В силовых органах стационарного бандита (государства) в среднем работают явно более склонные к насилию люди, нежели если брать всё население в целом. Однако даже их насильственные склонности не являются абсолютно несдерживаемыми. Большинство из них всё ещё не сможет убить человека инициировав к нему насилие, а не только при непосредственной самозащите. Убийство на порядок более серьёзный акт насилия, нежели повалить на асфальт, заломить руки за спину или избить дубинкой, что мы можем наблюдать на тех же митингах. Для его совершения нужно, чтоб человек был совсем безбашенным насильником. Но такие в большинстве случае вряд ли вообще могут добраться до службы в силовых органах будучи пойманными на совершении насильственных преступлений ещё в подростковом возрасте. А значит мы можем выработать одну очень радикальную, но при этом действенную стратегию борьбы со стационарным бандитом.
Для её осуществления нам понадобится «устройство самоуничтожения», например ошейник с небольшим количеством взрывчатки. Добровольно надеть на себя такое устройство смогут немногие, однако есть ведь активисты, которые в знак протеста идут на то же самосожжение, а здесь получение значительного или смертельного ущерба для себя и вовсе не обязательно, так как задача состоит не в том, чтобы совершить ритуальное самоубийство, а в том, чтобы сдержать силовиков от совершения акта насилия. Как? В данный ошейник необходимо встроить устройство автоматической активации, например на чью-либо попытку ударить или обездвижить носителя (для определения этого можно использовать программу с искусственным интеллектом). Активация должна быть именно автоматической, поскольку решиться на самостоятельную непосредственную активацию сможет лишь очень небольшой процент людей (лишь те же, кто способен на самосожжение). Силовики это знают, а поэтому вполне вероятно решатся обездвижить и обезоружить человека, если активация не будет автоматической, что скорее всего им удастся. Также активист должен предварительно сообщить в СМИ перед совершением акции или непосредственно силовикам во время неё о том, что на нём находится такое устройство.
Таким образом любое насильственное действие со стороны силовиков будет приводить к серьёзному травмированию, а то и смерти активиста. А позволить себе этого они не могут, среди них ведь очень мало совсем отбитых маньяков, и даже те могут не решиться ввиду того, что это выльется им в серьёзные последствия, учитывая, что такая гибель активиста и виновные в ней силовики сразу же окажутся на всеобщем обозрении. Даже с террористами силовики изначально стараются вести переговоры, а не сразу ликвидировать. Кстати, недавно был случай, когда один вооружённый мужчина, к которому наведались силовики ввиду подозрения о складировании оружия, решил оказать им вооружённое сопротивление, забаррикадировавшись в своём доме. Самым простым вариантом решить эту проблему для силовиков была бы мгновенная ликвидация, учитывая, что в доме кроме этого мужчины никого не было. Однако они в течение целых 9 часов занимались оцеплением дома, пытались совершить штурм, в итоге всё закончилось гранатомётным обстрелом, в результате чего в доме случилось возгорание, во время которого и погиб обороняющийся.
Представьте теперь себе, что хотя бы небольшой процент активистов поставит силовиков перед выбором: или не бей, или убей? Фактически на этом деятельность силовиков будет парализована, им придётся тратить свои силы и время на разбирательства с этими активистами (однако успешными они не будут, так как единственный приемлемый для силовиков вариант – уговорить активиста снять с себя устройство, на что тоже далеко не все поведутся). Тем же временем остальные протестующие смогут более свободно и спокойно проводить свои акции, пока силовики отвлечены от них. Также со временем они могут в целом начать бояться применять насилие к протестующим, так как это устройство может оказаться на любом из них.
К государству, имеющему неоспоримую власть и монополию на насилие, принято относиться как к сугубо человеческому социальному явлению. Однако если взять саму основу устройства государства, то есть факт силового принуждения людей со стороны политической власти, то его смело можно назвать одной из форм насильственной иерархии доминирования, такой же как иерархии, возникающие в определённых условиях у многих видов животных. Это подталкивает нас к анализу явления насильственной иерархии доминирования в целом, предпосылок и последствий её возникновения, в том числе и в случае человека.
Мы пройдёмся по всем пунктам этой темы. Рассмотрим историю появления и развития государств, сравним её с тем, как возникают насильственные иерархии доминирования в случае животных, в том числе не обойдём стороной и известные эксперименты, такие как «Вселенная-25», в котором популяция мышей вымерла несмотря на изобилие ресурсов, или эксперимент Дидье Дезора, где одни крысы насильно принуждали других крыс плавать за едой через бассейн. В результате этого мы сделаем определённые выводы касательно влияния насилия на общество в целом.
Давайте для начала подтвердим насильственность природы государства. Для этого нам необходимо обратиться к теории стационарного бандита. Исходя из неё государство является оседлым (стационарным) бандитом, который решил закрепиться на определённой территории, единолично контролировать её и грабить население в долгосрочной перспективе [1]. Нам стоит посмотреть на то, что является предпосылкой к независимому возникновению государств в разных уголках мира. Возьмём долины Нила, Тифа, Евфрата, Инда в Старом Свете и долину Мехико, а также горные и прибрежные равнины Перу в Новом Свете. Все эти места объединяет одно – ограниченные морями, горами или пустынями земли, пригодные для ведения сельского хозяйства. Бежать в таких местах от силового принуждения попросту некуда, что и привело к появлению там первых государств. Также к этому добавим и социальные границы. Общины, находящиеся в центре заселённых земель, куда больше рискуют быть подчинёнными, нежели расположенные на периферии [2].
