Автор: Битарх

Следующий шаг в эволюции гуманизма

Волюнтарист, Битарх

Все мы хорошо знаем, как развивалась история наказаний за правонарушения. В далёком прошлом смертная казнь являлась приемлемой, а то и обязательной мерой в случае нарушения разнообразных общественных порядков. Обычно это касалось религиозных норм и традиционных жизненных устоев. Сжечь, повесить или забить камнями могли за некое «колдовство», за измену, за половые связи нетрадиционного характера, за воровство, да даже просто за слова, противоречащие доминирующему в обществе мнению. И это считалось абсолютно нормальным, насилие мало кого смущало, наоборот – толпы зевак нередко собирались посмотреть на такое представление.

Со временем область применения смертной казни всё сильнее сокращалась. Это наказание было отменено для ненасильственных преступлений, оно осталось лишь как высшая мера против особо отличившихся жестоких насильников. Но и это долго не продлилось, в большинстве развитых стран от этой меры вскоре полностью отказались, её заменили тюремным заключением. А наказания за ненасильственные преступления тем более стали щадящими.

Но и это нельзя назвать желаемым положением дел. Конечно, много кто и вовсе находится в самом начале пути гуманизма, а в некоторых странах всё ещё могут забить камнями за измену, воровство или неподобающий образ жизни. Но вместе с этим некоторые общества в развитии гуманизма уже опередили всех остальных. Хорошим примером можно назвать Норвегию, где даже самого отбитого насильника Андерса Брейвика поселили, фактически, в хоромы со всеми удобствами. Конечно, его лишили свободы, это всё ещё является силовой мерой, но на этом наказание заканчивается – кроме лишения свободы ничего плохого заключённого не ждёт. В целом норвежская система правоприменения является одной из самых гуманных в мире, ежегодно закрывается по несколько тюрем ввиду отсутствия заключённых, а те, кто всё же попал в заключение, имеют в распоряжении множество благ и довольно большую свободу (в том числе и передвижения) в рамках тюремного учреждения. Для кого-то покажется крайне удивительным то, что заключённые вообще могут свободно, лишь по своему желанию уходить на футбольное поле, в библиотеку или на кухню, притом в последней в их распоряжении могут находится даже кухонные ножи. Но для некоторых обществ это уже реальность.

Сейчас я хочу сделать небольшую заметку касательно того, а зачем нам вообще быть гуманными. Это ведь и вовсе кажется несправедливым в случае некоторых категорий преступников. Но ответ довольно прост и очевиден: чтобы исполнять насильственные наказания, нам нужны склонные к насилию люди. Если никто не может нажать на курок при виде невооружённого человека, то и привести в исполнение смертный приговор не получится. Если же кто-то способен сделать это, то его ничто не остановит от убийства не только ради исполнения «высшей меры», но и ради наказания за несущественные и ненасильственные правонарушения, а то и вовсе в преследовании личных целей или удовлетворении своей насильственной натуры.

Делая насилие нормальным явлением, даже в качестве меры наказания, мы способствуем отрицательному отбору вида Homo sapiens в пользу более склонных к насилию людей. Без этого не будет палачей, необходимых правовой системе, в основе которой лежит сила. Но палач всегда может стать насильником, да и взращивая палачей мы не можем не взращивать и насильников в целом. И сдерживать это явление не получится. Если человек не склонен к инициации насилия, то он его не совершит независимо от того, каких взглядов придерживается. Если у человека есть такие склонности, то при изменении взглядов будет меняться лишь круг жертв его насилия, но в целом жертвы будут всегда. Также он всегда будет инициировать насилие в провоцирующих на это ситуациях, например в конфликтах, ссорах, при воспитании детей и во многих других случаях. Насильственность в обществе лишь будет возрастать, а проблемы насилия – усугубляться.

В некоторых обществах палачей уже почти что и не осталось, есть только люди, способные силой ограничить свободу других людей, и то не в полной мере. Но и это не конец развитию гуманизма, поскольку по уже описанному нами сценарию взращивая даже таких минимальных силовых агентов мы вполне себе получим пусть и не настолько опасных, но всё же способных на инициацию насилия людей. Этого, в том числе, будет достаточно, чтобы поддерживать насильственную иерархию доминирования в обществе (текущую государственную систему). Как и будет невозможным развитие научно-технического прогресса из-за вероятности катастрофических последствий для всего человечества, если (точнее, когда) опасные технологии попадут в руки склонного к насилию человека. Поэтому нам нужно совершить ещё один шаг в развитии гуманизма.

Этот шаг – полный отказ от инициации насилия, в том числе и для исполнения наказаний. Единственный сценарий, когда насилие может быть допустимо, это защита от непосредственного нападения. Это оборонительное насилие, способные лишь на такое насилие люди не представляют никакой проблемы, так как они не могут сами инициировать насильственные действия по какой бы то ни было причине, в том числе у них никак не получится создать и поддерживать насильственную иерархию доминирования, поскольку она требует именно инициации насилия в виде силового принуждения людей к подчинению. Такая модель поведения является эволюционно-оптимальной для всех высоковооружённых видов в природе, одним из которых является и Homo sapiens благодаря возможности изготовления оружия. Во всех остальных случаях против преступников и нарушителей порядков необходимо использовать несиловые меры давления на них и их наказания. Такими могут выступать разнообразные репутационные и финансовые инструменты.

Этот шаг является естественным продолжением процесса становления общества более гуманным, который уже длится в течении многих веков и на данный момент привёл нас от допустимости повсеместного убийства к пусть и ещё силовым, но довольно щадящим наказаниям, предполагающим лишь ограничение свободы без лишения необходимых для ведения нормальной жизни благ. Это шаг нужен чтобы ещё сильнее подавить, а в перспективе и искоренить насилие как явление в целом. Это следующая ступень в эволюции человека и человеческого общества. Давайте же способствовать этому процессу, а не тормозить его и скатываться в насильственное варварство!

Как быть с людьми, которые сейчас работают на государство или получают от него помощь?

