Ведение бизнеса и любая финансовая деятельность всегда связаны с определёнными рисками. Многие в первую очередь подумают о рисках, ведущих к потере вложенных средств, однако нас интересует не этот вопрос. Рассматривать мы будем риск того, что к человеку, занимающемуся такой деятельностью, может быть применено насилие, вплоть до его ликвидации. Думаю, вы слышали истории о том, как некоторых бизнесменов «вывозили в лес» их более насильственные и бандитизированные конкуренты на рынке. Нередко за «неугодную» экономическую деятельность устранить человека может и правительство. Показательной является недавняя история со смертью Джона Макафи, у которого были некоторые проблемы с уплатой налогов и деятельностью, связанной с криптовалютными операциями, и которому, как тот утверждал ещё до своей смерти, угрожали представители властей США.
Конечно, кто-то скажет, что избежать проблем можно чётко играя по правилам госвласти и более сильных рыночных агентов. Но эти правила устанавливаются в одностороннем порядке и в любой момент их могут сделать такими, чтобы уничтожить вашу деятельность, сделать её ведение невозможным. Сам факт ведения какой-то деятельности может быть неугоден для тех, кто способен совершить насилие по отношению к вам. В лучшем случае ваше дело ввиду угрозы насилия со стороны обычных или стационарных («государственных») бандитов будет остановлено, из-за чего вы понесёте большие финансовые потери. В худшем случае вы просто станете очередным «покончившим с собой».
Любому, кто занимается какой бы то ни было экономической деятельностью, особенно если та связана с ведением бизнеса или инвестициями в какие-то активы, выгодно и необходимо вкладываться в борьбу с насилием. Только искоренив насилие в человеческом обществе можно будет устранить его риски и наконец-то спокойно заняться своими делами не боясь завтрашнего дня. Инвестиция в борьбу с насилием явно стоит того, чтобы одновременно сохранить и свою деятельность, и свою жизнь!
Ранее мы уже рассматривали тему того, почему корпорациям выгодно бороться с насилием. Если кратко – они зарабатывают свои деньги на продаже продукции, которую необходимо постоянно технологически совершенствовать. Фактически новые технологии являются источником их прибыли. Однако технологии в ходе своего развития становятся всё более опасными. В будущем и вовсе можно ожидать, что, например, даже типичной пользовательской технике ввиду стремительного расширения функционала понадобятся сверхъёмкие энергоносители, а это уже может быть использовано в насильственных целях, в том числе и террористических актах. Или воспользоваться ставшим повсеместно-доступным ДНК/РНК синтезатор и начать создавать опасные вирусы. В результате насилие мешает дальнейшему прогрессу, который критически важен для выживания человечества в целом, а также становится преградой для получения прибыли частными компаниями. Именно поэтому им выгодно бороться с насилием.
Конечно же можно услышать такой аргумент, что крупным корпорациям и элитам выгодно лишь бороться с насилием среди обычных людей, дабы те не смогли выровнять баланс потенциала насилия в свою сторону и угрожать им. Технологии же в этом вопросе вообще находятся на дальнем плане и ничего не значат. Не спорю, что это было актуально в прошлом, и даже в 20-ом веке, поскольку тогда опасные технологии (то же ядерное оружие) находились лишь в руках крупных правительств. Однако сейчас вопрос опасных технологий становится настолько актуальным, каким он не был никогда ранее.
Ладно, допустим элиты решат лишить насильственности обычных людей, например с помощью внедряемой «сверху» генотерапии, чтобы те могли безопасно использовать опасные технологии и даже не думали о совершении актов насилия. В то же время они оставят насилие для самих себя, дабы раз и навсегда закрепить за собой бесконечный насильственный потенциал и иметь возможность продолжать насильственную политику по отношению к населению продвигая свои интересы через правительственные силовые органы.
Но не забываем – сами по себе элиты абсолютно ничего не значат без обслуживающих их силовых агентов. Мы уже говорили об этом в материале под названием «Наша цель – устранение насильственности пешек». Если технология генотерапии от насилия станет всеобщим достоянием, то её можно будет использовать против силовых агентов в непосредственных стычках, например выпуская в них дротик с соответствующей вакциной. Но допустим, что генотерапия внедряется сверху вниз и у простых людей пока что нет возможности добыть эту технологию или воссоздать её. Однако и это положение дел ничего не изменит.
Всё дело в том, что силовые агенты, работающие на такие элиты – тоже обычные люди, часть остального населения. Защита элиты лишь их работа, а вне своей работы они ведут обычную жизнь, в том числе и пользуются технологическими новинками. В итоге элиты сталкиваются со следующей проблемой – если они хотят сохранить свои силовые функции, то им нужно оставить насильственные склонности у работающих на них агентов. Но эти агенты ведь тоже могут в один момент использовать опасные технологии в насильственных целях, например если кого-то из них перестанет удовлетворять внедряемая сверху политика или же вовсе просто из-за необузданного желания совершать насилие. А это в свою очередь вынуждает элиты либо тормозить технологический прогресс, что выльется в потерю прибыли, безрезультатное проедание ограниченных ресурсов и снижение шансов человечества на выживание, либо же внедрять генотерапию от насилия всем, в том числе и работающим на них агентам. Думаю, когда наступит момент выбирать, то они сочтут второй вариант более приемлемым, ведь все они хотят продолжать жить и улучшать условия своей жизни, пусть и придётся лишиться возможности проводить силовую политику.