Со временем весь мир оказался под силовым контролем отдельных групп лиц, и это продолжается сейчас. Не забываем, что современные государственные границы нарисованы в результате войн и подчинений. Даже если предположить, что в прошлом какая-то группа людей действительно добровольно согласилась сформировать монопольное правительство, всё равно либо её насильно кто-то подчинил себе, либо она сама занялась подчинением других. Также происходило подчинение следующих поколений, которые изначально не соглашались на такой договор. Нынешние государства тоже активно контролируют вашу жизнь и свои границы, прибегая ко всем возможным средствам. Если государство не разрешит вам что-то – ваши шансы спрятаться или убежать от него будут крайне мизерными.
Запомним то, что говорит нам теория стационарного бандита о государстве, и перейдём к рассмотрению вопроса насилия в мире животных, что очень важно для понимания причин возникновения насильственной иерархии доминирования. Здесь стоит начать из исследований этолога Конрада Лоренца, которые показали, что у видов с сильной врождённой вооружённостью эволюционно выработалась и сильная врождённая внутривидовая мораль ненасилия, то есть механизм, ингибирующий проявление насильственного поведения во внутривидовых стычках [3]. Хорошо продемонстрировать этот механизм нам может следующий пример:
«При территориальной стычке ядовитые змеи преувеличивают себя, вытягиваясь, кто выше встанет, раскачиваются, толкают друг друга, но никогда не только не кусают, но даже не демонстрируют оружие. Некоторые виды даже угрожают друг другу, отвернув головы. Недаром не только обычные люди, но и многие зоологи принимали турнирные сражения змей за брачные танцы.» [4]
Никто не будет спорить, что ядовитые змеи – сильно вооружённые виды, с помощью ядовитого укуса они могут мгновенно убить своего сородича. Но своих они не кусают. А всё из-за механизма Лоренца (МЛ), ибо если его выработка с ходом эволюции была бы невозможна, то многие виды попросту бы самоуничтожились. Однако выработка этого механизма – довольно очевидный процесс, учитывая, что особи без врождённого сдерживателя насильственного поведения очень часто подвергали бы себя смерти ввиду многократных нападений на сильно вооружённых сородичей, а поэтому их генетический материал не передавался бы следующим поколениям.
Данный механизм можно наблюдать в той или иной степени у многих видов. Чем сильнее вооружён вид, тем сильнее у его представителей выражен МЛ, и наоборот – у слабых видов он выражен слабо. Довольно интересные примеры приводил Лоренц касательно волков, которые не кусают своих соплеменников за шею, и воронов, ни в коем случае не выклёвывающих глаза других воронов даже во время стычек. А вот оставив на некоторое время в одной клетке двух горлиц – на первый взгляд мирных птиц семейства голубиных, Лоренц обнаружил, что одна из них чуть ли не убила вторую. Конечно же у горлиц не мог выработаться сильный МЛ ибо в данном случае его отсутствие не угрожает их выживанию, так как у них слабое вооружение и находясь в природе они могут легко убежать от нападающего.
Исходя из этого мы можем связать выработку МЛ с двумя факторами: наличием сильной врождённой вооружённости и невозможностью сбежать от насильственного преследования. Теперь пришло время перейти к теме возникновения насильственной иерархии доминирования среди животных, и возьмём в качестве примера известный эксперимент под названием «Вселенная-25». В данном эксперименте этолог Джон Кэлхоун создал загон для мышей, в котором обеспечил их изобилием ресурсов. Изначально популяция мышей стремительно росла вплоть до 2200 особей, однако после этого их количество пошло на убыль, и менее, чем за 5 лет, популяция полностью вымерла.
Причин этому можно назвать много, условия загона Кэлхоуна на самом деле были далеки от райских, также существует мнение, что проблема состоит в самом изобилии ресурсов и человечество, кстати, при его нынешнем высоком благосостоянии ждёт то же самое. Однако, самым главным фактором, который привёл к вымиранию, особенно в сравнении с вивариями других лабораторий, где популяции мышей спокойно проживали и десятки лет, было то, что устройство загона способствовало появлению насильственной иерархии доминирования:
«Загон, который построил Кэлхоун, в отличие от обычного вивария и от естественных сред имел одну характерную черту: крайне нерациональную и неудобную систематизацию пространства для мышей, в результате которой сложилась такая ситуация, что 65 самых крупных самцов смогли монополизировать доступ к источникам пищи и к самкам, тогда как изгнанные в центр загона мыши вынуждены были влачить жалкое существование.» [5]
В таких условиях дальнейшее размножение стало невозможным. Уровень стресса мышей просто зашкаливал, а самцы, занявшие верх в иерархии доминирования, не давали другим самцам доступ к самкам даже после потери своей способности к размножению ввиду старости.
Вспомним ещё один эксперимент, проведённый французским исследователем Дидье Дезором. Шесть крыс были запущены в клетку, откуда был только один выход – в бассейн. В конце бассейна была кормушка с едой, но поесть там крыса не могла – доплыв, она брала еду и должна была вернуться к своим собратьям в клетку. В таких условиях сформировалась жёсткая иерархия доминирования, в которой одни крысы заставляли других плавать за едой и отнимали её у них. Здесь мы тоже можем явно связать возникновение иерархии доминирования с ограниченностью пространства и невозможностью сбежать с него.
