Светов

Есть нечто унизительное в том, чтобы реагировать на информационную повестку, задаваемую другими людьми, чьё влияние далеко превосходит их полезность, поэтому этот пост появился с некоторым опозданием, когда все, кто хотел, уже высказались. Формальным поводом для появления этого текста стал вопрос от подписчика, представившегося как папа Тидвик:

Поделитесь, пожалуйста, вашем мнением о последнем тексте Светова про отказ от идеализма и милосердную власть. Это отход от либертарианских идеалов и переход в циничную реал-политик? Или просто разочарование и признание бесссилия оппозиции? И при чём тут Хоппе?

5 марта Михаил Светов выложил текст Прощание с идеализмом (о милосердии власти), который охарактеризовал как “свой лучший текст со времён государство это анархия” (на тот ролик мне тоже не хотелось реагировать, и тоже удалось прикрыться ответом на вопрос подписчика).

В ролике “Государство это анархия” Светов нападает на идею о естественных правах и объясняет её появление тем, что люди только-только убили бога и были очарованы материализом. В новой статье Светов, напротив, раскаивается в том, что был идеалистом (правда, он говорит “мы” вместо того, чтобы говорить за себя, и на эту тему хорошо проходится его бывший однопартиец).

Вообще, мне скорее импонирует, когда человек констатирует: раньше я говорил так-то, такие-то факты заставили меня поменять позицию, теперь я считаю сяк-то. Светову не хватает только добавить “из-за своей ошибки я нанёс ущерб таким-то людям, прошу прощения, готов как-нибудь компенсировать, если получится”. Впрочем, до таких высот осознанности и Навальный не сумел дорасти. Но и так уже лучше, чем классическое переобувание в воздухе, когда смена дискурса никак не комментируется, а напоминания о прежних взглядах воспринимаются с недоумением, в духе “Я это говорил? Не могу поверить. Следующий вопрос”.

Как обычно, Светов вводит странные определения терминов. Если раньше он определял анархию как состояние войны всех против всех (таким образом, он с 2019 года уже не может называть себя анкапом), то теперь он определил власть, как возможность добиваться от людей желаемого поведения. Таким образом, власть есть и у хорошего рекламщика, чей товар покупают, и у хорошего оратора, чья повестка заходит в массы, и у насильника, волокущего жертву в кусты, и у чиновника, выписывающего предписание о сносе дома. И, конечно, у тирана, принимающего решение, чем намазать трусы своему политическому оппоненту. Такое определение не даёт либертарианцу возможности различать, к какой власти стоит стремиться, а к какой нет, зато Михаил теперь может уверенно утверждать, что “нет такого сценария, по которому принципы могут опереться на что-то, кроме власти”. Ещё бы он был, если мы так безобразно расширим определение власти, что оно будет включать вообще любое влияние.

Пост Светова был довольно тепло воспринят Центром Республиканских Исследований. Ему посвятили целых два отзыва от разных авторов – Дарьи Кормановской и Андрея Быстрова. Михаила поздравили с тем, что его позиция приближается к республиканской, посоветовали литературу, отметили мелкие недочёты – в общем, фактически поприветствовали в своих рядах.

Также, говорят, его пост был тепло воспринят и официальной российской пропагандой, но, к счастью, я не обязана с ней знакомиться, поэтому совершенно не в курсе деталей.

Из резких критиков Светова отмечу Майкла Наки, который подчеркнул самое важное, чего недостаёт деятельности Михаила: она уже довольно давно далека от какой-либо практики. Последний практический проект Михаила Светова – покойный московский клуб Новая Искренность. Но с момента эмиграции он полностью сосредоточился на поддержании своего информационного ресурса, а это по нынешним временам ни о чём, блогеров стало как собак нерезаных, само занятие изрядно обесценилось, если, конечно, блогер не пускает свой заработок на что-то практическое, как тот же Майкл Наки организует сборы для ВСУ. Вот и получается, что в этом своём Прощании с идеализмом Светов просто заявил, что вы, мол, всё делаете неправильно, но не наметил для своих потенциальных сторонников новых ориентиров. Неудивительно, что довольно многие читатели сделали вывод: Светов предлагает сложить лапки и сдаться на милость власти, она, дескать, милосерднее, чем вы про неё пишете.