Волюнтарист

Немалую часть населения составляют так называемые бюджетники – работники государственных структур и корпораций. По разным оценкам в России около 30% трудоспособного населения являются именно бюджетниками. И вполне основательно может возникнуть вопрос – как с ними быть в случае достижения свободного общества? Они ведь привыкли работать по стандартам государства, которые зачастую отстают от требований в частной среде. Например, профессиональность государственных учителей или медиков очень часто уступает таковой частных работников. Если не будет государства, то эти люди не смогут реализовать себя в частной среде, так как вряд ли с их относительно низкой квалификацией, а значит и плохой способностью привлекать клиентов и приносить доход организации, они вообще кому-либо нужны. А проходить дополнительную квалификацию для людей, уже много лет работающих в одном и том же темпе без каких-либо изменений, довольно трудная задача.

Неужели все бюджетники в один миг окажутся на улице? Но ведь тогда наступит катастрофа, всё же они составляют слишком большую часть населения. Скорее всего они потребуют возвращения привычной им монопольной и принудительной власти, так как при ней у них хотя бы не было проблем с тем, как выжить, государство давало им средства даже если они приносили довольно мало пользы другим людям. По критериям Хиршлейфера устойчивое свободное общество требует, чтобы в нём не было людей, загнанных за грань выживания, поскольку им нечего терять, они пойдут на что угодно, в том числе и на акты насилия, и чем больше таких людей, тем больше будет насилия, оно может достигнуть масштабов, угрожающих сохранению ненасильственного общественного порядка.

Кроме бюджетников также не забываем и о людях, получающих от государства помощь, без которой им просто не выжить. Инвалиды, пенсионеры, сироты, неужели их можно лишить получаемых ими благ для выживания, а значит тем самым довести до короткой нищенской жизни на подачки или вовсе гибели?

Однако у этого вопроса есть как минимум два решения, которые, конечно же, не смогут покрыть абсолютно все проблемы государственных служащих и получающих социальную помощь людей, однако должны справиться с преимущественным их большинством.

Первое решение возникнет само по себе в процессе практики агоризма. Создание альтернативных государственным общественных институтов ещё во время самого существования монопольной власти государства очень важно по той причине, чтобы люди не остались ни с чем, а имели возможность переключиться в удобном для них темпе из государственной работы на работу в аналогичных независимых организациях. Это смягчает проблему, поскольку бюджетники не будут поставлены в положение, в котором их ждёт только увольнение в один день и необходимость сразу же искать альтернативу. Нет, они смогут искать альтернативы имея возможность продолжать привычную им жизнь ещё некоторое время, не беспокоясь о собственном выживании.

Также в процессе практики агоризма будут возникать разнообразные сообщества по интересам, и бюджетники могут использовать их для организации систем взаимопомощи. Этот же ответ и применим к социально незащищённым слоям населения, в таких системах они тоже могут найти себе место.

Если же вам этот ответ кажется неубедительным, тогда есть ещё один вариант. Достижение свободного общества не состоит в устранении государства как организации, нет, этот процесс лишь нацелен на уничтожение его силовой структуры, позволяющей навязывать всем монопольный порядок через угрозу насилием, и выравнивании Баланса Потенциала Насилия среди всех субъектов общества, чтобы никто не мог просто так силой воссоздать власть. Это ещё называется сценарием ненасильственного государства. Так мы лишь добываемся появления альтернатив государственной организации, которыми могут воспользоваться все желающие, но не её полного уничтожения.

Разумеется, останется много людей, привыкших к государству. Даже без принуждения они будут платить ему за предоставляемые им услуги. Многим людям, государственные школы, поликлиники и другие учреждения просто привычны, поэтому они и продолжать пользоваться именно ими даже в условиях свободы. А значит бюджетники не потеряют своих мест. Также не потеряют своих социальных выплат и социально незащищённые слои населения.

Конечно же, ненасильственному государству, чтобы выжить в условиях свободы, придётся стать эффективной и конкурентной организацией. Можно ожидать, что у управляющих им чиновников это получится, поскольку они теперь будут иметь необходимые рыночные инструменты для оценки эффективности своей деятельности, ведь появится смысл сравнивать доходы с расходами (сейчас же такое сравнение бессмысленно, любые расходы можно покрыть налогообложением и использованием монопольных привилегий). Кроме того, им придётся работать честно, без обмана, коррупции и воровства, иначе государство-организация обанкротится, а они окажутся на улице в нищете и долгах. Также вполне ожидаемо и то, что руководство государства, когда оно станет конкурентной организацией, довольно быстро пополнится людьми, умеющими работать в рыночной среде, поскольку, опять же, это тоже очень хорошая возможность избежать банкротства.

Но даже если государство не станет эффективным в условиях свободы, всё равно за счёт людей, которые к нему привыкли, оно сможет продержаться некоторое время. Стоит провести аналогию со страхом перед прогрессом. Некоторые люди боятся, что новые технологии приведут к толпам выброшенных на улицу работников, ставших больше ненужными. Однако это работает не так, если, допустим, изобретут достаточно хороший автопилот, которым можно будет заменить живых таксистов, всё равно для его повсеместного внедрения понадобятся многие годы, если и вовсе не десятки лет. Профессия таксиста исчезнет постепенно, что позволит текущим таксистам доработать своё, просто не будет появляться спроса на новых таксистов, и выбирающие в данный момент свой профессиональный путь люди просто будут смотреть на другие, более актуальные варианты.

Так же и здесь. Если государство, став частной организацией, будет постепенно разваливаться, то текущие бюджетники и потребители социальной помощи смогут провести свою жизнь так, как они планировали, просто новые работники и нуждающиеся люди будут искать работу и получать помощь уже от альтернативных организаций. При сценарии ненасильственного государства тот самый день, когда всё в один миг развалится, вряд ли наступит.

