анонимный вопрос
По каким-то непонятным для меня причинам в российском либертарианстве основной акцент слишком часто делается на NAP, причём принципу неагрессии придаётся не столько правовое, сколько этическое, а то и мистическое значение. Всякие ублюдочные конструкции вроде “я с тобой NAP не заключал” или “он вышел из NAP” – это всё от вот этого вот интеллектуального перекоса. Нарушение NAP становится волшебным триггером, который превращает человека из правового субъекта в объект легитимного насилия.
Напомню, что корректная формулировка NAP – это “никто не имеет права на безнаказанную инициацию насилия”. И этот принцип – производное из куда более фундаментального принципа самопринадлежности, который заявляет о неотъемлемом праве собственности человека на своё тело. Насилие, таким образом – это посягательство на собственность. Это посягательство влечёт правовые последствия, если на то будет воля собственника.
NAP, утверждая про отсутствие права на безнаказанность агрессивного насилия, ничего не говорит о мере наказания. Просто у вас появилась имущественная претензия к другому человеку: он наступил вам на ногу. Вы предъявляете ему эту претензию. Он в ответ предлагает не расставлять ноги где попало, то есть утверждает, что вы создали ему помеху, не дав свободно перемещаться по территории, которая, скажем, никому из вас не принадлежит. Наступив на ногу, он избежал подножки, которая причинила бы ему имущественный ущерб. Вы в ответ охреневаете и предлагаете ему промыть глаза и смотреть, куда прёт, то есть утверждаете, что его поведение несёт постоянную системную угрозу для окружающих. Он в ответ сообщает, что мамку вашу ебал, и предлагает вам идти нахуй. Таким образом, если не воспринимать его утверждение буквально, он утверждает, что готов применить к вам насилие, если вы не прекратите предъявлять к нему претензии. Вы сообщаете ему в ответ, что он охуел, пидор, и что сейчас вы его языком заставите облизывать свои ботинки. Иначе говоря, вы обещаете энфорсмент удовлетворения ваших имущественных претензий, но оставляете для него возможность поторговаться о размере компенсации. Он в ответ обещает, что запихает вам ботинки в жопу, то есть категорически отказывается от удовлетворения вашей имущественной претензии в какой-либо форме и выражает готовность к эскалации ущерба в ответ на вашу попытку энфорсмента. Вы в ответ его расстреливаете, то есть применяете к нему ультимативные экономические санкции, приводя в негодность его собственность.
Разумеется, в этом кейсе могло и не быть перепалки, а вы сразу примените эти экономические санкции, не дожидаясь отказа контрагента в выплате компенсации ущерба. Но для потенциального судьи дело выглядит именно так: вам был нанесён относительно небольшой ущерб, вы в ответ нанесли ущерб существенно больший. Следует ли в связи с этим обязать вас к каким-то компенсационным выплатам в чей-то адрес, изгнать ли вас из локального комьюнити, сказать ли вам спасибо за то, что завалили опасного мудака, любящего докапываться до людей, но, по счастью, не столь ловкого в обращении с оружием, как вы – какое именно решение примет суд, будет зависеть от множества обстоятельств, которые суд и должен рассмотреть. Тут сыграет роль и ваша репутация, и репутация убитого, и традиции комьюнити, и то, какую компенсацию запрашивают друзья убитого, и личные моральные установки судьи, и, возможно, ещё ряд факторов.
И вот эти вот правовые рамки, касающиеся допустимых санкций за тот или иной имущественный ущерб – это спонтанный порядок, который будет формироваться в либертарианском обществе, оптимально приспосабливая его к потребностям людей так, что удовлетворённость людей в обществе будет максимизироваться, а конфликты – минимизироваться. Потому что именно такова функция права – разрешать конфликты.
