Сетевое государство. 5. От национальных государств к сетевым государствам.

Система сетевых государств исходит из иных предположений, нежели система национальных государств (они перечислены в предыдущей главе).

5.3.1. Что такое сетевое государство?

Ранее мы давали описания сетевого государства одним предложением, одной тысячей слов и в одном эссе. Мы также показали, как выглядит на карте версия на миллион человек (см. выше). Вот ещё раз определение одним предложением:

Сетевое государство — это социальная сеть, для которой характерны моральные инновации, чувство национального самосознания, признанный основатель, способность к коллективным действиям, высокий уровень взаимной вежливости, интегрированная криптовалюта, ограниченное социальным смарт-контрактом правительство, действующее на основе консенсуса, архипелаг собранных краудфандингом физических территорий, виртуальная столица и блокчейн-реестр, доказывающий наличие достаточно большого населения, дохода и суммарной площади недвижимости, чтобы добиться определённого дипломатического признания.

Отметим, что это определение относится к окончательной форме дипломатически признанного сетевого государства. Но мы не можем сразу получить дипломатическое признание вымышленной страны, поэтому мы не можем напрямую основать сетевое государство.

Вместо этого основывается стартап-сообщество, в надежде превратить его в сетевое государство, которое достигнет дипломатического признания со стороны уже существующего правительства, точно так же, как вы публичные компании не основываются напрямую, а вместо этого создаются стартап-компании, в надежде их масштабировать в публичную компанию, которая добьётся «дипломатического признания» от уже существующей биржи, такой как NASDAQ.

Более того, если продолжить аналогию, процесс масштабирования стартапа включает в себя такие этапы, как «посевной стартап», «стартап серии Б» и «единорог», предшествующие достижению статуса публичной компании. Аналогично можно выделить, по крайней мере, две точки между стартап-сообществом и сетевым государством: сетевой союз и сетевой архипелаг.

Превращение стартап-сообщества в сетевой союз делает его цифровым сообществом, способным к коллективным действиям. Превращение этого сетевого союза в сетевой архипелаг распространяет эти коллективные действия также в реальный мир, поскольку сообщество собирает средства на физические объекты по всему миру и соединяет их через интернет. Наконец, достаточно впечатляющий сетевой архипелаг может добиться дипломатического признания со стороны существующего правительства, становясь тем самым настоящим сетевым государством.

5.3.1.1. Определение

Итак, мы наметили процесс перехода к сетевому государству. Теперь давайте углубимся в каждую часть предлагаемого нами определения.

• Социальная сеть. Жители сетевого государства формируют свою нацию онлайн. Основным организующим принципом оказывается социальная, а не географическая близость. Но это не типичная социальная сеть вроде Facebook или Twitter; это то, что мы называем 1-сетью, в которой присутствует только одно сплочённое сообщество, а не множество отдельных сообществ, как в Facebook или Twitter. Это не совсем полный граф — каждому не обязательно дружить с каждым другим узлом — но всё же гораздо ближе к нему, чем типичная социальная сеть.
  Доступ в эту социальную сеть – выборочный, люди могут потерять права своей учетной записи за плохое поведение, и каждый, кто там находится, явно дал на это свое согласие, подав заявку на присоединение. Этот процесс подачи заявки может включать в себя публичное согласие с правилами в письменной форме, историю карьеры, демонстрирующую общие ценности, или вложение времени и энергии в общество для получения цифровых активов. Присоединение к сети, лежащей в основе сетевого государства – это не чисто экономическое предложение, и не то, что можно купить только за деньги. Это конкретная версия общественного контракта Руссо как буквального смарт-контракта, который все подписывают перед вступлением в него – способ превратить абстрактное предложение в реальную нацию.
• Моральная инновация. Сетевое государство вырастает из стартап-сообщества, основанного на моральных инновациях, где все в обществе думают, что какой-то принцип X хорош, а остальной мир считает его плохим, или наоборот. Это то самое предложение, на котором основана нация с добровольным входом. Например, моральная инновация может быть столь же тривиальной, как «сахар — зло» или «интернет 24/7 — зло», или столь же весомой, как «эта традиционная религия — благо». Моральные инновации привлекают людей. Они дают обществу причину существования, цель, отличную от внешнего мира, универсалистское дополнение к партикуляристскому чувству национального сознания, идеологическую миссию, на которую другие будут кивать головой, даже если не разделяют её («хорошо, я понимаю, почему кто-то может хотеть общество без сахара или общину Выбора Бенедикта»).
  Причина, по которой мы даём столь высокий приоритет моральным инновациям, заключается в том, что миссионерские сообщества вытесняют команды наёмников не только в теории, но и на практике. Например, историк Пол Джонсон однажды отметил, что коммерческие колонии в Америке потерпели неудачу, но религиозные колонии обладали сплоченностью и решимостью пережить суровые зимы (см. 11:00 здесь). Мы подробно обсуждаем это в главе, посвященной Единой Заповеди.
• Чувство национального самосознания. Все в сетевом государстве чувствуют себя частью одного сообщества, разделяют одни и те же ценности и культуру. Они — нация в понимании Ренана… «которые вместе совершили великие дела, и хотят сделать ещё больше». Опять же, это больше похоже на полный граф, чем на типичную социальную сеть, поскольку почти каждый узел дружит с очень большой долей других узлов.
• Признанный основатель. Государству, как и компании, нужен лидер. Особенно на раннем этапе. Но по-настоящему сильное лидерство достигается благодаря согласию и поддержке, а не пропаганде или силе. Следовательно, важно иметь признанного основателя, к которому люди действительно прислушиваются и за которым решают следовать, присоединяясь к сообществу.
  Может ли ли этот основатель отказаться от полноты власти, разделив свои полномочия в рамках какой-нибудь мультиподписи? Конечно, точно так же, как основатель компании-стартапа может отказаться от мест в совете директоров. Но отдать власть легко, а консолидировать её куда труднее, и эта власть иногда необходима для принятия трудных, но важных решений, по которым нет консенсуса.¹⁵³ Вот почему как истеблишмент США, так и его оппоненты используют голосующие и неголосующие акции для сохранения контроля.
  Как и в случае с отказом от мест в совете директоров корпорации, отказ от части полномочий может в какой-то момент оказаться для основателя сетевого государства правильным решением. Но в случае, если сетевое государство перерождается в бюрократию – как это делают многие зрелые организации – ключевой частью модели сетевого государства является то, что она, как и положено стартапу, построена так, чтобы всегда обеспечивать мирный выход. Любой может в любое время основать новое стартап-сообщество и попытаться масштабировать его до сетевого государства.
• Способность к коллективным действиям. Это тесно связано с концепцией национального самосознания. Это сочетание коллективной цели (похоже на миссию компании, только для сообщества) и способности действовать для достижения этой цели.
  Во-первых, давайте поймём идею коллективной цели, рассмотрев ряд примеров. Пуритане хотели построить «Град на холме». Японцы после Реставрации Мэйдзи заменили свою предыдущую миссию «Почитай Императора, изгони варваров» на «Обогащай страну, укрепляй армию», развернув свое общество на 180 градусов и тем самым построив первую индустриальную державу вне рамок белой расы. И, наконец, Индия. Хотя процесс обретения независимости и разделения Индии был невероятно запутанным, с другой стороны, коллективная цель независимости объединила индийскую нацию так, как никогда раньше. Сотни так называемых «княжеских государств» и бесчисленные этнические группы теперь интегрированы в единую Индию.¹⁵⁴
  Еще один пример: Джон Кеннеди однажды сосредоточил США на общей цели «до конца этого десятилетия высадить человека на Луну и благополучно вернуть его на Землю». Это была коллективная цель, отличная от цели с нулевой суммой — победы над коммунизмом — но связанная с ней. Возможно, это было предпоследнее великое достижение США как единой страны, последним же стало поражение Советского Союза.
  Эти коллективные цели помогли объединить нации, которые их придерживались. Цели могут быть несовершенными, но как только коллективная цель вообще пропадает, люди начинают задаваться вопросом, кто они такие. “Кто мы?” Эта бесцельность приводит к тому, что мы видим в сегодняшних США, разделенных на два племени, единственная «коллективная цель» которых состоит в том, чтобы выиграть игру с нулевой суммой друг против друга — игру, в которой каждое из племён думает, что оно должно выиграть, прежде чем сможет двинуться вперед к земле обетованной.
  Далее, предположим, что у нас есть коллективная цель. Как будут выглядеть коллективные действия по достижению этой цели? Вот почему процесс построения сетевого государства включает в себя сетевой союз. С самого начала такой союз организует людей для совместной работы на благо выбранного ими сообщества через знакомый им экранный интерфейс. Это, опять же, сильно отличается от нынешних «социальных» сетей, таких как Twitter, которые дают индивидуальные оценки за лайки и подписчиков, но не имеют командной панели, нет возможности ставить и достигать осязаемых целей всей группой.
• Высокий уровень взаимной вежливости. В 90-е и 2000-е годы привлекало внимание, когда люди вели себя крайне невежливо по отношению друг к другу в сети, поскольку это забавно контрастировало с вежливым в целом офлайн-миром. Теперь это просто старо и уже не смешно. Более того, появились интернет-идеологии, которые оправдывают случайную злобу такими лозунгами, как «вежливость — это контроль тона» или «токсичность — это социальная защита». Однако общество, в котором все постоянно проявляют неуважение ко всем остальным, не похоже на прогрессивное одухотворённое общество. А консервативным США 1950-х годов удавалось поддерживать высокий уровень самообороны, потому что они были внутренне вежливыми. Таким образом, независимо от того, левый вы или правый, объединение в общество с высоким уровнем доверия означает высокий уровень вежливости по отношению к другим членам сообщества, как оффлайн, так и онлайн. Высокое доверие, в свою очередь, обусловлено стремлением к коллективной цели и чувством национального самосознания.
• Интегрированная криптовалюта. Это цифровая основа сетевого государства. Она обслуживает внутренние цифровые активы, смарт-контракты, всю внутреннюю экономику, свидетельства о рождении и браке, реестры собственности, общедоступную национальную статистику и, по сути, все прочие бюрократические процессы, которыми национальное государство управляет с помощью бумаги. Поскольку она защищена шифрованием, то может использоваться для исполнения всех функций государства за пределами границ устаревших национальных государств.
• Архипелаг собранных краудфандингом физических территорий. Это физический след сетевого государства. Вместо того, чтобы покупать территорию в одном месте или пытаться заранее договориться о суверенитете, создаётся сообщество в облаке, а затем через краудфандинг выкупается физическая недвижимость на земле. Да, это офисные помещения, но также дома и магазины – они просто разбросаны по всему миру группами, а не сосредоточены в одном месте. Эти кластеры объединяются через интернет в сетевой архипелаг, а чтобы сделать их более реальными, используются новые технологии. Например, можно сделать так, чтобы флаг сетевого государства отображался для всех, у кого есть очки дополненной реальности и правильный NFT, как показано на этой картинке. Также можно настроить дверь, чтобы открывалась только для членов сообщества, где их ENS-имена выступают логинами. Дело в том, что сетевое государство — это не чисто цифровая вещь. У него есть существенный физический компонент: все относящиеся к нему здания по всему миру финансируются его участниками.
• Ограниченное социальным смарт-контрактом правительство, действующее на основе консенсуса. Вот мы добрались и до правительства. Многие люди ошибаются, полагая, что законы (или земля) стоят на первом месте при создании нового государства, но законы должны появиться не до, а только после того, как новый народ – сетевая нация – органическим образом сформируется. Дело в том, что в законы неявным образом закладывается понимание людей. Вопреки концепции, согласно которой вы «не можете узаконить мораль», это все, что вы и можете сделать: создать законы, которые отражают моральный консенсус людей относительно того, что поощряется и не рекомендуется, приемлемо и необязательно, обязательно и запрещено.
  Как достигается этот моральный консенсус? Это может быть демократия 51% (где голоса 51% людей могут перевесить голоса остальных 49%) или это может быть демократия 100% (когда 100% людей мигрировали в систему и могут покинуть ее в любое время), или это может быть ещё один из 100500 методов удовлетворения предпочтений, описанных в литературе.
  Конкретика не так важна, как этика. Правительство делает легитимным не процесс, а его содержание.¹⁵⁵ При наличии согласия управляемых любая форма правления является внутренне легитимной. Теперь вопрос лишь в том, будет ли оно считаться легитимным извне, примет ли мир в целом это правительство – но это скорее эмпирический вопрос, чем этический.
  Другими словами, если люди могут заниматься банджи-джампингом и скайдайвингом, если эвтаназия легальна, то уж экспериментирование с системами самоуправления, резко отличающимися от существующего положения вещей, тем более должно быть законным. Многие из них не будут работать, но и многие проекты не работают; это не значит, что мы не должны позволять людям пробовать.
  С одной стороны, типичного клиента компании Форд абсолютно не волнует, как устроена внутренняя кухня компании. Покупателю неважно, организована ли компания Форд по продуктам или по функциям, управляется она одним лишь генеральным директором или на основе консультаций с советом директоров, платят там рыночную зарплату или более активно стимулируют работников акциями компании. Форд мог бы быть холократией или кооперативом. Пока все согласны подчиняться генеральному директору Форда, подписав трудовой договор, и могут уйти, если этот договор их больше не устраивает, внутренние механизмы Форда вполне этичны.
  Эта логика работает до тех пор, пока вы можете полностью отказаться от экосистемы Форда. Вот вы – как давно в последний раз водили форд? Сложнее, когда это что-то вроде Google, который настолько разросся, что некитайской части планеты трудно полностью отказаться от него. Тогда вам, возможно, и захочется высказаться о том, что там происходит внутри этой мегакорпорации. Тем не менее, большинство компаний — это не Google. Если оставить пока в стороне крайний случай «неизбежной глобальной повсеместности», то мы имеем довольно веские этические аргументы в пользу разрешения экспериментов по добровольному участию в корпоративном управлении, а также в пользу широкого взгляда на «согласие управляемых».
  Теперь распространим эту идею на некорпоративное управление, начиная с управления монетарной политикой и кончая сетевыми государствами. Возникают вопросы. Как это самое согласие даётся? Как другие могли бы понять, что согласие было дано добровольно? А что если кто-то захочет отозвать свое согласие, причём прямо перед тем, как он подвергнется акту управления, который ему не нравится?
  На практике мы говорим, что пользователь согласился на управление со стороны стартап-сообщества, если он подписал социальный смарт-контракт, который дает системному администратору ограниченные привилегии над цифровой жизнью этого пользователя в обмен на допуск в стартап-сообщество. Этот синтетический термин объединяет концепцию «общественного договора» Руссо с блокчейн-концепцией «смарт-контракта».
  Подписание социального смарт-контракта очень похоже на внесение средств на централизованную биржу или блокировку их в смарт-контракте с помощью ключей администратора — пользователь сознательно берёт на себя риск, приобретая токен на блокчейне в обмен на доступ в цифровую экосистему. Далее он использует свой ENS¹⁵⁶ для «входа» в стартап-сообщество, тем самым предоставляя ему ограниченные привилегии над своей учётной записью, используемой для входа в это стартап-сообщество.
  Что даёт такой способ входить в систему? Самый простой вариант — свой ENS можно использовать для входа в информационные ресурсы стартап-сообщества. Более сложная версия использует вашу ENS для входа в часть так называемой «открытой метавселенной», управляемой стартап-сообществом. Но самая интересная версия — использовать ENS для входа на офлайн-территорию, принадлежащую стартап-сообществу, как в вышеупомянутом примере, когда нужный ENS открывает интеллектуальный замок, или в примере, где он позволяет увидеть светящийся символ в дополненной реальности. Возможно, для физического входа на территорию, управляемую стартап-сообществом, придётся также оставить залог.
  Этот пример входа в систему при помощи ENS можно радикально экстраполировать в физический мир. Поскольку всё больше физических территорий финансируется стартап-сообществом, а больше интеллектуальных устройств на этих территориях принадлежит обществу, оно может осуществлять согласованное цифровое управление на этих территориях для всех, кто согласился, подписав социальный смарт-контракт. Например, если кто-то неподобающе себя ведёт в пределах опредёленной юрисдикции, принадлежащей стартап-сообществу, после цифрового суда в стиле Kleros его депозиты могут быть заморожены, а его ENS-доступ ко всем дверям заблокирован на определённый период времени в качестве наказания.
  На первый взгляд это похоже на то, что уже происходит как на Западе, так и в Китае, где средства канадских дальнобойщиков замораживаются, а QR-коды WeChat используются в качестве инструментов цифрового контроля… но с одной огромной разницей: если мы сможем построить множество различных стартап-обществ на выбор, тогда согласия со стороны управляемых будет гораздо больше, потому что появится много стартап-сообществ с явными социальными смарт-контрактами, из которых можно выбирать.
  По сути, ключевой вывод заключается в том, что слово «правительство» будет становиться синонимом цифрового правительства. На любой территории, контролируемой истеблишментом США, ваша учетная запись Google скоро будет замораживаться за противоречие интересам истеблишмента США. На любой территории, контролируемой КПК, ваша учетная запись WeChat может быть заморожена за противоречие интересам КПК. Но на любой криптоанархической территории функциональных цифровых услуг может вообще не быть. Таким образом, если кто-то хочет общество, ограниченное криптографией, концепция «социального смарт-контракта» – это один из способов достижения консенсусного, ограниченного правительства – чтобы ограничить то, что может сделать правительство, строго расписав, какого рода доступ к вашей цифровой личности и ресурсам оно вправе получить. Точно так же пользователь централизованной биржи может точно контролировать, сколько вносить на депозит.
  На первый взгляд это звучит хорошо. На второй уже звучит плохо. Потому что, если управление ограничивается исключительно цифровой сферой, только активами на блокчейне и умными замками, как стартап-сообщество будет справляться с физическими преступниками? Короткий ответ заключается в том, что в течение длительного времени не будет справляться никак – оставив эту проблему на усмотрение окружающего исторически сложившегося общества, подобно тому, как централизованная криптобиржа сотрудничает с традиционными офлайновыми правоохранительными органами. В конце концов, если и когда это стартап-сообщество станет сетевым государством – в смысле достижения дипломатического признания со стороны старого суверена – тогда оно потенциально сможет взять на себя и физические обязанности по обеспечению правопорядка.
  Тем временем сама физическая правоприменительная деятельность постепенно превращается в нечто, осуществляемое с помощью автономных роботов – будь то бегающие робособаки, вращающиеся камеры или летающие дроны. Поэтому всё больше правоприменительной деятельности осуществляется из командной строки. И эта тенденция постепенно сближается с концепцией цифрового правоприменения, проводимого сетевым государством.
  Подводя итог: когда мы говорим, что сетевое государство имеет «Ограниченное социальным смарт-контрактом правительство, действующее на основе консенсуса», мы имеем в виду, что оно осуществляет власть над цифровой (и, в конечном итоге, физической) сферой, состоящей исключительно из тех людей, которые согласились на такое управление путем подписания социального смарт-контракта своими именами ENS, почти так же, как они могли бы «согласиться» на подчинение правилам централизованной биржи, внося туда монеты.
• Виртуальная столица. Сетевое государство физически распределено, но его граждане по-прежнему собираются на одной цифровой площадке. Первоначально эта точка сборки облака может быть чем-то достаточно скромным, вроде канала в Discord, но в конечном итоге станет частной подсетью открытой метавселенной. Это означает среду в виртуальной реальности (VR), части которой можно легко проецировать в физический мир с помощью очков дополненной реальности (AR), чтобы иметь возможность видеть цифровых людей, здания или объекты в реальном мире, как вот в этом примере. Доступ к виртуальной столице сетевого государства, как и ко всему остальному в сетевом государстве, происходит через Web3-логин, доступный только гражданам.
  Самая амбициозная версия этого проекта позволяет членам сообщества собираться в интернете для создания виртуальных архитектурных проектов для новых физических узлов сетевого государства, как описано в твите. Причина, по которой это осуществимо, заключается в том, что архитектура всё больше переходит в VR. Это можно представить как версию Minecraft с гораздо более высоким разрешением, которая материализуется в физическом мире подрядчиком, финансируемым краудфандингом (или членами сообщества, имеющими опыт строительства). Вспомним сцену из «Бойцовского клуба», где камера вращается по комнате, показывая ценники на все предметы, а затем представим, что это происходит в виртуальной реальности, и над каждой моделью висит стоимость её материализации в физическом мире.
• Блокчейн-реестр, доказывающий наличие достаточно большого населения, дохода и суммарной площади недвижимости. Распределённому обществу необходима распределённая перепись. В отличие от переписи населения США и скорее ближе к сводкам пользовательской базы Facebook, перепись в стартап-сообществе может проводиться в режиме реального времени, а не каждые десять лет. Но скептически настроенный мир не примет эти цифры на веру, учитывая, что молодое стартап-сообщество склонно их переоценивать. Они могут доверять правительству США или даже Facebook (публичной компании) в отношении проверенного числа пользователей, но не каким-то там выскочкам, называющим себя стартап-сообществом – миру потребуются доказательства.
  Но как доказать, что некое стартап-сообщество действительно имеет 10 000 жителей, один миллиард долларов годового дохода и 10 миллионов квадратных метров площади недвижимости? Каждый из этих элементов может быть установлен с помощью данных в блокчейне. У нас уже есть методы подтверждения личности, подтверждения дохода (через сетевой учёт) и подтверждения владения недвижимостью (через токенизированную недвижимость). Мы можем вдаваться в технические подробности того, как решить «проблему крипто-оракула» по надежной передаче данных из реального мира в блокчейн, но если вкратце, то можно просто сделать статистическую поправку на вероятность ошибки отдельных оракулов. Собрав данные всех стартап-сообществ на гипотетическом сайте nationalrealestatepop.com, похожем на coinmarketcap.com, можно отслеживать в режиме реального времени количество участников каждого представленного там стартап-сообщества, площадь недвижимости, принадлежащей этим участникам, и их сетевой ВВП.¹⁵⁷
• Добиться определённого дипломатического признания. И вот мы подходим к главному событию: дипломатическому признанию. Дипломатическое признание со стороны какого-нибудь из уже существующих правительств — это то, что отличает сетевое государство от стартап-сообщества, точно так же, как «дипломатическое признание» со стороны такой биржи, как NASDAQ, отличает публичную компанию от стартапа.
  Дипломатическое признание требует, чтобы признаваемое государство имело кое-какое влияние, а влияние, в свою очередь, устанавливается посредством общедоступной онлайн-переписи населения, доходов и недвижимости, чтобы доказать, что ваше растущее общество и впрямь настолько велико, как это утверждается. Вот почему вышеупомянутая перепись важна.

