Если покупка не владение – значит копирование не воровство

Когда кто-то говорит о пиратстве, обычно всплывают картинки из пиратских фильмов – деревянная нога, бутылка рома и попугай. Но в цифровом мире всё немного иначе. Там пират – это не чувак, отнимающий «богатства» у бедных авторов. Это скорее парень или девушка, которые держат двери огромной цифровой библиотеки открытыми для всех.

Представьте себе Nintendo. Легендарная компания выпустила более 1500 игр за последние 40 лет. Многие из них сейчас валяются где-то в пыльных коробках на чердаках или давно сгнили на свалках, потому что корпорации невыгодно поддерживать старый контент. Но кто же сохранил эти игры для истории? Правильно, те самые «пираты». В цифровой век они – своего рода добровольцы, которые бережно охраняют культурное наследие. Пиратство сегодня – это гарантия, что завтра мы не потеряем бесценную культуру.

Но разве это не воровство? Вот здесь и наступает интересный момент. Воровство – это когда ты у кого-то что-то отнял, и у того человека этого больше нет. Скачивая фильм, песню или книгу, ты не отнимаешь её у автора. Файл остаётся там же, где и был, в исходном виде. Никакой реальной потери – кроме, возможно, иллюзий правообладателя о своих гипотетических доходах.

Хорошо, но разве авторы не должны получать деньги за свой труд? Конечно же должны. Но за первый экземпляр продукта, который добровольно приобрели покупатели, деньги были ведь уплачены. А всё остальное – это уже искусственная монополия, навязанная государством (т. е. привилегия от стационарного бандита, чем вообще-то раньше открыто назывались патенты).

Важно ещё понимать, что современная система авторского права (давайте назовём её копиразмом для удобства) не даёт нам полноценно владеть даже тем, за что мы уже заплатили. Ты купил игру? Отлично, но она привязана к десятку DRM-защит, которые проверяют тебя, как пограничник в аэропорту. Купил подписку на Netflix? Ты не владелец фильмов, а всего лишь временный арендатор. Закончилась подписка – прощай, любимые сериалы. Копиразм – это культ контроля, где пользователь всегда под подозрением. Мы стали не владельцами, а арендаторами своей же культуры. Согласись, это как-то совсем не по-рыночному.

Потерянные продажи – это миф. Компании очень любят подсчитывать виртуальные убытки: мол, вот вы скачали 10 000 копий нашего альбома, значит мы потеряли 10 000 продаж! Нет, ребятушки, вы потеряли максимум шанс продать его нескольким десяткам человек. Остальные 9950, скорее всего, вообще никогда бы не купили ваш товар, если бы не смогли скачать его бесплатно. А знаете, что забавно? Самые активные пираты тратят на музыку и фильмы больше, чем среднестатистические потребители! Потому что пиратство – это скорее пробник, а не грабёж.

Пиратство также помогает в тех случаях, когда правообладатель сам не хочет или не может помочь. Помните, как HBO безжалостно удалял с серверов любимые сериалы, когда закрывал HBO Max? Их спасли именно пираты. Когда какая-нибудь книга запрещена цензурой, единственная надежда прочитать её – снова пиратские сайты. Они буквально поддерживают свободу информации.

Бесплатно не равно аморально! Либертарианская этика проста: насилие – это плохо. И когда ты делаешь копию цифрового файла, ты ни у кого ничего не отнимаешь. А вот государственные рейды на серверы, миллионные штрафы студентам и уголовные дела против «пиратов» – это самое настоящее насилие. Если автор талантлив, благодарные слушатели, читатели и зрители добровольно поддержат его. Это справедливо и свободно, а главное – ненасильственно.

Что мы можем делать? Выступать за отмену копиразма. Не бояться говорить вслух: копирование – это сотрудничество и распространение знаний, а не воровство. Мы не обязаны чувствовать себя виноватыми за то, что просто хотим свободно распоряжаться своими файлами и культурой, которая уже давно стала частью общего наследия. И последнее: держите торрент-клиент под рукой. Потому что пока корпорации играют в монополию, пираты – единственные, кто действительно следит за сохранностью культуры!

Волюнтарист, Битарх

Как устроена культура либертарианского политического мышления?

Ринат Еникеев

Политика – это то, как в том или ином сообществе принято совершать коллективные действия. Политическое мышление – это комплекс представлений и оценок, касающихся политики. Либертарианское политическое мышление – это политическое мышление, обусловленное либертарианскими принципами. Культура либертарианского политического мышления – это то, как оно воспроизводится и продвигается.

Теперь всё определение целиком: культура либертарианского политического мышления – это то, как воспроизводится и продвигается обусловленный либертарианскими принципами комплекс представлений и оценок, касающихся того, как в обществе принято совершать коллективные действия. Как эта культура устроена?

