устроить, поскольку достаточно, чтобы лишь небольшая часть его членов отказалась поддерживать остракизм, чтобы обеспечить объекту остракизма достаточное количество торговых партнеров. В маленькой общине, встроенной в более крупное общество – это случай цыган (амишей, мормонов, и т.д.) – это работает только в том случае, если барьеры, препятствующие взаимодействию членов общины с людьми за ее пределами, достаточно высоки. Это условие может быть выполнено, но ценой значительных затрат, и оно может перестать выполняться, что, вероятно, и произошло с валашскими рома в Америке, в результате изменений, которые сделали либо встроенное общину, либо окружающее общество менее нетерпимым по отношению к другим. Если барьеры низки, угроза остракизма оказывается лишь слабым сдерживающим фактором, ограничивающим возможности сообщества по обеспечению соблюдения своих правил в отношении своих членов.

Это говорит о том, что остракизм будет наиболее эффективен для маленькой общины, либо полностью изолированной, либо находящейся в очень недружелюбном вмещающем сообществе, либо самой очень недружелюбно настроенной по отношению к вмещающему сообществу. Вне этих ситуаций он может быть использован для обеспечения соблюдения правил, но только тех, которые никто не имеет веских причин нарушать.

Система коллективной ответственности

Система коллективной ответственности, описанная в главе 8, демонстрирует еще один подход к обеспечению правопорядка. Общество разделено на множество групп – в данном случае на тюремные банды – с известным членством. Каждая группа заинтересована настаивать на соблюдении своими членами правил, отчасти для того, чтобы избежать дорогостоящих конфликтов с другими группами, отчасти для поддержания репутации группы, которая обеспечивает своим членам возможность взаимодействовать с членами других групп мирными и взаимовыгодными способами.

Тюремные банды – не единственный пример. Американские валашские рома, описанные Сазерлендом, делятся на витсы, группы родственников. Человек может отождествлять себя с витсой своего отца или матери, а жена – также и с витсой своего мужа. Но большинство людей в большинстве случаев можно отнести к той или иной витсе.

У каждой витсы есть своя репутация в глазах членов других витс. Эта репутация влияет на то, насколько охотно члены других витс покупают у них дочерей или продают им дочерей, и по какой цене. Она влияет на готовность тех, кто находится за пределами этой витсы, принять ее лидера в качестве Ром Баро, большого человека, доминирующую фигуру в кумпании. В этих и других отношениях репутация имеет значение.

Одним из результатов нарушения отдельным цыганом правил романии является то, что он становится мариме, загрязненным, и подвергается остракизму. Другой результат – его витса теряет статус:

Поведение, которое считается постыдным (лашав) или, что еще хуже, мариме, создает соответствующую репутацию для человека и его семьи (поскольку семья считается ответственной за поведение своих членов), которая в конечном итоге должна влиять на репутацию витсы и, возможно, даже всей кумпании⁵⁹⁰.

Это повод для каждой витсы использовать социальное давление, чтобы удерживать своих членов от нарушения правил и наказывать их в случае нарушения.

Еще одним примером могут служить сомалийские группы плательщиков диа. Если один из членов такой группы совершит преступление против чужака, остальные будут обязаны либо участвовать в выплате ущерба, либо помогать в возникшей междоусобице. Это становится причиной для контроля над членами группы – например, запрета на ношение винтовки тем, кто слишком склонен к убийству. Акила в исламском и дербфайн в ирландском праве – похожие институты с аналогичными функциями.

Система коллективной ответственности, как следует из этих примеров, является старым институтом. Как и признание ее функций в ученой среде. Рассмотрим ответ Адама Смита на аргументы Дэвида Юма в пользу установленной религии.

Юм утверждал, что если каждая религиозная секта будет содержать себя за счет пожертвований своих членов, то у священнослужителей появится стимул разжигать религиозные страсти, что приведет к конфликтам⁵⁹¹.

«И в конце концов гражданский магистрат обнаружит, что… самое приличное и выгодное соглашение, которое он может заключить с духовными наставниками, – это купить их леность, назначив определенное жалованье за их профессию и лишив их необходимости действовать усерднее, нежели просто предотвращать блуждание их паствы в поисках новых пастбищ».

Это объясняет, почему Юм, которого многие считали атеистом, выступал за создание церкви.