Соединяя вместе все части определения, мы видим, что всё завершается достижением дипломатического признания со стороны уже существующего правительства, что требует гораздо большего внутреннего наполнения, организованности, проявленности в физическом мире и долгосрочных обязательств, чем типичное онлайн-сообщество или даже криптовалюта. Может, это и ролевая игра, но она ведётся не ради игры.

5.3.1.2. Тестируем определение

Теперь мы можем лучше осознать, почему наше определение состоит из стольких составляющих. Если вычесть любую часть, получится нечто, не совсем соответствующее нашему интуитивному представлению о том, какой должна быть следующая версия национального государства. Давайте продемонстрируем это, вычитая по очереди каждую часть, чтобы увидеть, как ломается определение.

• Нет социальной сети. Если нет социальной сети, у вас нет цифровых профилей, нет обмена сообщениями, нет общественных форумов, нет медиа и нет простого способа набора персонала через интернет. По сути, это означает жить жизнью амишей, полагаясь на бумажные записи и иные офлайн-подсказки, чтобы определить, кто является частью вашего нового государства и как кто между собой взаимодействует. Это не будет способствовать успеху национального государства.
• Нет признанного основателя. Без признанного лидера пропадает возможность принимать спорные решения или определять повестку дня.¹⁵⁸ Основатель — лучший тип лидера, потому что он обладает легитимностью, связанной с созданием организации с нуля. Основатель не диктатор – его власть не навязывается гражданам, и любой может уйти в любой момент. И в отличие от медиа-олигархии, авторитет основателя возникает не в результате пропагандистской бомбардировки, а в результате свободного выбора.
• Нет национального самосознания. Если нет чувства национального самосознания, то нет и нации, лежащей в основе сетевого государства. Это просто кучка случайных людей, у которых нет ничего общего.
• Нет способности к коллективным действиям. Группа людей, которой не хватает способности к коллективным действиям – как и большинство онлайн-сообществ, откровенно говоря – никуда не доберётся.¹⁵⁹ Даже если у них есть национальное самосознание, без способности к организации (которая частично исходит от лидера), они, конечно, не смогут построить государство.
• Нет взаимной вежливости. Группа людей, постоянно докапывающихся друг до друга, не построит вместе даже сортира, не говоря уже о государстве. Если говорить глубже, люди, которые разбрасывают лозунги типа «вежливость — это навязывание тона» или «убивайте своих героев», на самом деле участвуют в бесконечной борьбе за статус, потому что они отвергли нынешнюю иерархию, но еще не приняли новую. В функционирующей, законной иерархии (см. рисунок) существует механизм разрешения споров, который не требует сбора линчующей толпы из-за каждой пренебрежительной фразы.
• Нет интегрированной криптовалюты. После финансового деплатформинга западных пролов и иностранных элит, канадских дальнобойщиков и 145 миллионов россиян стало ясно, что цифровые финансы — это оружие войны. Таким образом, без суверенной цифровой валюты (и, в более общем смысле, суверенной системы учета) не может быть суверенитета.¹⁶⁰
• Нет архипелага собранных краудфандингом физических территорий. В интернете можно делать многое, но не всё. Без физической территории не получится построить зоны, свободные от FDA, или зоны, свободные от NRC, или кето-кошерное сообщество, или многие другие виды реальных параллельных сообществ. Не получится встречаться, создавать пары, общаться и делать все остальные вещи, которые люди делают лично. И самое главное, без значительного физического присутствия такое сообщество не будут воспринимать всерьез в качестве преемника национального государства. Подход объединения собранной краудфандингом физической территории в сетевой архипелаг решает эти проблемы.
• Нет виртуальной столицы. Сетевые государства это не города-государства. Города-государства потерпели поражение от национальных государств по определенной причине: они физически централизованы и имеют ограниченный масштаб. Таким образом, партикуляристские города-государства, населённые небольшими этническими группами, объединяются в универсалистские национальные государства (или империи) со многими этническими группами.¹⁶¹
  Именно по этой причине сетевое государство имеет виртуальную, а не физическую столицу. Это что-то вроде организации удалённой работы, только применительно к обществу. В удалённой компании ничего официально не существует, если только оно не находится в сети, во внутренней системе учета, такой как GitHub. Точно так же и в удалённом сообществе ничего официально не существует, если оно не находится в блокчейн-реестре этого сообщества.
  Другими словами: если сознательно не сделать столицу своего сетевого государства виртуальной, она будет физической. А если это физическая столица, то она сосредоточена в одном месте и может быть захвачена национальным государством. Но если вместо этого имеет место виртуальная столица, чей бэкэнд зашифрован и находится в блокчейне, тогда — со временем — вы сможете разместить там целое подпространство метавселенной, предполагая, что блоковое пространство увеличивается по мере увеличения пропускной способности.
• Нет блокчейн-реестра, доказывающего наличие достаточно большого населения, дохода и суммарной площади недвижимости. Перепись населения США включена в Конституцию США не просто так; чтобы правительство работало, ему нужно что-то знать об управляемых. Но для сетевого государства проблемы иные, чем те, с которыми столкнулись Отцы-Основатели.
  Самое сложное не в том, как собирать данные; с помощью современных технологий их можно собирать и анализировать в режиме реального времени, а не делать это каждые десять лет на миллионах листов бумаги. Нет, самое сложное — заставить людей поверить данным, учитывая огромные стимулы для фальсификации цифр.¹⁶²
  Это означает создание криптографически проверяемой цепочки поставок информации, прозрачного способа сбора данных для переписи в сетевом государстве. Это означает, что нужно показывать работу так, чтобы людям не приходилось вам доверять, и они могли сами выполнить вычисления.¹⁶³
  Почему это важно? Поразмышляем ещё раз о появлении Биткоина. Цена была сигналом, сигналом силы. Миллионы сделок на десятках бирж дали сигнал, который оказался достаточно надежным, чтобы компании и, в конечном итоге, правительства могли принять меры. Цена – это то, почему Bloomberg присвоил Биткоину тикер в 2013 году. И именно цена – та причина, по которой Сальвадор признал Биткоин своей суверенной валютой в 2021 году. Мы говорим здесь не о краткосрочной цене, которая была и есть очень волатильна, но именно о долгосрочной цене – о вековом тренде.
  Точно так же, если люди смогут сами проверить, что существует стартап-сообщество, которое превратилось в сетевой архипелаг с 10 миллионами квадратных метров земли, более чем 10 миллиардами долларов годового дохода и 100 тысячами участников, тогда это сообщество начнёт становиться достойным дипломатического признания.
• Нет определённого дипломатического признания. Многие либертарианцы не понимают концепцию дипломатического признания, точно так же, как многие прогрессисты не понимают желательности создания новых стран, поэтому этот вопрос стоит обсудить.
  Что произойдёт, если у вас нет дипломатического признания? Тогда вы не в клубе легитимных государств. Это означает, что любое правительство может вторгнуться к вам по своему желанию, а остальные просто пожмут плечами. Это также означает, что у вас нет доступа к таким вещам, как рынки суверенного долга. Вы не можете заключать торговые или визовые соглашения. Вероятно, вы не сможете покупать многие товары и услуги, которые корпорации или государства продают только другим государствам, потому что остальная часть рынка не считает вас законным правительством. И, конечно, вы не можете писать новые правила для своей юрисдикции, потому что другие не признают вашу законную власть над этой юрисдикцией и могут, опять-таки, вторгнуться в вашу юрисдикцию по своему желанию.
  По сути, без дипломатического признания вас не считают реальными. Вот почему идея микронаций не работает. За ними нет естественным образом выросшего сообщества, поэтому у них нет ответа на вопрос «какая армия вас поддержит?» И что ещё более важно, никакого ответа на вопрос «кто поддержит вас своей легитимностью?»
  Дипломатическое признание со стороны уже существующего государства можно считать «ни к чему не обязывающим обязательством не вторгаться». После признания стартап-сообщество получает возможность писать законы, управляющие физическим миром на своем участке территории, не подвергаясь вторжению – по крайней мере, со стороны государства, признавшего это сообщество.¹⁶⁴ Вот почему в определении сетевого государства требуется наличие дипломатического признания.

