Майкл Розефф

Перевод: Егор Васильченко, под редакцией Анкап-тян

Оригинальная публикация: 1 июля 2009 г.

Панархизм – это новая политическая философия, имеющая в своей основе и расширяющая концепцию согласия управляемых, корни которой восходят, прежде всего, к Джону Локку. Идея управления, основанного на согласии тех, кем управляют, пронизывала революционную Америку. Доказательства этого можно найти в 6 статье “Виргинского билля о правах” и в “Результатах Эссекса”, в словах Бенджамина Франклина, который писал: “В свободном обществе правители – слуги народа, а народ – их повелитель и суверен”, и даже в самой Декларации независимости утверждается, что “для обеспечения прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых”.

Панархизм предлагает всестороннее расширение свободы для согласованного выбора правительства по форме и содержанию. Он предлагает создать такое правительство, статус которого будет согласован со всеми лицами, участвующими в его организации для самих себя, и наоборот, для всех тех, кто не будет согласен подчиняться такому правительству, оно не будет иметь власти.

Панархия – это форма человеческих отношений, при которой каждый человек имеет свободу выбора своего собственного социального и политического управления без чужого принуждения. Панархизм означает, что люди могут свободно вступать в социальные и политические отношения и свободно выходить из них. А это значит, что правительство существует только с согласия и благодаря согласию с ним тех, кем оно управляет.

Панархизм даёт новое представление о том, кем являются управляемые, что представляет из себя правительство и что означает согласие между первыми и вторым. Это порождает новую концепцию нетерриториального государства и даёт новый взгляд на такие вещи, как власть и суверенитет. Рассматривая правительство как нетерриториальное, панархизм смещает акцент в движении за свободу с уничтожения государства, которое могут предпочитать некоторые, на создание и получение таких правительств, которые могли бы устроить каждого из нас.

Свободные люди в свободном обществе уже практикуют, в некоторой степени, принципы панархии. По личному согласию они общаются с теми, с кем хотят общаться (если другой человек при этом тоже хочет общаться с ними), и не общаются с теми, с кем не хотят. Их социальные связи меняются во времени, по месту, по  продолжительности и в иных аспектах. Они выбирают себе друзей, место жительства, работу, клубы по интересам и церковные приходы на основе индивидуальных пожеланий, делая это без общественного принуждения. Свободные люди образуют на основе добровольного согласия различные организации, ассоциации и группы. Они формируют суб-общества и “народы”, представляющие собой группы людей, добровольно объединившихся по различным признакам и интересам. Делая это, они в то же время создают множество сосуществующих форм устройства общества и управления, основа которых не территориальная (хотя, вероятно, может быть и так), но построенная на взаимоотношениях людей.

Панархизм предлагает просто распространить уже существующие и реализуемые в жизни принципы панархии на государство (или отдельные его функции), чтобы люди были свободны в создании народов и выборе своих собственных форм управления.

Но зачем? Почему желание таких перемен можно считать обоснованными? Потому что сегодня возможность согласия людей слишком ограничена, чтобы обеспечить им значительный суверенитет. Потому что сегодня государство и правители стали суверенами, а люди – их слугами. Потому что сложные системы выборов и партий низвели роль согласия людей до нуля. Потому что множество потенциальных новых народов ограничены в праве на самоопределение. Разве означает свобода выбора – выбор при голосовании за одну из двух партий, которая будет управлять единым монопольным правительством? Нет, скорее под определение этого подходит активное согласие в отношении самой формы, а также содержания управленческих отношений.

Почему панархизм? Потому что при сегодняшней организации управления государство далеко от наших потребностей, а его форму мы не вправе выбирать. Потому что вся планета покрыта государствами, слишком часто несущими несправедливость, угрозу безопасности, беспорядки, растрату ресурсов, страдания, смерть и разрушение, как они делали это на протяжении всей истории человечества. Потому что государства и правительства концентрируют и увеличивают власть, используя её в целях, которые многие из нас не разделяют. И потому, что сегодняшние правительства легитимизируют и поддерживают спорную борьбу за господство, когда победа одной группы означает потери для другой, борьбу, которая поглощает всё больше и больше ресурсов и уводит энергию от продуктивного к непродуктивному использованию.

Свобода, предоставляемая панархией, сулит нам надежду на лучшую жизнь, поскольку она даст возможность каждому из нас участвовать в социальных и политических отношениях, основанных на нашем собственном выборе и в соответствии с нашими же собственными убеждениями. Когда люди перестанут мириться с правительствами, которые только ухудшают их положение, свободный выбор правительств обеспечит своего рода систему сдержек и противовесов на случай правительственных неудач и ошибок – именно её отсутствие является важнейшей недостающей частью нынешнего политического устройства.

