Рубрика: Битарх

Авторская колонка Битарха

Вопрос Битарху

Битарх, несмотря на то, что я не так давно познакомилась с либертарианством, я уже прочитала о волюнтаризме и поняла, что это именно то, что мне нужно! Как же мне надоело жить среди абьюзеров, мужланов и насильников, что окружают меня сейчас! Поскорее бы уже была изобретена вакцина, уничтожающая способность как-либо инициировать агрессивное насилие, а вместе с этим и наступило бы всеобщее благоденствие! А то меня отец бил, бывший парень тоже бил, а один раз какое-то быдло даже пыталось изнасиловать меня в подворотне! Ну а пока вакцина не изобретена, я хочу попросить тебя о помощи. Битарх, я хочу, чтобы у меня был ребёнок с прочным ингибитором Лоренца, который бы гарантированно никогда не инициировал насилие и вместе с тем мог постоять за себя, как и ты, собственно говоря, тоже. Я женщина не бедная, могу подписать письменный отказ от алиментов, нужно только зачатие от носителя сильного варианта ингибитора Лоренца. А то вокруг две крайности: либо маменькины сынки и мямли, не способные себя защитить, либо альфачи с тестостероном, бьющим через ключ и абсолютно несдержанные в проявлении насилия, а нужно, чтобы было что-то посередине. Согласен? И если да, то сколько стоят твои услуги по зачатию ненасильственного потомства?

Катя Латыш

Рад тому, что вам приглянулись продвигаемые мною идеи и вы считаете необходимым искоренить насилие. Что касается вашей деликатной просьбы — я, к сожалению не могу на 100% гарантировать идеальной генетики со своей стороны. Хоть я и человек ненасильственный, всё же мало ли, вдруг я являюсь носителем рецессивных генов, определяющих слабый вариант ингибитора насилия. Генетического теста для определения вариант механизма Лоренца (ингибитора насилия) пока ещё нет. Да и излишне просить об этом конкретно меня – большинство людей и так ненасильственны, вряд ли я смогу предложить что-то большее, чем они. Вам же просто не повезло пока попадаться на те самые 2% отбитых дегенератов, имеющих крайне слабый вариант ингибитора. Распределение дегенератов может быть довольно неравномерным, и возможно вы оказались в среде с их повышенной концентрацией. Может неплохим решением будет немного сменить окружающую обстановку и ваш круг общения?

Ещё хочу заметить – одним ребёнком ситуацию в целом не исправить. Если у вас есть финансовые ресурсы, может стоит задуматься об инвестициях в биотехнологии, получении соответствующего образования или ещё каком-то способе помочь в искоренении насильственности у дегенератов? Ведь чем раньше получится создать генетический тест на вариант ингибитора насилия и генотерапию для его усиления, тем быстрее проблема масильников будет решена и к вам больше никто не применит насилие. Да и таким образом вы сможете точно гарантировать и ненасильственность своих детей, и то, что они сами никогда не столкнутся с насилием.

Подумайте над этим, если насилие вам настолько неприятно и у вас есть какие-то возможности, может тогда было бы неплохо посвятить свою жизнь борьбе с насилием и приблизить тот день, когда эта проблема будет окончательно решена?

Битарх

Роль насилия в выживании видов и популяций

Волюнтарист, Битарх

Внутривидовому насилию часто приписывается роль механизма, важного в поддержании жизни отдельных популяций и даже целых видов. Например, насилие является инструментом установления иерархии доминирования, исключения из конкуренции слабых особей, распределения ограниченных ресурсов в пользу наиболее сильных и приспособленных членов популяции и т. д. В определённой мере эти утверждения верные, но что точно неверно, так это смотреть на явление насилия в отрыве от других факторов – ошибка, которую часто допускают выдвигая насилие как механизм, работающий во всех случаях одинаковым образом.

Важную роль во внутривидовом насилии играют такие факторы, как врождённая вооружённость членов популяции и возможность избежать насилия с помощью бегства. В том случае, если вооружённость особей довольно слабая, а также популяция не ограничена строгим ареалом обитания (ей есть куда ещё разрастаться) и особи в целом обладают хорошей способностью к бегству, то от внутривидового насилия действительно можно получать определённые выгоды не натыкаясь на недопустимый уровень создаваемых им отрицательных экстерналий. Если кратко – выгоды в таком случае перевешивают потери.