Ответ Смита заключался в том, что множество конкурирующих сект выполняют полезную функцию, поскольку каждая из них заинтересована в поддержании своей репутации, контролируя поведение своих членов.

«Все его братья-сектанты, ради репутации секты, заинтересованы наблюдать за его поведением и, если он даст повод для какого-либо скандала, если он сильно отклонится от той строгой морали, которую они почти всегда требуют друг от друга, то наказать его тем, что всегда является очень суровым наказанием, даже если оно не влечет за собой никаких гражданских последствий, – изгнанием или отлучением от секты» ⁵⁹².

Почти такую же систему Дэвид Скарбек обнаружил действующей в калифорнийских тюрьмах более чем через двести лет после того, как ее описал Смит.

В системах, описанных Скарбеком и Смитом, возможны различные механизмы принуждения, включая насильственные действия (тюремные банды) и остракизм (небольшие религиозные секты). Как бы ни обеспечивалось соблюдение правил, группе необходим некий механизм принятия решений – религиозный лидер или главарь банды. Особенностью этой системы является стимул группы – поддерживать репутацию членов группы, контролируя их поведение. Преимущество перед обычной репутационной системой заключается в том, что даже если отдельный член группы не является участником повторяющейся игры, то группа, в которую он входит, по всей видимости, таковым является, а значит, у нее есть стимул заботиться о своей репутации перед теми, с кем имеют дело ее члены.

Божественное принуждение: In Foro Interno

Божественное принуждение – это не только независимый механизм соблюдения правил, но и способ облегчить работу других механизмов. Смысл клятвы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, да поможет мне Бог, состоит в том, что клятва повышает вероятность, что вы действительно так и поступите, из страха перед божественным наказанием или из веры в то, что вы обязаны поступать так, как хочет Бог. Причина, по которой в еврейском праве можно разрешить ответчику в иске поклясться в своей невиновности и уйти с миром (глава 4), или истцу в случае, когда он полностью уверен в своей правоте, поклясться и тем выиграть иск, заключается в том, что истец и ответчик, будучи верующими евреями, не захотят давать ложные клятвы. И уголовный, и гражданский механизмы обеспечения соблюдения правил зависят от того, сможет ли суд судить о виновности или невиновности. Сделать это проще с помощью эквивалента детектора лжи. Практика требования присяги от верующих, не желающих давать ложные клятвы, предоставляет такую возможность.

Божественное вмешательство также может полностью заменить судебный процесс. Если Бог поддерживает правых, то суд поединком или испытанием оправдывает невиновного и осуждает виновного. Даже если божественное вмешательство всего лишь миф, вера в него дает преимущество стороне, которая знает, что она невиновна, перед стороной, которая знает, что она виновна⁵⁹³.

Возьмем ортодоксального еврея, который соблюдает кашрут даже тогда, когда уверен, что за ним никто не наблюдает, или новообращенного мусульманина, который подавляет свое давнее пристрастие к свинине. Это можно рассматривать как соблюдение правил под угрозой божественных санкций, удара молнии или дополнительного десятилетия в Чистилище. Или же это можно рассматривать как послушание не из-за страха наказания, а потому что послушание – это то, что подобает человеку. Существует целый континуум вариантов, на одном конце которого находится верующий в божественное наказание, а на другом – атеист К. С. Льюиса, воспитанный в убеждении, что джентльмены не жульничают в карты⁵⁹⁴.

В качестве другого примера той же схемы рассмотрим механизм, с помощью которого индейцы шайенны ограничивали уровень физического насилия в племени.⁵⁹⁵ Драки, даже очень жестокие, были допустимы. Но шайенн, убивший другого члена племени по какой-либо причине, изгонялся из племени, по крайней мере на несколько лет – потому что от него теперь пахло смертью, а этот запах и его последствия в виде неудачи были заразны. Аналогично с мариме у цыган.

Существует три причины, по которым человек подчиняется религиозным правилам, и не всегда ясно, какая из них в ответе за этот факт:

Потому что он верит в их правильность.

Потому что он верит, что нарушение приведет к сверхъестественному наказанию.

Потому что он верит, что нарушение приведет к социальным санкциям.

Существует простой тест, позволяющий отличить первые две причины от третьей: подчиняется ли человек правилу, когда уверен, что никто не смотрит?