Некоторые люди говорят что готовы даже лично помешать разработке генотерапии против насилия (для усиления ингибирующего насилие механизма Лоренца, также известного как VIM в англоязычных исследованиях). Что же, это их право. Не станем напоминать что у них вряд ли получится помешать разработкам в реальном мире ибо большинство учёных идейно выступают против насилия. Но представим что им это всё же удалось, или разработка данной генотерапии оказалась слишком сложной для текущего технологического уровня и при нашей жизни генотерапия против насилия так и не была создана.
Для начала отметим, что отсутствие генотерапии нисколько не отрицает факта существования МЛ/VIM у вида Homo sapiens и различной его силы у разных людей. Это уже было доказано авторитетными учёными и непременно рано или поздно станет общепризнанным фактом. Как и путь по которому усиливается МЛ/VIM под давлением естественного отбора. В следствии этого, без разработки корректирующей генотерапии, судьба для склонных к насилию людей будет крайне печальная. Они окажутся в такой ситуации, что будут буквально молить Бога чтобы поскорее эта генотерапия появилась!
1) Самый мягкий, либертарианский сценарий. Когда понимание МЛ/VIM войдёт в мейнстрим и начнёт освещаться в СМИ, тут же появятся активисты которые будут умышленно провоцировать всех подряд словами, одеждой, жестами, а поддавшихся на провокацию — немедленно уничтожать в рамках самообороны. По сути они повторят «Маскарад», который даже не зная теории Лоренца, на которой мы основываемся, успешно провёл маршал Жуков в послевоенной Одессе для «искоренения преступности». Почему данный подход либертарианский? Да потому, что по принципу неагрессии (НАП) «можно обидеть, но нельзя обидеться», т. е. провокация вполне допустима, как и самооборона, а вот применение физического насилия в ответ на провокацию это нарушение НАП. В итоге создаётся давление естественного отбора на усиление МЛ/VIM. Если вы, конкретный противник генотерапии, не на словах, а на деле склонны к насилию, то будете непременно удалены из популяции.
2) Умеренно-этатистский сценарий. Очень вероятен в развитых странах, где низкий уровень насилия уже сейчас, а гуманизм и права человека более-менее признаются как ценность. Склонность к насилию признаётся общественно-опасной патологией, как, например, неизлечимые инфекционные заболевания. Ещё сотню лет назад даже в США было нормой отправлять в пожизненный карантин таких носителей опасных инфекций как лепра и тиф. Аналогично будет и с насильниками — на острове или в какой-то глуши создадут резервацию, куда будут ссылать всех склонных к насилию как общественно-опасных элементов. Внутри они будут жить довольно свободно, примерно как сейчас в некоторых местах лишения свободы в Норвегии для не очень опасных преступников. Но выйти из этой резервации они уже не смогут никогда (по крайне мере до создания генотерапии или другого метода усиления МЛ/VIM).
3) Авторитарный сценарий. В развитых странах маловероятен, но кто его знает куда повернут звёзды… Проще некуда — массовое генетическое тестирование и принудительная эвтаназия или стерилизация с последующей ссылкой всех носителей слабых вариантов МЛ/VIM (т. е. склонных к насилию). Лично я как либертарианец/волюнтарист, естественно, не одобряю этот сценарий, но хотел бы предупредить противников генотерапии что общество в любой момент может перейти в тоталитаризм и уничтожению будете подвержены лично вы. В истории было достаточно примеров!
Так что запомните хорошенько — когда существование ингибирующего насилие механизма у вида Homo sapiens и вариабельность его силы у разных людей станет общеизвестным фактом, насилие будет искоренено вне зависимости от успехов в разработке генотерапии. Только вот какими методами это произойдёт уже зависит лично от вас!
Ещё совсем недавно принудительная стерилизация «неполноценных» была реальностью даже в казалось бы «свободных» США
Развитие биотехнологий приближает момент, когда можно будет создать генотерапию, способную активировать у человека ингибирующий насилие механизм, о котором писал Конрад Лоренц. Однако вместе с этим возникает и риск появление совсем противоположной генотерапии, нацеленной именно на устранение любых сдерживателей насилия в человеке. Поэтому кто-то может и вовсе посчитать затею с созданием генотерапии против насилия бесполезной, так как если можно сделать её, то можно сделать и генотерапию для раскрепощения насильственного потенциала. Спрос на неё может найтись среди некоторых психов, маньяков, людей, которые чрезмерно дорожат своей насильственностью, считают её смыслом своей жизни и не желают с ней расставаться из-за какого-нибудь дротика с препаратом, выпущенного в него во время очередного нападения. Также некоторые группы людей (сторонники авторитарной власти) могут считать важным достижение определённых целей силовым путём, из-за чего силовиков-исполнителей необходимо защитить от риска лишения насильственности.
Конечно, подавляющее большинство учёных выступают против насилия и вряд ли кто-то из них станет заниматься подобными разработками. Но что случится, если среди них всё же найдётся тот, кто решит помочь насильственным выродкам? Давайте пройдёмся поэтапно:
1) Существует вероятность неконтролируемого распространения препарата, отключающего механизм Лоренца, и если это случится, то весь мир погрязнет в насилии и войнах, выживание человечества станет невозможным (практически повторится типичный сценарий из фильма про зомби).