Всё вышеизложенное даёт вам представление о том, почему существует каждая из частей определения. Сетевое государство – это по меньшей мере столь же сложный феномен, что и национальное государство, но разница в том, что последнее уже существует, поэтому мы принимаем как должное то, как оно работает.

Что дальше? Как только придет первое дипломатическое признание и возникнет первое настоящее сетевое государство, последуют и другие. Это означает, что нам нужно начать думать о системе сетевых государств.

5.3.2. Что такое система сетевых государств?

Следующим шагом мы изложим принципы системы сетевых государств. Имеет смысл сравнить их с принципами системы национальных государств.

• Прежде всего цифровые. Первична цифровая сеть, интернет.
• Состав. Сетевое государство состоит из национальной сети (эквивалента нации) и сети управления (аналога государства). В отличие от типичной социальной сети, национальная сеть идентифицирует себя как нация. В отличие от типичной социальной сети, сеть управления создаётся этой национальной сетью как законное правительство цифрового народа.
• Terra incognita возвращается. Система сетевых государств предполагает, что многие части интернета станут невидимыми для других подсетей. В частности, небольшие сетевые государства могут принять стратегию невидимости; нельзя поразить то, чего не видишь.
• Terra nullius возвращается. Система сетевых государств также предполагает, что невостребованная цифровая территория всегда существует – в виде новых доменных имён, крипто-имён пользователей, участков земли в метавселенной, учетных записей в социальных сетях и учетных записей в новых сервисах.
• Миграция людей «снизу вверх». Система сетевых государств предполагает нечёткое разделение интернета на различные суверенные подсети. Это вероятностное цифровое разграничение по людям, а не детерминированное физическое разграничение по земле. Люди мигрируют между сетевыми государствами в цифровом и физическом виде; гражданство столь же динамично, как статична земля национального государства.
• N сетей на одного жителя. В отличие от системы национальных государств, где большинство людей имеют гражданство только одного государства, в системе сетевых государств каждый человек в принципе может быть членом более чем одного государства, точно так же, как он может иметь паспорта более чем в одной стране или владеть более чем одной криптовалютой, или быть пользователем более чем одной социальной сети. Конечно, люди могут проводить большую часть своего времени в одном сетевом государстве.
• Легитимность физической миграции и цифрового выбора. Сила сетевых государств ограничена согласием и криптографией. Во-первых, вспомним, что сеть управления данного сетевого государства является аналогом государства для традиционной страны. Эта сеть управления имеет контроль только над теми цифровыми гражданами (пользователями сети), которые согласились индивидуально или коллективно стать объектами управления, подобно тому, как кто-то явно подписывает трудовой договор при найме в компанию или косвенно подписывает социальный контракт, пересекая границу. Конкретная национальная сеть может выбрать сеть управления в качестве администратора, тем самым формируя сетевое государство или присоединяясь к нему, с записью этого коллективного решения в блокчейн. Или человек может присоединиться к сетевому государству самостоятельно. Криптография гарантирует, что этот выбор будет явно свободным и непринужденным, поскольку ни одно государство не может легко завладеть приватными ключами человека. Криптография также гарантирует основные права, такие как свобода слова, свободная миграция, частная собственность, свобода цифровых собраний и тому подобное, при условии, что каждый пользователь имеет эксклюзивный доступ к своим приватным ключам.
• Децентрализованное управление. Группа людей, управляющая сетевым государством, которую мы называем сетью управления, состоит из основателя/исполнительного директора и группы инженеров. Они пишут законы в виде кода, определяя, что является обязательным, поощряется, не рекомендуется и запрещено. Эти законы интерпретируются беспристрастными серверами и применяются с помощью криптографии. В системе сетевых государств каждая социальная подсеть может выбирать, какая сеть управления ею управляет, что определяется как её физическим местоположением, так и местом расположения её цифровой собственности. Со временем это означает появление полицентрического права: люди в определенной физической области могут переключаться между сетевыми государствами (и, следовательно, поставщиками услуг управления) точно так же, как они переключаются между Uber и Lyft в качестве регуляторов такси или между Биткоином и Эфиром в качестве денежных регуляторов.
• Внутренняя монополия на root-доступ. Сеть управления сетевого государства имеет корневой доступ к административному интерфейсу, где в рамках правоприменения просто переключать цифровые переключатели по мере необходимости для поддержания или восстановления внутреннего порядка, точно так же, как системные администраторы сегодняшних технологических компаний. Конечно, постулирование существования такого интерфейса предполагает мир, в котором всем — от денег до обмена сообщениями, от дверей до жилищ, от ферм до фабрик, от летающих дронов до шагающих дроидов — можно управлять с одного компьютера — но этот мир не за горами, и сегодня мало что сдерживает цифровую власть технологических компаний, которые её реализуют. Система сетевых государств сдерживает эту власть двумя способами: сохраняя приватные ключи (чтобы иностранные государства и корпорации не могли вмешиваться во внутренние дела) и предоставляя возможность выхода (чтобы граждане могли при необходимости выражать финансовые и избирательные вотумы недоверия, как в индивидуальном порядке, так и в групповом порядке).
• Международный суверенитет посредством криптографии. Для сетевого государства суверенитет — это приватные ключи. Если доступ к вышеупомянутому административному интерфейсу контролируется приватными ключами, а не комбинацией имени пользователя и пароля, то те же самые методы шифрования, которые затрудняют захват приватных ключей постороннего лица, могут затруднить кражу приватных ключей легитимного правительства иностранным конкурентом. Это совершенно новый способ защиты суверенитета, дополняющий и/или заменяющий вооруженные силы.
• Цифровое дипломатическое признание. Сетевые государства могут признавать друг друга на двусторонней основе (аналогично интеграции API) или на многосторонней основе (например, путем поддержки одних и тех же блокчейнов). Когда люди мигрируют в другие сетевые государства, будь то в цифровом или физическом виде, они приносят с собой самое ценное имущество в виде приватных ключей. Некоторые из этих ключей дают доступ к собственности в глобальных блокчейнах, другие дают доступ к физическим товарам, таким как автомобили и дома, а третьи дают доступ к записям, размещенным в государственных блокчейнах, например, к их профилю пользователей сети в том сетевом государстве, которое они только что покинули. Дипломатическое признание в таком случае связано с функциональной совместимостью: признаёт ли одно сетевое государство форматы файлов и записи в блокчейне, используемые другим сетевым государством?
• Блокчейны отвечают за рамки сотрудничества. Публичные блокчейны -это эквивалент международного права в системе сетевых государств. Они облегчают экономическое и социальное сотрудничество между сетевыми государствами и их гражданами, но также ограничивают эти государства обязательным к выполнению криптографически валидированным кодом.
• Pax Bitcoinica. Конечным гарантом выхода, да и в целом всей системы сетевых государств, является Биткоин. По мере того, как криптовалюты набирают силу, Биткоин или что-то в этом роде становится правительством над правительствами. Он стоит над каждым государством и удерживает его от печати бесконечного количества денег, от беззаконного захвата средств граждан и от ведения вечных войн. Поступая так, он ограничивает то, что никогда не ограничит себя само. И даже если протокол Биткоина выйдет из строя или в его криптографии окажется ошибка, концепция криптовалюты и выбор, который она представляет, не исчезнут с лица земли.

5.3.2.1. Допущение: цифровое первично, физическое вторично.

Один момент, который мы затронули выше, но который стоит повторить, заключается в том, что система сетевых государств предполагает, что мир сначала стал в первую очередь цифровым: все нетривиальные созданные человеком события начинаются в облаке, а затем, если это важно, «распечатываются» в физическом мире.

Просто представим, как это происходит уже сейчас: вся офисная работа, как и большая часть общения, происходит онлайн. Суды и политики доступны онлайн. То же относится к деньгам. Аналогично с сельским хозяйством, производством и судоходством. Телефон действительно стал пультом дистанционного управления для всего мира. Многие ранее автономные устройства — автомобили, двери, столы, весы, кофеварки и даже зубные щётки — теперь подключаются к сети. Даже кардиостимуляторы оставляют цифровой след.

Физическое, конечно, всё ещё существует. Всё ещё существуют физические люди, всё ещё существуют физические участки земли, всё ещё существуют физические реки и горы. А для выполнения некоторых правоохранительных и военных функций сетевому государству потребуются физические роботы.

Но в сетевом государстве всё физическое обусловлено строками кода и обеспечивается криптографией, так же как и в национальном государстве всё физическое обусловлено бумажками и обеспечивается полицией и военными.

5.3.2.2. Допущение: государство превращается в интерфейс администрирования

Второе допущение заключается в том, что, как только каждый интерфейс станет цифровым, его можно будет подключить к сети. А когда он окажется в сети, в отсутствие приватных ключей им можно будет управлять централизованно.

Таким образом, система сетевых государств предполагает, что такие государства, как США и КНР, продолжат централизовать власть своих технологических компаний в одной всевидящей панели управления, способной отслеживать, банить, замораживать средства и подвергать санкциям миллионы людей одновременно или кого угодно по своему желанию. Эта цифровая власть в настоящее время осуществляется на транснациональном уровне и без согласия управляемых. Свободно выбирать себе администратора они не могут.

Система сетевых государств предполагает, что мы не можем полностью загнать этого джинна обратно в бутылку, но можем сдержать его. В частности, мы допускаем, что каждое легитимное государство будет нуждаться в аналогичных полномочиях для управления своей подсетью по той же причине, по которой любая централизованная служба нуждается в системном администраторе с root-доступом. Но мы также строим децентрализованные сервисы, не имеющие единого системного администратора, и инструменты для физического и цифрового выхода граждан.

5.3.2.3. Допущение: раздел пройдёт по сетям, а не по земле 

Как и в довестфальский период, когда Католическая церковь осуществляла транснациональный контроль, цифровая власть, которой обладают Американская и Китайская империи, лишает законной силы традиционные представления о суверенитете. Эквивалент Вестфальского мира — это система сетевых государств, которая ограничивает цифровую власть государств исключительно теми, кто дал на это свое согласие. Точно так же, как Вестфальские национальные государства имели суверенитет только над людьми, находящимися на их территории, Сатошианские сетевые государства будут иметь суверенитет лишь над людьми, которые согласились присоединиться к их сети. Это раздел мира по сетям, а не по земле.

5.3.2.4. Допущение: согласие и криптографические ограничения

Короче говоря, в мире сетевых государств и граждане, и государства одинаково активны. Сетевые государства имеют панель управления с полным доступом ко всем цифровым аспектам сети, которой они управляют. Они также защищены от внешнего вмешательства, поскольку доступ к этим панелям управления осуществляется с помощью приватных ключей, а не паролей.

Однако эта огромная цифровая мощь обычно применяется ненасильственным путем (в отличие от существующих государств) и имеет ограничения в виде возможности криптографического и физического выхода, а не в виде бумажных законов или беззубых договоров. Это то, что дает силу гражданам, которые свободно выбирают, входить или выходить, коллективно или индивидуально.

Таким образом, легитимность сетевого государства исходит не из прокламаций сверху вниз, а из согласия снизу вверх, поскольку каждый пользователь сети в неё вошёл. Действительно репрессивное или некомпетентное сетевое государство будет терять выходящих из него граждан, но в первую очередь не приобретать новых. И ни одно государство не будет достаточно сильным, чтобы заблокировать окончательный выход, который обеспечивается криптовалютой.

5.3.3. Сетевое государство как термин

Мы можем раскрыть термин «сетевое государство» несколькими полезными и взаимодополняющими способами.

