Праксиология – это действительно просто комплекс дедуктивных выводов из аксиомы действия: “человек ставит цели и выбирает средства для их достижения”. В той мере, в которой реальные люди удовлетворяют этой аксиоме, для них работает праксиология. Точно так же, скажем, евклидова геометрия это комплекс дедуктивных выводов из пяти аксиом, и в той мере, в которой реальное физическое пространство и объекты в нём соответствуют этим идеальным геометрическим формам, для них будет работать эта геометрия. Заменяем аксиомы – и получаем, например, риманову геометрию, которая будет отличаться от евклидовой, и лучше подходить для описания реальных объектов в пространстве с другими свойствами.
Аналогично, если мы заменим аксиому действия, например, на “человек это инструмент реализации божественной воли”, то нам придётся выводить для неё уже другую праксиологию, и в той мере, в которой реальные люди удовлетворяют этой новой аксиоме, выведенная нами праксиология будет для них работать. Хотя, конечно, исследователю при таких исходных данных будет куда интереснее изучать уже не праксиологию, а богословие.
Мы можем условно сказать, что левые (точнее, сторонники социальной инженерии) строят свою праксиологию на чём-то вроде “действия человека это феномен воздействия на него сил материального мира, подчиняющихся объективным законам физики и биологии”. Дедуктивные выводы из этой аксиомы образуют тот набор подходов, который левые применяют к людям. И это тоже как-то работает.
Таким образом, праксиология действительно не опирается на эмпиризм. Она эмпиризмом проверяется. Надеюсь, получилось прояснить.
Конспирология – это объяснение фактов наблюдаемой реальности скрытой целенаправленной деятельностью тех или иных субъектов или организаций. Её принято высмеивать, особенно если та или иная конспирологическая теория действительно даёт уж очень нелепые объяснения.
Праксиология утверждает, что действующими субъектами могут быть только индивиды, а коли так, то можно предположить, что любые общественные явления должны вызываться либо явной, либо тайной целенаправленной деятельностью конкретных людей. Правда, это утверждение дополняется утверждением о существовании спонтанных порядков, которые являются непреднамеренными следствиями деятельности неопределённого множества лиц. Поэтому, не желая чрезмерно зарываться в тонкости теории, констатируем, что в основе общественных явлений могут лежать как непреднамеренные последствия действий широкого круга акторов, так и преднамеренные последствия действий узкого круга. Причём в последнем случае эти действия и их цели могут быть сознательно скрыты от широкой общественности. Иначе говоря, конспирологические объяснения могут быть правдивы.
По моим наблюдениям, к конспирологическим объяснениям чаще склонны люди в возрасте. Могу предположить, что это является интерпретацией их жизненного опыта, поскольку они в свои годы обычно успевают и сами поучаствовать во множестве удачных и неудачных заговоров, и пронаблюдать открывшиеся заговоры кого-либо ещё. Да и вообще, трудно отрицать само существование постоянно задумываемых и осуществляемых заговоров, ведь в бюджете каждого правительства есть секретная часть, а у любого уважающего себя предприятия есть чёрная касса, поскольку его руководство состоит в заговоре против правительства с целью уменьшения налогов или обхода регуляций.
Чтобы не разводить постоянно руками, заявляя, что всё возможно, а правду нам никогда не расскажут, хотелось бы иметь критерий, применяя который, можно было бы решать для себя, в каком случае конспирологическое объяснение вполне вероятно, а в каком – невероятно. Для формулировки такого критерия привлеку такое праксиологическое понятие, как горизонт планирования (ну или временное предпочтение, то есть обратную к горизонту планирования величину, но мне ей не так удобно пользоваться, да и звучит по-русски коряво).
Для того, чтобы оценить конспирологический замысел, просто прикиньте, какой горизонт планирования требуется для его осуществления. Затем сопоставьте его с горизонтом планирования, который обычно демонстрируют предполагаемые акторы в рассматриваемой конспирологической гипотезе. Если требуемый горизонт гораздо длиннее, чем обычно демонстрируемый, это веский довод считать конспирологическую гипотезу несостоятельной.
Тут нужно сделать ещё одно уточнение. Если предполагаемый актор, руководствуясь своими краткосрочными целями, непреднамеренно поддерживает то, что со стороны кажется единым долгосрочным замыслом, то конспирологическая гипотеза, будучи фактически неверной, оказывается эффективной – актор угадан верно, направление деятельности угадано верно, а то, что не весь замысел заранее спланирован – да кому какое дело, главное, в чьих интересах всё делается. Здесь могу порекомендовать для дополнительной проверки посмотреть, не было ли многочисленных случаев, когда действия актора противоречили той цели, которая предполагается конспирологической гипотезой. Если это наблюдается, скорее всего, перед нами тактик, и не обязательно сочинять стратегический замысел, которым он будто бы руководствуется.
