Если, допустим, взять анкап по Молинью, то неужели несколько мажоров, которые по пьяни или ширке устроили ДТП, пусть даже без погибших, или изнасиловали девушку, будут иметь возможность заплатить компенсацию, пусть и в десятикратном размере, и дальше гулять на свободе? Деньги деньгами, но опасность для общества всё равно никуда не исчезла. Вот ты бы сама, если, не дай бог, с тобой произошло вышеперечисленное, обратилась в государственный или частный суд, если, допустим, у нас минархизм с анкапскими замашками и есть право выбора между ними? Да, государственный суд вытрясет совсем крошечную компенсацию, как это обычно бывает, но изолирует насильников в колонии на 5-10 лет, с небольшим шансом, что они оттуда не вернутся, или вернутся измученными и больными людьми. Частный же суд вытрясет компенсацию, превышающую ущерб в десятки раз, но отпустит насильников на свободу, так как мы знаем, что цель наказаний при анкапе заключается не в исправлении, не в каре, а в возмещении ущерба. Что скажешь на этот счёт?

Пушистик (вопрос сопровождается донатом в размере 0.00009809btc)

К счастью, я уже успела написать первые главы книжки про либертарианство, так что могу сразу отправить вас почитать про либертарианское право. Задача суда – не наказать преступника и не выбить из него максимум денег. Задача суда – разрешить конфликт. Даже если я не смогла прийти с насильниками к согласию насчёт того, в каком суде наш конфликт рассматривать, и суд окажется навязан стороне ответчиков, это не отменяет основной задачи суда. На выходе должна получиться ситуация, когда конфликт между мной и насильниками оказывается исчерпан.

Для меня крайне важно понимать, что вот этих я больше в жизни своей не увижу. Это позволит мне не вздрагивать, увидев боковым зрением невнятную фигуру (во всяком случае, надеюсь). Так что я бы настаивала на том, чтобы они получили предписание жить в каком-то конкретном известном мне городе, пусть даже довольно крупном. Соответственно, я в этот город ни ногой, а они оттуда. Разумеется, контроль за соблюдением ими этого пункта будет стоить денег – ничего не поделаешь, пусть раскошеливаются, для меня это важно.

У меня очень прочная психика, но когда я услышала в интервью Шульман, что у неё после нападения на мужа в течение года продолжался посттравматический синдром, я вынуждена признать и для себя возможность каких-то психических травм, нуждающихся в лечении. Так что вторым моим требованием, конечно, будет оплата моей реабилитации.

Также, разумеется, я бы хотела получить значительную денежную компенсацию, однако этот пункт я расположила третьим номером, потому что приоритеты мои вполне соответствуют правилам техники безопасности: сперва устраняется опасный фактор, и лишь затем оказывается помощь и выплачиваются компенсации.

Четвёртым пунктом я бы хотела, чтобы насильники также получили психологическое лечение, но если на это у них после выплат по предыдущим пунктам денег не останется, я не стану настаивать.

Если насильники были слишком бедны, чтобы сразу выплатить назначенную мне компенсацию и профинансировать прочие меры – что ж, им придётся влезть в кредит. Когда-нибудь расплатятся, это уже не моё дело, а их и банка.

Мне кажется, мои запросы достаточно скромны: я не настаиваю на кастрации или казни, не требую, чтобы они непременно томились в тесной камере и подвергались изнасилованиям в исполнении сокамерников. Мне не нужно, чтобы они теряли здоровье, а те, кто будут лишать их здоровья, теряли человеческий облик. Так что я надеюсь, что суд удовлетворит мои притязания. А если жертва насилия будет настаивать на всей фигне, которая описана в этом абзаце, я надеюсь, что суду удастся убедить её отказаться от подобных запросов. Если же суд назначит какое-нибудь суровое наказание в этом духе, для меня это будет чётким красным флагом: суд не либертарианский, я с ним добровольно не буду иметь дела никогда и других постараюсь отговорить.