2) Этот риск приведёт к необходимости создания обновлённой генотерапии против насилия. Она может быть способна не допустить отключения механизма Лоренца какими бы то ни было методами, однако в том случае, если этого нельзя обеспечить гарантированно, то единственным вариантом останется сделать так, чтобы человек погибал от попытки снять с себя ограничения на насильственное поведение. Допустить выживания стремящихся к насилию людей в такой ситуации попросту нельзя, иначе произойдёт ранее указанный сценарий.
3) После этого случится довольно быстрое выравнивание баланса потенциала насилия, будет достигнута абсолютно-всеобщая вооружённость (до каждого Васяна отчётливо дойдёт, что оружие в таком мире — единственный залог выживания). Новый статус-кво будет держаться за счёт того, что меньшинство садистов будет бояться деактивировать механизм Лоренца чтобы нападать на большинство ненасильственных людей, способных уничтожить их при первой же попытке инициировать насилие.
4) Стационарный бандит (государство) не переживёт ни появления генотерапии против насилия, поскольку он тогда лишится возможности силой навязывать свои порядки, ни появления блокиратора ингибирующего насилие механизма, ведь в таком случае работающие на него силовики вместо мирных протестов получат коктейли молотова, бутылки с серной кислотой, инфекционные агенты, очереди пуль из автоматов и т.п. со стороны тех самых людей, которые сняли с себя ограничение в насилии и будут его проявлять ко всем, в том числе и к ним. Фильмы про зомби хотя и являются чистой фантастикой, но тем не менее довольно точно передают что случится с государством при таком сценарии.
В результате получается так, что создание препарата для отключения сдерживающих насилие механизмов тоже приведёт к устранению стационарного бандита, которого сторонники авторитарной власти и силовых мер так любят и считают наилучшим механизмом достижения каких бы то ни было целей. Они этого не понимают, но ещё хуже, что они не понимают катастрофического сценария, к которому приведёт создание такого препарата, если вовремя не будет обновлена генотерапия против насилия по соответствующим второму пункту параметрам или по крайней мере не будет выровнен баланс потенциала насилия, чтобы всех образовавшихся насильников ликвидировать во время их нападения.
Если непонятно, где именно признаёшь – вот диалог в чате:
Фиолетовый дракон: @ancapsan, интересно, а если Битарх всё-таки изобретёт свою либертарианскую прививку, протестирует её и получит одобрение от независимых врачей, то ты привьёшься?
Анкап-тян: Тут важно понимать, какие именно изменения будут происходить в организме, и решать, исходя из конкретики. Если действие будет именно таким, как мечтается Битарху, и во что я не верю, потому что вроде бы генетика ни фига так не работает – то почему бы и нет, на возможностях самообороны это не скажется, а если мне потребуется именно насильственно отомстить, я бы и сейчас предпочла для этого не сама действовать, а нанять специалиста.
Сначала думала отшутиться, но отвечу, пожалуй, серьёзно.
Предмет моего главного разногласия с Битархом – моя неприязнь к оперированию холистическими конструкциями. Я предпочитаю рассматривать не насилие как явление, а насилие, которое проявляет один конкретный субъект в адрес другого конкретного субъекта. И уже это конкретное насилие рассматриваю в контексте либертарианской идеологии, которая провозглашает своей ценностью свободу. И эта самая свобода означает, что я оставляю за собой право в том числе и на месть, если так будет мне угодно. Разумеется, я при этом оставляю за окружающими право пытаться меня остановить и привлечь к ответственности.
Мои собственные моральные воззрения, которые могут побудить меня вступить в конфликт, в том числе насильственный, для меня выше абстрактного желания иметь мир, полностью лишённый агрессивного насилия. Попытки сманипулировать мной в духе “пока в мире остаётся насилие, человечество в опасности” могут привести разве что к хмыканью: “значит, пусть остаётся в опасности”. Я бы пожалуй, даже заострила тезис. Если допустить, что существует кнопка, нажатие на которую уничтожает человечество, я бы хотела её иметь. Не для того, чтобы нажать, а для того, чтобы знать, что могу это сделать. Это очень важный стимул для человека – расширение возможностей, то есть степеней свободы. Свободы.
И уж тем более для меня важно иметь возможность ответить на насилие в мой адрес, как непосредственно в момент атаки, так и постфактум, если мне так будет удобнее. Добровольно уничтожать в себе способность к подобному я не стану. Так что простите уж, в вышеприведённом диалоге я наврала.
При этом всём я глубоко ценю изыскания Битарха с Волюнтаристом, касающиеся исследования механизмов, влияющих на отношение людей к проявлению насилия. Более того, я уважаю стремление Битарха получить в своё распоряжение кнопку, которая истребляет в человечестве склонность к агрессивному насилию. В конце концов, чем это хуже желания иметь кнопку уничтожения человечества? Правда, он алчет этой кнопки для того, чтобы её нажать, и это немного меняет расклад: возможно, мне его ещё предстоит останавливать, как в классических боевиках останавливают сумасшедших учёных. Что ж, это будет интересно.
Потенциальное устройство свободного общества обычно представляется как система территориальных и экстерриториальных контрактных юрисдикций (КЮ) с добровольным участием и различными внутренними порядками. Так, сторонники отличающихся взглядов на жизнь и общественное устройство могут объединяться в отдельные сообщества для реализации собственных сценариев счастья. Такой подход предполагает абсолютную свободу и добровольность выбора человека. Однако вместе с этим поднимается вопрос – а что делать, если в какой-то из КЮ начнут проводиться насильственные практики?