Но всё меняется при усилении вооружённости особей, при ограничении ареала их обитания и если их способность к бегству развита в меньшей степени. Чем сильнее эти факторы выражены, тем больше отрицательных экстерналий будет испытывать популяция – насилие начнёт угрожать её выживанию. Это и заметил в своих этологических исследованиях Конрад Лоренц, который тоже не отрицал положительных аспектов насилия, но при этом учитывал и факторы, способные превратить данное явление в катастрофу. Также он, собственно, описал концепцию механизма, ингибирующего (сдерживающего) внутривидовое насилие. Приведу фрагмент из его книги «Агрессия, или Так называемое зло»:

«Ворон может выбить другому ворону глаз одним ударом клюва, волк может одним-единственным укусом вспороть другому волку яремную вену. Если бы этого не предотвращали надёжные запреты, давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом или укусом. К тому же такие слабо вооружённые существа обладают способностью к бегству, позволяющей им спасаться даже от «профессиональных» хищников, гораздо более искусных в преследовании, поимке и умерщвлении, чем любой сколь угодно превосходящий собрат по виду. Поэтому на воле обычно невозможно, чтобы такое животное причинило вред себе подобному. Вследствие этого нет и селекционного давления, вырабатывающего запрет убийства.»

Из всего этого можно сделать простой вывод – внутривидовое насилие может быть полезно, но лишь до тех пор, пока такие факторы, как вооружённость и неспособность сбежать от насилия не становятся настолько выраженными, чтобы создать слишком много отрицательных экстерналий. И чем сильнее выражены эти факторы, тем больше будет вреда, что в итоге приведёт к селективному отбору в сторону более сильных сдерживателей агрессивного поведения у представителей популяции.

Теперь рассмотрим кратко случай человека. Его врождённая вооружённость довольно слабая, а к возникшей в ходе развития цивилизации и научно-технического прогресса искусственной вооружённости он ещё не адаптировался в полной мере. Но эта вооружённость, как и отсутствие в данный момент возможности значительного расширения жизненного пространства (люди и так расселились почти по всей пригодной для жизни на планете территории), создаёт большую угрозу для выживания человечества. Может для далёких предков человека внутривидовое насилие и было полезно, но с тех пор, как они начали пользоваться искусственным вооружением, ситуация кардинально изменилась. Ещё стоит добавить, что при разговорах о насилии нередко упускаются особенности человека и человеческого общества, отличающие их от животных и животного мира. Насилие крайне отрицательно влияет на психику и поведение человека. Также насилие нарушает экономические взаимоотношения. Это создаёт лишь ещё больше отрицательных экстерналий.

Миф о преимуществе нападающего

Волюнтарист, Битарх

Идею всеобщей вооружённости и вооружённой самозащиты нередко пытаются выставить несостоятельной прибегая к аргументу преимущества нападающего. Какая ведь разница, вооружена жертва, или нет, если нападающий всё равно более подготовлен к стычке, поскольку именно он её спланировал, тогда как жертва ничего не ожидает. Да и вообще мало кто из нападающих будет рисковать столкнуться с более сильным противником, они предпочтут выбирать слабую жертву, а сильную обойдут стороной. У нападающего всегда преимущество, он чаще всего сильнее, а свобода вооружения даст ему лишь больше преимущества, поскольку он сможет свободно вооружиться.

Для начала стоит заметить, что именно ограничение свободы вооружения даёт нападающему преимущество. Запрет работает лишь к законопослушным гражданам. Если брать статистику из США, то 94% массовых расстрелов происходит в свободных от оружия зонах, и 80% из вооружённых преступников получили своё оружие нелегальным путём, чаще всего на чёрном рынке, а не просто купили его в обычном оружейном магазине; кроме того, 57% преступников в большей степени боятся вооружённых граждан, нежели полицейских. Все эти факты прямо указывают на то, что именно регуляция и запрет вооружённости даёт нападающему дополнительное преимущество.