1. Сеть – это нация. Органичная, добровольная, вырастающая снизу вверх нация, лежащая в основе государства, формируется онлайн в сети. Нация может быть основана на языке, культуре, идее или некоторой их комбинации. Она представляет собой цифровое лекарство от феномена, выявленного Патнэмом в «Боулинге в одиночку». В 2000 году мы жили так, будто играли в боулинг одни, но к 2020 году обмен сообщениями создал эффект совместной деятельности. Covid-19 ускорил этот процесс — люди были разбросаны в физическом мире, но собрались вместе онлайн.
2. Сеть – это территория. VR еще не полностью развита, но когда это произойдёт, можно будет определять территорию сетевого государства как подсеть открытой метавселенной. Идея станет понятнее, если посмотреть на доменные имена, социальные профили и имена ENS: цифровая “земля” может быть создана бесплатно, но доступ к этой земле может стать очень ценным (а если вспомнить про возможность деплатформинга, то и очень спорным). Аналогия с землёй очень глубока — чтобы полностью понять её, нужно разбираться в теории графов, но если вкратце, то карты сетей можно создавать, используя любую матрицу смежности графов. А если использовать в качестве показателя расстояния «количество степеней разделения в социальной сети», результат будет сильно отличаться от карты, которая получается на основе матрицы географических расстояний.
3. Сеть – это государство. Как сетевое государство создаёт законы и обеспечивает их соблюдение? В цифровом формате. Это локковское оправдание государства как защитника частной собственности в форме цифрового реестра. И это концепция Лессига “код это закон”, только ончейн. Весь наш устаревший процесс состязательного принятия бумажных законов с высокими ставками в последнюю минуту, внедрения их в действие для сотен миллионов людей без какого-либо тестирования, а затем их непредсказуемой интерпретации регулирующими органами и адвокатами будет рассматриваться как причудливый пережиток более древних времен. Бумажные законы отправятся туда же, куда и напудренные парики.
4. Сеть – это Левиафан. Здесь мы используем слово «Сеть» с заглавной буквы, поскольку оно используется в контексте главы “Бог, Государство, Сеть“. Сеть здесь является кандидатом на звание самой могущественной силы в мире, одного из Левиафанов по Гоббсу, но эта сила — не божественность (Бог) или военная мощь (Государство), а сообщество и криптография (Сеть). С этой точки зрения, Сетевое Государство можно рассматривать как слияние Левиафанов, подобное сочетанию Бога и Государства в США середины века, где морские пехотинцы сражались за «Бога и Родину» и где американцы присягали на верность флагу «перед Богом».

Итак: в сетевом государстве сеть — это люди (национальная сеть), земля (подсеть метавселенной), закон (сеть управления) и Левиафан (сеть Биткоина) — и всё упаковано в одно целое. Это люди, цифровая территория, которую они занимают, правила, которые их связывают, и сила, которая обеспечивает соблюдение этих законов.

5.3.4. Микросети и мультисети

Ранее мы отмечали, что микронация на самом деле представляет собой микрогосударство, а многие «национальные государства» на самом деле являются многонациональными империями. Эти концепции можно обобщить и на сети.

Микросеть можно представить как стартапе, который намеревается создать социальную сеть, но не имеет пользователей. Итак, микросеть подобна микронации, которая водружает флаг, но не имеет граждан. Точно так же мультисеть, такая как Facebook, представляет собой социальную сеть, охватывающую миллиарды человек, со множеством подсетей под управлением одной компании… точно так же, как многонациональная Римская империя, где множество различных групп управлялось одним государством. Возможно, Цук неспроста восхищается Августом.

Но аналогия нарушается в одном важном аспекте.

5.3.4.1. Стартапы создают сети, а нации создают государства

В «микросети», то есть стартапе, стартап создает сеть, которой он в конечном итоге управляет – как правами людей в этой сети, так и самим цифровым доменом. Цук пришел первым, затем зарегистрировал thefacebook.com; только потом пришли пользователи. Но в случае реальной нации народ и его физическое присутствие предшествуют государству. Например, японский народ и острова появились ещё до нынешнего японского правительства.

Это одна из причин, по которой микронации оказались ошибочным решением. К ним нельзя относиться к ним как к обычному стартапу, где можно начать с одного человека и создавать обезличенный продукт! Будущему основателю сетевого государства необходимо с первого дня думать о «национальном строительстве». Это не просто построение сообщества на стероидах — в идеале процесс построения нации действительно является открытием нации. Другими словами, существует сообщество, у которого на вершине стека идентичностей есть невыраженная национальная идентичность, они хотят приобретать вскладчину территорию и строить свой децентрализованный Сион. Сетевое государство тогда окажется просто катализатором этого процесса.

5.3.4.2. Стартапы создают сети, но стартапы это не государства

Другая аналогия между стартапом и государством также оказалась ошибочной – идея о том, что стартапы могут действовать на манер государства, но без предшествующего процесса легитимации.

Предположим, мы попробуем провести аналогию: «государство относится к стартапу так же, как нация относится к сети». То есть точно так же, как государство управляет нацией и устанавливает для неё законы, стартапы, такие как ранние Facebook или Twitter, управляют социальной сетью и полностью определяют её политику.

Это работало, пока вдруг не перестало. Facebook и Twitter имели успех превыше всех ожиданий, однако они были созданы не как правительства. Люди не подписывали сознательно общественный договор о том, чтобы ими управляли. Facebook и Twitter стали контролировать большую часть жизни людей, но без внедрения понятий о цифровых правах собственности. Замораживание аккаунтов и теневые баны не были частью сделки.

5.3.4.3. Стартапы создают централизованные сети, а блокчейны создают децентрализованные сети

Есть как минимум два способа добавить подлинное право выбора и, следовательно, легитимность централизованным сетям.

1. Сделать свободным бэкенд. На свободном клочке земли можно иметь нацию без управляющего ею государства. Точно так же, если бы у нас было свободное пространство в облаке, у нас могла бы быть сеть без управляющего ею стартапа. Именно это и сделал Сатоши: он вновь открыл фронтир, подарил нам облако без корпораций. Он показал нам, как создавать цифровые сети без какого-либо единого централизованного органа. Одно из расширений этой идеи даёт нам децентрализованные социальные сети, основу для открытой метавселенной. Так что это один из способов решения проблемы: построить цифровую землю, которая не будет контролироваться ни одним стартапом. Тогда любой житель этой цифровой земли мог бы свободно выбирать между сетями управления.
2. Сделать свободным вход. Другой путь — модернизировать существующую централизованную социальную сеть, обеспечив вход в систему через Web3, чтобы пользователи могли связываться друг с другом за пределами сервиса, а их имена пользователей не были привязаны к системе. Стоит обратить внимание, что это гораздо более существенно, чем просто разрешение пользователям «экспортировать свои данные» — это больше похоже на возможность доносить послания своим подписчикам без разрешения Facebook или Twitter.

5.3.4.4. Только децентрализованные сети могут порождать сетевые государства

Без одной или, в идеале, обеих этих функций (децентрализованный бэкенд и децентрализованный вход в систему) микросеть всё равно может перерасти в мультисеть, точно так же, как Facebook с нулём пользователей превратился в Facebook с 3 миллиардами пользователей… но у неё не будет легитимности через возможность выхода, которую обеспечивает истинное сетевое государство. Миллионам людей на нынешних (и будущих) платформах должна быть предоставлена ​​возможность покинуть систему¹⁶⁵ со всеми своими цифровыми ценностями – лишь тогда их нахождение в системе может считаться добровольным.

5.3.5. 0-сети, 1-сети, N-сети

Мы знаем, что многонациональные империи, как правило, терпят неудачи по тем же причинам, что и микронации: такие государства на самом деле не представляют отдельный народ и, следовательно, рушатся именно по этой причине.

С этой целью стоит взять излишне перегруженный термин «социальные сети» и разбить его на понятия 0-сети, 1-сети и N-сети, точно так же, как мы это сделали для микронаций, национальных государств и многонациональных империй.

Вот конкретный пример:

• 0-сеть: Facebook на момент создания, 1 основатель, нет пользователей.
• 1-сеть: Facebook в Гарварде, через месяц после основания
• N-сеть: Facebook сегодня, 3+ миллиарда пользователей

Вот основные определения, которые используются в этом примере:

• 0-сеть: амбициозный стартап социальной сети без пользователей
• 1-сеть: сплочённое сообщество
• N-сеть: огромная глобальная сеть сетей.

Более детально:

0-сеть — это стартап, стремящийся создать крупную социальную сеть, мессенджер, двусторонний рынок, криптобиржу или другой цифровой колодец, возле которого собираются и взаимодействуют люди. Обратим внимание, что не каждый онлайн-сервис соответствует этому определению; некоторые приложения, такие как Mathematica или Photoshop, представляют собой чистые утилиты.¹⁶⁶

N-сеть – эквивалент многонациональной империи. Это не лучшая основа для сетевого государства по той простой причине, что она не представляет собой единую нацию, группу сплоченных людей. Например, 300 миллионов пользователей Twitter или 3+ миллиарда пользователей Facebook объединяет не более чем желание лайков. Конечно, некоторые подсети N-сети могут иметь достаточно асабийи (групповой солидарности) для формирования сетевого государства.

1-сеть — это основа сетевого государства, что-то вроде тематического субреддита, модерируемой группы Facebook, форума PHP BB, большого телеграм-канала или группы подписчиков на одного влиятельного человека в Твиттере. Конечно, не все субреддиты будут 1-сетями, но r/keto с его интенсивным насаждением диетической культуры гораздо ближе к этому понятию, чем глобальный форум вроде r/worldnews. 1-сеть обычно имеет некоторую базовую форму модерации (модератор может вас забанить, влиятельный человек может заблокировать), некоторые соблюдаемые сообществом нормы и механизмы обеспечения их соблюдения. У неё нет всех критериев нации — общего языка, обычаев, истории и культуры — но это похоже на прото-нацию.

Группа подписчиков на одного крупного влиятельного инфлюенсера на YouTube или в Твиттере, вероятно, будет наилучшим видом 1-сети в качестве прото-нации для сетевого государства, поскольку она имеет общий контекст и историю, а также имеет очевидного лидера, который может разрешать споры.

5.3.6. Что такое (национальная) сеть?

Теперь у нас на руках есть несколько определений:

• свойства нации
• идея сетевого государства как сочетания национальной сети (народа) и сети управления (государства)
• и только что представленная концепция 1-сети как прото-нации, эмбриональной версии национальной сети, лежащей в основе сетевого государства.

Ранее мы также отмечали, что определение нации несколько размыто как в словарном смысле, так и по мнению разных мыслителей. Учитывая эти предварительные оговорки, теперь мы вывести ответ на вопрос «что такое нация?»

5.3.6.1. Словесное описание

Традиционную нацию можно переопределить как тесно связанный подграф в социальной сети. Основываясь на некоторых метриках — таких как языковая дистанция, геномная дистанция, идеологическая дистанция или владение криптовалютой — узлы графа добросовестной нации должны группироваться более тесно друг с другом, нежели с другими сетями.

С математической точки зрения, нации представляют собой тесно связанные подграфы глобальной сети в соответствии с одним или несколькими сетевыми метриками дистанции, например:

• географическая дистанция: расстояние по большому кругу на поверхности Земли
• сетевая дистанция: степени разделения в социальной сети
• генетическая дистанция: например, Fst (индекс фиксации) или другой показатель
• лингвистическая дистанция: например, лексикостатистические измерения
• экономическая дистанция: например, 1 — косинусное сходство
• идеологическая дистанция: степень сходства убеждений, выраженная пространственной теорией голосования.

Преимущество этого определения в том, что, хотя оно всё ещё нечеткое (насколько именно тесно связанным должен быть подграф?), теперь оно поддаётся количественному анализу. Если рассматривать конкретную сеть, набор метрик расстояния и значения некоторых параметров, мы увидим появление подграфов. Согласно такому определению, реальная нация будет иметь больше внутригрупповых связей, чем внешних, и больше «внутренних», чем «международных» звонков.

5.3.6.2. Вычислительный подход

Вот как на самом деле можно выполнить это вычисление.

• Начинаем с любой большой N-сети, такой как Twitter, с K=300 млн пользователей и N постулируемых подсетей. Если у нас есть доступные данные, то рассчитываем любые или все следующие метрики расстояния между людьми, используя определения из предыдущего раздела.
  • dp​ (географическая дистанция)
  • dn​ (сетевая дистанция)
  • dg​ (генетическая дистанция)
  • dl​ (лингвистическая дистанция)
  • de​ (экономическая дистанция)
  • di​ (идеологическая дистанция)
• Предположим, у нас есть шесть таких метрик. Вычисляем их для K человек, чтобы сформировать тензор дистанций K×K×6.
• Также соберём обучающий набор помеченных рёбер графа, где два человека помечены как принадлежащие или не принадлежащие к одной и той же 1-сети, обозначив для них Y=1. Например, можно объединить в одну 1-сеть двух англоговорящих биткоинеров, которые владеют оружием, подписаны на r/keto и подписаны друг на друга в Твиттере.
• Теперь используем любой метод машинного обучения, чтобы оценить P(Y=1∣d1..6​). Тут может сработать что-то вроде метода Наивного Байеса или что-то более сложное.
• Наконец, установим порог, скажем P(Y=1∣d1..6​)>0,50. Все тесно связанные подграфы, выделяемые в результате этого процесса, являются 1-сетями.

Другими словами, имея набор постулируемых показателей национального сходства, немного обучающих данных и выбор параметров, мы можем кластеризовать большую сеть в подграфы. Применительно к социальным сетям континентального масштаба, таким как Facebook и Twitter, мы сможем увидеть различные типы кластеров для разных вариантов выбора параметров – это работает примерно как настройки лассо в фотошопе.

Предполагая, что мы можем получить доступ к глобальному набору данных, например, добыть его в сетях Facebook или Twitter, можно превратить все философские споры о том, что такое нация, в простой набор параметров выбора. Таким образом, нация — это подсеть в глобальном социальном графе.

5.3.7. Как сетевое государство выглядит на карте?

Прежде всего необходимо уточнить, какую карту мы имеем в виду: карту физического мира или карту цифрового мира?

5.3.7.1. Физическая карта

В физическом пространстве сетевое государство выглядит как архипелаг взаимосвязанных анклавов. Как показано на рисунке в начале главы, пользователи сети выкупают вскладчину территорию по всему миру, связывают эти части вместе в цифровом виде, а затем используют такие технологии, как Web3-логин и смешанную реальность, чтобы плавно связать онлайн и офлайн.

Каждый такой узел сетевого государства представляет собой группу цифровых граждан, которые решили жить вместе в физическом мире. Как показано на рисунке, население, доходы и недвижимость сетевого государства суммируются по всем пользователям во всех узлах сети. По мере роста государства эти цифры со временем могут стать сопоставимыми с размером территории традиционных национальных государств, включая площадь недвижимости.

Итак, сетевое государство — это физически распределенное государство, немного похожее на Индонезию, но с участками суши, разделенными интернетом, а не океаном.