Панархия предполагает существование множества обществ и суб-обществ в одной стране, регионе или области. Не должно быть единой суверенной власти, распространяющей действие закона всюду, без согласия тех людей, которыми она пытается управлять. В панархии многочисленные и разнообразные источники самодостаточного суверенитета существуют бок о бок друг с другом, черпая свою легитимность из согласия тех, кто готов жить по предлагаемому ими набору управленческих отношений. При этом люди смогут добровольно вступать в разнообразные управленческие объединения, отличные от тех, которые на географической основе предписывает им власть.

Когда американские революционеры призывали к согласию правительства и управляемых, они прокладывали дорогу к нетерриториальному государственному устройству, но в то же время сворачивали с этого пути. Точно также, как они обходили стороной вопрос рабства, они обходили и вопрос о том, как образуется законное правительство и народ, как определяется согласие между ними и право народа на отделение. В своей 14 статье “Виргинский билль о правах” стремился “сохранить суверенитет Виргинии над своими беспокойными, обширными западными округами”. Он провозгласил, что “народ имеет право на единое правительство”, и что поэтому “никакое отдельное или независимое правительство не может быть создано или учреждено в пределах правительства Виргинии”. Эта особая территориальная концепция государства была оправдана ложным обращением к мистическому “праву на единое правительство”, целью которого было препятствовать образованию Западной Виргинии. Около 85 лет спустя Западная Виргиния, на протяжении многих десятилетий имевшая достаточно всяческих причин не подчиняться Ричмонду, в конце концов смогла отделиться.

С тех пор мало что изменилось. Несмотря на сотни сепаратистских движений по всему миру, представление о территориальном единстве государства так и не поменялось. И действительно, большинство таких движений сами воспринимают государство прикреплённым к определённой территории. Американский федерализм стал национализмом. Современные правительства жертвуют обществом, основывая свою претензию на легитимную власть не столько на согласии управляемых, сколько на территориальных притязаниях.

Идея правительства должна быть отделена от идеи территориального государства и от представления о том, что правительство такого государства – это всё, чем правительство может быть и чем оно является. Поскольку государство является единым, территориальным и пользуется насильственными методами, то из-за данной идеи складывается мнение, будто и правительство обязательно должно обладать всеми выше перечисленными чертами. Территориальная концепция поддерживает власть нынешних государств над занимаемыми ими территориями. Она обесценивает мнение народа и лишает реальной значимости, подменяя его махинациями с голосами, партийными программами, лоббированием, нарезкой округов, силой и денежными потоками предвыборных компаний. Идея территориального правления без согласия народа обрекает человечество на жизнь без одной из самых важных свобод – свободы выбора своего правительства.

Ошибочно отождествлять правительство с исполнительными и административными аппаратами монопольного государства. Когда это делают сторонники государства, они не оставляют или почти не оставляют места тем, кто не согласен с ними и хочет жить со своим собственным устройством правления. Когда это делают его противники – они также выступают и против правительства, с позиции, которая не позволяет тем, кто хочет иметь различные формы своего собственного правительства, реализовать свой выбор.

Правительство – это социальная координация личных человеческих взаимоотношений. Правительство неизбежно в той мере, в которой неизбежно и взаимодействие людей друг с другом. Противники правительства, если они не избегают любого социального взаимодействия, смогут обойтись без правительства не больше, чем этатисты. Но необходимость правительства не означает, что оно должно быть принудительным и территориальным. У нас есть альтернатива тому, чтобы жить в едином территориальном государстве, постоянно создающем и навязывающем все виды правил для каждого из нас. Панархия – вот эта альтернатива.

Мы сами управляем обширными областями человеческой деятельности – с согласия людей, не привязываясь к территории, и без государства. Так было на протяжении всей истории – так это и сейчас. Люди в обществе создают системы правления из самых разнообразных и многочисленных источников, коими могут быть моральные и этические нормы, обычаи, прецеденты, правила, принципы, манеры, религия, договоры, соглашения, понятия и контракты, и реализуют их с помощью различных социальных механизмов, учреждений и организаций, включающих в себя семью, ассоциации, церкви, школы, корпорации и деловые фирмы. Общество, в этом смысле являющееся множеством отдельных взаимосвязанных и разнообразных обществ, уже отражает высокую степень панархии. Общества всюду уже используют панархию как выгодный принцип социальной организации и порядка.

Панархизм предполагает распространение панархии в ещё большей мере. Он означает мир, в котором люди смогут жить, выбирая для себя управленческие отношения по своему усмотрению, и позволяя соседям делать то же самое. Общество с такой свободой будет держаться вместе, сохраняя порядок, так же, как это происходило всегда: посредством сложной сети общих ценностей, верований, образа жизни, языка и других схожих черт, действующих через личные интересы каждого человека, воплощенные в индивидуальных, совместных и коллективных усилиях. Оно будет даже более сплоченным, чем сегодняшнее общество, поскольку навязанное правительство, создающее сегодня почву для политических и экономических противостояний, восстаний и гражданских войн, будет устранено.