И даже если после этого у нападающего всё ещё остаётся какое-то преимущество над жертвой, в целом это всё равно ничего не решает. Нападающий не может гарантировать себе успех, в наилучшем для него сценарии его шанс на успех лишь выше, нежели у его жертвы. Только вот и риск его провала в случае вооружённости жертвы тоже высок, и он при каждом нападении будет подвергать себя этому риску. Победа в одной индивидуальной стычке не сделает его победителем в целом, вскоре он столкнётся с провалом, который может стоить ему даже собственной жизни. И насильственные преступники составляют подавляющее меньшинство населения, как показывает анализ российской преступности, в худшем случае мы получаем одного насильственного преступника в год на 695 человек (и то это учитывая не только убийства, изнасилования и нанесение серьёзного физического вреда, но и например нанесение побоев). А значит у насильников чисто статистически нет никаких шансов победить вооружённое гражданское население, да и вообще нанести сколь бы то ни было серьёзного вреда обществу.

Права и свободы на насилие быть не может

Волюнтарист, Битарх

На вопрос, имеет ли человек право совершить насилие, у нас есть только один ответ – не имеет! Ни один человек в мире не должен обладать правом инициировать акт насилия по отношению к другому человеку. Но некоторые люди (а чаще всего сторонники авторитарно-консервативных взглядов и силовых методов решения проблем) могут сказать, что это ведь ограничение свободы. Свобода на насилие – это такая же свобода, как и другие свободы, а значит мы сами же себе противоречим и сами же являемся авторитаристами, которые хотят принудительно навязать всем единый сценарий жизни.

Довольно неадекватная по своему сути манипуляция, в которой игнорируется тот факт, что насилие приводит людей к лишению свободы. То есть, когда один человек инициирует акт насилия по отношению к другому человеку, он тем самым лишает его свободы. Соответственно, насилие – это несвобода. Право же на насилие – это право лишать людей свободы. А вот устранение насилия, стремление к его полному искоренению как явления в целом – это устранение фактора, который приводит людей к несвободе. И никакие словесные манипуляции не изменят сути явления насилия!

«Легитимный» и «нелегитимный» бандиты

Волюнтарист, Битарх

Недавний случай с захватом власти в Афганистане движением «Талибан» лишь в очередной подтверждает теорию стационарного бандита, исходя из которой государства возникают не за счёт мифического общественного договора, а за счёт того, что кочевые бандиты решают осесть и перейти от нерегулярных грабежей к стабильному обложению данью (или налогообложению) и подчинению людей. Даже наиболее либеральные и демократические государства всё ещё продолжают эту традицию, поскольку и в их случае человек не имеет права не подчиниться установленным сверху порядкам и налоговой ставке – несогласие с этим карается насилием, прямо как в случае бандита, напавшего на невооружённую и беззащитную жертву. И даже предоставление неких общественно-полезных услуг со стороны государства сути никак не меняет – это то же самое, что и так называемое «крышевание», в котором ты либо соглашаешься платить бандитам за некую защиту, либо они на тебя нападут.

Но ещё важно заметить то, что легитимность конкретной группировки на мировой арене, то есть её признание как государства другими государствами, является сугубо вопросом победы и захвата власти. Ещё вчерашних талибов-террористов сегодня уже готовы признать некоторые государства, и даже идут разговоры о сотрудничестве, в том числе со стороны российских госструктур на уровне МИДа. Точно также в своё время были признаны бандиты большевики, после взятия которыми власти, бандитами вдруг стали уже представители предыдущей, царской власти.

Победителя признают и с ним всегда разговаривают, даже если он ещё вчера был сумасшедшим бандитом. И это единственное, а не какой-то «общественный договор», что отличает «легитимную» и признанную политическую силу от «нелегитимного» бандита-террориста. Но сама суть остаётся та же.

Самозащита и ингибирование насилия

Волюнтарист, Битарх

Немаловажным вопросом является то, как самозащита вписывается в концепцию механизма Лоренца (МЛ)/механизма ингибирования насилия (VIM). С рациональной точки зрения сдерживание насильственности – вещь хорошая и полезная. Но не будет ли человек, у которого сильно выражен МЛ/VIM, неспособным защитить себя от непосредственной угрозы насилия?