5.3.7.2. Цифровая карта

В цифровом пространстве сетевое государство выглядит как тесно связанный подграф большой социальной сети. В нашей терминологии это 1-сеть, а не N-сеть. Чтобы получить некоторое представление о цифровом пространстве, важно понять, что оно сильно отличается от физического пространства:

• Размерность. Двумя измерениями – широтой и долготой – ограничиться не выйдет. В сложной социальной сети для корректного представления структуры графа может потребоваться N измерений.
• Пластичность. Представьте себе, что однажды рядом с Нью-Йорком внезапно появилась Южная Африка, и их соединил пешеходный мост. Это похоже на то, как Spotify заключает сделку с Uber; внезапно две огромные сети соединяются, и люди могут начать гулять по обеим. Подобное станет гораздо более выраженным, поскольку подсети метавселенной соединяются и разъединяются руководством на основе дипломатических отношений между сетевыми государствами.
• Скорость. Важно понимать, что Facebook всего за несколько лет достиг большего глобального проникновения, чем Британская империя в зените могущества.
• Эластичность. Трудно создать дополнительную землю (Дубай проделал некоторую работу в этом направлении, также можно учитывать и круизные лайнеры), но дополнительную цифровую землю создать легко — хотя и трудно сделать её ценной. Стоимость физической земли зависит от локации, локации и ещё раз локации, но для цифровой недвижимости это связь, связь и ещё раз связь.
• Невидимость. Мы считаем само собой разумеющимся, что можем видеть франко-германскую границу и знаем, кто находится по обе стороны. Но никто на самом деле не видит границы между Facebook и Twitter, то есть между группами пользователей, которые имеют учетные записи в обоих сервисах, но используют их оба примерно 50% своего времени в сети. Границы между национальными государствами по умолчанию хорошо видны, границы между сетями по умолчанию невидимы.

Этот последний момент поистине глубок: мы возвращаемся в terra incognita, в terra nullius, во времена тайных обществ, во времена «Здесь обитают драконы». Открытая сеть уже сокрыта для всех, кроме Google, социальная сеть уже сокрыта для всех, кроме Facebook, Twitter и прочих, и хотя в новой сети будут некоторые глобально прозрачные участки, большая часть её будет намеренно конфиденциальной и зашифрованной.

Это неплохая вещь; во многом то, что мы сделали за последние несколько десятилетий, — это загрузили весь мир в незашифрованном виде в интернет. Никогда прежде не было возможности так успешно преследовать кого-либо. Перешифровывание мира началось с тактического отступления от публичных социальных сетей в сторону групп в Signal, но оно пойдёт гораздо дальше.

Возможно, мы достигли пика открытости карты. Картография в цифровом пространстве, более тёмном и динамичном, чем хорошо освещенный физический мир, становится всё сложнее. Континенты, однажды обнаруженные, не склонны перемещаться под ногами, но интернет возвращает нас во времена Пангеи — миллионы узлов могут единомоментно отключаться и повторно подключаться в другом месте, если они сочтут это целесообразным, и новые суперконтиненты с более чем 100 миллионами подключенных пользователей, такие как TikTok, могут возникнуть из ниоткуда.

Короче говоря, наши представления о цифровом пространстве полностью отличаются от физического пространства. Мы вернёмся к этой теме, но признаем, что на самом деле это фундаментальное различие: в то время как национальное государство основано на детерминированном физическом разделении земли на государства, сетевое государство основано на вероятностном цифровом разделении людей на подсети.

5.3.7.3. Пример: физически близкие, разделённые в цифровом мире

Взгляните на этот твит. Там показано, что в физическом пространстве красные и синие районы Соединенных Штатов расположены бок о бок, но в цифровом пространстве они совершенно не пересекаются. Таким образом, США на самом деле не являются «национальным» государством. По крайней мере, это двунациональное государство, то, что мы бы назвали 2-сетью, с двумя тесно связанными подграфами, вцепившимися друг другу в глотку. Эти две нации упакованы в одну и ту же физическую среду, но далеки друг от друга ментально.

Сетевое государство обеспечивает противоположный компромисс. Это группа людей, разбросанных по физическому пространству, но тесно связанных в цифровом пространстве. Это 1-сеть, а не N-сеть.

5.3.8. Как создаётся сетевое государство?

Только что мы говорили о необходимости того, чтобы основой сетевого государства была 1-сеть, а не N-сеть. 1-сеть — это сфокусированное на конкретной цели модерируемое сообщество, такое как Ethereum Research, а N-сеть — это что-то вроде Facebook в начале 2020-х годов с N сообществ под миллиардом флагов (где N очень велико).

Но помимо необходимости 1-сети есть ещё одна преграда, которую нужно преодолеть для создания сетевого государства – это требование реалистичности. Сказать: «Я основываю сетевое государство» — это всё равно, что сказать: «Я основываю публичную компанию стоимостью в миллиард долларов». Это не невозможная цель¹⁶⁷, но она трудна, а нам хотелось бы избежать размывания терминов и поощрять именно реалистичные амбиции.

Когда мы рассуждаем о стартап-сообществе, мы можем привлечь несколько определений, которые позволяют нам говорить об этапах его развития. Есть компании-стартапы и технологические компании. Есть посевные инвесторы, венчурные инвесторы и инвесторы роста. Есть самостоятельные компании и компании с венчурным финансированием. Есть движки на ранней стадии, «единороги» стоимостью в миллиарды долларов и технологические гиганты с оборотом в триллион долларов.

Давайте введем несколько определений в том же духе, которые помогут нам наметить маршрут к сетевому государству.

В качестве общих терминов мы будем использовать концепции стартап-сообществ и параллельных обществ, которые примерно аналогичны стартапам и технологическим компаниям соответственно. Подобно стартапу (и в отличие от малого бизнеса), стартап-сообщество представляет собой небольшую группу, стремящуюся к большим свершениям. Подобно технологической компании (и в отличие от традиционных корпораций), параллельное общество представляет собой небольшую или большую группу людей, предлагающую по крайней мере одну крупную инновацию по сравнению с тем, как всё делалось раньше.

Говоря об этапах развития, мы будем называть сетевые союзы, сетевые архипелаги и сетевые государства. С точки зрения того, сколько усилий требуется для их создания, они примерно аналогичны посевным компаниям, компаниям серии B и публичным компаниям соответственно. Сетевой союз полностью цифровой, но это реальная организация с деньгами и целью, похожая на посевной стартап, который существует уже не просто на бумаге, но имеет ежедневные задачи и людей, которые что-то делают. Сетевой архипелаг накопил достаточно денег для выкупа вскладчину физической территории, как компания серии B, которая заработала достаточно денег, чтобы к ней относились более серьезно. А сетевое государство добилось дипломатического признания со стороны по крайней мере одного традиционного государства, подобно публичной компании, которая преодолела все необходимые препятствия, чтобы быть признанной NASDAQ.

Это грубые определения. Давайте их немного уточним.

5.3.8.1. Стартап-сообщества

Основатель создаёт именно стартап-сообщество, а не сетевое государство.

Стартап-сообщество — это новое сообщество, созданное в первую очередь через интернет, обычно с целью решения конкретной социальной проблемы через добровольное участие. Подразумевается, что это сообщество всё ещё довольно малочисленно.

Параллельное общество примерно эквивалентно стартап-сообществу, но может быть намного больше по масштабу. Это общий термин для обозначения сетевого союза, сетевого архипелага или сетевого государства.

И теперь у нас есть возможность завести разговор о путях построения сетевого государства уже на реалистичной основе. Основывается стартап-сообщество. Оно начинается как сетевой союз, возможно, происходит краудфандинг территории, которая станет сетевым архипелагом и однажды может вырасти в сетевое государство. Всё это типы параллельных обществ.

Таким образом, существуют разные пути к сетевому государству и разные (но полностью валидные) промежуточные точки — точно так же, как можно вести малый бизнес, в том числе связанный со стилем жизни, проводить слияния/поглощения или «просто» основать компанию-единорога, вместо того, чтобы выйти на биржу и достичь оценки в триллион долларов на публичных рынках.

Я бы примерно оценил сложность создания сетевого государства с населением в 1 миллион человек, которое получит дипломатическое признание хотя бы в одном городе, штате или стране, примерно на уровне сложности создания социальной сети в 10 миллионов пользователей или компании стоимостью в миллиард долларов. Почему? Потому что небольшие страны, такие как Тувалу, Сальвадор и т. д., уже подписывали соглашения о развитии бизнеса со стартапами, так что это уже не что-то неслыханное — хотя и сложное.

Однако даже если конечной целью основателя является единорог, он не начинает со слов: «Я создаю единорога». Он говорит, что основывает стартап.

По аналогии, что можно сказать вместо «Я основываю сетевое государство»? Ближе всего когда-то было бы сказать: «Я создаю децентрализованную автономную организацию» (DAO). Это лучше, чем «Я запускаю социальную сеть», потому что DAO, по крайней мере, имеет неявную концепцию национальной идентичности в форме общего владения монетами. В социальной сети этого нет, потому что большинство социальных сетей, являясь социальными утилитами, быстро проскакивают этап 1-сетей и в случае успеха становятся N-сетями. Тем не менее, репутация DAO подпорчена и со стороны рынка, и со стороны политики: в мире хватает и спекулянтов-однодневок, и бесполезных бюрократических ритуалов.

Итак, если в конечном итоге хочется построить сетевое государство, следует начать со слов: «Я основываю стартап-сообщество».

5.3.8.2. Параллельные общества

Мы также используем термин «параллельное общество». Оно примерно эквивалентно стартап-сообществу, но может быть гораздо больше по масштабу. Это общий термин для обозначения сетевого союза, сетевого архипелага или сетевого государства. Он подчеркивает, что у вас есть, возможно, огромное общество, существующее параллельно со вмещающим обществом, по крайней мере, и которое имеет как минимум одно существенное отличие от окружающего мира.

Мы обсуждали параллельные сообщества в Части 2.

5.3.8.3. Сетевой союз

Сетевой союз — это социальный граф, организованный в виде древовидной структуры с лидером, целью, крипто-финансовой системой и системой обмена сообщениями, а также ежедневным призывом к действию. Это основа новой нации, стоящей за сетевым государством. В таком союзе формируются плотные одноранговые связи, а не просто связь между лидером и последователями. И это приучает его членов к совместной работе как общества для достижения общей цели.

Эта цель отличает его от социальных сетей, таких как Twitter, субреддит или даже DAO. Цель не состоит в том, чтобы тратить время или бесцельно спекулировать на токенах. Это продвижение коллективных интересов своих членов посредством ежедневных действий, организованных лидером сетевого союза.

Эта общая цель создает культуру и постепенно превращает группу людей в 1-сеть, сеть с национальным сознанием, в основу сетевого государства. Судите сами: если люди даже не приходят голосовать онлайн, им плевать на сообщество. И наоборот, если им удалось вместе совершить великие дела в рамках сетевого союза, они смогут сделать и больше.

И это, по сути, определение нации, данное Ренаном:

Совершить вместе великие дела, хотеть сделать больше — вот важнейшие условия для формирования народа… Человек – не раб своей расы, своего языка или своей религии.

См. также более раннюю статью о сетевых союзах, прежде чем мы ужесточим некоторые определения.

5.3.8.4. Публичная демонстрация взаимного согласия

Сетевой союз не просто совершает частные действия ради коллективной выгоды своих членов. Он также проводит публичные акции, которые показывают всему миру, насколько организованы, сплочены, самоотверженны и способны к сотрудничеству между собой члены сетевого союза. Такие публичные демонстрации взаимного согласия можно считать чем-то вроде более приличной вариации осуждаемой в американском обществе публичной демонстрацией привязанности.

В качестве мотивации можно вспомнить многие фильмы, в которых в вычурной, но серьезной манере обыгрывается танго. Играет драматическая музыка, когда мужчина и женщина смотрят друг другу в глаза, прежде чем начать серию сложных пируэтов. Танцпол образует круг, и все останавливаются, чтобы посмотреть. Весь зал теперь уделяет пристальное внимание этой паре, даже если раньше они их не знали.

Это пример внимания с положительной суммой: поскольку эти двое обращали внимание друг на друга публично и синхронно, другие оказывали им уважительное внимание. Эта пара должна очень любить друг друга — или, по крайней мере, должна очень много тренироваться — и их слаженность заслуживает восхищения. Даже тот зритель, который не очень любит танцы, должен неохотно кивнуть.

Можно привести и другие примеры такого внимания с положительной суммой: оркестры, парады, хорошие флэшмобы, баскетбольные матчи и виды гимнастических упражнений, типичные для студенческих футбольных шоу в перерыве между таймами, где группы поддержки образуют высокие человеческие пирамиды, требующие полного доверия к людям в их основании.

Всё это примеры общественной многосторонней координации, когда люди вместе создают искусство в обществе высокого доверия. Координация радует глаз. Но это также указывает аудитории на то, что участвующие люди уже практиковались раньше, что у них есть согласие, что они не просто играют те ноты, которые хотят, в любое время, что есть некие заранее оговоренные компромиссы. Публичное проявление внимания с положительной суммой показывает, что два или более человека могут работать вместе как одна команда.

Существует и обратное: внимание с отрицательной суммой. Когда два человека, которые должны быть солидарны, ссорятся публично, когда сотрудники корпорации вроде Washington Post устраивают перепалки в Твиттере или когда целая страна каждый день транслирует свой бесконечный внутренний конфликт на весь мир, у очевидцев реакция уже другая. Это не восхищение и уважение к тесной координации. Всё наоборот. Конфликт приводит к снижению статуса всех вовлеченных сторон. Фраза «команда соперников» привлекает наше внимание, поскольку соперники не могут составлять команду. Организация, для которой характерны публичные распри — это не организация, это повод взять попкорн или пожалеть.

Два замечания, прежде чем мы перейдем к главному.

Во-первых, тип публичного конфликта, наблюдаемый в упорной игре НБА или в дебатах по оксфордским правилам, отличается, потому что зритель может уйти с уважением как к победителю, так и к проигравшему. Почему? Этот тип конфликта возникает между четко разграниченными сторонами и в рамках определённых правил, которые одновременно развлекают и ограничивают. Ожидается, что это ритуальный конфликт. Проигравшему часто платят за сам факт участия. Так что это не драка, где обе стороны проигрывают и не мультяшный мордобой в баре.

Во-вторых, невозможно управлять организацией достаточного масштаба без некоторой степени внутреннего рассогласования. Невозможно обрести 500 миллионов друзей, не нажив несколько врагов. Всегда есть кто-то, затаивший обиду — завистливый, недовольный, уволенный. Они могут начать борьбу, чтобы добиться того, чего они не смогли добиться другими способами. Последующая потеря статуса, сопровождающая публичную борьбу, подобна потере капитализации, сопровождающей плохой отчет о доходах. Это нежелательная, но крайне живучая практика.

Чтобы компенсировать потерю денег, дальше придётся работать усерднее. Но чтобы восполнить потерю статуса, лидер делает паузу и придумывает, как воссоединить свою организацию и показать миру единый фронт. Одним словом, нужна публичная демонстрация взаимного согласия.