Разные люди по-разному понимают, что такое независимость и свобода, и даже когда они согласны друг с другом, они вкладывают в понятие свободы разные значения. Одна женщина может выбрать работать на другого человека за зарплату, а другая – воспринимать наёмный труд, как рабство. Один мужчина может добровольно пойти в армию, другой – считать призыв рабством. Эти разные представления о хорошем и плохом устройстве общества и правительства могут сосуществовать в панархии. Свобода и правительство не находятся на противоположных полюсах. Упразднение правительства само по себе не принесёт свободы для всех, упразднение правительства и замена его собственным, личным видением свободы также не сможет сделать этого. Свобода для всех предполагает возможность каждого выбрать своё собственное правительство, такое, устройство которого не противоречило бы его взглядам. В панархии мужчины и женщины свободны быть несвободными (в глазах других) в любой желаемой степени. Они могут вступать в любые управленческие отношения, какие только захотят. Это отделяет панархию от тех политических концепций, которые отрицают право человека на выбор правительства и государства. Панархисты не стремятся уничтожить правительства, которых хотят другие. Они не отказывают другим в свободе быть несвободными. Однако они отказывают другим (людям, правительствам или государствам) в свободе сделать несвободными их.

Как только мы задумаемся над вопросом о том, чем является правительство, мы сможем оставить идею о “каком-то” правительстве и “конкретном” правительстве. Правительство состоит из набора функций, которые можно чётко определить. Выбор стоит не между сегодняшним правительством и никаким, существует множество промежуточных вариантов.

Национальные правительства забрали у местных сообществ такие важные функции, как защита престарелых, помощь нуждающимся и медицинское обеспечение. Они сделали это с помощью запутанного правила большинства и процедур голосования, призванных обойти стороной реальное согласие управляемых. Правительства во всем мире часто подавляют различные меньшинства. Введение общенациональных законов дискриминирует и подавляет всех тех, кто не согласен с ними и не хочет доверять своему правительству решение некоторых критически важных вопросов. Программа медицинской помощи, к примеру, включает в себя изъятие и перераспределение богатства. Такого рода программа вполне могла бы быть нетерриториальной и согласованной. Мистер К. может подписаться на такую программу и относиться к правительству, которое будет вычитать взносы за неё из его заработной платы, в то время как мистер Д. может и не делать всего этого. И они могут при этом жить по соседству.

Многие сегодняшние функции правительства могут остаться для тех, кто готов ими пользоваться, но стать при этом добровольными для тех, кто делать этого не хочет. Основная идея здесь не в том, чтобы уничтожить правительство, но в том, чтобы сделать его добровольным. Огромное количество правил регулирования трудовых отношений, энергетики, образования, здравоохранения и соцобеспечения таковы, что один сосед может спокойно жить без некоторых из них, даже если другой, наоборот, хочет следовать им. Вместо того, чтобы пытаться отменить программу медицинской помощи или убедить избирателей проголосовать за неё, принимая правила игры монопольного и территориального правительства, панархизм подходит к проблеме отсутствия согласия и несправедливой власти правительства с другой стороны. Пусть те, кто хочет эту программу – получат ее, а кто нет – будут от нее свободны. Панархизм стоит на почве высокой морали. Почему те, кто не хотят участвовать в программе, должны быть вовлечены в нее теми, кто ее хочет? Чем это отличается от того, чтобы принуждать всех принадлежать к одной церкви? О каком согласии управляемых может идти речь, когда нас загоняют, хотим мы того или нет, в программы, влияющие на нашу жизнь?

Проблемы координации, связанные с человеческим взаимодействием, не исчезнут. Реформа управления, даже в тех случаях, когда оно не связано с координацией, может быть достаточно трудной. Панархизм не отрицает этих трудностей. Но он предлагает справедливую и миролюбивую альтернативу, которая может быть достигнута мирным путём, и при которой государство отказывается от своих территориальных притязаний. Идти к нему можно медленно, шаг за шагом, а можно и резкими скачками. Скорее всего, согласованное и несогласованное правительства будут существовать бок о бок друг с другом в течение некоторого времени. Изменения, маленькие и большие, непредсказуемы. Люди сами должны обеспечить их продвижение и свершение. Каждый шаг, мирный и неагрессивный, который люди сделают по направлению к жизни со своим собственным и добровольном правительством, будет являться шагом на пути к более полной панархии и набольшей свободе.

Выражаю благодарность за полезные комментарии Адаму Нотту и Джону Зьюбу, и беру на себя полную ответственность за все ошибки, которые мог здесь допустить.