Борьбу с насилием не критикуй, или как спорить с теми, кто выступает против борьбы с насилием

Волюнтарист, Битарх

Как вы знаете, мы продвигаем определённые методы борьбы с насилием: использование репутационных и финансовых инструментов для оказания несилового, но довольно эффективного воздействия на преступников разного рода; всеобщую вооружённость (баланс потенциала насилия) для обеспечения каждому возможности обороняться при непосредственном нападении; генотерапию как средства искоренения насильственности у склонных к ней людей. Нередко эти методы критикуются. Чаще всего эта критика связана с непониманием – критик лишь узнал о существовании идеи, она ему не понравилась, но он даже не удосужился её подробно изучить, а сразу начал критиковать. Но даже если у вас найдётся достаточно обоснованная критика данных идей, не нужно пытаться активно губить их. От этого лишь станет хуже, и сейчас я объясню, почему.

Начну с того, что все эти идеи не продвигаются в принудительном порядке. Репутационные и финансовые инструменты вовсе не предполагают силового воздействия. Самозащита оправдана, так как она является необходимым ответом жертвы на непосредственную инициацию насилия к ней. Главное – никогда не инициировать насилие самому. Генотерапия против насилия тоже не продвигается как насильно навязываемая мера – её необходимо использовать лишь как дополнительный инструмент защиты от насильников при непосредственном нападении (притом он более гуманный, выпустить пулю в лоб будет всяко хуже, нежели вколоть препарат, подавляющий насильственность). Также можно давить на склонных к насилию людей репутационными и финансовыми методами, чтобы те начали лечиться от своей насильственности. Как вы видите, мы не предлагаем что-либо навязывать людям силой. Наши методы либо ненасильственны вовсе, либо реализуются в рамках самозащиты при непосредственном нападении.

Если кому-то не нравятся наши методы – просто не применяйте их по отношению к себе. В конце концов с нашей стороны они вас никак не коснутся, если вы к нам не совершите насилия. Развивайте и продвигайте свои методы борьбы с насилием при наличии таковых. В сумме мы добьёмся лучшего результата, если каждый из нас будет бороться с насилием по-своему, а не пытаться топить тех, кто находится на его же стороне. Конечно, любые идеи стоит обсуждать – это необходимо для их развития. Но если борцы с насилием вместо развития своих идей будут заниматься лишь активным «уничтожением» друг друга, то это только сыграет на руку насильникам и ничего в итоге не изменится. А вы ведь, я думаю, не хотите своими же действиями помогать насильникам и поддерживать существование общественной системы, порядки которой основаны на угрозе применения насильственных мер?

После этих слов обоснованно критиковать любые методы борьбы с насилием, не предполагающие силового навязывания, вряд ли вообще можно. Конечно, сам критик может не выступать против насилия, а быть сторонником насильственных методов реализации мер. Что же, в таком случае ему для начала стоит признаться в том, что он, собственно, сторонник насилия, а то и сам насильник, чтобы никого не вводить в заблуждение. Ведь в любом случае действует следующее правило: если ты поддерживаешь насильственные методы, то ты сторонник насилия; если ты инициируешь к кому-либо насилие, то ты насильник. А если же кто-то выступает против насилия, но при этом поддерживает насильственные методы, то у такого человека явно не всё в порядке с логикой – нельзя быть одновременно и за насилие, и против него. В таком случае остаётся либо хорошо подумать над этим противоречием, либо не обманывать других и наконец-то признаться в насильственности своей позиции.

Насилие иррационально – рациональные стимулы против него не работают

Волюнтарист, Битарх

В современном мире активно практикуется слежка с использованием разнообразных цифровых средств, особенно камер наблюдения. Самые крупные города большинства развитых стран уже вдоль и поперек обвешаны ими. В общественности это продвигается как метод борьбы с преступностью, в том числе и насильственной. Если везде будут камеры, то мало кто вообще решится красть имущество и нападать на людей ввиду неизбежности наказания. Но не всё так просто. Камеры наблюдения действительно помогают в предотвращении ненасильственных преступлений. Но в случае насилия они бесполезны.

Анализ 41 исследования по этой теме показывает, что всё зависит от вида преступления. Лучше всего камеры предотвращают угон автомобилей и кражу имущества. Соответственно, именно на автостоянках и достигается наибольшая эффективность камер (снижение уровня преступности на 51%), тогда как в городских центрах влияние камер оказалось несущественным. Но что самое главное – не было обнаружено никаких свидетельств того, что камеры оказывают какое бы то ни было влияние на количество насильственных преступлений.

Этот факт лишь подтверждает, что насилие не является рациональным и осознанным деянием, склонность к совершению насильственных актов зависит от самой «природы» конкретного человека. Нельзя прибегая к рациональным стимулам и механизмам сдерживания как-то остановить иррациональное по своей сущности насилие. Ни слежка, ни наказание, последующее за насильственным преступлением, никак не могут снизить уровень насилия.

Саму склонность к совершению актов насилия, а точнее неспособность сдерживать насильственность со стороны конкретного человека, в общем случае можно объяснить слабым вариантом механизма Лоренца, ингибирующего внутривидовое насилие. Учитывая, что он наблюдается у широкого ряда очень разнообразных видов, его наличие и у человека будет неудивительно. Разница лишь в том, что на людей от природы не оказывалось эволюционное давление на выработку его сильного варианта, поэтому некоторым людям присущ именно слабый вариант.

Понимая нерациональную природу насилия бороться с ним нужно исключительно основываясь на понимании биологии и психологии человека. Очевидная альтернатива камерам видеонаблюдения это всеобщая вооружённость (равномерный баланс потенциала насилия). Инстинкт самосохранения есть практически у каждого агрессора, поэтому зная что у потенциальной жертвы с высокой вероятность есть оружие он не станет нападать. А если кто-то всё равно нападёт, то вооружённость жертвы позволит не только разобраться с насилием конкретно в момент его совершения, но и окажет то самое эволюционное давление на усиление врождённого сдерживателя насильственности, как в случае некоторых сильно вооружённых от природы видов, которым присущ его сильный вариант. Наказания постфактум, опять же, не работают. В том числе даже если взять на вооружение ликвидацию насильников постфактум, то для его совершения тоже нужны люди, способные на насилие вне рамок самообороны (то есть на инициацию насилия со своей стороны), а значит и это не поможет снизить насильственность.

