Продолжаем рубрику небрежных переводов англоязычных статей по либертарианству с популярных сайтов, просто чтобы держать вас в курсе дискурса.

Оригинальная публикация: Дэвид С. д’Амато. Перевод: André [в квадратных скобках по тексту – его ремарки]

Либертарианство – это, прежде всего, философия о Другом, философия, подчеркивающая наши обязательства воздерживаться от доминирования над остальными людьми, о ненавязывании нашего видения хорошей жизни другим людям.

В критике либертарианства обычным мотивом оказывается утверждение, что либертарианство – это ни что иное как праздник эгоизма и жадности. Согласно этой точке зрения, либертарианский идеал – это бессердечный скряга на золотом унитазе, бесстрастно взирающий на бедных свысока. Этот взгляд наиболее распространён среди левых критиков и не в последнюю очередь обусловлен сборником эссе Айн Рэнд от 1964 года, Добродетель эгоизма, в котором Рэнд пропагандировала [что бы вы думали] эгоизм. Для начала нужно отметить, что определение “эгоизма” по Рэнд, как она сама отмечала: “отличается от общеприянятого.” Её аргумент строится на очень своебразном и контринтуитивном определении эгоизма, отличающимся как от повседневного использования, так и от словарей; она прекрасно осознавала, каким спорным и будоражащим был такой шаг, именно поэтому она и оправдывает эгоизм. Несмотря на это ремарку, которая размещена уже в первых строках предисловия, Рэнд по-прежнему настаивает на том, что она просто применяет словарное определение эгоизма: «забота о собственных интересах». Но Рэнд упускает из виду очень важную составляющую словарного определения “эгоизма” – невнимание и неуважение к другим. Этот момент, как выясняется, очень важен как в обычной жизни, так и в нашей дискуссии о связи либертарианства с эгоизмом.

Либертарианство подразумевает принципиальную скромность: нам не следует быть столь ослеплёнными нашими идеалами чтобы силой принудить [привет ГУЛАГ и судебные сроки за hate speach] к ним других людей. Таким образом, важно понимать, что в каком-то смысле либертарианская идея олицетворяет собой отказ от эгоизма. Одно из главных беспокойств либертарианства заключается в том, что некоторые люди будут использовать других в качестве средства для достижения своих целей [лес рубят, щепки летят], что влечет за собой эгоизм самого омерзительного толка. Либертарианцы рассматривают всех и каждого и того парня слева, как важного индивидуума, заслуживающего автономии и достоинства, обладающего правами, которые необходимо защищать от насильственных поползновений. Исторически либертарианство было реакцией на неприкрытый, безответственный эгоизм сильных и власть имущих. Это фундаментально эгалитарная точка зрения, согласно которой все люди равны в том смысле, что совершенно независимо от наших способностей, кожной пигментации, пола и гендера [то же что и пол, но если вы так скажете, вас побьют трансформеры], языка и этнической принадлежности, мы все имеем право быть свободными и преследовать собственные представления о лучшей жизни. Это одновременно радикальная идея и здравый смысл, но это не та идея, которую можно было приравнять к “эгоизму.” Проще говоря: “никто не свободен пока мы все не свободны.”  

Эгоизм – это высокомерная вера в то, что я знаю лучше всех и имею право этих всех заставить жить так, как мне захочется [церковь, идеологии, SJW, государство]. Оскар Уайлд высказался об этом, возможно, лучше чем кто бы то ни было: “Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет других жить по своим принципам. И отсутствие эгоизма проявляется в предоставлении другим жить, как они хотят, а не мешать им в этом. Эгоизм непременно ставит перед собой целью создать вокруг себя абсолютное подобие себе. Неэгоистичный человек считает благом неограниченное разнообразие личностей, приветствует его, принимает безропотно, радуется ему.” [пер. Оксана Кириченко] Высокомерие и самодовольство убеждения, что я лучше других знаю, как они должны жить, уже серьёзная проблема сама по себе, но к ней ещё добавляется и опасное убеждение, что у меня есть право, или даже обязанность, применить силу, чтобы это убеждение воплотить в жизнь. Очевидно, что это неверно, но в политике – это норма. Либертарианцев воспринимают как ребячески настроенных эгоистов, когда они критикуют, с неоспоримо логичными этическими доводами, неприемлемость подобного положения дел. Мы учим детей, что бить и угрожать другим, чтобы получить, что хочется, неприемлемо, но когда дело касается строительства всех общественных институтов это становится не только принимаемым поведением, но подаётся как лучший способ организации социума. Либертарианцы всего-навсего вежливо спрашивают: “а с какого, собственно, перепугу вы решили, что среди ваших прав нашлось право на нарушение прав других?” Либертарианцы принимают за основу убеждение, что мы должны обращаться с другими, как со свободными и равными, а не как с инструментами достижения желаемого [будь то мороженное или социальная справедливость]. Иногда это называют законом равной свободы: люди заслуживают – просто потому что они люди – быть свободными и делать всё, что им захочется, пока они не нарушают такой же свободы других. Люди, поддерживающие идею, что государство должно создавать вооруженные отряды, чтобы навязать людям их понимание мира и морали, демонстрируют удивительную самоуверенность, считая свои убеждения единственно верными. Эта самоуверенность делает подобных людей опасными, склонными к превышению своих полномочий и злоупотреблением властью для достижения своих идеалов. А мы все склонны к тому, чтобы верить в истинность своих идеалов. Как отмечает Джон Стюарт Милль: “Очень немногие считают необходимым принять какие-либо меры предосторожности против возможности их собственных взглядов быть ошибочными или допускают предположение, что любое мнение, в котором они уверены, может быть одним из примеров ошибки, что само по себе является логической ошибкой.” Либертарианцы отмечают разнообразие мнений и образов жизни; эта позиция обеспечивает защиту от господства Одного Идеала, сдерживая его разрушительный потенциал.