Интересные случаи можно заметить и в мире приматов. Наблюдение за тремя видами макак показали, как в двух из них (макака-резуса и макака-крабоеда) можно увидеть сильную иерархию доминирования, тогда как социальные взаимоотношения третьего вида (тонкского макака) несут ненасильственный характер [6]. Разные исследователи объясняют это различие как факторами окружающей среды, так и генетикой. Однако скорее всего имеет место связка этих факторов – соответствующая среда привела к выработке соответствующих врождённых склонностей, а точнее более слабого МЛ у первых двух видов и более сильного МЛ у третьего (такого объяснения в исследовании о макаках не даётся, но оно идеально подходит исходя из объяснения природы насилия у многих других видов).
Ещё интересный случай наблюдали биологи Роберт Сапольски и Лиза Шер касательно одной стаи бабуинов – приматов, известных своей агрессивностью. В 1982 году наиболее агрессивные самцы этой стаи начали кормиться на туристической свалке и съели заражённое мясо. В конце концов все они умерли, оставив вместо себя менее агрессивных самцов. В итоге уровень насилия в стае резко сократился [7]. Также стоит вспомнить о карликовых шимпанзе – бонобо, поведение которых менее насильственное, нежели поведение других шимпанзе. Объясняется этот факт тем, что им не приходится делить свой ареал обитания с крупными и агрессивными гориллами. Те вытесняют и ограничивают в ресурсах других шимпанзе, что фактически приводит их к той самой ситуации, когда бежать от насилия внутри общества ввиду ограниченности доступного для жизни пространства становится некуда.
Вернёмся теперь к человеку. Он от природы слабо вооружённый вид, что является одной из предпосылок к выработке слабого варианта МЛ. Совместив это с фактом ограниченности пригодного для ведения сельского хозяйства пространства на территории возникновения первых государств, можно сделать вывод о том, что государство является такой же формой насильственной иерархии доминирования, как и в случае других видов, когда они тоже попадают в аналогичные условия обитания. А со временем люди, наиболее склонные к насилию, занявшие вершину этой иерархии, получали всё большие возможности в контроле и ограничении свободы всех остальных людей. Так мы и дошли к современному государству тотального контроля, в котором, о чём мы говорили в самом начале, вы без разрешения сверху не имеете права ни на что, в том числе и права убежать от насилия стационарного бандита.
Такое положение дел сильно угрожает выживанию человечества. Вспомним эксперимент Кэлхоуна. Многие его называют пророческим ввиду наблюдаемого снижения рождаемости в развитых странах. Но обычно при этом приводятся неверные причины, связанные с высоким уровнем благосостояния. А единственная верная причина – наличие насильственной иерархии доминирования. Это же и объясняет, почему в менее развитых странах рождаемость снижается не так сильно – у государств там попросту не хватает технических средств и ресурсов для контроля своего населения, независимо от того, какой уровень контроля прописан их законами.
Ещё одна причина, почему насилие является большой проблемой и с ним необходимо бороться, состоит в множестве отрицательных экстерналий. Это и рост уровня стресса в обществе, и торможение развития экономики, но что наиболее важно – риск уничтожения человечества ввиду использования средств массового поражения. И такие средства с каждым днём становятся всё более доступными даже для небольших организаций и отдельных индивидов. Например, тенденции в развитии биотехнологий говорят нам о том, что скоро создание искусственных вирусов будет довольно лёгкой задачей, а это в свою очередь позволит какому-то насильнику создать и выпустить очень опасную инфекцию, куда серьёзнее коронавируса, с которым нам пришлось недавно столкнуться. Подробнее об этих экстерналиях и методах борьбы с насилием вы можете узнать уже в другом материале под названием «Насилие: проблемы и решения» [8].
Одна из претензий к свободному обществу говорит о том, что монополий всё равно нельзя избежать, поскольку есть определённые физические ограничения. Например, в одном доме вряд ли могут работать сразу несколько компаний, занимающихся водоснабжением, или же электрообеспечением. Живя в определённом месте вам в любом случае придётся смириться с тем, что некоторые услуги будут поставляться только одним поставщиком, а значит он сможет манипулировать ценами на эти услуги и их качеством как только захочет, ведь вы всё равно не будете иметь возможности отказаться ввиду отсутствия альтернатив. Поэтому и необходим политический контроль и регулирование деятельности поставщиков некоторых услуг.
Зачастую этот аргумент сбивает с толку многих сторонников идей свободы, однако ответ на самом деле довольно очевиден. Давайте рассмотрим, что произойдёт, когда государственная компания (или же регулируемая государством частная компания) и независимая частная компания попробуют завышать цены на свои услуги и занижать их качество.
Если нельзя просто так взять, и перейти на альтернативу, то люди обычно в такой ситуации начинают бойкотировать неблагочестивого поставщика услуг. Они перестают платить ему деньги, устраивают митинги у его офисов, блокируют в них проход, короче, всячески мешают организации продолжать вести свою деятельность до тех пор, пока проблема не будет решена. Как, собственно, бойкот влияет на деятельность разных типов компаний?
Для подконтрольной государству компании бойкот вовсе не страшен. Она всегда может получить от государства субсидии на покрытие всех сопутствующих издержек. Скорее люди сдадутся и смирятся с высокими ценами и плохим качеством услуг, нежели бойкотируемая компания понесёт какой-либо ущерб. Конечно, есть шанс, что своим бойкотом люди смогут повлиять на политическую власть, однако и в таком случае им никак не могут быть гарантированы изменения в лучшую сторону. Скорее всего вместо одного политика придёт другой, который наобещает улучшений, чтобы успокоить людей, а сам тоже ничего особо делать не будет.