Для начала разберём более внимательно сам вопрос «насильственных» КЮ. На самом деле трудно представить, как насилие может произойти против воли самих участников. Фактически КЮ является просто поставщиком услуг, у которого нет возможности ограничить свободу передвижения в рамках определённых территориальных границ (как сейчас это делают государства), что необходимо для проведения принудительных насильственных практик. Тем более такое становится невозможным, если в обществе присутствует сколько-нибудь равномерный баланс потенциала насилия (всеобщая вооружённость) ибо в таком случае посягательство на их свободу выхода по крайней мере будет невыгодным для рациональных агентов.
Но кроме сценария принудительного насилия есть ещё вариант насилия по согласию, ну или насилия против людей, не способных в полной мере на самозащиту и не считаемых самостоятельными субъектами права в этой КЮ, например, детей. Такую КЮ могут устроить какие-нибудь фанатичные традиционалисты и консерваторы. Пропагандой они могут убедить более слабых членов общества в том, что насильственная иерархия доминирования – нормальная, а то и необходимая вещь. А детей и вовсе никто спрашивать не будет. Кстати, что касается детей, иногда ещё и приводится идея КЮ педофилов как попытка дискредитировать концепцию свободного общества. Но, конечно же, никто из действительных сторонников свободы и недопустимости насилия такое не поддержит и в случае проведения подобных практик выступит за вмешательство, нацеленное на их прекращение. В реальной жизни интервенция также неизбежно произойдёт и в КЮ, поддерживающие любые формы рабства, вне зависимости от заключённого ранее контракта.
Кто-то может считать, что нет ничего плохого в насилии по согласию, а также в насилии как методе воспитания детей, и что это допустимые практики в рамках отдельных сообществ. Однако насилие в любых формах приводит к печальным последствиям. Оно становится «нормальным» общественным явлением и самые склонные к насилию люди, которые лучше всего подходят под насильственные порядки, добиваются наибольшего успеха в жизни, тогда как люди без таких склонностей фактически превращаются в изгоев. Как в социальном плане, так и в плане самой «природы человека» (эволюционно) насильственность закрепляется и становится неотъемлемой частью жизни.
Недавно я выкладывал картинку, на которой изображено типичное для мезоамериканских народов, живших на территории современной Латинской Америки, человеческое жертвоприношение, а один из зрителей говорит другому: «Всё в порядке, они ведь построили нам дороги». В комментариях мне сразу начали указывать на неверность аналогии с нынешними государствами, поскольку данные жертвоприношения выполнялись по добровольному согласию жертв, зачастую преследующих благо для своих родственников, которые после ритуала получали определённые привилегии. Но, уверен, никто не будет спорить, что такие практики после себя явно оставляют лишь склонных к насилию людей, способных на убийство, тогда как не склонные к нему люди как раз и становятся в них жертвами. Отбор работает в пользу насилия и насильников, закрепляя в популяции крайне слабые варианты ингибирующего насилие механизма Лоренца. Мы даже сейчас можем увидеть результат такого отрицательного отбора в Латинской Америке, особенно её северной части (не путать с Северной Америкой где находится США и Канада). Многие ныне живущие там люди являются потомками коренного населения с их насильственными ритуалами и потомками жестоких испанских завоевателей. Эта смесь в итоге стала причиной чрезвычайно высокого процента убийств (в Сальвадоре, Гондурасе и Венесуэле он самый высокий в мире), а также чрезмерной жестокости происходящих там расправ, на фоне которых меркнет даже деятельность каких-нибудь исламских террористов.
Очевидно, именно от насильственных КЮ ввиду крайне высокого процента насильников в них больше всего можно ожидать военного нападения на другие мирные КЮ и их участников (в том числе с использованием средств массового поражения), а в конечном итоге и восстановления насильственной иерархии доминирования во всём обществе. Даже добровольные насильственные практики мы не можем никак оправдывать, так как они обязательно приведут к росту числа способных на насилие людей и соответствующим этому последствиям.
Конечно, мы против насилия и войны как решения любой проблемы, в том числе и проблемы самого насилия, поэтому мы не поддерживаем военное вмешательство. Более того, для его осуществления нам самим нужно стать насильниками, способными на инициацию агрессивного нападения. Но в целом, конкретно в данном вопросе, мы за вмешательство, так как только оно позволит не допустить роста количества насильников и разрастания проблемы насилия. Любые насильственные практики, такие как намеренное нанесение физического вреда, силовое принуждение, а уж тем более убийства (даже если те добровольны) должны порицаться, а их исполнителей как минимум необходимо подвергать разнообразным репутационным и финансовым санкциям, делающим их жизнь крайне трудной и неприятной (конечно же до того момента, пока они не решат отказаться от проведения таких практик). Если этого окажется мало, то помочь оппозиции (противникам насилия в таких КЮ) поставками вооружения и препаратов генотерапии, чтобы они могли устранять насильников в непосредственный момент нападения на себя, как самооборона. Нельзя допускать даже малейшую оправданность насилия. И это вмешательство не является нарушением свободы и добровольности как таковой, поскольку мы всё же не предлагаем именно силовых мер. А разнообразные несиловые меры воздействия абсолютно оправданы в случае рисков, которые несут в себе любые насильственные практики.
