Автор: Битарх

Используем концепцию неявного договора против этатистов

Волюнтарист, Битарх

Наверняка вы знакомы с аргументом, что лишь пользование каким-то благом якобы уже само по себе подразумевает согласие с установленными на это правилами, даже если такое согласие не было явно подтверждено. Например, нахождение на определённой территории автоматически обязует человека следовать её правилам. Будучи несогласным с правилами, он не должен посещать эту территорию, иначе его абсолютно обоснованно ожидает наказание, установленное за совершение такого нарушения. Аналогично это работает с любым пользованием материальными благами и взаимодействием с другими людьми. А кто-то, ссылаясь на авторское право, и вовсе может утверждать, что такое правило распространяется даже на нематериальные блага. Например, лишь пользуясь какой-то программой, вы автоматически соглашаетесь следовать установленным её разработчиком правилам и самому закону об авторском праве («clickwrap»).

Нередко к такому аргументу прибегают этатисты – сторонники силовой государственной власти. С его помощью они могут оправдывать любые обязательства, исходящие из тех или иных государственных законов, как подобное неявное согласие на устанавливаемые ими нормы. Очень часто они утверждают, что лишь само нахождение человека на территории государства уже обязует его к полному подчинению всем государственным законам. Что же, тогда пусть не удивляются, что данный аргумент можно обернуть против них самих.

Главным инструментом этатиста в навязывании произвола стационарного бандита («законодательства») является принуждение через угрозу применения насилия. Ведь разве получится у этатиста заставить лично вас что-то делать или не делать, не угрожая насилием? Конечно же, оно может быть инициировано только к конкретному человеку, которому, исходя из концепции неявного договора, ничто не мешает просто взять, и поставить свои собственные условия на взаимодействие с ним.

Я предупреждаю, что если кто-то хочет совершить ко мне насилие, то взаимодействуя со мной таким образом, он вступит в договор о согласии на проведение процедуры эвтаназии в рамках самозащиты с моей стороны. Будучи предупреждённым и ознакомленным с моим правилом, выбор теперь за самим желающим совершить насилие. Решившись на это, он тем самым неявно подпишется на установленный мною контракт и примет указанные в нём условия.

Понимая это, у этатиста остаётся только два возможных варианта, как дальше относиться к концепции неявного договора. Он может либо продолжать придерживаться её, тем самым признавая за другими людьми право на неограниченную самозащиту от любых попыток совершить к ним насилие, либо же вовсе выбросить эту несостоятельную и необоснованную концепцию из списка своих аргументов в защиту насильственной власти.

Проблему насилия нельзя решить частично, с ней можно разобраться лишь полностью

Волюнтарист, Битарх

Когда насилие разделяется на такие категории, как недопустимое, допустимое, а то и необходимое, в этом разделении делается грубейшая ошибка. Она состоит в предположении, что можно бороться лишь с недопустимым насилием, при этом не задевая другие категории. Инициация насилия якобы может быть полезной в тех или иных ситуациях, поэтому стоило бы сохранить именно это «полезное» насилие.

Однако разделять насилие на разные категории по показателю допустимости и недопустимости – просто абсурдная затея. Насилие неделимо, не бывает людей, способных совершить насильственное нападение одного типа, при этом неспособных совершить другого. Человек либо способен, либо не способен совершить насильственное нападение в целом. И в верности этого утверждения вы сможете легко убедиться всего лишь после небольшого объяснения самой природы насильственного поведения и одного интересного факта.

Насилие не является сугубо рациональным поступком, к которому человек прибегает всегда, когда ему это выгодно и не несёт за собой серьёзные риски. Проявление насилия не зависит исключительно от социальных сдержек и противовесов. Независимо от стимулов большинство людей никогда не совершало и не совершит акт насилия, по крайней мере в его серьёзных формах, таких как причинение значительного физического вреда другому человеку или убийство. За всю историю человечества и во всех обстоятельствах, например войнах и геноцидах, менее 2% людей совершали такие действия.

Как правило, человеку свойственны естественные сдерживатели агрессии – ингибитор насилия, который при попытке совершить акт насилия лишь вызывает у него чувство отторжения. Также этот механизм играет важную роль в развитии эмпатии, которая тоже присуща большинству людей. Способность среднестатистического человека причинять реальный физический вред другим людям ограничена лишь самозащитой при наличии непосредственной угрозы жизни.