В современном обществе политика крайне редко соответствует либертарианским принципам, поэтому либертарианец обычно непроизвольно сторонится политики. В каких случаях он не будет её сторониться?

Во-первых, коллективное действие должно быть добровольным для его участников. Митинги по разнарядке, обязательные выборы и тому подобное либертарианец будет по возможности саботировать.

Во-вторых, коллективное действие должно преследовать очевидную выгоду для его участников. Либертарианец вряд ли будет склонен таскать каштаны из огня для других.

В-третьих, коллективное действие может быть сопряжено с причинением ущерба, только если при этом предполагается восстановление справедливости. Линчевание или уличные стычки с совершающей противоправные действия полицией – вполне могут укладываться в либертарианское политическое мышление. Погромы – вряд ли.

Как воспроизводятся и продвигаются все эти ценности? Как и многие другие культурные представления: личным примером, отсылками к успешным политическим действиям, агитацией.

Насилие и культурное влияние

Волюнтарист, Битарх

Исходя из рассматриваемой нами концепции ингибитора внутривидового насилия (механизма Лоренца (МЛ), как мы его называем ввиду соответствующей теории Конрада Лоренца, а также механизма ингибирования насилия (VIM) по модели Джеймса Блэра) мы получаем, что способность человека совершить насилие по отношению к другому человеку является отклонением, состоящим в нарушении работы врождённого МЛ/VIM. Таким образом, насильники являются людьми, страдающими генетической и нейрофизиологической патологией [1]. Этой концепции можно противопоставить аргумент о том, что уровень насилия в человеческом обществе, начиная с самого появления человека и заканчивая современностью, снижался темпами, абсолютно несопоставимыми со скоростью закрепления признаков в популяции в результате естественной биологической эволюции. Также при разных общественных порядках наблюдается разный уровень насилия. Я не буду спорить с верностью таких утверждений, однако приведя два аргумента докажу, что концепцию МЛ/VIM они не опровергают.

Первое, что стоит понимать – человек со слабым или дисфункциональным вариантом МЛ/VIM необязательно должен совершить насилие. Хорошее воспитание, отсутствие провоцирующих насилие обстоятельств, присутствие обстоятельств, сдерживающих его, хоть и не устраняют полностью, но в определённой мере снижают такой риск. Совместим это с фактом того, что насилие совершается меньшинством людей. Военные свидетельства показывают, что лишь до 2% людей не испытывают сопротивления к убийству (а война является сильно провоцирующим на насилие обстоятельством). Анализ преступности в Российской Федерации определил, что при наихудшем возможном раскладе (а в действительности он может быть и лучше) в среднем на 695 человек объявляется лишь один новый насильник в год, совершивший насильственное преступление не слабее нанесения побоев.

Если обстоятельства среды изменятся так, что, например, в год вместо одного человека на 695 людей совершать насилие начнут двое, то и уровень насилия в обществе вырастет минимум в два раза, а скорее всего куда больше, поскольку те, кто ранее уже совершал насилие, могут начать совершать его чаще. Последствия будут значительными. Однако насилие всё ещё будет исходить от подавляющего меньшинства людей, так что наблюдение таких изменений не опровергает концепцию МЛ/VIM.

Перейдём теперь к эволюционному аргументу. В естественных условиях биологическая эволюция действительно очень медленный процесс. Однако её можно ускорить с помощью искусственной селекции. И культурное влияние тоже может приводить к такой селекции, поскольку оно искусственно изменяет социальную и физическую среду, в которой происходит генетический отбор. Это называется двойной наследственностью или генно-культурной коэволюцией.

Классический пример – выработка переносимости лактозы, к которой привело развитие молочного хозяйства, произошедшее всего лишь приблизительно 5000 лет назад. Другой пример: в 800-1700 годах в культуре еврейского этноса ашкеназы практиковалось ограничение занятости теми профессиями, которые требуют высокого уровня интеллекта, что создало селективный отбор в пользу обладающих им людей. Вместе с генетической изоляцией этноса это предположительно привело к высоким показателям IQ, а также и к ряду наследственных генетических заболеваний у его представителей. Кроме того, в результате территориальной экспансии во второй половине прошлого тысячелетия появились смешанные расы. И даже последствия урбанизации и индустриализации, начавшихся 200-300 лет назад, уже приводят к измеряемым генетическим изменениям [2].

Аналогичным образом культурное влияние может приводить к усилению МЛ/VIM. Растущая культурная неприемлемость насилия создаёт селективный отбор в пользу менее насильственных людей, тогда как насильники всё сильнее отсеиваются. Культура действительно оказывает влияние на уровень насилия в обществе, но это не противоречит, а то и вписывается в концепцию МЛ/VIM.

Источники:

  1. https://panarchy.ru/2021/07/12/анализ-внутривидового-насилия-как-яв/;
  2. https://www.ncbi.nlm.nih.gov/books/NBK210012/.