В силовых органах стационарного бандита (государства) в среднем работают явно более склонные к насилию люди, нежели если брать всё население в целом. Однако даже их насильственные склонности не являются абсолютно несдерживаемыми. Большинство из них всё ещё не сможет убить человека инициировав к нему насилие, а не только при непосредственной самозащите. Убийство на порядок более серьёзный акт насилия, нежели повалить на асфальт, заломить руки за спину или избить дубинкой, что мы можем наблюдать на тех же митингах. Для его совершения нужно, чтоб человек был совсем безбашенным насильником. Но такие в большинстве случае вряд ли вообще могут добраться до службы в силовых органах будучи пойманными на совершении насильственных преступлений ещё в подростковом возрасте. А значит мы можем выработать одну очень радикальную, но при этом действенную стратегию борьбы со стационарным бандитом.
Для её осуществления нам понадобится «устройство самоуничтожения», например ошейник с небольшим количеством взрывчатки. Добровольно надеть на себя такое устройство смогут немногие, однако есть ведь активисты, которые в знак протеста идут на то же самосожжение, а здесь получение значительного или смертельного ущерба для себя и вовсе не обязательно, так как задача состоит не в том, чтобы совершить ритуальное самоубийство, а в том, чтобы сдержать силовиков от совершения акта насилия. Как? В данный ошейник необходимо встроить устройство автоматической активации, например на чью-либо попытку ударить или обездвижить носителя (для определения этого можно использовать программу с искусственным интеллектом). Активация должна быть именно автоматической, поскольку решиться на самостоятельную непосредственную активацию сможет лишь очень небольшой процент людей (лишь те же, кто способен на самосожжение). Силовики это знают, а поэтому вполне вероятно решатся обездвижить и обезоружить человека, если активация не будет автоматической, что скорее всего им удастся. Также активист должен предварительно сообщить в СМИ перед совершением акции или непосредственно силовикам во время неё о том, что на нём находится такое устройство.
Таким образом любое насильственное действие со стороны силовиков будет приводить к серьёзному травмированию, а то и смерти активиста. А позволить себе этого они не могут, среди них ведь очень мало совсем отбитых маньяков, и даже те могут не решиться ввиду того, что это выльется им в серьёзные последствия, учитывая, что такая гибель активиста и виновные в ней силовики сразу же окажутся на всеобщем обозрении. Даже с террористами силовики изначально стараются вести переговоры, а не сразу ликвидировать. Кстати, недавно был случай, когда один вооружённый мужчина, к которому наведались силовики ввиду подозрения о складировании оружия, решил оказать им вооружённое сопротивление, забаррикадировавшись в своём доме. Самым простым вариантом решить эту проблему для силовиков была бы мгновенная ликвидация, учитывая, что в доме кроме этого мужчины никого не было. Однако они в течение целых 9 часов занимались оцеплением дома, пытались совершить штурм, в итоге всё закончилось гранатомётным обстрелом, в результате чего в доме случилось возгорание, во время которого и погиб обороняющийся.
Представьте теперь себе, что хотя бы небольшой процент активистов поставит силовиков перед выбором: или не бей, или убей? Фактически на этом деятельность силовиков будет парализована, им придётся тратить свои силы и время на разбирательства с этими активистами (однако успешными они не будут, так как единственный приемлемый для силовиков вариант – уговорить активиста снять с себя устройство, на что тоже далеко не все поведутся). Тем же временем остальные протестующие смогут более свободно и спокойно проводить свои акции, пока силовики отвлечены от них. Также со временем они могут в целом начать бояться применять насилие к протестующим, так как это устройство может оказаться на любом из них.
К государству, имеющему неоспоримую власть и монополию на насилие, принято относиться как к сугубо человеческому социальному явлению. Однако если взять саму основу устройства государства, то есть факт силового принуждения людей со стороны политической власти, то его смело можно назвать одной из форм насильственной иерархии доминирования, такой же как иерархии, возникающие в определённых условиях у многих видов животных. Это подталкивает нас к анализу явления насильственной иерархии доминирования в целом, предпосылок и последствий её возникновения, в том числе и в случае человека.
Мы пройдёмся по всем пунктам этой темы. Рассмотрим историю появления и развития государств, сравним её с тем, как возникают насильственные иерархии доминирования в случае животных, в том числе не обойдём стороной и известные эксперименты, такие как «Вселенная-25», в котором популяция мышей вымерла несмотря на изобилие ресурсов, или эксперимент Дидье Дезора, где одни крысы насильно принуждали других крыс плавать за едой через бассейн. В результате этого мы сделаем определённые выводы касательно влияния насилия на общество в целом.
Давайте для начала подтвердим насильственность природы государства. Для этого нам необходимо обратиться к теории стационарного бандита. Исходя из неё государство является оседлым (стационарным) бандитом, который решил закрепиться на определённой территории, единолично контролировать её и грабить население в долгосрочной перспективе [1]. Нам стоит посмотреть на то, что является предпосылкой к независимому возникновению государств в разных уголках мира. Возьмём долины Нила, Тифа, Евфрата, Инда в Старом Свете и долину Мехико, а также горные и прибрежные равнины Перу в Новом Свете. Все эти места объединяет одно – ограниченные морями, горами или пустынями земли, пригодные для ведения сельского хозяйства. Бежать в таких местах от силового принуждения попросту некуда, что и привело к появлению там первых государств. Также к этому добавим и социальные границы. Общины, находящиеся в центре заселённых земель, куда больше рискуют быть подчинёнными, нежели расположенные на периферии [2].
