Цикл с положительной обратной связью, плодящий неравенство. Страшно.

Посмотрела беседу Григория Баженова с представителями Европейского университета по теме неравенства.

Сделала я это далеко не сразу после выхода ролика, потому что тема представлялась мне скучной и левацкой, ежу ведь понятно, что если неравенство вызвано перераспределением через грабёж (например, налоги) и принуждение (например, регуляции) – то можно выступать и против следствия, но полезнее было бы устранить причины. А если неравенство вызвано тем, что люди добровольно несут больше денег Алисе, чем Бобу, то можно лишь порадоваться за Алису и поразмышлять, нельзя ли что-то перенять из её практик, чтобы и нам доставалось побольше. Но потом случилось немножко свободного времени, глянула, и не пожалела.

Там, где перечислялось, что вот есть неравенство по доходу, а есть неравенство по богатству, а есть неравенство по числу конечностей – это не слишком интересно. Меня зацепил один конкретный сильный тейк, который и хотелось бы обсудить – касательно неравенства, вызванного разницей во временном предпочтении.

Содержание его примерно следующее. Если у одного экономического агента более низкое временное предпочтение, и экономические агенты могут ссужать друг дружке под процент, то при прочих равных стартовых условиях на длинной дистанции он посадит всех экономических агентов с более высоким временным предпочтением в долговую кабалу, с дальнейшей перспективой голодной смерти. Это, понятно, математическая модель, однако мне немедленно вспомнились исторические прецеденты.

Античные Афины были образованы союзом осевших в Аттике ионийских племён, с исходным довольно высоким уровнем равенства. Со временем, однако, расслоение между гражданами увеличивалось, и одни постепенно попадали в долговую кабалу к другим. Это приводило к гражданским волнениям, и вот в результате реформ Солона все старые долги были принудительно прощены, произведён передел земли, долговое рабство запрещено. То есть рыночек – за счёт разницы во временном предпочтении – привёл к крайне неприятным последствиям, которые затем исправлялись сугубо этатистскими методами.

Освобождение крестьян при Александре Втором в Российской империи дало примерно равные стартовые условия для всех членов той или иной крестьянской общины. Однако, опять же, разница в предпринимательских способностях и во временном предпочтении за полвека привела к расслоению от кулаков до батраков, где последние лишились средств производства и часто оказывались в кредитной кабале. Потом была гражданская война, а вслед за ней полный передел имущества и списание старых долгов.

Спрашивается: что может противопоставить этому механизму анархизм свободного рынка в современных технологических условиях? Потому что если мы дадим ответ “ничего”, это будет означать нежизнеспособность анархической модели – ей на смену непременно придёт что-нибудь гораздо более левое, после чего как минимум будет проведён передел собственности и списание долгов, а как максимум успешных предпринимателей и их наследников развешают на фонарях.

Посмотрим, какие механизмы предоставлял свободный рынок для противодействия упомянутому эффекту в двух предыдущих примерах.

Становиться безземельным, продавать своих домочадцев и себя самого в долговое рабство было в античном полисе не единственным вариантом развития событий для землевладельца с более высоким временным предпочтением или ещё по какой-то причине менее конкурентоспособного. Ещё по мере накопления таких людей полис выводил колонии. Там малоземельные колонисты на родине получали куда более значительные участки, а с ними и новый шанс на процветание. Такой экстенсивный путь решения проблемы неравенства привёл к колонизации эллинами всего Средиземноморья. Далее между колониями возникло разделение труда и завязалась оживлённая торговля. Теперь вместо обработки клочка земли наш афинянин мог заниматься, допустим, лепкой амфор или шитьём парусов – это также давало ему новый шанс на процветание.

Аналогично, становиться батраком не было единственной опцией для незадачливого крестьянина и в Российской империи. Он мог стать колонистом и переехать в Сибирь, или же переехать в город и стать рабочим. В условиях более свободного рынка в США урбанизация поглотила огромное количество бывших фермеров без всяких революций, а оставшиеся стали обрабатывать куда более серьёзные площади при помощи куда более серьёзной техники, поставляемой им благодаря куда более высокооплачиваемому, нежели батрацкий, труду их бывших бедных соседей.

Так что я полагаю, анархическое общество при свободном рынке сумеет избежать сценария, заложенного в математической модели с разными временными предпочтениями, но неизменными рыночными условиями. Если появление новых рынков не сдерживается законодательно, то обладатели более высокого временного предпочтения как раз будут стремиться воспользоваться новыми возможностями и получить шальную прибыль – а обладатели более низкого будут сидеть в надёжном, но относительно низкомаржинальном бизнесе, и всем будет относительно неплохо. Второй фактор, ослабляющий межвременное неравенство – это личная свобода. Ты не член общины. Ты не собственность главы семьи, который может продать тебя в рабство, чтобы выплатить долг. Ты самопринадлежен, у тебя собственное временное предпочтение, собственные склонности и таланты. Не пропадёшь. Во всяком случае, ты не обречён пропасть, и пусть страшная математическая модель тебя не пугает.

Происхождение государства: экологическая гипотеза Карнейро

В серии эссе про государство Владимир Золоторев описывает происхождение этого института с точки зрения теории, которая несколько отличается от известной теории стационарного бандита, хотя и, безусловно, на ней основана. Отличие касается указания на то, что стабильность ранним государственным образованиям придают особенности ландшафта: только там, где некуда бежать, порабощаемые вынуждены оставаться на месте и подчиняться завоевателю.