Теперь стоит упомянуть один очень важный и интересный факт. Как показывает статистика домашнего насилия в США, в семьях полицейских оно встречается до 4 раз чаще, чем в среднем во всех американских семьях. И это лишь те случаи, о которых полицейские сами сообщили в анонимных опросах, наверняка многие из них даже так не признались в своей насильственности.

При сохранении хотя бы одной категории насилия неизбежно сохранение и всех других категорий. Чтобы в обществе были полицейские, солдаты, а уж тем более какие-нибудь спецслужбы и «палачи», исполняющие приказы по устранению кого-либо, обязательно необходимо и наличие в обществе некого процента в целом способных на насилие людей. Иначе таких служащих просто неоткуда будет брать. Но если сохранять такое положение дел, то и частная насильственная преступность никуда и никогда не денется. Да и сами служащие будут источником частного насилия. Днём кто-то крайне успешный служащий, всегда готовый по приказу провести любое насильственное задержание, а вечером он возвращается домой и избивает свою жену и детей. Судя по статистике, именно этого и стоит ожидать от человека, который в целом не так сильно чувствует отторжение к совершению насилия, как другие люди.

Попытка лишь ограничить, а не искоренить насилие со стороны способных на его совершение людей просто не сработает. Эффективно можно бороться только против всего насилия и всех насильников сразу. Нельзя делить насилие по категориям допустимости и недопустимости (а уж тем более необходимости), иначе эта проблема никуда не денется, и в обществе будет продолжать оставаться тот небольшой процент людей, способный совершить его в любой момент и в любых формах.

Насилие слишком сильно привлекает к себе внимание

Волюнтарист, Битарх

О естественности совершения человеком жестокого насилия, вплоть до убийств, нередко утверждают основываясь на якобы его бесконечном наблюдении в человеческом обществе. Ни дня в истории не прошло без убийств и даже каких-то вооружённых конфликтов, и это продолжается в современном мире. А значит человек крайне жесток и насильственен.

Но такие утверждения основаны на сугубо субъективном ощущении происходящих в мире событий. Например, 69% американцев верят, что среди игроков американского футбола сильно распространена проблема домашнего насилия. Эта вера подпитывается медийными скандалами, разворачивающимися вокруг игроков, действительно совершающих подобное. Но если опираться не на субъективные ощущения, а на статистику, то окажется, что в семьях игроков домашнее насилие встречается почти в 2 раза реже, чем в среднем по всем американским семьям. В то же время в семьях полицейских оно встречается до 4 раз чаще, чем в среднем. Но о плохих полицейских американские СМИ вряд ли будут разговаривать, если это либо не слишком скандальный, либо не выгодный каким-то образом правительству случай. Мало того, полицейских ещё и покрывают в их насильственности. Так, обращения по проблеме домашнего насилия зачастую вовсе не рассматриваются, если обвиняемым является полицейский.

Именно таким образом формируются мифы о насилии. Подвести может ещё и неполнота данных. Когда разговор заходит об определённом количестве погибших в каком-то геноциде или войне, то нередко предполагается, что убийц было приблизительно столько же. Но это окажется абсолютно неверным, если мы посмотрим на случаи, когда количество убийц всё же было известно. Например, геноцид до 2 миллионов людей в Камбодже был устроен всего 55-70 тысячами красных кхмеров.

Относительно всех людей насилие совершается очень небольшим их процентом. О противоположном могут говорить только субъективные оценки, основанные на неполноте данных или распространённых заблуждениях. Если вы наблюдаете насилие каждый день, это абсолютно не говорит о том, что насилие совершается большим количеством людей. Это просто меньшинство совершает его довольно часто, да и само насилие слишком сильно привлекает внимание в сравнении с другими событиями.

Что должен понимать каждый сторонник силовой власти

Волюнтарист, Битарх

Существование в обществе принудительной силовой власти чаще всего оправдывается необходимостью решения каких-то задач с помощью насильственных методов. При этом предполагается, что люди всё ещё будут в значительной мере обладать какими-то свободами и правами. Уверен, сами же этатисты – сторонники силовой власти, хотят иметь свободы и права, хотят, чтобы к ним относились как к личностям и с ними считались. Вряд ли кто-то даже из представителей жёстких этатистских взглядов хотел бы превратиться в безвольного раба или государственную собственность, всей жизнью которого будут строго управлять, не давая никаких свобод.