Со временем весь мир оказался под силовым контролем отдельных групп лиц, и это продолжается сейчас. Не забываем, что современные государственные границы нарисованы в результате войн и подчинений. Даже если предположить, что в прошлом какая-то группа людей действительно добровольно согласилась сформировать монопольное правительство, всё равно либо её насильно кто-то подчинил себе, либо она сама занялась подчинением других. Также происходило подчинение следующих поколений, которые изначально не соглашались на такой договор. Нынешние государства тоже активно контролируют вашу жизнь и свои границы, прибегая ко всем возможным средствам. Если государство не разрешит вам что-то – ваши шансы спрятаться или убежать от него будут крайне мизерными.
Запомним то, что говорит нам теория стационарного бандита о государстве, и перейдём к рассмотрению вопроса насилия в мире животных, что очень важно для понимания причин возникновения насильственной иерархии доминирования. Здесь стоит начать из исследований этолога Конрада Лоренца, которые показали, что у видов с сильной врождённой вооружённостью эволюционно выработалась и сильная врождённая внутривидовая мораль ненасилия, то есть механизм, ингибирующий проявление насильственного поведения во внутривидовых стычках [3]. Хорошо продемонстрировать этот механизм нам может следующий пример:
«При территориальной стычке ядовитые змеи преувеличивают себя, вытягиваясь, кто выше встанет, раскачиваются, толкают друг друга, но никогда не только не кусают, но даже не демонстрируют оружие. Некоторые виды даже угрожают друг другу, отвернув головы. Недаром не только обычные люди, но и многие зоологи принимали турнирные сражения змей за брачные танцы.» [4]
Никто не будет спорить, что ядовитые змеи – сильно вооружённые виды, с помощью ядовитого укуса они могут мгновенно убить своего сородича. Но своих они не кусают. А всё из-за механизма Лоренца (МЛ), ибо если его выработка с ходом эволюции была бы невозможна, то многие виды попросту бы самоуничтожились. Однако выработка этого механизма – довольно очевидный процесс, учитывая, что особи без врождённого сдерживателя насильственного поведения очень часто подвергали бы себя смерти ввиду многократных нападений на сильно вооружённых сородичей, а поэтому их генетический материал не передавался бы следующим поколениям.
Данный механизм можно наблюдать в той или иной степени у многих видов. Чем сильнее вооружён вид, тем сильнее у его представителей выражен МЛ, и наоборот – у слабых видов он выражен слабо. Довольно интересные примеры приводил Лоренц касательно волков, которые не кусают своих соплеменников за шею, и воронов, ни в коем случае не выклёвывающих глаза других воронов даже во время стычек. А вот оставив на некоторое время в одной клетке двух горлиц – на первый взгляд мирных птиц семейства голубиных, Лоренц обнаружил, что одна из них чуть ли не убила вторую. Конечно же у горлиц не мог выработаться сильный МЛ ибо в данном случае его отсутствие не угрожает их выживанию, так как у них слабое вооружение и находясь в природе они могут легко убежать от нападающего.
Исходя из этого мы можем связать выработку МЛ с двумя факторами: наличием сильной врождённой вооружённости и невозможностью сбежать от насильственного преследования. Теперь пришло время перейти к теме возникновения насильственной иерархии доминирования среди животных, и возьмём в качестве примера известный эксперимент под названием «Вселенная-25». В данном эксперименте этолог Джон Кэлхоун создал загон для мышей, в котором обеспечил их изобилием ресурсов. Изначально популяция мышей стремительно росла вплоть до 2200 особей, однако после этого их количество пошло на убыль, и менее, чем за 5 лет, популяция полностью вымерла.
Причин этому можно назвать много, условия загона Кэлхоуна на самом деле были далеки от райских, также существует мнение, что проблема состоит в самом изобилии ресурсов и человечество, кстати, при его нынешнем высоком благосостоянии ждёт то же самое. Однако, самым главным фактором, который привёл к вымиранию, особенно в сравнении с вивариями других лабораторий, где популяции мышей спокойно проживали и десятки лет, было то, что устройство загона способствовало появлению насильственной иерархии доминирования:
«Загон, который построил Кэлхоун, в отличие от обычного вивария и от естественных сред имел одну характерную черту: крайне нерациональную и неудобную систематизацию пространства для мышей, в результате которой сложилась такая ситуация, что 65 самых крупных самцов смогли монополизировать доступ к источникам пищи и к самкам, тогда как изгнанные в центр загона мыши вынуждены были влачить жалкое существование.» [5]
В таких условиях дальнейшее размножение стало невозможным. Уровень стресса мышей просто зашкаливал, а самцы, занявшие верх в иерархии доминирования, не давали другим самцам доступ к самкам даже после потери своей способности к размножению ввиду старости.
Вспомним ещё один эксперимент, проведённый французским исследователем Дидье Дезором. Шесть крыс были запущены в клетку, откуда был только один выход – в бассейн. В конце бассейна была кормушка с едой, но поесть там крыса не могла – доплыв, она брала еду и должна была вернуться к своим собратьям в клетку. В таких условиях сформировалась жёсткая иерархия доминирования, в которой одни крысы заставляли других плавать за едой и отнимали её у них. Здесь мы тоже можем явно связать возникновение иерархии доминирования с ограниченностью пространства и невозможностью сбежать с него.