Предположение, что либертарианцы эгоистичны, является примером недобросовестности и самообмана, интеллектуальной лени и несправедливым способом для человека избежать обязательства рассматривать взгляды по существу. Но в то время как критика либертарианства, как философии, выросшей из эгоизма, основана на несправедливом и неточном прочтении либертарианства и его мотивов, мы не обязаны отвечать той же монетой. Прогрессисты, социал-демократы, социалисты и прочая прогосударственная живность из левой части спектра, скорее всего не поддерживают государство только для того, чтобы доминировать и контролировать окружающих, даже если это неизбежный результат расширения роли государства в нашей жизни. Скорее им свойственно ошибочно принимать государство как добродетельную социальную силу, направленную на защиту и поддержку наиболее уязвимых и обделённых. Ладно бы они были фундаментально не правы лишь в том, что такое государство, как оно себя ведет, и так далее – но даже средства, к которым эта часть левых апеллирует, не дают желаемых и ожидаемых эмпирических [видимых, буквально, физически ощущаемых] результатов. Напротив, они порождают бедность и нищету, в то время как либертарианские принципы индивидуальных прав, подлинной конкуренции на рынке и частной собственности обеспечивают широкое процветание и поощряют щедрость и социальное доверие.

Либертарианство, в сущности, это и есть самый ясный, прямой и наилучший путь к тем целям левых, которые стоят того: обеспечить, чтобы как можно большее число людей во всем мире имело доступ к предметам первой необходимости, и открыть путь к экономическим возможностям и безопасности для наиболее бедных слоев общества. С технической точки зрения те, чьи заявленные цели государственной политики включают рост государства, ограничение свободной торговли (как внутри страны, так и на международном уровне) и увеличение веса налогового и регулятивного бремени, являются главными врагами бедных и угнетенных; они активно сдерживают механизмы, которые создают и распределяют материальные ценности. Таким образом, как отмечает Джейсон Бреннан в  “Libertarianism: What Everyone Needs to Know” [Либертарианство: Что Должен Знать Каждый], когда либертарианцы критикуют, например, государство всеобщего благосостояния, это происходит не из-за их “бездушного безразличия к бедственному положению бедных”, а “потому что они уверены, что государство всеобщего благосостояния приносит бедным больше вреда, чем пользы.” Политический диалог часто (на самом деле почти всегда) сбивается или путает цели и средства, предполагая, что политические и социальные институты, призванные помогать бедным, работают так, как должны по проекту, а не так, как на самом деле.

Следует признать, что либертарианство в основном говорит (или, по крайней мере, должно говорить) о средствах, ставя нарушения законной сферы автономии индивидуума за пределы приемлемого поведения – совершенно независимо от целей, к которым он стремится [нельзя загонять людей палкой в рай]. “Я часто говорил, – пишет Ганди, – что если человек позаботится о средствах, цель позаботится о себе». Ганди сказал об этом, утверждая, что ненасилие является практическим путем к национальной независимости, но либертарианцы руководствуются более широкой и принципиальной трактовкой этой идеи. Вслед за Ганди либертарианцы признают, что «мы не знаем нашей цели», что цель должна ограничиваться использованием корректных средств и, следовательно, «определяется не нашими определениями, а нашими действиями». Либертарианцы стараются обращаться с другими людьми подобающим образом – уважительно и порядочно – и мы думаем, что это составляет гораздо лучшую политическую программу, чем различные способы авторитаризма, что оставили столько шрамов в истории человечества. Те, кто видят в либертарианстве только отражение или рационализацию эгоизма, не понимают либо его историю, либо философские позиции, которые его характеризуют. Либертарианцы утверждают, что нет ничего дурного в том, чтобы заботиться о себе и преследовать свои интересы, но что наши действия при этом ограничены социальной взаимностью, признанием Других и присущей им человеческой ценности.