К сожалению я пока что не смог найти конкретных исследований, связывающих самозащиту и концепцию МЛ/VIM. В дальнейшем я постараюсь подробнее изучить нейрофизиологические аспекты самозащиты и совместить их с такими же аспектами ингибирования насилия. Однако я сейчас выдвину предположение о такой взаимосвязи исходя из эволюционных аспектов развития МЛ/VIM, от чего можно будет отталкиваться в её дальнейшем исследовании.

По теории Конрада Лоренца, ингибитор наиболее явно выражен у тех видов, представители которых обладают сильной врождённой вооружённостью и не имеют статистически значимой возможности избежать насилия бегством. Эти два фактора оказывают эволюционное давление на усиление МЛ/VIM, поскольку они создают угрозу выживанию вида. И как же эволюция справилась с этой угрозой? Всё не так уж сложно. Неагрессивные представители популяции сталкиваются со внутривидовым насилием только тогда, когда на них нападают. А вот агрессивные особи сами же инициируют насилие. Из-за этого в насильственные стычки они попадают куда чаще, а значит и чаще других особей погибают, не передавая свой генетический материал следующему поколению. Таким образом насильственность отсеивается, а вот сильный вариант ингибирующего насилие механизма лишь закрепляется.

Но для закрепления ненасильственности необходимо чтобы жертвы насилия могли защитить себя при непосредственном нападении используя свою вооружённость. Иначе жизни агрессора ничего не будет угрожать, а погибать уже будут менее агрессивные особи, что приведёт к обратному эффекту, а в конечном итоге и вовсе к вымиранию вида (если только его представители в качестве альтернативы не выберут бегство, как это например делают хомяки, разбегаясь совершив лишь несколько взаимных укусов). Но раз мы всё ещё наблюдаем в природе сильно вооружённые виды, представителям которых несвойственно бегство от внутривидовой агрессии, а также мы наблюдаем у них сильно выраженный МЛ/VIM, то значит жертвы насилия всё же могут использовать свою вооружённость для самозащиты от агрессоров.

Как это может работать? Непосредственная угроза насилия приводит к защитной реакции со стороны жертвы, что может ослабить у неё работу ингибитора насилия на небольшой промежуток времени. Как только непосредственная угроза минует – всё возвращается в норму. При этом исключается возможность ослабления ингибитора до того состояния, чтобы пострадавшая особь стала способной на инициацию насилия уже со своей стороны. В ином случае продолжала бы существовать угроза выживанию многих видов, поскольку количество насильственных особей в их популяциях в результате совершаемых актов насилия не сокращалась, а то и возрастала бы, ведь жертвы становились бы новыми насильниками.

Самозащита является допустимой и эволюционно-оптимальной стратегией в искоренении насильственности в популяции. И человека это не обходит стороной. Если всё вышесказанное выше верно, то и человек должен быть способен на самозащиту при непосредственном нападении, когда существует угроза его жизни, даже в случае наличия у него сильного варианта ингибитора МЛ/VIM. При этом он не будет способен на инициацию насилия вне ситуаций, непосредственно угрожающих жизни, поскольку это уже будет относиться к другим, успешно ингибируемым видам насильственного поведения. Также добавлю, что всё это указывает на реалистичность эволюционных стратегий борьбы с насилием и его искоренения, основанных на вооружённой самозащите при непосредственном нападении разного рода агрессоров.

Аргумент худшего сценария

Волюнтарист, Битарх

Довольно часто против идеи свободного общества выдвигается аргумент «худшего сценария». Он состоит в том, что мы не можем отказываться от государства, поскольку нам есть что терять, пусть государство во многом плохое решение наших проблем, но без него может стать ещё намного хуже, а значит не стоит рисковать. Данный аргумент не может называться состоятельным, поскольку он не рассматривает возможность противоположного положения дел, то есть «лучшего сценария», кроме того, в нём полностью игнорируется худший сценарий, который может наступить, если государственная власть будет сохранена.

Абсолютно любая человеческая деятельность и любые стремления несут в себе как возможность получить положительный результат, так и столкнуться с разнообразными рисками. Это касается даже повседневных действий, например, прогулки в магазин или на работу. И в такой элементарной деятельности кроется пусть и небольшой, но всё же риск зацепиться за что-то по пути, упасть и сильно травмироваться, или же быть сбитым автомобилем на пешеходном переходе. А что уж говорить о чём-то посложнее прогулки?