Рассмотрим случай с цыганами. До сих пор я считал само собой разумеющимся, что они подчиняются правилам мариме, потому что верят, что загрязнение приводит к болезням и несчастьям, а также к остракизму. Если это так, то правила сами обеспечивают свое выполнение.

Но не факт, что это действительно так:

Жена отвечает за чистоту своего мужа, и она не может позволить ему загрязниться, переступив через его одежду или смешав ее с женской одеждой при стирке. Одна жена вызывающе сказала: «Дома я в любое время переступлю через его одежду, но перед свекром я никогда не смогу этого сделать», подчеркивая разницу между публичным и частным поведением⁵⁹⁶.

Это говорит о том, что в этой системе, а возможно, и в других, принуждение лишь отчасти сверхъестественное, а отчасти социальное.

Божественное принуждение в чистом виде зависит от того, что все верят в божество и его готовность принуждать. Эта вера может пошатнуться, если нарушители правил окажутся безнаказанными. Один из способов избежать этого – иметь в обществе веру, достаточно сильную для того, чтобы выявленные нарушения были редкими. Другой способ – включить в систему убеждений формы божественного наказания, которые нельзя наблюдать извне, например посмертное наказание в исламском праве, или такую трудно наблюдаемую вещь, как, например, невезение. Практически каждому человеку в чем-то не везет⁵⁹⁷.

Даже если божественное принуждение не является полной заменой более мирским альтернативам, оно может сделать эти альтернативы более осуществимыми. Для использования клятвы в качестве детектора лжи не обязательно, чтобы все были верующими, достаточно, чтобы существовал некий тест для выявления неверующих. Религиозные практики, которые чрезвычайно обременительны и должны исполняться без принуждения, а значит, исполняются только верующими – это один из таких тестов. Одной из функций кашрута и подобных ограничений может быть выявление верующих, чьим клятвам можно доверять⁵⁹⁸.

Доведенная до крайности версия этого подхода – ситуация, когда членство в группе обходится настолько дорого, что никто не решит присоединиться к ней, если только он действительно не верит в эту религию. Возможно, это относится к тем, кто состоял в мормонской церкви в первые годы ее существования, когда верующие бежали от большей части остального человечества, чтобы устроить свое убежище в штате Юта. Другой пример – ядро верующих, которые приняли изгнание из Мекки, чтобы присоединиться к Мухаммеду в Медине.

Это говорит о том, что такие религии, как ислам или Церковь Святых Последних Дней, по крайней мере на ранних стадиях, имеют значительное преимущество перед менее рьяными соперниками: они знают, кому можно доверять, потому что никто из тех, кому нельзя доверять, не присоединится к ним. Вероятно, аналогичная ситуация существует и с политическими движениями. Нахождение у власти имеет свои преимущества, но также и существенный недостаток. Поскольку идентификация в качестве партии власти приносит выгоду, нет простого способа отличить преданных верующих, которым можно доверять, от политического эквивалента рисовых христиан – китайцев, которые обратились в христианство, потому что у миссионеров был рис.

Заключение

Я описал все подходы к обеспечению соблюдения правовых норм, которые мы наблюдали в рассмотренных здесь правовых системах. У всех подходов есть проблемы, но не одни и те же. Это говорит нам: то, какая система работает лучше, зависит, по крайней мере частично, от общества, чьи правила она должна обеспечивать. Это одна из причин, по которой данная книга представляет собой попытку понять различные правовые системы, а не решить, какая из них наилучшая.

---

⁵⁷² Sterling 1993 стр. 133-139.

⁵⁷³ Можете познакомиться с деталями и доказательствами.

⁵⁷⁴ Вот подробности от некоммерческой юридической фирмы, занимающейся защитой общественных интересов и участвующей в деле.

⁵⁷⁵ 4 Becker и Stigler 1974.

⁵⁷⁶ Решение проблемы обеспечения оптимального стимула как для правонарушителя, так и для обвинителя см. в Friedman 1984.