Для независимой частной компании бойкот довольно критичен. Она может полагаться только на свои собственные доходы, которых в случае бойкота попросту не будет. Субсидий ей получать не от кого. Любое нежелание угодить потребителям способно привести к банкротству. Во главе компании должны сидеть совсем идиоты, чтобы не среагировать на бойкот должным образом, ведь иное приведёт к потере прибыли. Но даже если там на самом деле будут идиоты – эта компания попросту разорится, а на её место придёт другая компания, с уже более адекватным руководством.
Как мы видим, частные организации довольно легко бойкотировать, даже если они занимают монопольное положение, поскольку их прибыль всё равно зависит от добровольных выплат со стороны клиентов и том, что они не будут никак препятствовать работе компании. Бойкотировать подконтрольные государству компании почти что бесполезно, ведь им всё равно, если они не получат прибыль рыночным путём – они её получат с ваших налогов.
Вывод прост – естественные монополии, возникающие в рыночной среде, никак вам не угрожают, ведь у вас всегда есть возможность бойкотировать их деятельность. А вот победить государственную монополию и потребовать от неё качественного выполнения своих обязанностей у вас почти что нет шансов.
Борьба с насилием, как и любая другая общественная деятельность, предполагает неприемлемость и недопустимость определённых явлений и практик, а также использование конкретных методов достижения намеченных целей. В этом плане тех, кто популяризирует идею борьбы с насилием, обвиняют в желании насильно принудить всех к подчинению их же собственным идеалам. Иногда можно услышать высказывания, исходя из которых жизнь в обществе, где были достигнуты наши цели, менее свободная и более несправедливая, нежели даже при некоторых довольно авторитарных государственных режимах.
Но подобная аргументация связана с простым непониманием, а нередко и с нежеланием понимать методы, которые мы предлагаем использовать в реализации практик по борьбе с насилием. Взгляд бросается исключительно на сами практики, а методы абсолютно игнорируются. Чтобы вам было понятно, о чём вообще идёт разговор, я перечислю и сами практики, и методы.
Что по нашему мнению и исходя из наших исследований должно быть достигнуто для подавления, а то и искоренения насильственности? Недопустимость проведения каких бы то ни было насильственных практик, всеобщая вооружённость (баланс потенциала насилия) и применение генотерапии от насилия. Всё это хотя бы частично, но всё же доходит до критиков. Какие же методы мы предлагаем? Оказание несилового давления с помощью репутационных и финансовых инструментов, а также самозащиту при непосредственном нападении. Но этот момент очень часто игнорируется. Некоторым критикам даже многократное повторение не доносит того, что мы предлагаем совсем другой подход в реализации наших целей. Они рассматривают всё в рамках абсолютно того же подхода, который используется государствами.
Только вот это совсем не так. Даже та самая генотерапия от насилия, которой по мнению некоторых критиков мы якобы хотим превратить всех людей в «овощей», абсолютно не предлагается к принудительному насаждению. Сценарии её применения абсолютно не выходят за рамки перечисленных нами ранее методов. Мы предлагаем применять её к конкретным насильникам при совершении ими непосредственных нападений, как средство самозащиты. Также мы предлагаем вводить репутационные и финансовые санкции по отношению к тем, кто совершил насилие в прошлом, а в качестве варианта снятия этих санкций предоставлять им на выбор генотерапию от насилия. И на этом всё!
Ещё один момент, который тоже был подвергнут критике, так это осуждение с нашей стороны любых насильственных практик, даже по добровольному согласию. Аргумент состоит в том, что мы не имеем права вмешиваться в совершаемое по добровольному согласию, даже если в результате этого кто-то кому-то наносит физический вред (ярким примером такого можно называть бои без правил). Да, мы предлагаем вмешательство, поскольку такие практики ведут к увеличению насильственности в обществе в целом. Но мы абсолютно не предлагаем силового вмешательства.
Осуждение и продвижение чего бы то ни было с нашей стороны всегда вписывается в рамки оказания ненасильственного давления и самозащиты при непосредственном нападении. А если кто-то говорит, что наши методы жестоки, а то и вовсе тоталитарны – он просто критикует идею абсолютно с ней не разобравшись, а лишь ради самого желания покритиковать. Тем более уж такие обвинения звучат абсурдно с учётом того, что мы ни в чём и никогда не предлагаем инициацию насилия и силовое принуждение к чему-либо. А ведь именно это и является инструментом абсолютно любой тоталитарной и жестокой политики, так что мы уж явно находимся очень далеко от тоталитаризма (а точнее вообще никак с ним не связаны). Вообще-то очень глупо выглядят обвинения нас в жестокости и тоталитаризме со стороны тех критиков, которые выступают за силовые наказания и в целом насилие как метод достижения тех или иных целей. И очень глупо ставить в один ряд несиловое давление и силовое принуждение.
Одним из методов борьбы с насильниками является стратегия провокации, «маскарад» против насилия. Кто ещё не в курсе – данная концепция предлагает провоцировать склонных к насилию людей на нападение и применять против них самооборону, в том числе с помощью летального оружия. Это позволит выявить многих скрытых насильников, а то и уничтожить их непосредственно при совершении актов насилия (инициация насилия с нашей со стороны к кому-либо не требуется, мы только защищаем себя от насилия). Притом под провокацией не предлагается ничего навязчивого – это может быть всего лишь прогулка в дорогой одежде по тёмному переулку или с ЛГБТ-символикой на городской площади. Если всего лишь из-за этого кто-то захочет напасть на человека с применением физического насилия – значит он насильник, самооборона против которого вполне оправдана.