Более гуманным и эффективным вариантом будет разработка генотерапии от насилия, которая бы активировала и усиливала тот самый механизм Лоренца. В таком случае на насильников можно оказывать давление, чтобы стимулировать их принять соответствующий препарат. Или же можно выстреливать в них дротиком при непосредственном нападении, используя это наряду с нелетальными средствами самозащиты.

Насильников не так уж много

Волюнтарист

Насильников не так уж много

Иногда кажется, что вокруг очень много склонных к насилию людей. Почти каждый день в новостях можно увидеть, как кто-то кого-то побил, покалечил, а то и вовсе убил. Возможно вы на улицах нередко встречаете разного рода хулиганов и «гопников». Поэтому трудно даже представить, как бороться с насилием, если его совершает так много людей. Однако это довольно обманчивое представление, не соответствующее действительности. На самом деле склонных к насилию людей очень и очень мало, а поэтому при применении определённых стратегий проблема насилия вполне решаема. Сейчас мы проведём подробный расчёт реального количества насильников чтобы убедиться, что их в обществе действительно не так уж и много.

Особенность актов насилия состоит в том, что в своей видимости они с большим отрывом обгоняют все остальные события. Каждый день происходит миллионы разных событий, но именно несколько случаев насилия окажутся на главных страницах новостных ресурсов и в эфире телепередач. Сотни тысяч людей живут рядом с вами своей обычной жизнью и вы их даже не замечаете. Зато вы легко заметите десяток хулиганов, которые своим поведением естественно будут сильно выделяться среди всех остальных. Их вы видите, остальных людей вы не видите. Вот и вся суть. На самом деле насильников и совершаемых ими актов насилия очень и очень мало в масштабах всего общества, просто акты насилия являются одними из наиболее заметных деяний.

Как это утверждение соотносится с реальными данными? Рассмотрим статистику насильственных преступлений в России. Ненасильственные преступления нас не интересуют, поскольку они не связаны с нанесением непосредственного физического вреда человеку или силовым принуждением его к чему-либо. Материальный вред вполне можно компенсировать, в том числе добиться компенсации от самого преступника, применяя к нему разнообразные санкции репутационного и финансового характера, а морального вреда можно избежать не ведя взаимоотношения с людьми, которые его могут нанести (конечно, бывают ситуации, когда человека против его воли принуждают взаимодействовать с кем-то, но здесь уже всё сводится к самому силовому принуждению). Реальной проблемой является только нанесение физического вреда и силовое принуждение. Да и нашей темой является определение количества именно насильников, а не просто нечестных и непорядочных людей.

За 2020 год в России зарегистрировано 2 044 221 преступлений. Из всех преступлений 1,53% являются убийствами (7 695), умышленным причинением тяжёлого физического вреда (20 019), похищением людей (411) и изнасилованиями (3 535). Ещё 0,26% преступлений являются разбоем (5 280). Добавим также 2,7% угроз убийством или причинением тяжёлого физического вреда (55 223). Конечно, это не является самим нанесением физического вреда, но будем считать данные акты как неудачные попытки совершить насилие склонными к нему людьми. Ну и наконец 1,66% преступлений составляют умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести (28 185) и побои (5 716). Всего около 6,1% преступлений несут насильственный характер [1].

Мы получаем, что на 100 тысяч человек в среднем было зарегистрировано 1 393 преступлений. А из них 85 преступлений являются насильственными. Конечно, далеко не все акты насилия регистрируются. Это может быть насилие в семьях, небольшие драки и много других случаев. Вполне обоснованно будет умножить это число на 4. Этот выбор я сделал исходя из результатов исследования Института проблем правоприменения при Европейском университете, которое рассказывает о том, сколько людей реально обращается в правоохранительные органы и по скольким обращениям возбуждается дело. К сожалению, в исследовании нет настолько чёткого разделения преступлений по категориям, как в случае официальной статистики преступности, поэтому я предположу, что около 25% насильственных преступлений попадает в эту статистику, исходя из процента возбуждённых дел по нападению (55% жертв нападений обращаются в органы, по 44% обращений возбуждается дело) [2].

У нас выходит 340 актов насилия в год на 100 тысяч человек. Число может казаться слишком маленьким ввиду того, что некоторые насильники совершают насилие часто и регулярно (например, плохой родитель может избивать своего ребёнка, а плохой муж избивать свою жену каждый день). Поэтому за 1 акт насилия возьмём все насильственные действия одного конкретного человека по отношению к другому конкретному человеку, тем более что многократное совершение однотипных актов насилия со стороны одного человека к другому в официальном судопроизводстве скорее всего будет зарегистрировано как одно преступление, а значит лишь одним преступлением оно войдёт и в статистику. Из 852 506 выявленных преступников 492 107 (57,7%) уже ранее совершали преступления. В статистике нет уточнений по поводу количества ранее совершённых преступлений, скорее всего в действительности 1 насильник в среднем совершает больше, нежели 2,36 актов насилия, но ввиду отсутствия данных мы примем именно 57,7% актов насилия как те, которые не увеличивают общее количество насильников, а лишь говорят, какие из них совершили насилие снова. Кроме этого, снова стоит обратить внимание на то, что преимущественное большинство преступлений, которые вы замечаете, несёт ненасильственный характер (чаще всего они относятся к экономической сфере), тогда как мы рассматриваем исключительно совершение актов насилия.

В итоге мы имеем, что в год на 100 тысяч человек обнаруживается 144 насильников, то есть 0,144% от всего населения, или 1 человек из 695. Совсем незначительное число, верно? Возможно, кто-то скажет, что в его месте жительства насильников явно будет больше, однако рассматриваемая нами статистика касается сразу всей России, преступность на территории которой распределена очень неравномерно. Например, если учитывать тяжёлые насильственные преступления (включая разбой), которых в общей статистике имеется 1,79% ото всех зарегистрированных преступлений, то в Москве их наберётся всего 1,13% [3]. Общее количество преступлений, зарегистрированных в Москве – 146 559, то есть 7,2% ото всех преступлений, что тоже является более положительным результатом, нежели по России в целом, так как на Москву приходится около 8,6% населения.