Конечно же, этатисты совершают большую ошибку рассчитывая на то, что силовая власть будет относиться к ним с уважением, будет с ними считаться, а также будет как-то себя ограничивать. Пандемия коронавируса хорошо показала, как первые в списке демократии мира, такие как Австралия и Канада, могут почти мгновенно превратиться в авторитарные режимы, а авторитарный Китай – превратиться в жестокую диктатуру, где к людям относятся именно как к государственной собственности, скоту и расходному материалу. В истории также было много случаев, когда правительства, даже довольно демократические и либеральные в своих порядках, намеренно пренебрегали свободами и правами людей, а то и вовсе травили и убивали самых простых граждан.

Любой этатист, даже придерживающийся концепции минимального силового государства, чтобы быть последовательным в своей позиции должен отказаться от признания за собой каких-либо свобод и прав. В любой момент любая силовая власть может сделать с человеком что угодно. Её никак нельзя ограничить лишь выполнением каких-то конкретных задач. Если у неё есть в распоряжении агенты, способные совершить убийство в выполнении какой-то одной конкретной задачи, значит они могут сделать это вообще ради любой цели. Стационарному бандиту нужен лишь повод или причина, чтобы отдать соответствующий приказ. Разве кто-то не согласен, что это работает именно так?

Продолжая придерживаться этатистских взглядов, человек должен признать, что в рамках предпочитаемой им системы к нему будут относиться как к государственной собственности, скоту и расходному материалу. Любым человеком силовая власть может пренебречь, а то и намеренно пожертвовать. Она, конечно, может становиться и на защиту простых людей, но лишь в тех случаях, когда ей это выгодно. А станет вдруг выгодно пренебречь или пожертвовать людьми – значит произойдёт именно это.

Не спасёт даже прямая демократия, где в теории большинство всё ещё может «пустить в расход» меньшинство, а на практике это может в одностороннем порядке сделать и вовсе небольшое количество исполнителей демократической воли. Например, это сделают какие-нибудь силовые структуры, прямыми сотрудниками и управляющими которых конечно же никогда не будет большинство. Подобному органу ничто не помешает совершить любое насилие, разве что только сами граждане не будут массово вооружены и готовы защищаться от посягательств на их жизнь.

Если кто-то считает себя личностью, желает обладать свободами, правами и выбором, то ему категорически не стоит придерживаться даже минимальных этатистских взглядов. Иначе его позиция будет абсолютно непоследовательной.

Учимся понимать децентрализованные системы

Волюнтарист, Битарх

Одной из ошибок, которые часто допускаются по отношению к концепциям некоторых систем, является неспособность понять их децентрализованную сущность. Приведу в пример абсурдный, но всё же нередко встречаемый вопрос про криптовалюты – а что будет, если «владелец» биткоина решит создать сколько угодно новых монет или ещё как-то изменить его систему? Здесь явно наблюдается неспособность понять то, как валюта может не иметь некого владельца. Традиционное понимание валюты всегда предполагает наличие конкретного эмитента, который выпускает новые денежные единицы и обладает на это исключительным правом. И многие действительно не представляют, как может быть иначе.

Пример с биткоином показателен, поскольку это уже работающая система без централизованного органа управления. Никакого эмитента в его случае нет, никто не может в одностороннем порядке принять какие-либо решения касательно работы его системы без прямого согласия держателей более 50% вовлечённых в неё вычислительных мощностей. Каждый такой держатель (майнер) обладает своей собственной копией узла сети, и каждая такая копия идентична. В этом и состоит децентрализация – никакого центрального узла и нет. Однажды будучи запущенной своим создателем, такая система, при вовлечении достаточного количества вычислительных мощностей, больше никогда не переходит в одностороннее управление.

А ещё большей децентрализации уже всей криптовалютной системе придаёт то, что каждый желающий может попытаться запустить новую криптовалюту со своими собственными принципами работы. Не существует такого правила (да и возможности его реализовать), чтобы в сети интернет существовала и использовалась только одна конкретная криптовалюта (как это чаще всего происходит с обычными валютами на территории государств). Их может быть столько, сколько люди сами решат использовать в тех или иных целях.

Если валюта может быть децентрализованной, то почему такими не могут быть и другие системы, например система общественного управления? Её традиционное понимание состоит в том, что на определённой территории должен существовать один-единственный орган (государство), обладающий «легитимным» правом навязывать всем один-единственный порядок, при необходимости прибегая к угрозе применения насилия. Но как вы думаете, не будет ли такой же ошибкой считать этот вариант единственным возможным, как и ошибка считать возможным существование валют только при наличии у них конкретных эмитентов?