Интересные случаи можно заметить и в мире приматов. Наблюдение за тремя видами макак показали, как в двух из них (макака-резуса и макака-крабоеда) можно увидеть сильную иерархию доминирования, тогда как социальные взаимоотношения третьего вида (тонкского макака) несут ненасильственный характер [6]. Разные исследователи объясняют это различие как факторами окружающей среды, так и генетикой. Однако скорее всего имеет место связка этих факторов – соответствующая среда привела к выработке соответствующих врождённых склонностей, а точнее более слабого МЛ у первых двух видов и более сильного МЛ у третьего (такого объяснения в исследовании о макаках не даётся, но оно идеально подходит исходя из объяснения природы насилия у многих других видов).
Ещё интересный случай наблюдали биологи Роберт Сапольски и Лиза Шер касательно одной стаи бабуинов – приматов, известных своей агрессивностью. В 1982 году наиболее агрессивные самцы этой стаи начали кормиться на туристической свалке и съели заражённое мясо. В конце концов все они умерли, оставив вместо себя менее агрессивных самцов. В итоге уровень насилия в стае резко сократился [7]. Также стоит вспомнить о карликовых шимпанзе – бонобо, поведение которых менее насильственное, нежели поведение других шимпанзе. Объясняется этот факт тем, что им не приходится делить свой ареал обитания с крупными и агрессивными гориллами. Те вытесняют и ограничивают в ресурсах других шимпанзе, что фактически приводит их к той самой ситуации, когда бежать от насилия внутри общества ввиду ограниченности доступного для жизни пространства становится некуда.
Вернёмся теперь к человеку. Он от природы слабо вооружённый вид, что является одной из предпосылок к выработке слабого варианта МЛ. Совместив это с фактом ограниченности пригодного для ведения сельского хозяйства пространства на территории возникновения первых государств, можно сделать вывод о том, что государство является такой же формой насильственной иерархии доминирования, как и в случае других видов, когда они тоже попадают в аналогичные условия обитания. А со временем люди, наиболее склонные к насилию, занявшие вершину этой иерархии, получали всё большие возможности в контроле и ограничении свободы всех остальных людей. Так мы и дошли к современному государству тотального контроля, в котором, о чём мы говорили в самом начале, вы без разрешения сверху не имеете права ни на что, в том числе и права убежать от насилия стационарного бандита.
Такое положение дел сильно угрожает выживанию человечества. Вспомним эксперимент Кэлхоуна. Многие его называют пророческим ввиду наблюдаемого снижения рождаемости в развитых странах. Но обычно при этом приводятся неверные причины, связанные с высоким уровнем благосостояния. А единственная верная причина – наличие насильственной иерархии доминирования. Это же и объясняет, почему в менее развитых странах рождаемость снижается не так сильно – у государств там попросту не хватает технических средств и ресурсов для контроля своего населения, независимо от того, какой уровень контроля прописан их законами.
Ещё одна причина, почему насилие является большой проблемой и с ним необходимо бороться, состоит в множестве отрицательных экстерналий. Это и рост уровня стресса в обществе, и торможение развития экономики, но что наиболее важно – риск уничтожения человечества ввиду использования средств массового поражения. И такие средства с каждым днём становятся всё более доступными даже для небольших организаций и отдельных индивидов. Например, тенденции в развитии биотехнологий говорят нам о том, что скоро создание искусственных вирусов будет довольно лёгкой задачей, а это в свою очередь позволит какому-то насильнику создать и выпустить очень опасную инфекцию, куда серьёзнее коронавируса, с которым нам пришлось недавно столкнуться. Подробнее об этих экстерналиях и методах борьбы с насилием вы можете узнать уже в другом материале под названием «Насилие: проблемы и решения» [8].
Борьба с насилием, как и любая другая общественная деятельность, предполагает неприемлемость и недопустимость определённых явлений и практик, а также использование конкретных методов достижения намеченных целей. В этом плане тех, кто популяризирует идею борьбы с насилием, обвиняют в желании насильно принудить всех к подчинению их же собственным идеалам. Иногда можно услышать высказывания, исходя из которых жизнь в обществе, где были достигнуты наши цели, менее свободная и более несправедливая, нежели даже при некоторых довольно авторитарных государственных режимах.
Но подобная аргументация связана с простым непониманием, а нередко и с нежеланием понимать методы, которые мы предлагаем использовать в реализации практик по борьбе с насилием. Взгляд бросается исключительно на сами практики, а методы абсолютно игнорируются. Чтобы вам было понятно, о чём вообще идёт разговор, я перечислю и сами практики, и методы.
Что по нашему мнению и исходя из наших исследований должно быть достигнуто для подавления, а то и искоренения насильственности? Недопустимость проведения каких бы то ни было насильственных практик, всеобщая вооружённость (баланс потенциала насилия) и применение генотерапии от насилия. Всё это хотя бы частично, но всё же доходит до критиков. Какие же методы мы предлагаем? Оказание несилового давления с помощью репутационных и финансовых инструментов, а также самозащиту при непосредственном нападении. Но этот момент очень часто игнорируется. Некоторым критикам даже многократное повторение не доносит того, что мы предлагаем совсем другой подход в реализации наших целей. Они рассматривают всё в рамках абсолютно того же подхода, который используется государствами.
