Прочла статью Константина Морозова с красивым названием Анархизм против анархии.

Если вкратце, то в ней указывается, что: 1) есть философский анархизм, то есть убеждение, что государство не имеет морального права принуждать людей, и есть политический анархизм, то есть убеждение, что государство должно быть упразднено; 2) из философского анархизма не обязан вытекать политический, и можно отказывать государству в праве на принуждение, однако не стремиться государство изжить.

Константин заявляет: принципиальный анархизм требует морального реализма — убеждения, что существуют объективно-истинные моральные суждения … , потому что иначе сам анархизм будет не более, чем набором чьих-то персональных хотелок. Между тем, анархисты же не отрицают правомерность любого принуждения, они допускают его ради предотвращения более ужасного принуждения. Но если принуждение допустимо, например, чтобы предотвратить ещё более ужасное принуждение, то почему этим не может заниматься государство? Иначе говоря, если государство хорошо себя ведёт, то почему мы должны требовать его упразднения? А любые примеры плохих государств всегда можно списать на частные случаи, подлежащие точечному исправлению.

Статья была бы неполной, если бы автор не потрудился разобрать очевидный вопрос: почему государство подавляет своих конкурентов в вопросе легитимного принуждения? В качестве обоснования говорится, что правильное государство, к которому у философских анархистов не должно быть претензий, ограничивает конкурентов ради соблюдения единых прозрачных процессуальных правил, иначе говоря, для исключения самосуда. То есть самооборона это норм, а вот расчленять обезвреженного правонарушителя – не норм (привет Александру Татаркову с его постоянным лейтмотивом “не надо государственных тюрем, дайте мне того, кто домогался моей дочери, я его на органы продам”).

Во второй части статьи автор анализирует вопрос о том, как можно было бы попробовать обойти найденные им дыры в обосновании политического анархизма через моральный субъективизм. Не получится оправдать претензию государства на осуществление оправданного принуждения, если не существует никакого единого и универсального стандарта оправданности принуждения. Дальше он галопом проскакивает по Штирнеру, Светову, Бельковичу и Хоппе. Возражения Константина против идей помянутых лиц сводятся к следующему:

Если только сам человек — это конечная инстанция в определении хорошего и плохого, то почему принуждение кого-либо к тем моральным порядкам, на которые он не давал согласия, будет неправильно? Его субъективное суждение на этот счёт не может иметь больший вес, чем столь же субъективное суждение лица, осуществляющего принуждение, что это принуждение оправданно.

Иначе говоря, по мнению Константина, если мы становимся на позиции морального субъективизма, то мы тем более оставляем идеи о необходимости упразднения государства без какой-либо опоры. Для кого-то государство зло, для кого-то добро, все правы, расходимся.

В заключение автор констатирует, что наиболее перспективным направлением работы для анархистов является поиск сильных практических аргументов в пользу того, что безгосударственное общество будет эффективно, а вот всякую там воинственную риторику в адрес государства лучше бы поумерить, присмотревшись скорее к планам всяких полезных реформ.

Я уже разок пересказывала предыдущую морозовскую статью о моральном реализме, но никак не откомментировала, а он тем временем ещё настрочил. В следующем посте я всё-таки собираюсь высказаться по поднятым им интересным вопросам.