или реалистичный сценарий перехода к свободному обществу

Колонка Битарха

Текст существенно мною переработан с разрешения автора. Оригинальная публикация – в паблике Битарха.

Прочитав заголовок, вы наверное не можете сразу понять, это шутка что-ли? Фраза выглядит как оксюморон! Стационарный бандит (государство) осуществляет свою власть через насильственное принуждение, поэтому о каком ненасильственном государстве вообще может идти речь?! На самом деле, такая форма общественного устройства вполне может существовать на переходном этапе к полностью безгосударственному обществу. Для понимания идеи нужно отделить инструменты государства по физическому принуждению от всего остального (законодательство, суды, реестры собственности, инфраструктура, дороги, медицина и прочее) и убрать первые.

Как вообще такой гибрид может появиться? Если коротко, то в результате принятия обществом идеи о недопустимости агрессивного физического насилия. Неагрессия хоть и является необходимым условием для создания свободного (либертарианского/волюнтаристского) общества, вполне может быть достигнута активистами, вообще никак не связанными с либертарианством. Например, в странах Скандинавии уже полвека, как достигнут однозначный консенсус о запрете насилия к детям, и это было сделано вовсе не либертарианцами. Ничто не мешает запустить общественную кампанию по продвижению универсального принципа неагрессии, например, мотивируя это угрозой сильных отрицательных экстерналий агрессивного насилия для всего общества (этот аргумент уже показал свою эффективность для запрета насилия к детям и даже животным, привёл к его искоренению в большинстве развитых стран) или даже самоуничтожения человечества. С довольно большой вероятностью эта кампания будет проведена активистами, даже не знающими значения слова «либертарианство», хотя, проводя её, они откроют путь в мир, где либертарианство будет возможно реализовать на практике.

Примерный сценарий, как могут развиваться события:

1) Новая (или даже та же самая) «Грета Тунберг» активно продвигает идею о недопустимости и опасности агрессивного насилия. Эти идеи получают вирусное распространение, быстро идут «в народ». Возможно, даже кто-то из активистов становится «Человеком года» по версии журнала Тайм.

2) Возрастает прессинг на чиновников и силовиков. Даже соседи им начинают говорить «ты новый Гитлер, пошёл вон», с ними перестают общаться друзья, их больше не впускают в бары и клубы. Всё большее количество силовиков отказывается браться за энфорсмент «преступлений» без жертв, типа превышения скорости, потому что боятся последующего шейминга. Кошмарить бизнес, особенно мелкий, для чиновников тоже начинает означать политическую смерть.

3) Люди, желающие твёрдого порядка и дисциплины, привыкшие стучать на соседей в полицию, конечно, возмущены. Полиция никого не пакует в кутузку, а приезжает и мягко уговаривает вести себя прилично – это работает хуже, да и вызывает моральное негодование: какого чёрта они так стелются перед этими скотами за наши налоги, вместо решительных мер.

4) Происходят неизбежные изменения и на законодательном уровне – в первую очередь, конечно, в странах парламентской демократии. Любой, кто выступает за сохранение статус кво, попросту проиграет выборы, как если бы он выступал за разрешение ДДТ или этилированного бензина. Выполняя запрос избирателей, парламентарии вынуждены изобретать меры принуждения, не подразумевающие применения насилия. На этом этапе, скорее всего, депутатами даже не рассматриваются вопросы, так привычные в дискуссиях про либертарианство (как перейти к частным дорогам, школам, больницам, пенсиям, субъектность детей, легализация наркотиков и прочее).

5) Итак, парламенты начинают принимать законы об упразднении таких мер пресечения и наказания, как лишение свободы, о запрете применения оружия полицией, а заодно, конечно, усложняют приобретение оружия частными лицами – но как раз этот запрет у государства толком не получится исполнять, ведь оно само отказалось от насильственного принуждения. Сокращается финансирование обороны, армия перестаёт тренироваться в горячих точках по всему миру, и ограничивается мирными учениями.

6) Все остальные функции государства (кроме силового принуждения) продолжают работать, как раньше: образовательные и медицинские учреждения, выдача документов, суды, регулирование дорожного движения, даже налоговая служба. Ведь когда во многих странах Европы начали говорить о запрете автомобилей с ДВС, никто не предлагал избавится от привычного «автомобильного» образа жизни совсем. Топливо для ДВС это гораздо удобнее, чем громоздкий аккумулятор, но оно оказывается жертвой борьбы за экологию, даже если в ней лишь 10% здравого смысла и 90% истерики. Аналогично и с насилием — для государства это очень удобный инструмент, но раз он считается неприемлемым, придётся искать альтернативу. Тем не менее, законопослушное большинство, которое и сейчас почти не сталкивается с государственным насилием, поначалу даже не заметит, что что-то поменялось.

7) В международной политике вместо военного принуждения уже давно используется механизм экономических санкций. Скорее всего, этот же способ вместо прямого полицейского насилия теперь будет применяться и к гражданам. Этот инструмент при всей своей обманчивой мягкости весьма мощен, особенно в социальном государстве, где от государства зависят всевозможные выплаты, получение бесчисленных разрешений на деятельность и так далее.

8) Люди, попавшие под каток экономических санкций государства, будут вынуждены искать возможность самостоятельного выживания. Появятся неформальные объединения взаимопомощи, которые постепенно обеспечат своим участникам, де факто вышедшим из-под государственной юрисдикции, более или менее приемлемые условия жизни. Фактически, это давно уже теоретически изученные нами контрактные юрисдикции.

Так постепенно, благодаря политическому давлению, делающему применение насилия неприемлемым, классические территориальные государства превратятся в панархии. Лишь часть контрактных юрисдикций будет либертарианской, но обратить человечество в либертарианство полностью – это совершенно избыточная задача. Вполне достаточно, чтобы выбор порядков, по которым человек живёт, происходил добровольно.