Но со стороны тех, кто считает силу допустимым методом достижения целей и поддержания определённых порядков, можно услышать критику этой концепции. По их мнению даже малейшая провокация, вовсе не предполагающая никаких активных действий, всё равно одно из самых худших и аморальных явлений, что только можно придумать. А вот навалять кулаками, а то и убить за такую провокацию – это вполне нормально. Думаю, уже можно сделать определённые выводы об этой позиции, учитывая её насильственность.
Я, конечно, согласен с выражением «в чужой монастырь со своим уставом не суйся», в определённых случаях оно подходит к данной критике (например, если сторонник ЛГБТ забрёл в консервативный квартал). Но если кто-то всё же сунулся, то неужели нужно сразу с кулаками набрасываться? Это ненасильственное нарушение, а значит его можно и решить ненасильственными методами. Особенно хорошо подойдёт угроза репутационными санкциями. А если кто-то не может сдержать себя от нападения, то он, опять же, насильник.
Также эту стратегию обвиняют в том, что она сама насильственна, поскольку её исполнители заранее рассчитывают на то, чтобы совершить насилие. Но они рассчитывают лишь на оборону, а не на нападение. Любой, кто выходит на улицу со средствами самозащиты, рассчитывает на то, что с определённой вероятностью на него нападут, иначе он бы эти средства и не брал. Так что теперь, все, кто хотят защититься – насильники?
Ещё раз напоминаю: с любым ненасильственным нарушением порядка можно разобраться ненасильственным образом, с помощью репутационных и финансовых санкций. А любая инициация насилия говорит о том, что совершивший её – насильник. Это всё, что нужно понимать, чтобы разгромить любую критику подобного рода.
Все мы хорошо знаем, как развивалась история наказаний за правонарушения. В далёком прошлом смертная казнь являлась приемлемой, а то и обязательной мерой в случае нарушения разнообразных общественных порядков. Обычно это касалось религиозных норм и традиционных жизненных устоев. Сжечь, повесить или забить камнями могли за некое «колдовство», за измену, за половые связи нетрадиционного характера, за воровство, да даже просто за слова, противоречащие доминирующему в обществе мнению. И это считалось абсолютно нормальным, насилие мало кого смущало, наоборот – толпы зевак нередко собирались посмотреть на такое представление.
Со временем область применения смертной казни всё сильнее сокращалась. Это наказание было отменено для ненасильственных преступлений, оно осталось лишь как высшая мера против особо отличившихся жестоких насильников. Но и это долго не продлилось, в большинстве развитых стран от этой меры вскоре полностью отказались, её заменили тюремным заключением. А наказания за ненасильственные преступления тем более стали щадящими.
Но и это нельзя назвать желаемым положением дел. Конечно, много кто и вовсе находится в самом начале пути гуманизма, а в некоторых странах всё ещё могут забить камнями за измену, воровство или неподобающий образ жизни. Но вместе с этим некоторые общества в развитии гуманизма уже опередили всех остальных. Хорошим примером можно назвать Норвегию, где даже самого отбитого насильника Андерса Брейвика поселили, фактически, в хоромы со всеми удобствами. Конечно, его лишили свободы, это всё ещё является силовой мерой, но на этом наказание заканчивается – кроме лишения свободы ничего плохого заключённого не ждёт. В целом норвежская система правоприменения является одной из самых гуманных в мире, ежегодно закрывается по несколько тюрем ввиду отсутствия заключённых, а те, кто всё же попал в заключение, имеют в распоряжении множество благ и довольно большую свободу (в том числе и передвижения) в рамках тюремного учреждения. Для кого-то покажется крайне удивительным то, что заключённые вообще могут свободно, лишь по своему желанию уходить на футбольное поле, в библиотеку или на кухню, притом в последней в их распоряжении могут находится даже кухонные ножи. Но для некоторых обществ это уже реальность.
Сейчас я хочу сделать небольшую заметку касательно того, а зачем нам вообще быть гуманными. Это ведь и вовсе кажется несправедливым в случае некоторых категорий преступников. Но ответ довольно прост и очевиден: чтобы исполнять насильственные наказания, нам нужны склонные к насилию люди. Если никто не может нажать на курок при виде невооружённого человека, то и привести в исполнение смертный приговор не получится. Если же кто-то способен сделать это, то его ничто не остановит от убийства не только ради исполнения «высшей меры», но и ради наказания за несущественные и ненасильственные правонарушения, а то и вовсе в преследовании личных целей или удовлетворении своей насильственной натуры.
Делая насилие нормальным явлением, даже в качестве меры наказания, мы способствуем отрицательному отбору вида Homo sapiens в пользу более склонных к насилию людей. Без этого не будет палачей, необходимых правовой системе, в основе которой лежит сила. Но палач всегда может стать насильником, да и взращивая палачей мы не можем не взращивать и насильников в целом. И сдерживать это явление не получится. Если человек не склонен к инициации насилия, то он его не совершит независимо от того, каких взглядов придерживается. Если у человека есть такие склонности, то при изменении взглядов будет меняться лишь круг жертв его насилия, но в целом жертвы будут всегда. Также он всегда будет инициировать насилие в провоцирующих на это ситуациях, например в конфликтах, ссорах, при воспитании детей и во многих других случаях. Насильственность в обществе лишь будет возрастать, а проблемы насилия – усугубляться.