На этом Шахерезада прекращает дозволенные речи, поскольку дальнейшее не соответствует вашему уровню допуска.
Либертарианство основано на естественных правах, почему Светов против них?
анонимный вопрос
В недавнем ролике Михаила Светова, которому и посвящён ваш вопрос, мне многое показалось странным. Раз такое дело, я сперва пройдусь по всему ролику, а затем уже перейду к теме вопроса, чтобы не делать два поста об одном видео.
Для начала, Светов использует определение анархии как гоббсовской войны всех против всех. Я не помню, использовал ли Гоббс именно слово анархия, мне скорее вспоминается термин естественное состояние. Впрочем, в нашем ролике про доктрину сдерживания я постаралась показать, что война всех против всех не является естественным состоянием общества, то есть гоббсовская (и световская) риторика базируется на сомнительном основании.
Также Светов использует слово права в качестве синонима слова привилегии, то есть ограничивается так называемыми позитивными правами. Об этом говорит его фраза “бойтесь людей, которые хотят наделить вас правами”. Либертарианский же дискурс обычно ведётся о негативных правах, они же свободы. Такими правами не наделяют, потому что для их осуществления человеку не требуются действия посторонних, вполне достаточно невмешательства.
Нападая на либералов, Светов подразумевает скорее прогрессистов американского толка, коль скоро в качестве иллюстраций использует заголовки про квоты для меньшинств и позитивную дискриминацию. В Европе они чаще зовут себя социал-демократами, и мне непонятно, зачем Светов вообще отделяет их от социалистов, говоря, что вот с этого боку нас давит социалистический сапог, а с этого либеральный, тогда как фактически ведёт речь об одном и том же социалистическом сапоге.
Ещё из интересного: Светов противопоставляет мораль и совесть, дескать, злые либералы вынули из человека совесть и заменили её моралью. Правда, Светов не определяет, что же такое совесть, и откуда она берётся, если не из опыта взаимодействия с другими людьми и памяти об их моральных оценках. Или он хочет сказать, что совесть это голос бога? Ну, в этом случае непонятно, что он имеет против естественных прав, понимаемых как божественные установления.
Ещё одна фраза, которую Светов употребляет в своём ролике: “где нет закона, нет и преступления”. Да, всё верно, преступление – это термин из позитивного права, которое есть система приказов. Есть приказ, некто преступил приказ, он совершил преступление. В частном праве никаких преступлений нет, есть ущерб собственности, нарушения контрактных обязательств и тому подобное, и тот, кому нанесён ущерб, волен противостоять этому и требовать компенсаций – или не противостоять и не требовать.
Таким образом, я бы сказала, что световский ролик – это просто жонглирование терминами. Определяем анархию так, как её ни один анархист не определяет, после чего как дважды два доказываем, что анархия это плохо, и даже что государство есть анархия. Всё логично, но ничего, кроме путаницы, мы на выходе не получаем.
Ну а теперь вернёмся к вопросу о том, растёт ли либертарианство из естественного права. Исторически – да, но на сегодняшний день это неважно, потому что человеческая мысль не стояла на месте. Мы можем выводить либертарианские принципы дедуктивно на базе законов логики: вот вам аподиктически верное высказывание о том, что человек принадлежит самому себе, теперь показываем, что любая попытка это высказывание опровергнуть неявно основывается на той самой посылке, которую мы пытаемся опровергнуть. У кого мозги не закипели, тот постиг дао и открыл естественное право. А можем рассматривать взаимодействия людей и показывать, какие стратегии поведения оказываются более выгодными и потому выживают в ходе естественного отбора. Этот утилитарный подход даёт нам те же самые либертарианские принципы, но в данном случае законы логики не торчат наружу с таким видом, будто они богоданные, а люди под ними суть объекты. Поэтому такой подход меньше раздражает ребят вроде условного Михаила Светова с их зацикленностью на этике, но больше – ценителей математической строгости.
Лично я сперва ознакомилась с Ротбардом и хоппеанским выводом принципа самопринадлежности, затем с Хайеком и фридмановским утилитарным обоснованием собственности, и предлагаю не спорить о том, кого любить больше – папу или маму. И праксиология, и спонтанные порядки – это два равно полезных методических принципа, давайте пользоваться обоими, по обстановке, а не уподобляться Светову, который настолько правый, что норовит отгрызть либертарианству левую ногу.
Человек выбирает. Абсолютно любая человеческая деятельность
сводится к тому, что человек ставит себе цели и выбирает средства для их
достижения. Обсуждение любой человеческой деятельности сводится к тому, какие
цели человек ставит, какие средства выбирает, какие у него были альтернативы,
чего он достиг, и чего мог достичь. Не делай человек выбор, не было бы никакого
смысла его обсуждать, и тем более осуждать. Инстинктивное поведение животного
или последовательность действий компьютерной программы не являются предметом
моральной оценки животного или программы – только стоящих за этими действиями
людей, если они обнаруживаются.