Однако вероятность наступления худшего сценария не отворачивает людей от деятельности и стремлений, если те могут привести и к лучшему сценарию, а особенно когда существует худший сценарий, связанный с отказом от этого. Думаю, очевидно, какой худший сценарий вас ждёт, если вы откажетесь выходить на улицу. Многие инициативы нашли свою реализацию в попытке избежать худшего сценария бездействия, даже несмотря на то, что действие тоже приносило определённые риски. Если бы каждая инициатива отбрасывалась лишь на основании наличия в ней рисков, без рассмотрения рисков бездействия, то мы бы сейчас жили в более отсталом мире без множества привычных нам явлений и технологий.

Возможно в стремлении достичь свободного общества, как и в любом другом стремлении, кроются определённые риски. Однако, опять же, не забываем о том, что есть не только худший, но и лучший сценарий, и что есть худший сценарий при сохранении статус-кво. Кстати, история нам показала уже много примеров последнего. Сколько же было государственных режимов, которые погубили миллионы жизней. И неужели кто-то может сказать, что худший сценарий свободного общества будет даже хуже, чем жизнь при очередном Сталине, Гитлере или Пол Поте? А ведь все государства стремятся именно к централизации и усилению своей власти, и мы этот процесс можем наблюдать даже сейчас. Ещё 10-20 лет назад что в западном мире, что на нашем постсоветском пространстве были более свободные порядки, а сейчас можно очень легко получить наказание (вплоть до тюремного заключения) даже за активное отстаивание позиций, или просто высказывания, не совпадающие с государственной повесткой. Так и до уровня авторитарных коммунистических/фашистских режимов прошлого века недалеко идти.

Государства всегда двигались и продолжают двигаться сейчас к своему худшему сценарию. Только это уже говорит, что нам стоит попытаться достичь свободного общества как альтернативы, способной дать лучший сценарий. И тем более это актуально в случае постсоветского пространства. Возможно, людям западного мира есть что терять в экономическом плане, у них накоплено определённое богатство, риск лишиться которого скорее всего не будет оправдывать в их глазах подобное стремление. У нас же нет даже этого. Для нас свободное общество как укол с экспериментальным лекарством безнадёжному больному – либо так, либо не останется ничего, кроме как смириться со стремительно ухудшающимся положением дел.

Важность борьбы с насилием

Волюнтарист, Битарх

В связи с недавней годовщиной совершения Андерсом Брейвиком террористических актов в Норвегии, я бы хотел напомнить о важности борьбы с насилием. Подобное трагическое событие хоть и не является катастрофой мирового масштаба, однако страшно представить, что нам могут преподнести будущие Брейвики, особенно учитывая, какие плоды научно-технического прогресса могут оказаться в их руках. Возможно это будет очередной расстрел, что очень плохо, однако лично вас скорее всего никак не коснётся. А возможно такой человек решит воспользоваться каким-то высокотехнологическим средством, чтобы нанести людям как можно больше урона, например соорудит грязную бомбу, выпустит неизвестный ранее штамм очень опасного и смертельного вируса – сценарий, который я описывал в материале «Реальность вирусной угрозы», или воспользуется ещё каким-то неизвестным для нас сейчас крайне разрушительным средством.

Но способность совершить насилие не является нормой для человека. Наоборот – 98% людей испытывают отвращение по крайней мере к жестокому насилию, и совершает всё жестокое насилие как раз не более 2% людей. Это обусловлено тем, что естественной частью человеческой природы является механизм ингибирования насилия (механизм Лоренца (МЛ) по теории Конрада Лоренца или VIM по модели Джеймса Блэра). Человек с сильным вариантом МЛ/VIM никогда не сможет совершить насилие. Совершают его только те, кто страдает патологией ингибитора насилия. Насильственность – патологическое состояние. А значит и бороться с ней нужно соответствующим образом.