В некоторых обществах палачей уже почти что и не осталось, есть только люди, способные силой ограничить свободу других людей, и то не в полной мере. Но и это не конец развитию гуманизма, поскольку по уже описанному нами сценарию взращивая даже таких минимальных силовых агентов мы вполне себе получим пусть и не настолько опасных, но всё же способных на инициацию насилия людей. Этого, в том числе, будет достаточно, чтобы поддерживать насильственную иерархию доминирования в обществе (текущую государственную систему). Как и будет невозможным развитие научно-технического прогресса из-за вероятности катастрофических последствий для всего человечества, если (точнее, когда) опасные технологии попадут в руки склонного к насилию человека. Поэтому нам нужно совершить ещё один шаг в развитии гуманизма.
Этот шаг – полный отказ от инициации насилия, в том числе и для исполнения наказаний. Единственный сценарий, когда насилие может быть допустимо, это защита от непосредственного нападения. Это оборонительное насилие, способные лишь на такое насилие люди не представляют никакой проблемы, так как они не могут сами инициировать насильственные действия по какой бы то ни было причине, в том числе у них никак не получится создать и поддерживать насильственную иерархию доминирования, поскольку она требует именно инициации насилия в виде силового принуждения людей к подчинению. Такая модель поведения является эволюционно-оптимальной для всех высоковооружённых видов в природе, одним из которых является и Homo sapiens благодаря возможности изготовления оружия. Во всех остальных случаях против преступников и нарушителей порядков необходимо использовать несиловые меры давления на них и их наказания. Такими могут выступать разнообразные репутационные и финансовые инструменты.
Этот шаг является естественным продолжением процесса становления общества более гуманным, который уже длится в течении многих веков и на данный момент привёл нас от допустимости повсеместного убийства к пусть и ещё силовым, но довольно щадящим наказаниям, предполагающим лишь ограничение свободы без лишения необходимых для ведения нормальной жизни благ. Это шаг нужен чтобы ещё сильнее подавить, а в перспективе и искоренить насилие как явление в целом. Это следующая ступень в эволюции человека и человеческого общества. Давайте же способствовать этому процессу, а не тормозить его и скатываться в насильственное варварство!
Немалую часть населения составляют так называемые бюджетники – работники государственных структур и корпораций. По разным оценкам в России около 30% трудоспособного населения являются именно бюджетниками. И вполне основательно может возникнуть вопрос – как с ними быть в случае достижения свободного общества? Они ведь привыкли работать по стандартам государства, которые зачастую отстают от требований в частной среде. Например, профессиональность государственных учителей или медиков очень часто уступает таковой частных работников. Если не будет государства, то эти люди не смогут реализовать себя в частной среде, так как вряд ли с их относительно низкой квалификацией, а значит и плохой способностью привлекать клиентов и приносить доход организации, они вообще кому-либо нужны. А проходить дополнительную квалификацию для людей, уже много лет работающих в одном и том же темпе без каких-либо изменений, довольно трудная задача.
Неужели все бюджетники в один миг окажутся на улице? Но ведь тогда наступит катастрофа, всё же они составляют слишком большую часть населения. Скорее всего они потребуют возвращения привычной им монопольной и принудительной власти, так как при ней у них хотя бы не было проблем с тем, как выжить, государство давало им средства даже если они приносили довольно мало пользы другим людям. По критериям Хиршлейфера устойчивое свободное общество требует, чтобы в нём не было людей, загнанных за грань выживания, поскольку им нечего терять, они пойдут на что угодно, в том числе и на акты насилия, и чем больше таких людей, тем больше будет насилия, оно может достигнуть масштабов, угрожающих сохранению ненасильственного общественного порядка.
Кроме бюджетников также не забываем и о людях, получающих от государства помощь, без которой им просто не выжить. Инвалиды, пенсионеры, сироты, неужели их можно лишить получаемых ими благ для выживания, а значит тем самым довести до короткой нищенской жизни на подачки или вовсе гибели?
Однако у этого вопроса есть как минимум два решения, которые, конечно же, не смогут покрыть абсолютно все проблемы государственных служащих и получающих социальную помощь людей, однако должны справиться с преимущественным их большинством.
Первое решение возникнет само по себе в процессе практики агоризма. Создание альтернативных государственным общественных институтов ещё во время самого существования монопольной власти государства очень важно по той причине, чтобы люди не остались ни с чем, а имели возможность переключиться в удобном для них темпе из государственной работы на работу в аналогичных независимых организациях. Это смягчает проблему, поскольку бюджетники не будут поставлены в положение, в котором их ждёт только увольнение в один день и необходимость сразу же искать альтернативу. Нет, они смогут искать альтернативы имея возможность продолжать привычную им жизнь ещё некоторое время, не беспокоясь о собственном выживании.
Также в процессе практики агоризма будут возникать разнообразные сообщества по интересам, и бюджетники могут использовать их для организации систем взаимопомощи. Этот же ответ и применим к социально незащищённым слоям населения, в таких системах они тоже могут найти себе место.
Если же вам этот ответ кажется неубедительным, тогда есть ещё один вариант. Достижение свободного общества не состоит в устранении государства как организации, нет, этот процесс лишь нацелен на уничтожение его силовой структуры, позволяющей навязывать всем монопольный порядок через угрозу насилием, и выравнивании Баланса Потенциала Насилия среди всех субъектов общества, чтобы никто не мог просто так силой воссоздать власть. Это ещё называется сценарием ненасильственного государства. Так мы лишь добываемся появления альтернатив государственной организации, которыми могут воспользоваться все желающие, но не её полного уничтожения.