Только вот это совсем не так. Даже та самая генотерапия от насилия, которой по мнению некоторых критиков мы якобы хотим превратить всех людей в «овощей», абсолютно не предлагается к принудительному насаждению. Сценарии её применения абсолютно не выходят за рамки перечисленных нами ранее методов. Мы предлагаем применять её к конкретным насильникам при совершении ими непосредственных нападений, как средство самозащиты. Также мы предлагаем вводить репутационные и финансовые санкции по отношению к тем, кто совершил насилие в прошлом, а в качестве варианта снятия этих санкций предоставлять им на выбор генотерапию от насилия. И на этом всё!
Ещё один момент, который тоже был подвергнут критике, так это осуждение с нашей стороны любых насильственных практик, даже по добровольному согласию. Аргумент состоит в том, что мы не имеем права вмешиваться в совершаемое по добровольному согласию, даже если в результате этого кто-то кому-то наносит физический вред (ярким примером такого можно называть бои без правил). Да, мы предлагаем вмешательство, поскольку такие практики ведут к увеличению насильственности в обществе в целом. Но мы абсолютно не предлагаем силового вмешательства.
Осуждение и продвижение чего бы то ни было с нашей стороны всегда вписывается в рамки оказания ненасильственного давления и самозащиты при непосредственном нападении. А если кто-то говорит, что наши методы жестоки, а то и вовсе тоталитарны – он просто критикует идею абсолютно с ней не разобравшись, а лишь ради самого желания покритиковать. Тем более уж такие обвинения звучат абсурдно с учётом того, что мы ни в чём и никогда не предлагаем инициацию насилия и силовое принуждение к чему-либо. А ведь именно это и является инструментом абсолютно любой тоталитарной и жестокой политики, так что мы уж явно находимся очень далеко от тоталитаризма (а точнее вообще никак с ним не связаны). Вообще-то очень глупо выглядят обвинения нас в жестокости и тоталитаризме со стороны тех критиков, которые выступают за силовые наказания и в целом насилие как метод достижения тех или иных целей. И очень глупо ставить в один ряд несиловое давление и силовое принуждение.
В Сальвадоре всё в порядке с правом на оружие (от 21 года можно владеть, от 24 лет – носить, для лицензии нужен тест и справка о несудимости), свобода деятельности ЧОПов, всего 7,6% доля госсектора в экономике, низшее налоговое бремя во всей Америке. Теперь вот ещё ПМЖ за три биткоина дают. Не прям анкап, но многое реализовано успешно. При этом Сальвадор – одна из самых преступных стран мира: грабят, убивают и т.д. Где же пресловутый БПН, если любой добропорядочный гражданин может быть вооружён не хуже любого бандита?
Анонимный вопрос
Баланс потенциала насилия (БПН) – это понятие, некогда использовавшееся Битархом в качестве универсального рецепта от насилия (позднее он отказался от столь вульгарной трактовки), почёрпнутое им у Аузана, пересказывавшего модель Хиршлейфера с выводом условий устойчивости анархии. Однако в исходной модели всё отнюдь не сводилось к одному только БПН. Для устойчивости анархии по Хиршлейферу требуется низкая ожесточённость конфликтов, высокая дисперсия ресурсов и достаточно высокий доход от мирной деятельности.
Фактор ожесточённости это некий интегральный показатель, складывающийся из особенностей военных технологий, мотивации сторон и тому подобного. Напрямую он не вычисляется, поэтому скорее познаётся в сравнении между различными конфликтующими обществами. Дисперсия ресурсов обеспечивает трудность появления гегемонии благодаря контролю экономики. Высокий доход от мирной деятельности снижает мотивацию к войнам.
Что мы имеем в Сальвадоре? В анамнезе у него в 1969г. война с Гондурасом, потом гражданская война, длившаяся до 1992г., то есть можно предположить некоторую привычку к силовому решению вопросов, каковую институционалисты прослеживают с дремучих колониальных времён, и которая вообще довольно характерна для Латинской Америки. Ресурсы распределены весьма неравномерно: в крохотной густонаселённой аграрной стране сильный дефицит плодородной земли, и она вся сконцентрирована в горных районах. Уровень бедности и безработицы весьма высок, то есть в стране просто обязано быть большое количество дешёвых бойцов, которые неизбежно будут себя утилизировать, попутно кошмаря бизнес, и тем самым ещё усиливая бедность и безработицу.
Какие факторы должны приводить к уменьшению уровня насилия в Сальвадоре? Во-первых, пресловутый второй демографический переход. Меньше молодёжи – меньше бандитизма. Во-вторых, благодаря тому, что изрядную долю экономики составляют денежные переводы из-за границы, это увеличивает дисперсию ресурсов. Признание биткоина законным платёжным средством уменьшит комиссии на переводы, что увеличит доход от мирной экономической деятельности. Наконец, у страны есть недавний опыт перемирия между бандами и правительством, когда уровень убийств резко снижался. При желании могут повторить, это не только снизит уровень насилия, но ещё и увеличит децентрализацию власти.
Почему власть в Сальвадоре вполне может пойти на децентрализацию? Потому что есть соседний Гондурас, в недавнем прошлом военный противник. И он внедряет у себя панархические проекты, вроде чартерного города Просперы на острове Роатан, и ещё парочки поменьше. Маленький Сальвадор не может себе позволить тактику РФ в отношении соседей, предпринимающих попытки либерализации, потому что силёнок не хватит. Придётся вместо этого самим подтягиваться до их уровня. А зажиточные граждане – это куда более весомый фактор снижения насилия, чем какой-либо мифический БПН.