Политики постоянно публично демонстрируют своё взаимное согласие. Они громят друг друга во время праймериз, а затем поддерживают победителя праймериз на выборах. Они оставляют свои разногласия позади, чтобы выстроить единый фронт. Страны тоже делают то же самое — в этом суть мирных договоров, пактов о взаимной обороне, совместных военных учений и международных организаций. Вид развевающихся вместе флагов показывает другим, что собравшиеся под ними — одно целое.

И это подводит нас к концепции публичной демонстрации взаимного согласия в сетевом союзе. Важно начать с организации сетевого союза для выполнения частных задач, от которых выигрывает группа в целом. Но в конечном итоге нужно будет показать внешнему миру, что этот сетевой союз может делать впечатляющие общественные дела как единая группа.

Итак, что же представляет собой цифровая версия парада или группы, поющей в унисон, как Эстонская Поющая революция? Это может быть что-то вроде крипто-Википедии или какого-то коллективного произведения искусства в виртуальной реальности, например, Minecraft или r/place на Reddit. Возможно, потребуется использовать доказательство присутствия человека, чтобы зрители знали, что в этом произведении цифрового искусства участвуют реальные люди.

Но как бы то ни было, публичная демонстрация взаимного согласия — это для сетевого союза способ не просто незаметно приносить пользу своим членам (как и должно быть), но и публично демонстрировать миру, что это хорошо скоординированная группа — и достойна рассматриваться как таковая. Доказать миру, что ваш сетевой союз может координировать свои действия как органически выросшая нация — это первый шаг на долгом пути к возможному дипломатическому признанию.

5.3.8.5. Новая токеномика – это формирование нации

В 2000-е годы большинство занятых в сфере технологий не особо заботило, как работают национальные валюты. Выбор параметров валюты интересовал только руководство центральных банков. Какова процентная ставка? Это дефляционная или инфляционная валюта? А может, даже с демереджем? Какие участники имеют root-доступ к системе и при каких обстоятельствах их можно лишить этого доступа? И так далее.

Но все эти и многие другие детали стали важны для людей, создающих новые валюты. Таким образом, возникла концепция, известная как «токеномика»: создание финансовых и социальных стимулов нового криптоэкономического сообщества с учётом интересов вовлечённых в неё пользователей и организаций.

Точно так же все ранее скрытые детали того, как формировались нации и государства, вновь стали актуальными для основателей сетевых союзов. Как и в сфере криптоэкономики, в вопросах формирования нации есть целый лабиринт идей. Первый вопрос, на который должен ответить любой основатель сетевого союза: какова моя стратегия формирования нации?

5.3.8.6. Путь к сетевому государству

Теперь мы можем определить путь к сетевому государству:

1. Сетевой союз. Полностью цифровая организация, организованная в виде социальной древовидной структуры, которая участвует в коллективных действиях от имени своих членов. Коллективные действия – это ключ к наращиванию организационной мускулатуры.
2. Сетевой архипелаг. Сетевой союз, который начинает приобретать и скреплять в сеть собственность в физическом мире. Физическое взаимодействие – это ключ к укреплению доверия.
3. Сетевое государство. Сетевой архипелаг, получивший дипломатическое признание как минимум от одного полноценного национального государства. Дипломатическое признание – это ключ к достижению суверенитета.

Конечно, границы между этими категориями размыты. Например, сетевой архипелаг с населением более 100 тысяч человек, миллиардами годового коллективного дохода и большим физическим присутствием по всему миру может считаться теневым сетевым государством. Оно будет более организованным, чем большинство безгосударственных наций, поскольку на самом деле у него будет государство и земля, но не всё в одном месте. Единственное, чего ему не будет хватать — это признания.

Несмотря на некоторую размытость, это реальный путь от основателя одного сетевого союза к чему-то действительно крупному.

5.3.8.7. Инициатор загрузки

Первое правительство, признавшее сетевое государство, можно условно назвать инициатором загрузки, в честь концепции из компьютерных технологий об «инициирующей» системе, которая загружает уже основную.

Инициатор загрузки будет для сетевого государства тем же, чем Сальвадор был для Биткоина: формальное принятие новой системы старой системой для формирования чего-то более сильного, чем любая из них по отдельности.

Каждый сетевой архипелаг, желающий стать сетевым государством, должен иметь представление о том, кто станет его инициатором загрузки. Скорее всего, это будет существующее государство со многими «двунациональными гражданами», которые имеют формальное юридическое гражданство своего существующего национального государства, но мысленно уже эмигрировали и считают себя также гражданами своего нового сетевого государства. Исторический аналог – те, кто идентифицировал себя как израильтяне или индийцы ещё до того, как их государства стали формально независимыми.

Обратим внимание, что, хотя инициатором загрузки изначально должно быть национальное государство, при наличии большого количества крупных сетевых государств такие сетевые государства могут инициировать признание других сетевых государств.

5.3.8.8. Цифровое гражданское общество

Сетевые союзы, сетевые сообщества и другие формы цифрового гражданского общества имеют ценность и сами по себе, а не только как промежуточные этапы.

Например, серьёзный проект с открытым исходным кодом может иметь ассоциированный с ним сетевой союз, который продвигает коллективные интересы, скажем, гильдии программистов ReactJS без какой-либо необходимости покупать землю.

Или, скажем, крупный фитнес-инфлюенсер может превратить свое онлайн-сообщество в сетевой архипелаг, изобилующий тренажерными залами по всему миру, и организовать для своих участников получение кето-диетической еды со скидкой.

Вероятно, можно придумать и другие подобные структуры. Общая идея состоит в том, чтобы построить цифровое гражданское общество, все те общественные организации, которые не будут ни государством вверху, ни изолированным человеком внизу, а станут своего рода неполитическими добровольными ассоциациями, которые когда-то и построили Америку, по словам Токвиля:

Я не хочу говорить об этих политических объединениях… Здесь речь идет только об ассоциациях, которые образуются в гражданской жизни и имеют цель, никоим образом не политическую… Американцы всех возрастов, всех состояний, всех умов постоянно объединяются. У них есть не только торговые и промышленные ассоциации, в которых принимают участие все, но также есть тысячи других видов: религиозные, моральные, серьёзные, бесполезные, очень общие и очень частные, огромные и очень маленькие; Американцы используют ассоциации, чтобы устраивать праздники, основывать семинарии, строить гостиницы, воздвигать церкви, распространять книги, отправлять миссионеров к антиподам; таким образом они создают больницы, тюрьмы, школы. Даже если речь идёт о том, чтобы пролить свет на истину или развить чувство, подкрепив его прекрасным примером, они объединяются. Везде, где во главе нового предприятия вы видите правительство во Франции и великого лорда в Англии, рассчитывайте на то, что в Соединенных Штатах вы увидите ассоциацию.

По словам Патнэма, к 2000 году они исчезли:

Патнэм опирается на доказательства, включая почти 500 000 интервью за последнюю четверть века, чтобы показать, что мы подписываем меньше петиций, приходим на встречи меньшего количества организаций, меньше знаем наших соседей, реже встречаемся с друзьями и даже реже общаемся со своими семьями. Мы даже в боулинг играем в одиночку.

Сетевой союз и сетевой архипелаг самоценны. Они намечают нам маршрут, как создать цифровое гражданское общество, чтобы начать действовать онлайн вместе, целенаправленно и по существу, отойти от отвлекающей энтропии социальных сетей и новостных медиа и переключиться на сообщества, имеющие сознательные цели. И из этих сетевых союзов и сетевых сообществ мы сформируем сетевые государства.

5.3.8.9. Признаем, почему нам нужно признание

Мы только что описали, почему сетевым государствам нужно нечто большее, чем просто сообщество, и даже больше, чем просто экономическое единство — им нужно чувство национального сознания и коллективной цели, обеспечиваемое сетевым союзом. Теперь давайте обсудим, почему нам нужно признание.

Забавно, что криптовалюта сделала прогрессистов более либертарианскими, а либертарианцев — более прогрессивными. Прогрессисты обнаружили, что можно создавать деньги без государства. Либертарианцы обнаружили, что затем необходимо восстановить что-то вроде государства: идентичность, репутацию, борьбу с мошенничеством, безопасное хранение, доверие, совместную деятельность и тому подобное.

Мы думаем, что сетевые государства будут иметь аналогичную динамику. Если идея сработает, это покажет прогрессистам другой путь к политическим инновациям — вместо того, чтобы корпеть над неблагодарной устаревшей системой, они смогут использовать свои организаторские способности, чтобы помочь запустить новую.

Но либертарианским основателям сетевых союзов также придется взять пару мизансцен из прогрессистской пьесы. В то время как либертарианцев привлекают сетевые государства по той же причине, по которой они заинтересованы в конкурентном правительстве, систединге и микронациях, либертарианская литература недооценивает необходимость дипломатического признания.

Дипломатическое признание так же важно для сетевого государства, как листинг на бирже и поддержка кошельков для криптовалюты. У денег есть технические аспекты, но они также по своей сути являются социальным явлением. Это можно сравнить с самолетом, который будет летать независимо от того, что кто-то думает.

Точно так же, хотя сетевой союз может начаться с одного человека и даже купить землю и стать сетевым архипелагом, чтобы преодолеть пропасть, ему нужен план получения дипломатического признания — перейти от «непопулярного, но осуществимого» к «популярному и важному».

Отсутствие признания ограничивает суверенитет. В каком-то смысле дипломатическое признание — это частичное, необязательное, но все же значимое обязательство традиционного государства уважать внутренний суверенитет нового сетевого государства, принять его в семью наций, открыть ряд различных возможностей для торговли и институциональных инноваций.

Достижение этого означает, что основатели сетевого союза, который хочет стать сетевым государством, не могут быть человеконенавистническими или даже изоляционистскими по менталитету. Менталитета «живи и давай жить другим» будет недостаточно; вам нужно будет набирать людей, которые побеждают и помогают победить. Потому что, в отличие от империи, конечной целью сетевого государства является не мировое господство, а мировое признание.

5.3.9. Зачем нам основывать сетевое государство?

Но зачем? Зачем нам нужна возможность основать сетевое государство? Почему мы не можем просто реформировать одну из самых хороших стран на планете?

Во-первых, эти страны не особенно хороши. Точно так же, как было легче создать новую цифровую валюту, чем реформировать ФРС, возможно, легче создать новую страну, чем реформировать свою.

Во-вторых, нам нужны новые страны по той же причине, по которой нам нужны чистые листы бумаги, новые участки земли или новые стартапы: начать заново, без багажа старого.

И в-третьих, для некоторых видов технологий – особенно таких преобразующих биотехнологий, как продление жизни – нам нужны новые юрисдикции с принципиально иными уровнями толерантности к риску и ясным согласием всех, кто в них вошёл.

Тут есть чем заняться и инженерам, и активистам – как технологическим новаторам, так и политическим прогрессистам.

5.3.9.1. Сетевые государства для технологических инноваторов

Зачем тем, кого волнуют технологии, вообще лезть в политику?

• Научный прогресс. Фред Эрсам писал, что мирные инновации в управлении более важны для технического прогресса, чем мы думаем. В конце концов, если католическая церковь сжигала на кострах сторонников гелиоцентризма, сохрани она своё влияние, она бы не изобрела космические шаттлы. А Советский Союз запрещал копировальные аппараты; он уж точно не разрешил бы интернет. Сегодня мы видим, что в Сан-Франциско запрещают всё, от самокатов до соломинок, но не можем увидеть того, что не сумело стать даже гаражным стартапом.
• Физический мир. Государство контролирует физический мир. При достаточном согласии любой закон может быть изменен, а любое регулирование может быть отменено или внедрено заново. Именно так «биты» разблокируют инновации в «атомах»: мы формируем онлайн-сообщества, чтобы разблокировать офлайновые инновации.
• Экономика. Деньги – не панацея, но они имеют решающее значение для создания чего-то устойчивого. Мы знаем, что устаревшие регуляции такси мешали появиться сотне миллиардов долларов в форме Uber/Lyft/Grab/Didi, что финансовые регуляции мешали появлению одного триллиона долларов в форме Биткоина/Эфириума, а коммунизм делал китайский народ беднее на десять триллионов долларов (это текущий размер китайской экономики).
• Данные. Адепты технологий могут воспринимать новые добровольные государства как эксперименты. Точно так же, как возможность создавать новые валюты перевела нас от наблюдательной макроэкономики к эмпирической, способность создавать новые страны выводит нас из области политологии — изучения того, что есть — к политической технологии, проектированию того, что может быть.
• Платформа. Государство можно считать нашей самой важной платформой, даже более важной, чем Apple или Amazon, местом, где хранится большая часть наших жизненно важных данных. Прямо сейчас мы не можем улучшить государство. А что, если бы могли?
• Этика. Точно так же, как многие вещи становится легче создавать при наличии дружественного централизованного сервера, многие другие вещи становятся проще при наличии дружественного централизованного государства. Сетевое государство строит общество, обеспечивающее всем широкую поддержку технологических инноваций. Инноваторам нужна страна, в которой люди смотрят трансляции из Центра управления полётами, а не освистывают Маска и Безоса, и теперь у нас есть возможность её построить.

Конечно, сетевые государства подходят не каждому адепту высоких технологий. Тех, кого интересуют главным образом компиляторы или языки программирования, устроят и текущие обстоятельства. Тем, предел мечтаний которых — стабильная зарплата в крупных технологических компаниях, сетевое государство вовсе противопоказано. Но для тех, кого волнует ускорение инноваций в физическом мире, наконец-то появился ответ.

5.3.9.2. Сетевые государства для политических прогрессистов

Почему политические прогрессисты должны хотеть основывать новые города и страны?

• Молодым политикам, возможно, не захочется ждать, пока им исполнится 70 лет, чтобы внести свой вклад и оставить свой след.
• Организаторам сообществ сетевые союзы дадут возможность участвовать в организации цифровых сообществ, и хоть иногда они могут быть направлены против государств и корпораций, также они действуют в интересах принадлежащих участникам проектов с открытым исходным кодом, бизнесов и консалтинговых компаний.
• Сторонникам безгосударственных наций, таких как каталонцы или курды, сетевые союзы и, в конечном итоге, сетевые государства открывают новый путь к признанию этих наций.
• Политтехнологам сетевые государства позволят проводить этические эксперименты в области политики с участием добровольцев, которые так же заинтересованы в инновациях в области управления. Они смогут экспериментировать с цифровой демократией, новыми формами правления и прочими вещами, которые покажутся им интересными.
• Идеалистам сетевые государства возвращают добровольные коммуны Америки середины 1800-х годов, где люди могли по своему выбору строить свои собственные утопии.
• Анархистам сетевые союзы предлагают концепцию горизонтального сотрудничества при отсутствии традиционного управления и принуждения.
• Урбанистам сетевые общества позволят заручиться поддержкой и собрать вскладчину средства для реализации их представлений о благе.