Из этих расчётов конечно же нельзя сделать точные выводы о том, сколько насильников в обществе мы имеем в конкретный момент, то есть на каком уровне держится их количество. Однако прирост насильников, как мы убедились, мизерный, ну и стоит учитывать, что так же происходит и убыль насильников, они не являются более неуязвимыми и долгоживущими, нежели другие люди. Вполне даже наоборот – насильники живут в среднем меньше, так как чаще подвергают себя риску ввиду активного участия в насильственных стычках, тогда как остальные люди их не будут инициировать и постараются избегать. Абсолютное количество насильников конечно же будет расти при приросте населения, однако их процентное соотношение ко всему населению при прочих равных условиях меняться не будет.

Заметим, что данный результат, обнаруживающий одного насильственного преступника на 695 людей в год, является самым ужасным возможным сценарием, поскольку мы сделали ряд допущений в худшую сторону: все угрозы убийства и нанесения тяжёлого физического вреда были взяты как неуспешные попытки совершить насилие; количество зарегистрированных насильственных преступлений было умножено на 4 ввиду того, что многие люди не обращаются в правоохранительные органы или же те по обращению не возбуждают дело; приняли, что 1 насильник в среднем совершает 2,36 актов насилия, однако это будет правдиво только при однократном рецидиве (а у многих насильников он многократный). Есть все основания предполагать, что реальное число насильников ещё во множество раз меньше. Однако узнать его нам не представляется возможным, поэтому мы рассчитали наихудшее возможное значение, хуже которого уж точно не может быть.

Ещё один важный момент, на который стоит указать, так это то, что мы рассматривали только случаи нанесения достаточно серьёзного физического вреда. Наименее жестокое из насильственных преступлений, что можно найти в официальной статистике, это побои. Разумеется, есть намного больше людей, способных на совсем слабое в сравнении с побоями насилие, например ударить кого-то кулаком один раз или намеренно толкнуть. Именно такое насилие вы чаще всего и замечаете, из-за чего вам, опять же, может показаться, что насильников очень много. Конечно, и это насилие является проблемой, но далеко не такой уж большой, учитывая следующие факторы:

1) такого насилия недостаточно для того, чтобы поддерживать насильственную иерархию доминирования в обществе (одной из форм которой в человеческом обществе является государство), да и в целом как-то серьёзно угрожать людям;

2) его очень легко контролировать воспитанием, порицанием, а также угрозой остракизма и другими репутационными методами;

3) от него легко защититься с помощью простейших средств самообороны, например, перцовых баллончиков;

4) его опасность не такая уж большая, поэтому нет нужды в приоритетной борьбе с ним, достаточно лишь сконцентрировать усилия по борьбе с насилием, проявляемым небольшим процентом жестоких насильников, а со слабым насилием можно будет разобраться уже позже.

Из всего того, что мы сейчас рассмотрели, можно сделать простой вывод – реальных насильников не так уж много, они составляют совсем мизерный процент населения. А значит сдерживание, а в перспективе и полное искоренение насильственности – вполне достижимая цель, которая явно не сталкивается с проблемой того, что насильников слишком много, а значит со всеми ими нам не разобраться.

Источники:

1. Состояние преступности в Российской Федерации за январь – декабрь 2020 года: https://мвд.рф/reports/item/22678184/

2. Преступность и виктимизация в России: https://enforce.spb.ru/images/analytical_review/irl_rcvs_memo_29.10.pdf

3. Ведомственная статистика за январь – декабрь 2020 года: https://epp.genproc.gov.ru/web/proc_77/activity/statistics/result?item=58390629

Поддержание стратегического паритета для «пацифичных» стран

Волюнтарист, Битарх

Между разными юрисдикциями всегда стоял вопрос поддержания стратегического паритета, то есть равенства шансов выхода победителем в случае возникновения военного конфликта. Без этого не получится как сдерживать потенциальное агрессивное нападение, так и отразить его при возникновении. Но о каком стратегическом паритете может идти речь в случае чрезмерной разницы в силовом потенциале? И проблема здесь состоит не только в количественной и качественной разнице вооружённых средств, но и в разнице насильственных склонностей у людей. Однако решение существует даже в случае абсолютно пацифистских обществ, о котором мы сейчас и поговорим.

Представим Скандинавию, где хоть и насилие не было искоренено полностью, однако ввиду определённых общественных факторов у преимущественного большинства населения с течением времени явно закрепились низкие насильственные склонности. Даже у государственных силовых агентов насильственные склонности там тоже относительно низкие, по крайней мере они и близко не стоят с насильственными склонностями аналогичных агентов из других стран, например России. Если предположить, что между государствами Скандинавии и Россией возникнет военный конфликт, то последняя сможет захватить их почти что без боя. Не помогут и средства массового поражения, например ядерное оружие или вирус 4-го класса патогенности, если они вдруг появятся в распоряжении скандинавов, ведь из-за своего пацифизма они вряд ли решатся на их реальное применение. А ввиду тоже довольно пацифистской армии и отсутствия баланса потенциала насилия (всеобщей вооружённости населения) для каких-нибудь крайне склонных к насилию силовиков, ранее активно гастролирующих на Донбассе и в Сирии, вовсе не будет проблемой пройтись по всей территории Скандинавии и легко разобраться с любым возможным сопротивлением на своём пути.

Эту же проблему можно перенести и на потенциальное свободное безгсоударственное общество, в котором существуют разные контрактные юрисдикции. Представим, что в таком обществе есть юрисдикция пацифистов, насилие в которой полностью искоренено, а любые правонарушения наказываются несиловыми методами (остракизмом или финансовыми санкциями). Но вместе с этим существует и насильственная юрисдикция, в которой все проблемы решаются грубой силой и жестокими физическими наказаниями (такую юрисдикцию могут создать, например, некоторые консерваторы). Очевидно, что и здесь нет никакого стратегического паритета, порядки второго общества приведут к закреплению насильственных склонностей у его участников, тогда как в случае первого общества эти склонности будут максимально подавляться (закрепляться сильный вариант ингибирующего насилие механизма Лоренца). Думаю, легко понять, кто победит при возникновении прямого военного конфликта.