Разумеется, останется много людей, привыкших к государству. Даже без принуждения они будут платить ему за предоставляемые им услуги. Многим людям, государственные школы, поликлиники и другие учреждения просто привычны, поэтому они и продолжать пользоваться именно ими даже в условиях свободы. А значит бюджетники не потеряют своих мест. Также не потеряют своих социальных выплат и социально незащищённые слои населения.
Конечно же, ненасильственному государству, чтобы выжить в условиях свободы, придётся стать эффективной и конкурентной организацией. Можно ожидать, что у управляющих им чиновников это получится, поскольку они теперь будут иметь необходимые рыночные инструменты для оценки эффективности своей деятельности, ведь появится смысл сравнивать доходы с расходами (сейчас же такое сравнение бессмысленно, любые расходы можно покрыть налогообложением и использованием монопольных привилегий). Кроме того, им придётся работать честно, без обмана, коррупции и воровства, иначе государство-организация обанкротится, а они окажутся на улице в нищете и долгах. Также вполне ожидаемо и то, что руководство государства, когда оно станет конкурентной организацией, довольно быстро пополнится людьми, умеющими работать в рыночной среде, поскольку, опять же, это тоже очень хорошая возможность избежать банкротства.
Но даже если государство не станет эффективным в условиях свободы, всё равно за счёт людей, которые к нему привыкли, оно сможет продержаться некоторое время. Стоит провести аналогию со страхом перед прогрессом. Некоторые люди боятся, что новые технологии приведут к толпам выброшенных на улицу работников, ставших больше ненужными. Однако это работает не так, если, допустим, изобретут достаточно хороший автопилот, которым можно будет заменить живых таксистов, всё равно для его повсеместного внедрения понадобятся многие годы, если и вовсе не десятки лет. Профессия таксиста исчезнет постепенно, что позволит текущим таксистам доработать своё, просто не будет появляться спроса на новых таксистов, и выбирающие в данный момент свой профессиональный путь люди просто будут смотреть на другие, более актуальные варианты.
Так же и здесь. Если государство, став частной организацией, будет постепенно разваливаться, то текущие бюджетники и потребители социальной помощи смогут провести свою жизнь так, как они планировали, просто новые работники и нуждающиеся люди будут искать работу и получать помощь уже от альтернативных организаций. При сценарии ненасильственного государства тот самый день, когда всё в один миг развалится, вряд ли наступит.
Как вы знаете, мы продвигаем определённые методы борьбы с насилием: использование репутационных и финансовых инструментов для оказания несилового, но довольно эффективного воздействия на преступников разного рода; всеобщую вооружённость (баланс потенциала насилия) для обеспечения каждому возможности обороняться при непосредственном нападении; генотерапию как средства искоренения насильственности у склонных к ней людей. Нередко эти методы критикуются. Чаще всего эта критика связана с непониманием – критик лишь узнал о существовании идеи, она ему не понравилась, но он даже не удосужился её подробно изучить, а сразу начал критиковать. Но даже если у вас найдётся достаточно обоснованная критика данных идей, не нужно пытаться активно губить их. От этого лишь станет хуже, и сейчас я объясню, почему.
Начну с того, что все эти идеи не продвигаются в принудительном порядке. Репутационные и финансовые инструменты вовсе не предполагают силового воздействия. Самозащита оправдана, так как она является необходимым ответом жертвы на непосредственную инициацию насилия к ней. Главное – никогда не инициировать насилие самому. Генотерапия против насилия тоже не продвигается как насильно навязываемая мера – её необходимо использовать лишь как дополнительный инструмент защиты от насильников при непосредственном нападении (притом он более гуманный, выпустить пулю в лоб будет всяко хуже, нежели вколоть препарат, подавляющий насильственность). Также можно давить на склонных к насилию людей репутационными и финансовыми методами, чтобы те начали лечиться от своей насильственности. Как вы видите, мы не предлагаем что-либо навязывать людям силой. Наши методы либо ненасильственны вовсе, либо реализуются в рамках самозащиты при непосредственном нападении.
Если кому-то не нравятся наши методы – просто не применяйте их по отношению к себе. В конце концов с нашей стороны они вас никак не коснутся, если вы к нам не совершите насилия. Развивайте и продвигайте свои методы борьбы с насилием при наличии таковых. В сумме мы добьёмся лучшего результата, если каждый из нас будет бороться с насилием по-своему, а не пытаться топить тех, кто находится на его же стороне. Конечно, любые идеи стоит обсуждать – это необходимо для их развития. Но если борцы с насилием вместо развития своих идей будут заниматься лишь активным «уничтожением» друг друга, то это только сыграет на руку насильникам и ничего в итоге не изменится. А вы ведь, я думаю, не хотите своими же действиями помогать насильникам и поддерживать существование общественной системы, порядки которой основаны на угрозе применения насильственных мер?
После этих слов обоснованно критиковать любые методы борьбы с насилием, не предполагающие силового навязывания, вряд ли вообще можно. Конечно, сам критик может не выступать против насилия, а быть сторонником насильственных методов реализации мер. Что же, в таком случае ему для начала стоит признаться в том, что он, собственно, сторонник насилия, а то и сам насильник, чтобы никого не вводить в заблуждение. Ведь в любом случае действует следующее правило: если ты поддерживаешь насильственные методы, то ты сторонник насилия; если ты инициируешь к кому-либо насилие, то ты насильник. А если же кто-то выступает против насилия, но при этом поддерживает насильственные методы, то у такого человека явно не всё в порядке с логикой – нельзя быть одновременно и за насилие, и против него. В таком случае остаётся либо хорошо подумать над этим противоречием, либо не обманывать других и наконец-то признаться в насильственности своей позиции.