Будет большой глупостью отбрасывать возможность достижения свободного ненасильственного общества, в котором параллельно существуют разные, свободные к выбору системы общественного порядка, лишь из-за принципиального нежелания понимать и принимать возможность существования децентрализованных систем в принципе. Тем, кто всё ещё продолжает мыслить сугубо «централизованным» образом, где у каждой системы должен существовать какой-то единый центр управления, стоит наконец-то научиться понимать возможность децентрализации тех или иных систем.

Почему в силовых структурах значительно больший процент насильственных людей

чем во всём обществе в целом, и что это говорит про нынешние общественные системы

Волюнтарист, Битарх

Интересные вещи нам показывает американская статистика о домашнем насилии в семьях полицейских. Как оказалось, до 40% полицейских офицеров в США практикуют насилие по отношению к своим близким. Уровень насилия в семьях полицейских до 4 раз превышает таковой во всём американском обществе. Стоит заметить – это результат нескольких анонимных опросов самих офицеров. Их семьи же редко жалуются на насилие и обращаются за помощью, поскольку не рассчитывают на неё от коллег своих обидчиков. И офицерам действительно редко выдвигают реальные обвинения в домашнем насилии – в то время, как в общем расследуется 92% заявлений о нём, конкретно в случае офицеров этот показатель составляет всего 42%. А значит на самом деле уровень домашнего насилия в семьях полицейских может быть куда выше 40%. Также среди представителей всех профессий в целом полицейские офицеры оказались наиболее склонны к домашнему насилию.

Конечно, это лишь американская статистика, но нет причин не предполагать, что работники силовых структур будут значительно насильственнее остального населения во всех странах. И удивляться подобному не стоит. Очевидно, что именно более насильственные люди, которые не чувствуют сильного сопротивления и отторжения к совершению насилия, у которых слабее выражена эмпатия, будут и более склонны выбирать себе профессию, где инициация насилия является служебной обязанностью.

Что же это значит для общества? Фактически, существующие ныне во всём мире системы общественного управления и правопорядка, основанные на «легитимной монополии» определённого органа (государства) в применении насилия, становятся орудием в руках насильственных людей. Маленький процент насильников получает власть над всеми остальными, нормальными людьми, в большинстве своём насилия никогда не совершающими. И очевидно, что эти насильники будут использовать силовую власть в собственных интересах, не ограничиваясь какими-то нормами и законами, или же интерпретируя и переписывая их под себя. Также они уж точно не будут отказываться от насилия в частной жизни, считая его в целом нормальным инструментом в достижении тех или иных целей, а то и вовсе прибегая к нему ради снятия стресса и агрессивности, срываясь на окружающих людей.

Стоит понимать, что всё дело в том, почему некоторые люди совершают насилие. Их конечно могут провоцировать или побуждать какие-то события и цели, но что важнее этого – они просто не чувствуют к насилию достаточного сопротивления и отторжения, в том числе у них слабее выражена эмпатия в сравнении с другими людьми. Именно этим и можно объяснить насилие в человеческом обществе, если обратиться к концепции механизма ингибирования насилия, утверждающей, что каждому нормально развивающемуся индивиду присущи врождённые сдерживатели агрессии по отношению к другим людям, наличие которых, в том числе, важно для развития той же эмпатии.

А можно ли ожидать от людей, способных легко совершать насилие ввиду нехватки таких сдерживателей, что они ограничатся его использованием лишь в качестве инструмента поддержания закона и некой справедливости? Нет конечно же, для них насилие норма, они к нему не чувствуют ничего негативного и будут прибегать всегда, когда посчитают нужным. Именно поэтому любую общественную систему, исполнение порядков которой требует насильственного подкрепления, вряд ли можно назвать справедливой и работающей во благо обычного человека – такие системы лишь дают преимущества насильникам и укрепляют их власть над нормальными людьми.

Убийца всего один, а жертв – тысячи

Волюнтарист, Битарх

Очень распространённой ошибкой в изучении таких явлений, как войны и геноциды, является неверное соотношение количества тех, кто действительно совершал убийства и другие формы насилия, к количеству пострадавших от насилия жертв. Кому-то вовсе может показаться, что количество убийц приблизительно равно количеству убитых, а значит войны и геноциды с миллионами жертв доказывают способность к совершению жестокого насилия даже среднестатистическим человеком. Но считать так будет грубейшей ошибкой.