Если бы насильственные склонности в достаточной мере замечали ещё в детстве, когда человек вряд ли может принять решение намеренно скрывать их до того времени, когда можно будет устроить теракт, или же если бы в обществе практиковалось массовое тестирование на определение врождённого варианта МЛ/VIM, как в том же детстве, так и при ведении взаимоотношений с людьми во взрослой жизни, а после к тем, у кого была обнаружена патология МЛ/VIM, применялось генотерапевтическое лечение – многих терактов, как и многого насилия в целом, можно было бы избежать.

Возможно, в прошлом мы для этого не имели достаточной научно-технической базы. Но сейчас пришло время, биотехнологии и генотерапия развиваются стремительными темпами. И сейчас ещё не поздно начать бороться с насилием, чтобы избежать катастрофического сценария в будущем и наконец-то полностью избавить человеческое общество от патологической насильственности. Разве кто-то хочет появления нового Брейвика, да и ещё куда более вооружённого?

Врождённая мораль неагрессии – отношение к моральному реализму и этическому интуиционизму

Волюнтарист, Битарх

Не так давно я рассматривал вопрос морали в контексте концепции механизма ингибирования насилия (VIM) – когнитивного механизма, который сдерживает насильственное поведение у человека. Здоровый человек, не страдающий дисфункцией VIM, неспособен на совершение актов насилия по отношению к другим людям. Проявление непосредственного жестокого насилия успешно ингибируется (сдерживается) у более, чем 98% людей. Способность к совершению насилия является отклонением и патологией, а не нормой человеческой природы.

В рамках этой темы особенный интерес вызывает вопрос способности человека к различию проступков морального и социального (обычного) характера (moral/conventional distinction). Моральные проступки состоят в нанесении человеку вреда, тогда как социальные проступки – в нарушении обусловленных норм. Избиение, например, конечно же будет моральным проступком, а вот уход ученика из класса без разрешения учителя – всего лишь проступок обычного характера.

Когда человек сталкивается с опытом, демонстрирующим ему моральные проступки, то сигналы бедствия со стороны их жертв, такие как грустное выражение лица или плач, приводят к активации VIM и возникновению у него реакции отторжения. У человека вырабатывается ассоциация морального проступка с сигналами бедствия и последующим отторжением, в результате чего он становится способным понимать и определять моральные проступки анализируя те или иные действия.

Такая ассоциация не возникает в случае социальных проступков, так как те изначально не приводят к активации VIM у человека. И люди с дисфункцией VIM, например психопаты, не могут понять разницы между моральными и социальными проступками, ведь с нейрофизиологической точки зрения для них её действительно нет – они эти проступки воспринимают одинаково, а точнее моральные проступки воспринимаются ими так же, как и социальные.

То, что психопаты и люди с насильственными склонностями действительно не способны понимать это различие – факт, подтверждённый огромным количеством свидетельств и исследований. Вспомним и тот факт, что насильственность – отклонение от нормы естественного человеческого поведения. Фактически, мораль неагрессии является биологически предопределённой для человека, о чём мы узнали проведя исследование человеческой природы. Таким образом, эту мораль можно отнести к моральному реализму.

Но на этом мы не закончим, поскольку стоит упомянуть ещё об одном – человек с функционирующим VIM (что, как уже говорилось, норма человеческой природы) станет способным распознавать проступки морального характера, а значит у него выработается и соответствующая мораль неагрессии абсолютно независимо от того, знает ли он вообще что-либо о своей собственной природе. Если он не знаком с концепцией VIM и понятием морального проступка – мораль неагрессии будет восприниматься им как нечто интуитивное, понятное само по себе. У подавляющего большинства людей это интуитивное понимание совпадёт и по вопросу насилия они сойдутся к единой позиции о том, что совершать акты насилия недопустимо, не проводя никаких исследований и не пытаясь сформировать какие бы то ни было логические выводы (насильственные взгляды же будут исходить только от насильственного меньшинства). Такое всеобщее интуитивное понимание морали относится к моральному (или этическому) интуиционизму.

Как мы видим, врождённая мораль неагрессии – это одновременно и объективный факт человеческой природы, относящийся к моральному реализму, и интуитивно понятная норма, относящаяся к этическому интуиционизму. Конечно, мы можем видеть, что второе исходит из первого, то есть интуитивное понимание человека исходит от его объективной биологической природы. А значит врождённая мораль неагресии попросту объединяет данные подходы к морали, одновременно соответствуя обоим из них и выводя один из другого.