Думаю, Светов не занимается практической деятельностью просто в силу того, что у него это плохо получается. Все общественные организации, в которых он состоял, были им развалены. Офлайн-бизнес был открыт вопиюще несвоевременно и вполне закономерно оказался убит милосердной властью. Вот он и предаётся тем занятиям, к которым ещё испытывает тягу: следит за новостями, комментирует их, и иногда рефлексирует о тщете бытия. Может, просто дать дедушке отдохнуть на пенсии, а не требовать движа?

И напоследок позитив, чтобы не уподобляться Михаилу Светову. Если вы хотите движа, в условиях, когда милосердная власть старательно выпалывает любые публичные организации, то движ должен быть партизанским. Считаете, что важнее ослабить Путина – вам дорога в Роспартизан. Считаете, что важнее усилить себя и обрести ту самую силу, без которой не бывает права – вам дорога в агоризм. Внедрением различных агористических практик я как раз и занимаюсь.

Важно не то, к чему люди стремятся, а то, как они это делают

Волюнтарист, Битарх

Принципиальным отличием между идеей свободного общества и любой государственнической идеологией является не то, к какой конкретной модели общественного устройства стремятся их сторонники, а то, какими методами они реализуют эти стремления. Если бы разница состояла только в конечных целях, то никакого принципиального отличия и вовсе не было бы. Ведь действительно, в свободном обществе могут быть реализованы любые модели общественно-экономического устройства и системы взаимоотношений субъектов на основании принципа ненасилия, добровольных договорённостей и в рамках свободных ассоциаций. В противовес этому политические идеологии всегда предлагают одну конкретную общественную модель, необходимую для обязательной реализации по отношению ко всем людям, в том числе через насильственное принуждение.

Когда люди сталкиваются с незнакомой для них идеей общественного устройства, то они почти всегда начинают задавать вопросы формата «как в рамках этой идеи будет решаться такая-то проблема». Подобный подход к познанию идей неудивителен, ведь большинство из них предлагают конкретное и единое для всех решение. Люди привыкли к тому, что нужно выбирать всеобщую цель, обязательную для каждого под угрозой применения насилия. Однако если пытаться объяснять идеи свободы находясь в этих рамках, то скорее всего ничего не получится – слушатель оценит ваш ответ исходя из собственных предпочтений и представлений о возможных решениях, которые могут далеко не совпадать с вашими позициями. Очевидно, в его глазах это выставит идеи свободы непривлекательными, а то и вовсе несостоятельными.

Разумеется, моделирование возможных решений важно, полученный ответ всё же способен выступать в качестве убедительного довода, однако он не может быть чем-то большим, чем дополнением к основной аргументации. А сама основная аргументация должна показать людям то, о чём говорилось в прошлом абзаце – конкретного и обязательного решения не существует!

Но как всё же та или иная проблема будет решена? Да очень просто – так, как сам человек захочет исходя из собственных предпочтений и взглядов. Вот как каждый человек подойдёт к решению своих проблем, так они решены и будут. Если же брать общие для множества людей вопросы и проблемы, то они будут решены исходя из того, как люди договорятся их решать. Каждый человек может объединяться в ассоциации с другими людьми ради создания собственного общественного порядка, распространяющегося на членов этой ассоциации.

Поэтому необходимо спрашивать слушателя о том, как он сам бы решил ту или иную проблему, если бы возможность принимать решение находилась в его же руках, а реализация распространялась на тех, кто имеет с ним соответствующие соглашения или участвует в одной ассоциации. Его ответ на ваш вопрос будет ответом и на его вопрос. Только так идея свободного общества может быть объяснена наиболее точно и привлекательно. Лишь так получится донести, что она состоит в методе – свободе деятельности, договорённости и ассоциации, а также ненасильственном сосуществовании, но цели при этом могут быть совсем разными.

Конечно, это не прозвучит убедительно для тех, кто беспрекословно считает, что реализация своих личных стремлений или стремлений некой разделяющей их взгляды ассоциации требует насильственного принуждения других людей к принятию их идеалов. Скорее всего в данной ситуации необходимо применять аргументы, демонстрирующие отрицательные экстерналии насилия и дискредитирующие его как явление в целом. Но если и это не прозвучит убедительно, тогда остаётся лишь прекратить разговор. В конце концов объяснять что-то людям, имеющим сильные насильственные убеждения (или даже склонности к совершению насилия) просто бессмысленно, на них можно только надавить осуждением, остракизмом и различными санкциями, а также от них стоит готовиться защищаться, ибо они при первой же возможности и вас решат принудить силой к подчинению.