До тех пор, пока человек совершает свой выбор, не взаимодействуя с другими людьми, всё просто: он ведёт целенаправленную деятельность с тем или иным успехом, нам-то какое дело? Но когда начинается взаимодействие, то выбор одного человека затрагивает интересы другого. Человек ставит цель, а в качестве средства выбирает уже не свои собственные действия, а действия других людей. Для этого ему нужно, чтобы эти другие люди поставили перед собой цели, средством для исполнения которых стало то самое действие, которое ему от них и требуется. Например, я ставлю целью получить стакан кофе, для этого мне нужно, чтобы работник кофейни поставил перед собой цель получить мои деньги, а средством для их получения выбрал подать мне стакан кофе.
– Простите, но я же просила стакан!
Если же вместо того, чтобы подать мне кофе, работник кофейни кивает на табличку «только для мужчин» и отказывается взять мои деньги, значит, наше взаимодействие как-то не задалось, и стандартное средство получения кофе, имевшееся в моём арсенале средств, тут не работает. Можно попробовать другие средства, вроде уговоров, скандала или насилия, но, скорее всего, я предпочту выбрать себе другую цель. Так или иначе, я испытаю некоторую фрустрацию, и для того, чтобы уменьшить раздражение, могу выбрать разные средства, от того, чтобы хлопнуть дверью посильнее, до гневного поста в фейсбуке на тему того, что эти мужики себе позволяют.
Человек имеет огромный мощный мозг для решения сложных задач
по моделированию окружающей действительности и по планированию в рамках
построенных моделей. Столь ресурсоёмкие задачи человек решает для того, чтобы
приводить окружающий мир в соответствие с построенными моделями, и более задачи
этого типа уже не решать, а пользоваться готовым решением. Предсказуемость
окружающего мира позволяет ему ставить перед собой более сложные цели и
использовать для их достижения более сложные средства. Поэтому во
взаимодействии с другими людьми человек стремится вырабатывать некоторые
протоколы, делающие поведение людей предсказуемым, а следовательно –
поддающимся планированию. Табличка «только для мужчин» в кофейне рушит эту
предсказуемость. Столкнувшись с этой дискриминацией, я некоторое время буду
ожидать увидеть в других заведениях таблички про какие-то другие касающиеся
меня ограничения, так что действие даже единичного акта дискриминации может
повлечь существенное ухудшение качества жизни. Особенно если это дискриминация,
выражающаяся во фразе типа «девушка, вам в таком виде семечками торговать, а не
по клубам гулять», сказанная охранником клуба.
Таким образом, при совершении обыденных взаимодействий с другими людьми человек предпочёл бы, чтобы его окружали бездушные автоматы, или чтобы по крайней мере люди вели себя согласно несложным унифицированным протоколам. Но при этом нельзя забывать, что человек имеет мощный мозг, предназначенный для решения сложных задач, и в их отсутствие появляется скука. Чтобы избавиться от скуки, человеку недостаточно следования несложным унифицированным протоколам, нужны творческие задачи, и один из способов их себе обеспечить – это взаимодействие с другими людьми за пределами стандартных банальностей. И вот уже один клиент кофейни со скуки начинает скандалить по пустяку, а другой со скуки же начинает заигрывать с баристой. При этом заранее не ясно, какое именно из этих развлечений будет воспринято баристой с большей готовностью.
– Молодой человек, это вы у Михаила Светова жилеточку отжали?
В конечном итоге жизнь человека в обществе сводится к
постоянному соблюдению индивидуального баланса между стремлением к
предсказуемости (то есть к безопасности) и бегством от скуки. Пожелания же к
другим людям будут постоянно варьироваться от требования максимально безличного
автоматического обслуживания до надежды на интересное и непредсказуемое
индивидуальное взаимодействие. Таким образом, каждый человек от одних людей и в
одни моменты ждёт полного отсутствия дискриминации, а от других рассчитывает
получить индивидуальное внимание, то есть позитивную дискриминацию, когда из
всех возможных вариантов контрагент выбрал взаимодействовать в желаемом ключе
именно с ним. Эти принципы работают для абсолютно любого человеческого
сообщества с абсолютно любыми порядками. Ни один человек не сможет жить в
обществе, где дискриминация полностью отсутствует, и ни один человек не захочет
жить в обществе, где право на дискриминацию является абсолютным, не знающим
исключений и подкреплённым неограниченным применением силы.
Тем не менее, каждый предпочёл бы жить в мире, где лично его
право на частную дискриминацию было бы непререкаемым, а право всех остальных
было бы ограничено какими-то понятными механизмами оспаривания. В результате в
обществе, которое предоставлено самому себе, без внешних регуляций, как раз и
установятся определённые рамки, в которых дискриминация допустима, более или
менее общие для всех. Какие это будут рамки?