Короче говоря, для тех, кто хочет поэкспериментировать с реформами или совершенно новыми формами правления, в концепции сетевых союзов, сетевых обществ и сетевых государств наверняка найдется что-нибудь подходящее.

Более того, эти структуры гораздо более демократичны, чем структуры принудительного управления в рамках старой системы, потому что все они добровольны. 100% членов сетевого союза или сетевого государства самостоятельно к нему присоединились, а не так, что 51% навязали свою волю сопротивляющимся 49%. Сетевые государства – это модели 100-процентной демократии, а не какой-то там 51-процентной демократии.

При этом концепция сетевого государства – это не панацея. Многих политических прогрессистов будут привлекать существующие правительства по одной очень простой причине: они уже существуют и уже обладают социально-экономической властью. Им не нужно создавать всё с нуля.

Но для идеалистов и амбициозных людей, которые воодушевлены возможностью сделать именно это, нет ничего более интересного в плане политики, чем новое государство.

5.3.10. Как расширяется и сжимается сетевое государство?

Сетевые государства дают государствам совершенно новый способ расширения. Они могут мирно расти в цифровом мире вместо насильственного расширения в физическом мире. Процесс формирования сетевого государства может начаться с одного влиятельного основателя и масштабироваться до физического сообщества миллионных масштабов.

Мы можем выделить основные векторы роста следующим образом:

1. Демографически. Совершенно очевидно, что сетевое государство (или его предшественник, например сетевой союз или сетевой архипелаг) может увеличивать свою пользовательскую базу за счет набора и воспроизводства. В последнем случае растущему государству потребуется определённая политика, позволяющая признавать новых членов семьи сетевыми гражданами, например, jus sanguinis.
2. Географически. По мере роста населения сетевого государства оно может начать краудфандинг новых территорий в физическом мире. Это мирный механизм территориальной экспансии. Отметим, что эти покупки не обязательно должны осуществляться непосредственно у суверенных государств, хотя могут и у них.
3. В цифре. Дополнением к географическому росту является цифровой рост: больше доменных имен, криптографических имен пользователей и аккаунтов в социальных сетях, находящихся в собственности сетевых граждан и сетевого государства.
4. Экономически. Жители сетевого государства будут получать доход и инвестировать ончейн. Эти цифры или некие агрегированные показатели могут быть опубличены через криптооракулы, тем самым демонстрируя криптографически доказуемый рост ВВП и собственного капитала.
5. Идеологически. Поскольку сетевое государство по своей сути является нацией, основанной на идее, оно постоянно пропагандирует свои убеждения. Но в отличие от мягкой силы традиционного национального государства, которая не связана напрямую с иммиграционной политикой, здесь евангелизация явно связана с привлечением людей.
6. Технологически. Зачем выделять этот пункт отдельно? Технологический прогресс является определяющей чертой сетевого государства даже в большей степени, чем он был характерен для его предшественника – национального государства. Для сетевого государства очевидно, что в отсутствие инноваций его граждане по собственному желанию уедут в более развитые юрисдикции точно так же, как люди покинули Blockbuster ради Netflix. Но поскольку технологические инновации — это ненулевая сумма, неослабевающее конкурентное давление на мобильных граждан означает, что система сетевых государств имеет положительную сумму, что очень отличается от территориальной борьбы с нулевой суммой в системе национальных государств.

Система сетевых государств — это борьба не за границы, а за обратные ссылки (в обобщённом смысле). Многие вещи, из-за которых традиционно боролись государства, теперь можно абстрагировать и превратить в экономическую игру. Это шаг вперед по той же причине, по которой огромным прогрессом стало, когда страны начали прибегать к торговле, а не к завоеваниям, чтобы получить доступ к природным ресурсам друг друга.

В основе новой динамики сетевых государств лежит присущее им отсутствие дефицита цифровых территорий, возвращение невостребованных земель к статусу terra nullius, вновь открытый фронтир. Как мы обсудим позже, именно этот фронтир, это пространство для экспериментов, в первую очередь, построило Америку. Право голоса было важным, но не менее важно и право выбора.

Таким образом, подобно технологической компании или социальной сети, сетевое государство обеспечивает плавный путь от одного человека с компьютером и без каких-либо других ресурсов к глобальной сети с миллионом человек. Теперь возможен постоянный, ненасильственный рост – не путем завоеваний или принуждения, а посредством воли и инноваций.

5.3.11. Что не является сетевым государством?

Как и в случае с национальными государствами, полезно привести примеры, которые примыкают к сетевым государствам, но не совсем подходят под определение. Сначала мы рассмотрим концептуально далекие примеры; затем ряд гораздо более близких структур, которые могут стать сетевыми союзами, сетевыми сообществами и сетевыми государствами.

Во-первых, давайте обсудим некоторые сущности, которые на самом деле довольно далеки от сетевых государств, но часто обсуждаются в том же ключе. Каждая из них имеет некоторые важные сходства (социальная сеть, глобальное физическое присутствие), но не имеет ключевого измерения.

1. Ваш стартап. Как обсуждалось ранее, говорить о запуске сетевого государства некорректно. Вы можете заявить, что вы создаёте сетевой союз и строите сообщество, способное совершать коллективные действия в интернете. Затем вам нужно запустить краудфандинг территории и превратить своё интернет-сообщество в сетевой архипелаг с физическим присутствием. Наконец, если все звезды сойдутся, вы получите дипломатическое признание, и лишь затем сможете с полным правом объявить свое сообщество сетевым государством. Я знаю, это может показаться немного похожим на марксистское настойчивое утверждение о разнице между социализмом и коммунизмом, но контрапункт заключается в том, что нации уже получили свою землю и дипломатическое признание — и мы отмечаем, что это принципиально – иметь и то, и другое. Они просто не сделали это именно таким образом, как мы предлагаем. Вот почему нам нужны отдельные термины для сетевого союза, сетевого архипелага и сетевого государства.
2. Твиттер, социальная сеть. Твиттер — это мешанина конкурирующих и враждебных кланов, многие из которых не говорят на одном языке и (что ещё более важно) не разделяют одни и те же ценности. В нашей терминологии это скорее N-сеть, а не 1-сеть. Я не могу точно сказать, сколько настоящих национальных сетей существует в Твиттере (это будет зависеть от параметров нашего вычислительного алгоритма национальной дистилляции), но только в США их как минимум две, а возможно, и намного больше.
3. WeWork, сеть коворкингов. Несмотря на проблемы WeWork, они создали полезный продукт. Но вышло больше похоже на коммунальное предприятие, чем на настоящее сообщество, больше похоже на Starbucks, чем на маленький городок. Судите сами: в коворкинге может быть кожаный диван и очень приличный кофе, но свой ноутбук вы там вне поля зрения не оставите, потому что вокруг вас незнакомцы. Чтобы свободно общаться, вам нужно выйти в переговорку, чтобы вам не смотрели в монитор, придётся использовать ширмы; короче говоря, это не зона высокого доверия. Это не настоящее сообщество.
4. Google, компания. Компания Google имеет большое глобальное физическое присутствие и еще большее цифровое присутствие: миллионы квадратных метров и миллиарды пользователей по всему миру. Она также ежедневно принимает множество решений по цифровому управлению. Но его пользователи не являются сообществом и, в сущности, не считают Google законным правительством. И наоборот, хотя сотрудники компании и называют себя гуглерами, они думают о своем работодателе как о компании, а не как о находящемся на эмбриональной стадии государстве. И фактически они очень далеки от того этапа, когда им захочется усердно работать над построением новой нации.
5. Биткоин, криптопротокол. Во всём мире существуют сотни миллионов владельцев биткоинов, а идеи Сатоши лежат в основе современного мышления в области цифрового управления. Тем не менее, Биткоин делает только одно: обеспечивает неподцензурные денежные транзакции. Его можно рассматривать как метаправительство, поскольку оно ограничивает как сети, так и национальные государства, но оно не занимается тысячей других вещей, которые, по мнению даже минархиста, должно делать правительство. Более того, несмотря на некоторую общность чувств между биткоинерами, у них существуют и сильные различия: максималисты — это лишь часть сообщества. В целом сходство между держателями биткоинов скорее сродни сходству носителей английского языка, а не, допустим, японского. Они могут понимать друг друга или, по крайней мере, понимать предпосылки друг друга, но у них разное представление о благе. Короче говоря, цифровая валюта является обязательным условием для цифровой страны, но они не эквивалентны.

Далее давайте пройдёмся по некоторым вещам, которые близки к сетевому государству в том смысле, что их можно преобразовать в (полностью цифровой) сетевой союз или (цифровой + физический) сетевой архипелаг, но сейчас они туда не попадают.

1. Политическая партия. Политическая партия – это уже близко. У неё есть общее сообщество, у неё есть представление о своих и чужих, у неё есть видение управления, если она придет к власти, и так далее. Чего у неё нет, так это «теневой» структуры, позволяющей ей управлять жизнью своих членов, даже если партия не входит в формальное правительство. Партии также, как правило, не владеют собственностью и формально не содействуют перемешиванию и миграции своих членов. Но всё это можно делать круглосуточно и без выходных без необходимости выигрывать голоса на всеобщих выборах, так что создание сетевых союзов может стать интересным путём для любой партии меньшинства.
2. Сеть хакерских домов. Если все люди в этой сети знают друг друга достаточно хорошо, чтобы оставить свой ноутбук на диване с уверенностью, что никто его не украдёт, то это сообщество с достаточно высоким уровнем доверия, чтобы стать сетевым протоархипелагом. Возможно, потребуется усилить управление.
3. r/keto. Сабреддит, посвященный диете, такой как r/keto, имеет сообщество, структуру управления через модераторов и общую цель. Не смейтесь — строгие диетические правила были важны для религиозной практики на протяжении веков и являются отличным лозунгом для членства в группе. Чтобы создать сетевой союз, членам r/keto потребуются какие-то коллективные действия, которые участники совершают вместе (например, оптовые закупки кето-продуктов или обзоры кето-книг). Чтобы превратить его в сетевой архипелаг, им, возможно, придется открыть кето-клубы и рестораны и связать их вместе (сетевая физическая территория). Вполне вероятно, они ограничатся сплоченным обществом, а не всеобъемлющим государством; их сетевой архипелаг может быть частью сетевого государства, которое отвергло не только продовольственную пирамиду Министерства сельского хозяйства США, но и схемы финансовой пирамиды ФРС США.
4. Подписчики CEO или инфлюенсера. Популярный создатель контента или генеральный директор — хороший кандидат для создания сетевого союза. Есть согласованность, есть существующая группа и есть лидерство. Но им нужно будет определить цель своего сообщества (если речь об инфлюенсере) или цель, выходящую за рамки чисто коммерческой (если речь о CEO). Это будет проще для активистов и директоров технологических компаний, и сложнее для авторов развлекательного контента и чистых продавцов.
5. Сообщества DAO и NFT. Как отмечалось ранее, они также довольно близки к сетевым союзам, но им необходимо убедиться, что у них есть члены, которые работают ради долгосрочных целей, а не ради краткосрочной накачки цены токенов. Если это так, они могут начать сплачивать сообщества для достижения целей через коллективные действия.
6. Город-государство. Об этом также следует упомянуть: город-государство не является сетевым государством. Почему? Потому что город-государство сосредоточен в одном месте и может быть захвачен более сильной державой, тогда как сетевое государство географически децентрализовано и зашифровано. В него невозможно физически вторгнуться без захвата всех его территорий (многие из которых могут быть не внесены в список или представлять собой буквально апартаменты с одним жильцом), что было бы политически чревато кампанией с участием нескольких юрисдикций. И оно не может подвергнуться цифровому вторжению, без взлома шифрования, которое защищает базовый блокчейн сетевого государства. Таким образом, сетевое государство можно рассматривать как третью версию государства, которая сочетает в себе аспекты масштабных национальных государств 20-го века с шустрыми городами-государствами, которые им предшествовали. Оно обладает потенциалом огромного масштаба и защищенности национального государства с населением в миллиард человек, сохраняя при этом новаторство и согласие небольшого сообщества, согласившегося на участие. Это похоже на то, как Биткоин объединяет аспекты золота (уровень 1) с Fedwire (уровень 2) для создания системы третьего уровня.

Короче говоря, чтобы иметь шанс построить сетевое государство, нужно сильное сообщество. Твиттер в целом — это не то, Google Inc — это не то, Биткоин — это не то — у них нет либо единой нации с национальным самосознанием, либо функционального управления, либо того и другого.

Политическая партия – ближе к цели. Очень сплочённое сообщество NFT или инфлюенсеры/CEO – ещё ближе. Чтобы встать на путь сетевых государств, они сначала должны нарастить цифровую мощь через сетевой союз, затем добавить физическую территорию через сетевой архипелаг, а затем получить дипломатическое признание в качестве истинного сетевого государства.

5.3.12. Какие технологические разработки обеспечивают создание сетевых государств?

Венчурные капиталисты любят задавать предпринимателям вопрос «почему именно сейчас». Почему сегодня мы можем задуматься о создании сетевых государств, а 5, 10 или 20 лет назад не могли? Что изменилось в мире?