Можно вспомнить о том, что по мнению некоторых военных исследователей, например Дейва Гроссмана, 98% солдат на фронте испытывает сильное сопротивление к совершению убийства, и только у 2% такое сопротивление отсутствует. В гибели до 2 миллионов жителей Камбоджи при режиме Пол Пота виноваты всего лишь 55-70 тысяч красных кхмеров (на каждого убийцу в среднем приходилось около 30-40 убийств). А один из исследователей вопроса руандийского геноцида утверждает, что нет ничего невозможного в том, чтобы даже 25 тысяч человек за 100 дней убили сотни тысяч, если не миллион людей – для этого 1 убийце придётся в среднем совершать лишь 1 убийство раз в 2,5 дня (или в сумме по 40 убийств).

В мирной повседневной жизни, как правило, на 1 насильственного преступника приходится 2,5 насильственных преступлений. Менее 0,1% людей совершает более десятка насильственных преступлений. Но какого показателя такой «рецидивизм» может достигнуть в случае войн, геноцидов или репрессий, когда убийство становится чем-то допустимым, разрешённым, а то и требуемым?

Давайте посмотрим на некоторые известные крайние случаи. Наверняка вы хоть раз слыхали о следующих личностях:
– хорватский военный преступник Петар Брзица, который за ночь лично убил до 1360 сербов (по наиболее консервативным оценкам было совершено 670 убийств);
– работник НКВД Василий Михайлович Блохин, который за всю свою службу лично расстрелял от 10 до 20 тысяч человек.

В случае войн, геноцидов и репрессий один убийца действительно может лично совершить сотни и тысячи убийств. В принципе стремления к таким показателям стоит ожидать от любого человека, который способен легко совершить убийство, не испытывая к этому никакого сопротивления и отвращения. Разве у убийцы есть хоть какой-то стимул останавливаться и убивать меньше, когда ему на это выдано безграничное право? Было бы абсурдом ожидать от убийцы такого, скорее он будет убивать до последнего, если будет возможность – лично убьёт сотни и тысячи людей.

Исходя из того, что мы знаем о геноцидах, на практике скорее всего у одного среднестатистического убийцы в положении «насильственной вседозволенности» получится совершить несколько десятков убийств. Конечно же, это всё ещё говорит о том, что реальными убийцами в любой ситуации является подавляющее меньшинство людей, а значит количество жертв массовых убийств значительно превышает количество самих убийц. Войны, геноциды и репрессии никогда не работают по принципу «в один день на улицы вышло миллион людей, и убило другой миллион людей». Если где-то действительно был убит миллион людей, то значит, что на улицы с насильственными намерениями вышло лишь несколько десятков тысяч убийц.

Оружейные законы – инструмент в совершении геноцидов

Довольно интересную закономерность можно проследить в большом множестве геноцидов. Им предшествовало введение регуляций и запретов на гражданское вооружение. Нередко такие запреты и вовсе непосредственно предшествовали геноцидам. Очень удобно для правительственных насильников и прочих бандитов, не так ли? Лишить простой народ вооружения, а после спокойно и почти без какого-либо сопротивления истреблять его неугодную часть.

Выступать за оружейные законы и против естественного права человека на защиту своей собственной жизни – значит поддерживать исключительную вооружённость меньшинства насильников. Запреты ведь работают лишь по отношению к мирным и законопослушным гражданам, которые всё равно бы никогда в жизни не использовали оружие ради совершения нападения, а только с целью самозащиты. А у правительственных агентов и незаконопослушных бандитов оружие в любом случае останется на руках. Так неужели именно этого и желают противники свободы вооружения и самозащиты, чтобы правительства имели над людьми тоталитарную силовую власть, а бандиты – полную свободу совершать насилие не сталкиваясь с сопротивлением со стороны их жертв?

Что геноциды могут рассказать нам о насильственности человека

Волюнтарист, Битарх

Вспоминая геноцид этноса тутси в Руанде, нам может показаться, что чуть ли не весь народ хуту, подстрекаемый сторонниками идеи истребления тутси, превратился попросту в убийц. Или же мы можем вспомнить, насколько ужасным был режим Пол Пота, когда погибло до четверти населения Камбоджи. Не это ли и другие подобные примеры массовых геноцидов показывают нам, что у человека нет никаких естественных сдерживателей к убийству других людей, и при достаточном убеждении почти что каждый сможет легко его совершить?