⁵⁷⁷ Я не предлагаю здесь ничего, приближающегося к полной теории оптимального наказания или оптимального правоприменения; читатели, интересующиеся этой темой, найдут ее в главе 15 книги Friedman 2000. Для моих целей здесь достаточно простого правила «установить среднее наказание равным нанесенному ущербу, чтобы сдерживать любое преступление, которое приносит преступнику меньше выгоды, чем стоит жертве», хотя, как я показываю там, это не так. Аналогичный подход, применяемый к тому, как обеспечивается соблюдение правил, предполагает избегание принудительных действий, которые стоят дороже, чем ценность сдерживания правонарушений, которое они предоставляют.

⁵⁷⁸ Обсуждение штрафных санкций, включая аргументы против этой интерпретации, а также за и против других интерпретаций, можно найти в Friedman 2000, глава 18.

⁵⁷⁹ Например, когда Эсхин подал в суд на Ктесифона за то, что тот предложил указ о награждении Демосфена золотой короной «в честь его заслуг и добродетели и потому, что он продолжает говорить и делать то, что лучше для народа». Часть аргументов Эсхина заключалась в том, что включать в указ ложное утверждение незаконно, а ложным было утверждение, что речи и политика Демосфена были полезны для Афин. (MacDowell 1978).

⁵⁸⁰ Friedman 2000, глава 18.

⁵⁸¹ «По данным Комиссии США по вынесению приговоров, более 97 % приговоров в федеральной системе выносятся на основании признания вины; системы штатов не отстают, имея показатели около около 95 %». (Dervan, 2015).

⁵⁸² Bernstein 1992.

⁵⁸³ Этим пониманием, очевидным после того, как оно было высказано, но не столь очевидным до этого, я обязан Джеймсу Дональду.

⁵⁸⁴ Более подробное обсуждение этих вопросов, включая их актуальность для анонимных онлайн-транзакций, см. в Friedman 2005.

⁵⁸⁵ В Friedman 2002 описана простая модель принуждения к соблюдению репутации, показывающая связь между издержками для третьих сторон и уровнем обмана.

⁵⁸⁶ Этот механизм работает лучше, если арбитры выбираются заранее, поскольку в этом случае третьим сторонам не нужно обладать независимой информацией о честности или компетентности арбитра. Им достаточно знать, что сторона заранее согласилась подчиниться вердикту арбитра, а затем отказалась от своего согласия».

⁵⁸⁷ Ярмарочные суды средневековой Европы можно интерпретировать как сочетание этого и предыдущего подходов. Если купец отказывался принять вынесенный против него вердикт, другие отказывались иметь с ним дело, отчасти из страха быть обманутыми, отчасти для того, чтобы помочь обеспечить соблюдение правил ярмарки.

⁵⁸⁸ Более подробное обсуждение проблемы общественного блага и подходов к ее решению см. в Friedman 1996, 262-5.

⁵⁸⁹ «Члены церкви, которые отказываются подвергать остракизму морально осужденных, сами изгоняются и избегаются». Крайбилл (Kraybill 1989, 117), описывая meidung у амишей.

⁵⁹⁰ Sutherland 1975, 148.

⁵⁹¹ Юм 1762, 2:501-2.

⁵⁹² Смит 1976 Книга V Глава 1 Часть 3 Статья III, 317.

⁵⁹³ Обсуждение использования божественных санкций в Западной Европе в Средние века см. в Leeson 2012b.

⁵⁹⁴ «Я скорее сыграю в карты с человеком, скептически относящимся к этике, но воспитанным в убеждении, что «джентльмен не обманывает», чем с безупречным моральным философом, воспитанным в среде шулеров». (Lewis 1947, 15).

⁵⁹⁵ Llewellyn и Hoebel 1983.

⁵⁹⁶ Sutherland 1975, 168. См. также аналогичный комментарий на с. 266.

⁵⁹⁷ Питер Лисон в статье об использовании проклятий средневековыми монахами для защиты своей собственности отмечает, что одно из требований для того, чтобы проклятие сработало, заключается в том, чтобы оно имело форму, которую нелегко фальсифицировать. Если я прокляну вас, чтобы вы завтра умерли, а вы этого не сделаете, вы и другие сделают вывод, что мои проклятия не работают. Если же я прокляну вас, чтобы вам не везло, все плохое, что с вами случится, можно будет истолковать как доказательство того, что мои проклятия действуют». (Leeson 2012b).

⁵⁹⁸ Лисон приводит тот же аргумент для цыган в пользу подчинения романии. Leeson 2013.