Потенциальное устройство свободного общества обычно представляется как система территориальных и экстерриториальных контрактных юрисдикций (КЮ) с добровольным участием и различными внутренними порядками. Так, сторонники отличающихся взглядов на жизнь и общественное устройство могут объединяться в отдельные сообщества для реализации собственных сценариев счастья. Такой подход предполагает абсолютную свободу и добровольность выбора человека. Однако вместе с этим поднимается вопрос – а что делать, если в какой-то из КЮ начнут проводиться насильственные практики?
Для начала разберём более внимательно сам вопрос «насильственных» КЮ. На самом деле трудно представить, как насилие может произойти против воли самих участников. Фактически КЮ является просто поставщиком услуг, у которого нет возможности ограничить свободу передвижения в рамках определённых территориальных границ (как сейчас это делают государства), что необходимо для проведения принудительных насильственных практик. Тем более такое становится невозможным, если в обществе присутствует сколько-нибудь равномерный баланс потенциала насилия (всеобщая вооружённость) ибо в таком случае посягательство на их свободу выхода по крайней мере будет невыгодным для рациональных агентов.
Но кроме сценария принудительного насилия есть ещё вариант насилия по согласию, ну или насилия против людей, не способных в полной мере на самозащиту и не считаемых самостоятельными субъектами права в этой КЮ, например, детей. Такую КЮ могут устроить какие-нибудь фанатичные традиционалисты и консерваторы. Пропагандой они могут убедить более слабых членов общества в том, что насильственная иерархия доминирования – нормальная, а то и необходимая вещь. А детей и вовсе никто спрашивать не будет. Кстати, что касается детей, иногда ещё и приводится идея КЮ педофилов как попытка дискредитировать концепцию свободного общества. Но, конечно же, никто из действительных сторонников свободы и недопустимости насилия такое не поддержит и в случае проведения подобных практик выступит за вмешательство, нацеленное на их прекращение. В реальной жизни интервенция также неизбежно произойдёт и в КЮ, поддерживающие любые формы рабства, вне зависимости от заключённого ранее контракта.
Кто-то может считать, что нет ничего плохого в насилии по согласию, а также в насилии как методе воспитания детей, и что это допустимые практики в рамках отдельных сообществ. Однако насилие в любых формах приводит к печальным последствиям. Оно становится «нормальным» общественным явлением и самые склонные к насилию люди, которые лучше всего подходят под насильственные порядки, добиваются наибольшего успеха в жизни, тогда как люди без таких склонностей фактически превращаются в изгоев. Как в социальном плане, так и в плане самой «природы человека» (эволюционно) насильственность закрепляется и становится неотъемлемой частью жизни.
Недавно я выкладывал картинку, на которой изображено типичное для мезоамериканских народов, живших на территории современной Латинской Америки, человеческое жертвоприношение, а один из зрителей говорит другому: «Всё в порядке, они ведь построили нам дороги». В комментариях мне сразу начали указывать на неверность аналогии с нынешними государствами, поскольку данные жертвоприношения выполнялись по добровольному согласию жертв, зачастую преследующих благо для своих родственников, которые после ритуала получали определённые привилегии. Но, уверен, никто не будет спорить, что такие практики после себя явно оставляют лишь склонных к насилию людей, способных на убийство, тогда как не склонные к нему люди как раз и становятся в них жертвами. Отбор работает в пользу насилия и насильников, закрепляя в популяции крайне слабые варианты ингибирующего насилие механизма Лоренца. Мы даже сейчас можем увидеть результат такого отрицательного отбора в Латинской Америке, особенно её северной части (не путать с Северной Америкой где находится США и Канада). Многие ныне живущие там люди являются потомками коренного населения с их насильственными ритуалами и потомками жестоких испанских завоевателей. Эта смесь в итоге стала причиной чрезвычайно высокого процента убийств (в Сальвадоре, Гондурасе и Венесуэле он самый высокий в мире), а также чрезмерной жестокости происходящих там расправ, на фоне которых меркнет даже деятельность каких-нибудь исламских террористов.
Очевидно, именно от насильственных КЮ ввиду крайне высокого процента насильников в них больше всего можно ожидать военного нападения на другие мирные КЮ и их участников (в том числе с использованием средств массового поражения), а в конечном итоге и восстановления насильственной иерархии доминирования во всём обществе. Даже добровольные насильственные практики мы не можем никак оправдывать, так как они обязательно приведут к росту числа способных на насилие людей и соответствующим этому последствиям.
Конечно, мы против насилия и войны как решения любой проблемы, в том числе и проблемы самого насилия, поэтому мы не поддерживаем военное вмешательство. Более того, для его осуществления нам самим нужно стать насильниками, способными на инициацию агрессивного нападения. Но в целом, конкретно в данном вопросе, мы за вмешательство, так как только оно позволит не допустить роста количества насильников и разрастания проблемы насилия. Любые насильственные практики, такие как намеренное нанесение физического вреда, силовое принуждение, а уж тем более убийства (даже если те добровольны) должны порицаться, а их исполнителей как минимум необходимо подвергать разнообразным репутационным и финансовым санкциям, делающим их жизнь крайне трудной и неприятной (конечно же до того момента, пока они не решат отказаться от проведения таких практик). Если этого окажется мало, то помочь оппозиции (противникам насилия в таких КЮ) поставками вооружения и препаратов генотерапии, чтобы они могли устранять насильников в непосредственный момент нападения на себя, как самооборона. Нельзя допускать даже малейшую оправданность насилия. И это вмешательство не является нарушением свободы и добровольности как таковой, поскольку мы всё же не предлагаем именно силовых мер. А разнообразные несиловые меры воздействия абсолютно оправданы в случае рисков, которые несут в себе любые насильственные практики.