Тут нам приходит на помощь общеизвестная пирамида ценностей.
Чем более жизненно необходимой предполагает контрагент вашу потребность, тем
меньше вероятность, что вы будете дискриминированы им, и ваша потребность
останется без удовлетворения, даже если контрагент не видит серьёзной выгоды
для себя от вашего взаимодействия. И, наоборот, если ваша потребность выглядит
для контрагента неумной бессмысленной блажью, то он достаточно легко решится
как-нибудь избежать сотрудничества, если, конечно, для него самого оно не
является жизненно необходимым.
Пример. Широко известный своей частной дискриминацией Герман Стерлигов не только запретил вход в свои магазины пидарасам, но также распорядился бесплатно отрезать хлебушка и наливать, не помню, кажется, кваса – каждому, кто попросит Христа ради. То есть чётко указал, что его частная дискриминация отступает перед реально серьёзными случаями. Возможно, я неверно запомнила фактуру, и согласно его распоряжениям хлебушка пидарасам не положено даже Христа ради, но даже в этом случае направление стерлиговской мысли иллюстрирует предполагаемый мной естественный критерий выработки норм частной дискриминации.
Какая изящная попытка расколоть ЛГБТ-сообщество выделением в нём дискриминируемого подмножества!
В общем-то, понятно, почему критерий будет именно таков.
Ведь человек обладает пресловутым мощным мозгом, отлично заточенным под
моделирование воображаемых ситуаций. Видя обращающегося с просьбой человека в
крайней нужде, индивид легко примеряет ситуацию на себя, соображает что-нибудь
вроде «я бы на его месте в случае отказа и убить бы мог» (или, что более
вероятно, моделирует возможное моральное осуждение со стороны соседей) – и
решает отказаться от идеи дискриминации даже сильно неприятного ему человека.
Сама по себе частная дискриминация не посягает на чужую самопринадлежность, не нарушает NAP, не является нарушением контракта – короче, с какой стороны ни посмотри, либертарианским принципам не противоречит. Частная дискриминация не может быть предметом правового регулирования в минархизме, где суд занимается лишь вопросами защиты частной собственности, трактовки контрактов и тому подобными вещами. Точно так же нет места правовому регулированию частной дискриминации и в рамках анкапа – либо определённая норма касательно обязательств по недискриминационному режиму обслуживания есть в контракте, либо это не предмет судебного разбирательства. Наособицу стоит лишь панархия, особенно в таракановской версии, где под страховую крышу можно угодить и недобровольно, а та может по собственному почину регулировать и некоторые аспекты частной дискриминации. Да и классическая добровольная панархия может включать в себя социалистические юрисдикции, где человеку обеспечен целый ряд позитивных прав, иначе говоря, защита от некоторых видов дискриминации. Но панархия – это скорее вероятная переходная стадия на пути к анкапу, нежели прямо-таки желаемое либертарианское общество. Она позволяет свободную конкуренцию систем управления, разрушая территориальную монополию, и это уже неплохо.
В основном же, конечно, частная дискриминация в
либертарианском обществе регулируется средствами морального и репутационного
давления – иначе говоря, угрозой встречной и компенсационной частной
дискриминации. Всё логично: агрессивное насилие регулируется угрозой встречного
и компенсационного насилия, и с дискриминацией ровно тот же механизм.
Как же не хватает в русском языке этой изящной разницы между can и may! Смочь-то он сможет, да кто ж ему такое спустит? Это была боевая ситуация? Тот, кто стрелял – он, что, принял член за пистолет? Нет, сам-то он достал для выстрела вовсе не член. Угрозы жизни и безопасности ребёнка не было, угрозы экономического ущерба – тоже, при чём тут нарушение NAP? Налицо нарушение культурных традиций с точки зрения возмущённого родителя, и нарушение NAP с его стороны.
Можно ли в либертарианском обществе безнаказанно пренебрегать чужими культурными традициями? В теории – да. На практике это будет означать постоянные трения, вплоть до летального исхода, с неизбежными последующими урегулированиями. До тех пор, пока люди будут оценивать издержки от совместного проживания с представителями иных культур ниже, чем издержки размежевания, будет сожительство. Как только издержки сожительства покажутся выше, начнётся размежевание. Обычная праксиология, ничего сложного.
Может, вместо этого вернуться к центральному регулированию? Увы, это приводит к появлению привилегированных культурных групп, когда, скажем, условные поборники скреп имеют привилегию взыскивать ущерб за оскорбления общественной морали, а сторонники иных норм такой привилегии лишены. От этого куда больше трений в обществе, чем если вообще ничего не трогать.