Отличным решением проблемы поддержания стратегического паритета со стороны более пацифистских юрисдикций и обществ является создание генотерапии против насилия. Она может быть реализована в виде препарата, который будет доставляться к нападающим агентам с помощью выпущенного в них дротика. В крайнем случае возможна реализация и в виде пандемического вируса (этот вариант не одобряем). Конечно, последнее сталкивается с множеством рисков, в том числе и тем, что будут задеты посторонние люди, некоторые из которых могут и погибнуть (даже если брать самую качественную вакцинацию, то и её не все переносят). Однако всё же такой «вирус ненасилия» не является традиционным средством массового поражения в плане физического уничтожения нападающих, он предназначен лишь для принудительного искоренения насилия в армии агрессора и тем самым является самым лучшим возможным решением в рамках классической доктрины сдерживания с ОМП («MAD» или «Взаимное гарантированное уничтожение»), которое только можно придумать, если нет никаких шансов остановить агрессора непосредственным сопротивлением.

Как и дротиками с препаратом, так и пандемическим «вирусом ненасилия» (лично я этот вариант не одобряю, но мнение других относительно допустимости такого «оружия» могут отличаться) смогут воспользоваться даже яростные пацифисты, учитывая что насилие в биологическом смысле такое «оружие» не инициирует и даже человек с сильным вариантом механизма Лоренца сможет его применить. Они позволят сдерживать потенциальных агрессоров, так как те побоятся из-за нападения на пацифистов потерять свои насильственные склонности. Но если кто-то всё же решится на нападение, то тогда мы придём к следующим сценариям событий:

1) Отправляемые агрессором на фронт силовые агенты будут попадать под обстрел дротиками с генотерапией. И дротики куда чаще будут доставляться к цели, нежели сейчас доставляются пули, так как солдаты в преимуществе своём всё же не являются насильниками, они чаще всего стараются симулировать деятельность на фронте, не стрелять, а если и стреляют, то не в людей с другой стороны фронта, а в воздух, опять же лишь ради создания иллюзии выполнения какой-то деятельности. Реальных насильников на войне довольно мало, и это подтверждают исследования, ознакомиться с которыми вы можете здесь. Но дротик выпустить сможет каждый. И если дротики будут точно попадать в солдат с другой стороны фронта, в том числе включая реально склонных к насилию, то агрессор вскоре вовсе окажется без людей, способных ввести войну дальше.

2) Остановить нападение невозможно, даже дротиков с генотерапией не хватает для того, чтобы сдерживать подавляющие силы агрессора. В таком случае через фронт перебрасывается пандемический «вирус ненасилия». После этого может хватить и нескольких недель, чтобы силы агрессора были полностью дезорганизованы, а солдаты превратились в неспособных на нападение пацифистов. Война довольно быстро заканчивается.

Видите теперь, насколько хорошим средством сдерживания и прекращения войны является генотерапия против насилия? В принципе, это единственное возможное спасение для мирных и ненасильственных обществ от нападения со стороны насильственных агрессоров. Мало того, в сравнении с оружием массового поражения, которое сейчас принято предлагать на роль средства сдерживания агрессивного нападения, это решение является крайне гуманным.

Кстати, данное решение является отличным ответом на вопрос о том, как свободному обществу защититься от агрессии со стороны окружающих его государств в случае локального, а не всемирного достижения. Ещё оно очень полезно в самом процессе достижения свободного общества – те же дротики с генотерапией можно успешно запускать в силовых агентов, избивающих и арестовывающих мирных протестующих. Обеспечить баланс потенциала насилия (всеобщую вооружённость населения) для достижения положения дел, в котором можно ликвидировать любого агрессора при непосредственном нападении, может быть довольно сложной задачей, а вот дротиками с генотерапией необязательно нужно обеспечивать всех – хватит и небольшого количества активистов, готовых в случай чего выстрелить ими при виде очередного силовика (особенно это эффективно если деанонимизировать силовиков, как это сейчас делают в Беларуси, тогда их можно будет подлавливать даже в повседневности). И сделать это активисты смогут даже будучи менее насильственными людьми, нежели силовики, а то и вовсе абсолютными пацифистами, ибо, опять же, это не средство нанесения физического вреда, а то и убийства другого человека, это лишь средство лишения его насильственных склонностей.

Как мы видим, ради поддержания стратегического паритета со стороны пацифистских общества и ради обеспечения эффективной борьбы мирных протестующих с силовыми агентами государства очень выгодно разработать генотерапию против насилия. Что очень важно для нас — это выгодно даже многим современным правительствам, например, в Скандинавии и вполне вероятно что они захотят нам помочь. Это будет самое лучшее и самое гуманное решение данных проблем, что только можно придумать.

Авторитарный консерватизм и когнитивные способности

Волюнтарист, Битарх

Довольно интересное исследование провели Гордон Ходсон и Майкл А. Буссери из университета Брока касательно объяснения приверженности предрассудкам и поддержке авторитарно-консервативной идеологии исходя из когнитивных способностей человека. В этом труде было проанализировано два крупных репрезентативных набора данных из Соединённого Королевства: Национальное исследование по развитию ребёнка 1958 года (NCDS) и Британское когортное исследование 1970 года (BCS). Оба набора вмещают в себе данные о когнитивных способностях участников, а также их отношению к расизму и социальному консерватизму. Когнитивные способности оценивались стандартизованными измерениями, когда участникам NCDS было 11 лет, а участникам BCS было 10 лет; отношение к социальному консерватизму и расизму оценивались в возрасте 33 и 30 лет соответственно. Суммарно в данных исследованиях участвовало 15 874 человек.

В результате формирования статистических моделей было обнаружено, что более низкий уровень общего интеллекта в детстве предсказывает большую склонность к расистским предубеждениям во взрослом возрасте и, кроме того, приверженность социальному консерватизму в значительной степени опосредует этот эффект. Данная модель особенно убедительна, потому что в обоих NCDS и BCS измерение детского интеллекта предшествовало оценке предрассудков взрослого возраста минимум на два десятилетия. Более того, все прогностические эффекты не зависели от социально-экономического статуса и образования.