Вообще-то, изменилось многое. Вот некоторые из ключевых факторов, обеспечивающих возможность создания сетевых государств:

1. Интернет для США – то же самое, что Америка для Великобритании. Конечно, интернет позволяет всё это сделать. Но стоит обсудить, каким образом он обеспечивает работу сетевого государства. Интернете можно представить в виде облачного континента, своего рода цифровой Атлантиды, которая спустилась с небес где-то около 1991 года и расположилась где-то над Тихим океаном. Каждый день каждый, кто проводит, допустим, 8 часов в сети, совершает эквивалент полета к этому облаку из Менло-Парка или Токио по делам или для удовольствия, а затем улетает обратно вниз. Там он видит что-то новое, знакомится с новыми людьми и иногда сражается с ними. До сих пор то, что мы описали, во многом похоже на заселение Америки в 1492–1890 годах, но есть как минимум два ключевых отличия. Во-первых, конечно, в облаке нет индейцев. Во-вторых, в отличие от огромной, но ограниченной территории Америки, в облаке можно создавать новую цифровую землю до бесконечности. Как мы обсудим позже, открытие фронтира меняет всё. Это означает, что интернет для США — то же самое, что Америка для Великобритании: обширная открытая территория, которая в конечном итоге породила новые государства и новые способы мышления.
2. Биткоин ограничивает традиционные государства. Биткоин — следующая по важности предпосылка сетевого государства. Будучи правительством над правительствами, он гарантирует суверенитет как отдельного гражданина, так и самого сетевого государства. Ни один из них не может позволить, чтобы их средства были украдены друг другом или враждебной третьей стороной. Биткоин также создал новые богатства вне пределов бумажной системы, продемонстрировал, что такие мощные институты, как ФРС, могут быть заменены за несколько десятилетий, и стал пионером совершенно нового способа разработки веб-сервисов на децентрализованной основе.
3. Web3 позволяет создавать новые блокчейны, децентрализованные идентичности и сообщества, устойчивые к цензуре. С помощью web3 мы можем настроить блокчейн в качестве основы для каждого сетевого государства. Это внутренний блокчейн, корневой доступ к которому имеет назначенная правительством администрация, в качестве дополнения к публичному блокчейну, такому как Биткоин или Эфириум, который служит внешней системой сдержек и противовесов. Мы можем создать децентрализованные идентификаторы, подобные ENS и SNS, которые будут служить цифровыми паспортами сетевого государства, определяя гражданство на основе единой системы доступа к сервисам сетевого государства. И мы можем позволить не только устойчивое к цензуре общение, но и устойчивые к цензуре сообщества, добровольные собрания людей, которые могут существовать вне вмешательства или надзора со стороны традиционных государств.
4. Remote и Starlink открывают карту. В тот момент, когда что-то выкладывается в интернет, оно становится удобным для удаленного доступа. И всё происходит в интернете. Более того, «удалённо» означает теперь не просто «за углом», это значит «по всему миру». Starlink и спутниковая широкополосная связь в целом расширяют возможности удаленного доступа, делая огромные участки карты экономически целесообразными. Теперь ничто не мешает достаточно мотивированному цифровому сообществу создать свой собственный аналог Burning Man посреди пустыни, за исключением того, что теперь уже для постоянного проживания, и с прицелом на объединение таких городов-сообществ. Это дополняет нашу предыдущую мысль: через интернет мы вновь открываем фронтир и делаем ранее забытые богом области карты намного более привлекательными. В отличие от прошлых эпох, нам больше не нужно находиться рядом с портом или шахтой, чтобы построить город; нам просто нужно быть рядом с подключением к интернету.
5. Мобильный телефон делает нас более мобильными. Содержание закона определяется широтой и долготой, поэтому те, кто может легко изменить свою широту и долготу, может изменить и закон, по которому живёт. Вот почему наиболее важное долгосрочное последствие использования смартфона – это сортировка по Тибу. То есть все предположения в знаменитой статье Шарля Тибу 50-х годов при наличии достаточно продвинутых телефонов становятся осуществимыми. С помощью поисковых систем для цифровых кочевников, таких как «teleport.org» и «nomadlist.com», некоторые люди могут выбирать, кем хотят выглядеть, в то время как другие перемещаются туда, куда хотят.
6. VR строит столицу в облаке, AR отражает её на земле. Виртуальная реальность (и, в более общем плане, открытая метавселенная) — это еще один способ разрыва обязательных связей с землёй. Теперь мы можем строить полноценные замки в небе, а затем с помощью дополненной реальности проецировать их на землю. Для сетевого архипелага или сетевого государства это мощный способ связать распределенные физические территории в единое целое.
7. Социальные сети сделали СМИ ненужным посредником. Опять же, это чуть более чем очевидно, но социальные сети позволили любому найти огромное количество подписчиков в интернете, они устранили посредничество устаревших СМИ и (в сочетании с мессенджерами и соответствующими инструментами) сделали контакты удобно перемещаемыми между площадками.
8. Крупные технологические компании показали нам, что возможно, стартапы/венчурные капиталисты показали нам, как это возможно. Ничто в мире web3 не было бы возможно без миров web2 и web1. Google показал нам, что можно сделать в гараже. Facebook показал нам, что можно построить из комнаты в общаге. Вся индустрия стартапов показала нам, что большие дела можно сделать с минимальными затратами. Без компаний с оборотом в триллион долларов и сетей с миллиардами пользователей мы бы не почувствовали, что можем построить сетевые государства с миллионами человек. В частности, как заметил Жиль Бабине, как только вы увидите частичную передачу суверенитета в цифровом мире, вы поймёте, что может произойти и нечто большее. От почтовой службы до Gmail, от жетонов таксистов до Uber и Lyft, от банков до Биткоина, от бумажных карт до Google Maps, от Федеральной комиссии по связи до WhatsApp, от судов до модераторов — устаревшие государства контролируют всё меньше, а цифровые сети — всё больше. Конечно, первым не хватает технической компетентности, а вторым – демократической легитимности, и вот именно эту проблему решает сетевое государство.

Далее, вот несколько вещей, которые будут полезны для сетевых государств, но не критически важны для их построения:

1. Земля становится эластичной. Как однажды сказал Уилл Роджерс: «Покупайте землю, её больше не производят». А если производят? Систедеры и производители искусственных островов в Дубае, показывают, что предложение земли, возможно, более эластично, чем мы думаем. Мы также знаем, что можно строить круизные лайнеры. Так что вполне возможно, что мы могли бы начать вновь открывать фронтир физически, а не только в цифровом формате. Это вполне совместимо с джорджизмом, который утверждает, что следствием неэластичного предложения земли должен быть единственный налог — налог на землю; это просто означает, что предложение не является абсолютно неэластичным. Если объединить эти две концепции, если производство ценности будет перемещаться из физического мира в интернет, мы получим возможность (а) печатать больше земли и (б) частично превратить в товар существующие национальные государства, сделав их поставщиками земли и природных ресурсов.
2. Удалённое присутствие меняет природу иммиграции. Следующий шаг после простого подключения к AR-аватару — наладить связь с роботом на другом конце света и начать прогуливаться. Теоретически это должно быть осуществимо путем объединения (а) шагающих роботов от Boston Dynamics, (б) разработки от DoubleRobotics с удалённым присутствием через iPad на колёсах, (в) гарнитуры Oculus Quest и (г) всенаправленной беговой дорожки. Эта комбинация устройств может обеспечить полный эффект присутствия в образе человекоподобного робота в любой точке земного шара.
3. Биты открывают новые возможности для инноваций в атомах. Инновации в таких областях, как биомедицина, робототехника и энергетика, не приводят к появлению сетевых государств, а скорее будут являться следствием их появления. Сетевые государства решают проблему, поставленную Тилем, Коуэном и Дж. Сторрс Холлом. Мы используем биты, чтобы перезапустить инновации в атомах, потому что инновации в атомах заблокированы правилами, которые, в свою очередь, создаются истеблишментом США и экспортируются по всему миру посредством гармонизации регуляций. Сетевое государство использует цифровые технологии, чтобы собрать в облаке достаточно желающих создать сообщество, провести краудфандинг территории и, в конечном итоге, получить признание в качестве суверенного государства. Как только мы это сделаем, мы сможем вернуть прогресс физическому миру.

Национальное государство стало возможным благодаря картам мира, инструментам для распространения законов и оружию для обеспечения их соблюдения. Сетевое государство становится возможным благодаря созданию нового мира (интернета), программного обеспечения для кодирования и передачи норм и процедур, а также криптографии для их соблюдения.

---

¹⁵³ Бен Горовиц о смелости: «На первый взгляд кажется, что если решение трудное, гораздо безопаснее идти с толпой. На самом деле, если вы попадетесь в эту ловушку, толпа повлияет на ваше мышление и сделает решение 70/30 похожим на решение 51/49. Вот почему смелость имеет решающее значение». Но одной смелости не всегда достаточно — нужен достаточный контроль, чтобы иметь возможность выполнить это смелое решение. Вот здесь-то и пригождается контроль, который имеет учредитель.

¹⁵⁴ По этой и этой картам можно получить представление о том, как выглядела Индия до обретения независимости. Это очень похоже на карту Центральной Европы до Бисмарка.

¹⁵⁵ Существует тенденция приравнивать «выборы» к легитимности, но Советы проводили множество выборов, а коммунистические государства склонны провозглашать себя демократическими республиками того-то и сего-то, не делая того и сего. На самом деле нам нужно не это, а согласие управляемых и какой-то способ его измерения, например доказательства в блокчейне.

¹⁵⁶ ENS означает «Система имен Ethereum». Имена можно проверить на ens.domains. Существуют и другие криптографические системы имен, такие как SNS (система имен Solana); На момент написания книги ENS был лидером по внедрению.

¹⁵⁷ Те же методы, которые сетевое государство использует для подтверждения ончейн своей собственной численности, могут быть использованы для создания так называемой «теневой статистики», которая заменяет официальную статистику традиционных правительств. Например, в случае недоверия цифрам правительства США по инфляции, можно сделать что-то вроде публикации на thenetworkstate.com/inflation, с запросом на создание альтернативной онлайн-панели мониторинга инфляции.

¹⁵⁸ Это кажется очевидно плохим, но поскольку разделить власть легче, чем консолидировать её, размывание власти постоянно приводит к неудачам – в ветократии Сан-Франциско, в польском сейме, в публичных компаниях со слишком большим количеством членов совета директоров, в бюрократических ДАО или, скажем, в кооперативах.

¹⁵⁹ Это также та причина, по которой ультралибертарианские стартап-сообщества склонны к краху. Они правы в отношении желательности создания новых сообществ, но ошибаются в своей оценке того, сколько сотрудничества и самопожертвования необходимо для построения таких сообществ. По сути, либертарианец правильно откалиброван в отношении того, насколько глупо способствовать «социальному сотрудничеству» в обществе снижающегося доверия, таком как сегодняшние США, где истеблишмент, по сути, выманивает у своих подданных их жизненные сбережения (через инфляцию) и их жизни (через вторжения в другие страны). Но либертарианец часто излишне корректирует ситуацию, не осознавая, что, хотя низкое доверие – это оптимальная стратегия для несостоятельного государства, прекрасное общество будущего с высоким уровнем доверия требует для своего построения уже существующего высокого доверия. Другими словами, чтобы просто жить в несостоятельном государстве, нужно одно мышление, а чтобы строить стартап-сообщество – другое.

¹⁶⁰ Отметим, что это не антитеза Биткоину, а дополнение к нему. Точно так же, как любой инвестор может либо владеть акциями корпорации, либо выйти из них за доллары, теперь он также может выбрать: хранить доллары или выйти из них в биткоины. Точно так же инвесторы смогут выбрать хранение интегрированной в сетевое государство суверенной криптовалюты или выход из неё в биткоины, если станут сомневаться, что курс валюты сетевого государства будет расти быстрее, чем BTC.

Например, они могут предполагать, что глобальная биткоин-экономика будет расти всего на 5% в год, начиная с 2035 года, но что годовой доход такого-то сетевого государства будет расти на 50% в год. Рост курса, конечно, не единственная причина покупать и хранить криптовалюту сетевого государства — есть также причина потребления/патриотизма. Например, вы хотите, чтобы это сетевое государство было успешным, потому что вы хотите, чтобы появился мир без потребительских регуляций или общество кето-кашрута.

Выпуск новой цифровой фиатной валюты для нового государства не означает продолжение хождения «по замкнутому кругу». Это спиральная теория истории, где в одних измерениях происходит цикл, а в других – прогресс. Можно считать это финансовой системой 3.0: сперва версия 1 с плохими фиатными долларами, затем версия 2 с одними только биткоинами, и, наконец, версия 3 с новыми добровольными фиатными валютами, ограниченными силой Биткоина.

¹⁶¹ Сан-Марино — исключение, подтверждающее правило: единственный сохранившийся город-государство, который не влился в универсалистскую империю 20-го века.

¹⁶² Просто представим себе, сколько людей хочет, чтобы их продукт оказался в топ-30 монет на Coinmarketcap, на вершине таблицы лидеров Substack или в списке единорогов. Я согласен с Тилем, что часто цель состоит в том, чтобы избежать конкуренции. Но конкуренция иногда может быть и полезной, поскольку она стимулирует людей усерднее работать для победы. И конкуренция за превращение стартап-сообществ в сетевые государства с большим населением, доходами и площадью недвижимости может быть хорошей… если мы с самого начала настроим ее с прицелом на возможность криптографического аудита.

¹⁶³ Как ни парадоксально, но организация, требующая доверия, может получить его меньше, в то время как организация, которая демонстрирует свою работу, тем самым не требуя доверия, получает его больше. Это рационально: если посторонний человек может независимо подтвердить каждое утверждение, которое можно разумно проверить, у него будет больше оснований дать организации преимущество, трактуя сомнения в её пользу в отношении утверждений, которые не могут быть проверены таким образом.

¹⁶⁴ Здесь есть много промежуточных форм. Назовём две из них. Во-первых, уже существующее правительство, которое первым признает сетевое государство – «инициатор загрузки» – может быть и не членом ООН. Например, это может быть город или провинция. Вспомним, что Вайоминг принял закон о DAO, а мэр Майами получал зарплату в биткоинах, задолго до того, как правительство США в целом официально признало криптовалюты. Даже положительный пресс-релиз города о молодом стартап-сообществе даёт ему поддержку, постепенно продвигая его к конечной цели – признанию со стороны суверенных государств и, в конечном итоге, к членству в ООН (или той сущности, что придёт на смену).

Во-вторых, дипломатическое признание — это переговоры, а не карт-бланш. Суверенное государство, признающее другое, может отозвать это признание, если то начнет легализовать героин или станет базой для терроризма. Или оно может просто действовать, как будто отзывает признание, не делая этого формально.

¹⁶⁵ Вспомним о разнице между сотрудниками Facebook Inc и пользователями соцсети Facebook. Первые могут покинуть компанию, оставив себе полученную зарплату и капитал, и поэтому их устраивает тот факт, что Цук будет иметь полный контроль в качестве генерального директора. Последние заперты, не могут выйти, забрав свой цифровой скарб с собой, и не до конца понимают, насколько ценна для них их цифровая собственность.

¹⁶⁶ Хотя, как только мы обозначим продукт в качестве чистой утилиты, стоит тут же задуматься, может ли быть полезно построить социальную сеть вокруг этого инструмента, точно так же, как у нас есть сообщества сантехников и электриков.

¹⁶⁷ Действительно, цель этой книги — показать, что сетевые государства возможны и желательны, но не неизбежны. Чтобы создать будущее, которое мы хотим, придётся поработать.