Libertarian Band запустила новую рубрику “Вопрос Битарху”, где от имени Битарха отвечает ведущий канала. Разумеется, все ответы касаются только активно разрабатываемой Битархом темы про борьбу с насилием, и это вызывающая уважение целеустремлённость.
От себя отмечу, что мне не особенно близка концепция агрессии по Лоренцу, который трактует её как некое напряжение, которое накапливается и в конце концов прорывается. Я всё-таки предпочитаю версию о том, что агрессия – это один из типов реакции на раздражитель (стремление уничтожить источник раздражения), наряду с бегством (стремлением избежать воздействия раздражителя) и терпением (стремлением приспособиться к воздействию раздражителя, минимизируя издержки). Если исходить из версии об агрессии как напряжении, то поголовная вооружённость в состоянии лишь на некоторое время сдержать это напряжение, пока оно не накопится и не прорвётся кровавой баней, так что мне несколько странно, что Битарх столь некритично берёт эту идею на вооружение.
Что касается способов искоренения насилия, то мне ближе подход Александра Елесева с канала Доброум, который утверждает, что предпосылок к насилию будет куда меньше, если у людей не будет опыта насилия в семье. Не то чтобы всё работало настолько прямолинейно, но это было бы важной составляющей успеха. Ну а вторая составляющая успеха в изживании систематического насилия – это воспитание нетерпимости к нему. Тот, кто лезет разнимать драку – всегда молодец, и неважно, что ему может достаться от обеих сторон, он в своём праве. Хочешь драться – обставь этот ритуал правилами, проводи в присутствии свидетелей, определи критерии победы, признай поражение, если так требуют правила, и соблюдай условия, которые обязался выполнить в случае поражения. Не готов к таким сложностям – не нарывайся на драку.
Понимаю, что эти тезисы выглядят очень сыро, но это не моя предметная область. Я рада, что Битарх продолжает систематизировать свои идеи, получая обратную связь от читателей. Может быть, я получу от него какой-то отклик на вышеизложенные соображения.
В современном мире активно практикуется слежка с использованием разнообразных цифровых средств, особенно камер наблюдения. Самые крупные города большинства развитых стран уже вдоль и поперек обвешаны ими. В общественности это продвигается как метод борьбы с преступностью, в том числе и насильственной. Если везде будут камеры, то мало кто вообще решится красть имущество и нападать на людей ввиду неизбежности наказания. Но не всё так просто. Камеры наблюдения действительно помогают в предотвращении ненасильственных преступлений. Но в случае насилия они бесполезны.
Анализ 41 исследования по этой теме показывает, что всё зависит от вида преступления. Лучше всего камеры предотвращают угон автомобилей и кражу имущества. Соответственно, именно на автостоянках и достигается наибольшая эффективность камер (снижение уровня преступности на 51%), тогда как в городских центрах влияние камер оказалось несущественным. Но что самое главное – не было обнаружено никаких свидетельств того, что камеры оказывают какое бы то ни было влияние на количество насильственных преступлений.
Этот факт лишь подтверждает, что насилие не является рациональным и осознанным деянием, склонность к совершению насильственных актов зависит от самой «природы» конкретного человека. Нельзя прибегая к рациональным стимулам и механизмам сдерживания как-то остановить иррациональное по своей сущности насилие. Ни слежка, ни наказание, последующее за насильственным преступлением, никак не могут снизить уровень насилия.
Саму склонность к совершению актов насилия, а точнее неспособность сдерживать насильственность со стороны конкретного человека, в общем случае можно объяснить слабым вариантом механизма Лоренца, ингибирующего внутривидовое насилие. Учитывая, что он наблюдается у широкого ряда очень разнообразных видов, его наличие и у человека будет неудивительно. Разница лишь в том, что на людей от природы не оказывалось эволюционное давление на выработку его сильного варианта, поэтому некоторым людям присущ именно слабый вариант.
Понимая нерациональную природу насилия бороться с ним нужно исключительно основываясь на понимании биологии и психологии человека. Очевидная альтернатива камерам видеонаблюдения это всеобщая вооружённость (равномерный баланс потенциала насилия). Инстинкт самосохранения есть практически у каждого агрессора, поэтому зная что у потенциальной жертвы с высокой вероятность есть оружие он не станет нападать. А если кто-то всё равно нападёт, то вооружённость жертвы позволит не только разобраться с насилием конкретно в момент его совершения, но и окажет то самое эволюционное давление на усиление врождённого сдерживателя насильственности, как в случае некоторых сильно вооружённых от природы видов, которым присущ его сильный вариант. Наказания постфактум, опять же, не работают. В том числе даже если взять на вооружение ликвидацию насильников постфактум, то для его совершения тоже нужны люди, способные на насилие вне рамок самообороны (то есть на инициацию насилия со своей стороны), а значит и это не поможет снизить насильственность.
Более гуманным и эффективным вариантом будет разработка генотерапии от насилия, которая бы активировала и усиливала тот самый механизм Лоренца. В таком случае на насильников можно оказывать давление, чтобы стимулировать их принять соответствующий препарат. Или же можно выстреливать в них дротиком при непосредственном нападении, используя это наряду с нелетальными средствами самозащиты.