В оценке таких явлений как война или геноцид точно не стоит опираться на субъективные ощущения. Куда лучше будет провести подробные расчёты. Исходя из наиболее широко принятых исследований, в результате геноцида в Руанде погибло от 500 тысяч до 662 тысяч тутси, некоторые оценки доходят до 800 тысяч погибших. Но сколько же хуту принимали участие в геноциде? Одно из исследований оценивает количество убийц в 50 тысяч человек [1]. Другое исследование оценивает количество участников геноцида (тех, кто совершал попытки убийства, сами убийства, изнасилования, пытки и другие формы серьёзного насилия) от 175 тысяч до 210 тысяч человек [2]. На момент начала геноцида население Руанды составляло более 7 миллионов человек.

Что же это значит? По наибольшей оценке лишь 2,5-3% населения Руанды, или 3-3,5% населения самих хуту во время геноцида тутси совершали насилие. По наименьшей оценке убийцы составили менее 1% населения. Это учитывая тот факт, что движения, выступающие за истребление тутси, всеми возможными методами и через все информационные каналы призывали хуту к совершению убийств. И сами убийства действительно несли массовый характер.

Не стоит сомневаться в том, что такой процент людей смог устроить геноцид. Вряд ли человек, которого призывают к убийствам, который к совершению убийства не чувствует никакого отторжения, и потенциальные жертвы которого не имеют серьёзной возможности защититься, остановится лишь на одном-двух эпизодах. Скорее стоит ожидать, что он будет убивать всех, кто попадётся на его пути. Небольшие группы таких убийц могли вовсе уничтожать сразу тысячи людей, особенно будучи вооружёнными. В исследовании, которое оценивает количество убийц в руандийском геноциде в 50 тысяч человек, утверждается, что нет ничего невозможного в том, чтобы даже 25 тысяч человек за 100 дней могли истребить сотни тысяч, если не миллион людей.

Другой известный пример геноцида – истребление «красными кхмерами» от 1,5 до 2 миллионов камбоджийцев в 1975-1979 годах при режиме Пол Пота. Силы красных кхмеров к 1975 году можно оценить от 55 до 70 тысяч человек [3][4]. Население Камбоджи к началу геноцида составляло около 7,8 миллиона человек. Исходя из этих чисел, очевидно, что в гибели на то время 20-25% населения Камбоджи виноваты менее 1% населения.

Геноциды не могут нам рассказать о том, что большинство людей готовы совершить истребление не разделяющих их взгляды групп или даже целых народов. Непосредственными убийцами и иными насильниками в геноцидах является подавляющее меньшинство людей от всего населения. А значит они не могут служить неким доказательством насильственности человека, скорее наоборот – они лишь подтверждают, что в большинстве своём человек ненасильственен.

Источники:

  1. Jones, B. D. (2001). Peacemaking in Rwanda: the dynamics of failure;
  2. Straus, S. (2004). How many perpetrators were there in the Rwandan genocide? An estimate. Journal of Genocide Research, 6(1), March, 85–98;
  3. Carney, T. (1989). The Unexpected Victory. In Karl D. Jackson, ed., Cambodia 1975–1978: Rendezvous With Death. Princeton University Press, pp. 13–35;
  4. The Crime of Cambodia: Shawcross on Kissinger’s Memoirs New York Magazine, 5 November 1979.

Коррупция всегда сопутствует силовой власти

Волюнтарист, Битарх

Само существование силовой и «обязательной» для всех власти приводит к возникновению коррупции. Что бы и кто не говорил, все правительства мира коррумпированы, просто не все готовы это признавать и называть данное явление настоящим именем, зачастую скрываясь за таким термином как «лоббирование». И это неудивительно – если какой-то общественный орган обладает «легальным» правом на монополию в установлении и контроле порядков в обществе, в том числе с применением силы, то различные группы интересов всегда будут обращаться к нему в попытке добиться своего за счёт ущемления прав и свобод других групп интересов. Это неизбежно даже в наиболее либеральных демократиях, ведь и в них ничто не мешает какой-то группе интересов побудить достаточную часть чиновников принять необходимое ей решение.

До тех пор, пока существуют силовые принудительные правительства, коррупции и ущемления интересов одних людей в пользу интересов других людей не избежать. Только на свободном рынке разные интересы могут стабильно сосуществовать параллельно друг другу, ведь для этого лишь достаточно, чтобы у каждого интереса была хотя бы минимальная группа «потребителей». Политика же в любой момент может выпустить закон, по которому на определённой территории все альтернативы какому-то одному интересу будут дискриминированы, а то и вовсе ликвидированы. И такой закон будет подкреплён угрозой применения насилия в случае его неисполнения.