Также был проведён вторичный анализ на основе набора данных американского исследования Кейлера 2010 года, в котором участвовало 254 студентов. Было подтверждено, что низкий уровень абстрактного мышления предсказывает антигомосексуальные предрассудки. Эта взаимосвязь частично опосредована как поддержкой правого авторитаризма, так и низким уровнем межгрупповых контактов. Результаты этого анализа сходятся с результатами анализа наборов данных NCDS и BCS: гипотеза о влиянии когнитивных способностей на приверженность предрассудкам была подтверждена данными выборки из другой страны. Это значит, что склонность к предрассудкам и авторитарному консерватизму уверенно можно объяснить низкими когнитивными способностями человека.

Ещё одно исследование провёл Сатоши Канадзава из Лондонской школы экономических и политических наук. Он использует «принцип саванны», по которому человеческое поведение, остающееся до некоторой степени адаптированным к наследственной среде ранних Homo в саванне, может привести к проблемам в современной (индустриальной или постиндустриальной) среде. В статье 2010 года Канадзава предложил гипотезу взаимодействия саванны и IQ. Эта гипотеза предполагает, что более умные люди могут с большей вероятностью приобретать и поддерживать эволюционно новые ценности и предпочтения, чем менее умные люди. Он использовал данные из национального лонгитюдного исследования здоровья подростков. Была взята выборка 15 197 подростков из 80 старших школ и 52 средних школ из США (первый их опрос был проведён в 1994-1995 годах, последний в 2001-2002 годах). Также были взяты данные из Общих Социальных Опросов (GSS) в качестве выборки взрослых граждан США, по 1500 человек на каждый ежегодный опрос и 3000 на каждый двухлетний опрос. Результаты исследования подтвердили, что люди с более высоким IQ чаще являются либералами, нежели консерваторами.

Кстати, кто-то может возразить, что данное исследование является лишь подделкой либерального учёного, однако Сатоши Канадзаву за утверждения касательно разницы уровня интеллекта между разными расами даже однажды отстранили от написания статей, а Лондонская школа экономики запретила ему публиковаться в не рецензируемых изданиях в течение 12 месяцев, его вряд ли можно уличить в связи с текущими социал-либеральными движениями Запада.

«Маскарад» против насилия

Волюнтарист, Битарх

Одним из главных методов борьбы с насилием можно назвать достижение баланса потенциала насилия, то есть всеобщей вооружённости населения, где каждый человек сможет быстро и эффективно уничтожить насильника при его непосредственном нападении. Однако некоторые люди могут сомневаться в возможности реализации такого сценария из-за экономического неравенства в обществе или банального нежелания некоторых людей иметь оружие. Но есть один интересный метод, с помощью которого можно сильно сократить количество насильников в обществе даже с помощью небольшой группы вооружённых активистов. Он создаст точно такое же давление естественного отбора на усиление ингибирующего насилие механизма Лоренца в популяции как и в случае всеобщей вооружённости, но потребует гораздо меньше ресурсов для реализации.

Конечно же я не предлагаю превентивное насилие, поскольку для его реализации наши активисты сами должны быть насильниками, способными инициировать насилие по отношению к другим людям. Рассчитывать в обеспечении своей безопасности на группу вооружённых насильников, даже если те в данный момент утверждают, что находятся на вашей стороне, было бы большой глупостью. Активисты должны быть людьми, способными только на самооборону. Ну и ещё стоит понимать то, что мы не можем наверняка узнать, склонен ли конкретный человек к насилию, пока он не окажется в обстоятельствах, провоцирующих на его инициацию. Только если он не смог сдержаться и проявил насильственность, можно говорить о том, что он к нему склонен. В этом плане превентивное насилие в итоге приведёт к жертвам среди обычных и мирных людей, чего мы никак не можем допустить.

Что я предлагаю, так это именно метод «провокации» насильников на проявление своей насильственной сущности. Чтобы вам было понятно, о чём идёт речь, я обращусь к одному примеру практической реализации этой стратегии. Разговор пойдёт об искоренении бандитизма в послевоенной Одессе, или так называемой в народе операции «Маскарад», организованной самим маршалом Жуковым . Конечно, эта операция была произведена по государственному указу, но в данном случае это не так важно, поскольку она всё равно состоит в использовании только самообороны, а значит может быть взята на вооружение и борцами против агрессивного насилия. Когда на улицах Одессы под покровом ночи и в тёмных переулках начали появляться хорошо одетые мужчины, порой в сопровождении не менее модных дам, то бандиты просто никак не могли сдержать себя от нападения. Только вот жертвы нападений на самом деле были переодетыми и вооружёнными сотрудниками советской милиции, и при нападении они стреляли на поражение.

Думаю, вы уже понимаете, в чём состоит суть данной стратегии. Вооружённые активисты просто должны провоцировать склонных к насилию людей на нападение. И я даже не говорю о каких-то навязчивых провокациях (хотя и на них нормальный человек насилием не ответит), достаточно лишь провокаций уровня тех же прогулок по тёмным переулкам, вариаций которых тоже можно придумать очень и очень много. Например, пройтись по району с преимущественно консервативным населением в атрибутике ЛГБТ. Когда какой-то бандит или насильник решит осуществить нападение, то всё, что надо сделать, так это обороняться с применением оружия – абсолютно нормальное действие в случае любого насильственного нападения.

Кому-то такой подход может не понравиться за его жестокость, но в нём вряд ли можно найти что-то такое, из-за чего его бы не стоило применять. Он не предлагает инициацию агрессивного насилия, только самозащиту от насильственных нападений, что является абсолютно нормальным и оправданным действием. Он никак не может привести к жертвам среди обычных и мирных людей, поскольку такие люди попросту не будут нападать на активистов под прикрытием, этим будут заниматься исключительно бандиты и насильники. И нет ничего плохого в самих провокациях подобного рода. В уже рассмотренном нами сценарии мы ведь не будем оправдывать насильника и обвинять жертву нападения, если дело происходило не посреди белого дня в людном месте, а где-то ночью в тёмном переулке? Каждый человек имеет право гулять где хочет и в чём хочет, проблема исключительно в насильнике, который не способен следовать простому правилу «можно обидеть, нельзя обидеться»! Если кто-то не способен сдерживать свою насильственность и нападает на людей, то он вполне заслуживает ответа в виде вооружённой самозащиты.