Насилие и культурное влияние

Волюнтарист, Битарх

Исходя из рассматриваемой нами концепции ингибитора внутривидового насилия (механизма Лоренца (МЛ), как мы его называем ввиду соответствующей теории Конрада Лоренца, а также механизма ингибирования насилия (VIM) по модели Джеймса Блэра) мы получаем, что способность человека совершить насилие по отношению к другому человеку является отклонением, состоящим в нарушении работы врождённого МЛ/VIM. Таким образом, насильники являются людьми, страдающими генетической и нейрофизиологической патологией [1]. Этой концепции можно противопоставить аргумент о том, что уровень насилия в человеческом обществе, начиная с самого появления человека и заканчивая современностью, снижался темпами, абсолютно несопоставимыми со скоростью закрепления признаков в популяции в результате естественной биологической эволюции. Также при разных общественных порядках наблюдается разный уровень насилия. Я не буду спорить с верностью таких утверждений, однако приведя два аргумента докажу, что концепцию МЛ/VIM они не опровергают.

Первое, что стоит понимать – человек со слабым или дисфункциональным вариантом МЛ/VIM необязательно должен совершить насилие. Хорошее воспитание, отсутствие провоцирующих насилие обстоятельств, присутствие обстоятельств, сдерживающих его, хоть и не устраняют полностью, но в определённой мере снижают такой риск. Совместим это с фактом того, что насилие совершается меньшинством людей. Военные свидетельства показывают, что лишь до 2% людей не испытывают сопротивления к убийству (а война является сильно провоцирующим на насилие обстоятельством). Анализ преступности в Российской Федерации определил, что при наихудшем возможном раскладе (а в действительности он может быть и лучше) в среднем на 695 человек объявляется лишь один новый насильник в год, совершивший насильственное преступление не слабее нанесения побоев.

Если обстоятельства среды изменятся так, что, например, в год вместо одного человека на 695 людей совершать насилие начнут двое, то и уровень насилия в обществе вырастет минимум в два раза, а скорее всего куда больше, поскольку те, кто ранее уже совершал насилие, могут начать совершать его чаще. Последствия будут значительными. Однако насилие всё ещё будет исходить от подавляющего меньшинства людей, так что наблюдение таких изменений не опровергает концепцию МЛ/VIM.

Перейдём теперь к эволюционному аргументу. В естественных условиях биологическая эволюция действительно очень медленный процесс. Однако её можно ускорить с помощью искусственной селекции. И культурное влияние тоже может приводить к такой селекции, поскольку оно искусственно изменяет социальную и физическую среду, в которой происходит генетический отбор. Это называется двойной наследственностью или генно-культурной коэволюцией.

Классический пример – выработка переносимости лактозы, к которой привело развитие молочного хозяйства, произошедшее всего лишь приблизительно 5000 лет назад. Другой пример: в 800-1700 годах в культуре еврейского этноса ашкеназы практиковалось ограничение занятости теми профессиями, которые требуют высокого уровня интеллекта, что создало селективный отбор в пользу обладающих им людей. Вместе с генетической изоляцией этноса это предположительно привело к высоким показателям IQ, а также и к ряду наследственных генетических заболеваний у его представителей. Кроме того, в результате территориальной экспансии во второй половине прошлого тысячелетия появились смешанные расы. И даже последствия урбанизации и индустриализации, начавшихся 200-300 лет назад, уже приводят к измеряемым генетическим изменениям [2].

Аналогичным образом культурное влияние может приводить к усилению МЛ/VIM. Растущая культурная неприемлемость насилия создаёт селективный отбор в пользу менее насильственных людей, тогда как насильники всё сильнее отсеиваются. Культура действительно оказывает влияние на уровень насилия в обществе, но это не противоречит, а то и вписывается в концепцию МЛ/VIM.

Источники:

  1. https://panarchy.ru/2021/07/12/анализ-внутривидового-насилия-как-яв/;
  2. https://www.ncbi.nlm.nih.gov/books/NBK210012/.