Почему в США нет абсолютно-всеобщей вооружённости (баланса потенциала насилия)

Волюнтарист, Битарх

Идею выравнивания баланса потенциала насилия (БПН) с целью того, чтобы каждый человек мог сдерживать и отражать нападения со стороны разного рода насильников и маньяков, а также ради обеспечения невозможности воссоздания насильственной иерархии доминирования в форме государства, навязывающего свою монополию на насилие, зачастую критикуют показывая пример США как общества со всеобщей вооружённостью. А раз в США есть государство и там очень часты случаи совершения актов насилия, то это говорит о неработоспособности данной идеи. Но действительно ли в США есть равномерный БПН?

Конечно же нет. Опрос Pew Research Center показывает, что только 30% американцев имеют во владении оружие и ещё 11% живёт с кем-то, у кого оно есть. Среди владельцев оружия 72% имеют именно ручное огнестрельное оружие, например, пистолет. Из них 11% носят с собой оружие постоянно, 26% время от времени и 57% лишь изредка. Если подвести итоги по этой статистике, то мы получаем, что среди всех американцев только 2.4% людей имеют при себе оружие постоянно, ещё 5.4% время от времени и 12.3% изредка.

К этому стоит добавить, что распределение вооружённости в США очень неравномерное. Во-первых, разные штаты и округа (country) имеют разное оружейное законодательство. В то время как в штатах Мэн и Луизиана вы сможете приобрести оружие с лёгкостью, в Нью-Йорке, Калифорнии или Массачусетсе вам для этого придётся сильно попотеть. Во-вторых, в последнее время представители меньшинств получают разрешение на скрытное ношение оружия намного чаще нежели белое население страны. Например, за последние 10 лет в Северной Каролине количество разрешений, выданных чернокожим, выросло в 2 раза в сравнении с белыми.

В целом 7.3% американцев имеют разрешение на скрытное ношение оружия. Конечно, если учесть что в 16 штатах достаточно лишь легально владеть оружием, чтобы иметь право на его скрытное ношение, а также предположить, что некоторые люди владеют оружием и носят его нелегально, количество владельцев и носителей оружия всё равно должно быть не такое уж больше, учитывая, что по мнению 60% американцев оружейное законодательство нужно сделать ещё более жёстким.

Как мы видим, в США нет никакой абсолютно-всеобщей вооружённости, то есть равномерного баланса потенциала насилия. А та вооружённость, которая есть, распределена очень неравномерно. По этой причине пример США не может ничего нам сказать о том, как всеобщая вооружённость влияет на общество.

Если вам кажется, что ингибирующий насилие механизм Лоренца не работает, то вам это действительно лишь кажется

Волюнтарист, Битарх

В качестве критики теории Лоренца мне часто присылают изображения, где разъярённый медведь или лев наносит смертельные увечья другому представителю своего вида. Но как так, они же сильно вооружённые виды, а механизм Лоренца, сдерживающий внутривидовое насилие, у них выражен слабо. Не значит ли это, что на самом деле насилие не угрожает выживанию каких бы то ни было видов, а механизм Лоренца – лишь фикция? Давайте же рассмотрим этот вопрос куда глубже, нежели он был рассмотрен теми, кто такое говорит.

В данном аргументе всегда упускается вторая предпосылка, оказывающая давление естественного отбора на усиление механизма Лоренца. Это невозможность совершить побег в случае нападения или несвойственность для определённых видов в принципе избегать ситуаций, ведущих к насилию. В случае видов-одиночек, таких, как медведи или ягуары, очень легко увидеть, где совершается побег – они в принципе не контактируют с другими представителями своих видов вне брачного сезона или процесса выращивания потомства. Конечно же наличие сдерживателя внутривидового насилия им не так уж и нужно, ведь они в принципе очень редко попадают в ситуацию, делающую совершение насилия возможным.

Что же касается львов, то стоит посмотреть на их социальную жизнь. В природных условиях самцы львов по достижению определённого возраста покидают свой родной прайд в поисках нового или ради создания своего собственного. В одном прайде обычно не бывает больше трёх взрослых самцов. Низкая концентрация склонных к насилию особей в рамках конкретных социальных единиц тоже снижает риски насилия и они становятся далеко не такими угрожающими, не возникает эволюционного давления на выработку сильного варианта механизма Лоренца. Если же вы мне покажете, как один лев разрывает на части другого, то это тот самый случай, когда концентрация склонных к насилию особей стала слишком высокой. В искусственных парках или вольерах в одном социуме зачастую находится сразу десятки взрослых самцов львов, поэтому вероятность смертельной драки сильно возрастает.

Кроме этой предпосылки я бы ещё хотел вспомнить аргумент о том, что животным иногда свойственно убивать и поедать чужое потомство, а то и своё собственное в случае дефицита пищи или в стрессовом положении. Очевидно, что срабатывание механизма Лоренца не могло здесь выработаться, потому что детские особи ещё не имеют развитого вооружения, а значит взрослая особь, совершающая по отношению к ним акт насилия, не рискует погибнуть и никогда не передать свой слабый вариант ингибирующего насилие механизма дальше. Когда ресурсов для содержания собственного потомства недостаточно, то решение матери о его убийстве никак уж не влияет на выживание вида в целом. А сдерживание убийства чужого потомства в достаточной мере возлагается на врождённую вооружённость уже их матерей.

Можно попытаться привести много примеров, почему механизм Лоренца не работает, но если копнуть глубже – всегда найдётся объяснение, вписывающееся в предпосылки, необходимые для его выработки. Просто постарайтесь анализировать каждый такой случай более детально, и вы сами всё увидите.