Это так называемая экологическая гипотеза, впервые сформулированная в работе Роберта Л. Карнейро, сотрудника Американского музея естественной истории, A Theory of the Origin of the State, опубликованной им в журнале Science в 1970 году. Перевод на русский был сделан для сборника Раннее государство, его альтернативы и аналоги, изданного в 2006 году. Сборник я выложила к себе на сайт, а конкретную статью Карнейро можно прочесть у Битарха в ВК или там, где он её откопал.

Ознакомилась, убедилась, что никаких серьёзных разночтений с нашим роликом про стационарного бандита нет, и это радует, не нужно будет делать заплатки. Тем не менее, всегда приятно понимать, на каких источниках основано то, что популяризируешь, и какими дополнительными примерами можно проиллюстрировать свои посты.

Роберт Л. Карнейро

История правого либертарного феминизма

Помогла miss Liberty отредактировать статью по истории правого либертарного феминизма для её канала. Очень приятно время от времени переключаться на смежную повестку, тем более, что здесь я весьма поверхностно разбираюсь в матчасти.

Я, конечно, угораю с обилия феминитивов, но вполне допускаю, что это выглядит с моей стороны, как “право же, леди в брюках выглядит очень странно и почти непристойно”.

Всё-таки зря вы так активно голосовали против приглашения её на мой канал в качестве колумнистки: контент в её собственном канале появляется довольно редко, а вот для авторской колонки такая периодичность была бы в самый раз. Но раз уж поддержали размежевание, то подписывайтесь на каждый канал в отдельности.

Правый либертарный феминизм часто путают с индивидуалистическим, который возник гораздо раньше и во многом заложил основу для правого либертарного феминизма. При поиске информации об истории феминизма стоит иметь это в виду.

На заре анархо-индивидуализма и индивидуалистического феминизма огромный вклад в их становление внёс американец Эзра Хейвуд (1829–1893). Он издавал журнал «Слово», в котором печатал одну из наиболее известных суфражисток того времени Викторию Вудхалл, писал про важность распространения избирательного права на женщин, обличал рабский гнёт домохозяек и женские общественные стигмы, проповедовал свободную любовь. Вот за последнее-то его и упекли, усмотрев в нападках на институт брака непристойность. Это вызвало массовые протесты, и президент Хейс был вынужден подписать ему помилование. По нашим понятиям, Хейвуд был тот ещё левак: выступал против частной собственности и за регуляцию аренды, против классового неравенства и за право захвата неиспользуемых частных земель. Впрочем, все ранние феминисты были левыми, однако основные их идеи о том, что женщина вольна выбирать условия, в которых она живёт, работает, вольна выбирать себе тип семьи или не заводить семью вовсе, что она, как и мужчины, никому ничего не обязана и должна быть свободна от государственного произвола – всё это в полной мере разделяется и современным правым либертарным феминизмом.

Карикатура 1872 года: Жена, несущая тяжёлое бремя детей и пьяного мужа, обращается к Виктории Вудхалл (миссис Сатане): «Я скорее пройду по тяжёлому пути в браке, чем последую за тобой.» Виктория держит плакат, на котором написано: «Спаситесь свободной любовью».

Правый либертарный феминизм – плод второй волны феминизма. Многое взяв из индивидуалистического феминизма, он возник вместе с либертарианской партией США. Партия появилась в 1971г. в результате массового возмущения реформами Никсона (заморозка цен, зарплат, отмена привязки доллара к золоту). В 1972 году либертарианской партией впервые в истории США на президентских выборах в вице-президентки была выдвинута Теодора Б. Натан, продвигающая либертарную феминистическую повестку. Тони Натан была активисткой партии почти до конца жизни, регулярно выдвигалась от партии в сенат и палату представителей, и скончалась в 2014 году в возрасте 91 года. Она основала «Ассоциацию либертарианских феминисток», которая раньше других начала выступать с критикой третьей волны феминизма – движения левого и этатистского. Натан критиковала активисток за то, что они требуют государственного вмешательства в частную жизнь и трудовые отношения, не видя в государстве куда более серьёзной проблемы.

Теодора Б. Натан — идеологиня правого либертарного феминизма, одна из первых членесс Либертарианской партии США

Тогда, в 70-80х годах, никто не воспринимал правый либертарианский феминизм как нечто удивительное и противоречивое. До тех пор, пока левые не перехватили повестку, феминизм был естественной и органичной частью общелибертарианского дискурса. Сейчас же слово «правый» ассоциируется с расизмом и прочими консервативными убеждениями, а потому феминизм многими считается абсолютно несовместимым с либертарианской идеологией.

Тони Натан была не единственной основательницей либертарного феминизма. Можно вспомнить ещё как минимум двух: Венди Макелрой (канадская Залина Маршенкулова на максималках, защитница порно и секс-свободы, сторонница анкапа по Ротбарду, основательница журнала «The Voluntaryist») и Кристину Хофф Соммерс (которая так активно ещё с 80х топит против левых, что её чаще называют антифеминисткой, хотя она просто выступает за полное равноправие и против госрегуляций, показывая, как вредят женщинам реформы, проталкиваемые левыми феминистками).

Для меня было большим удивлением узнать, насколько мощные корни были у правого либертарного феминизма полвека назад, и как сегодня это движение почти сошло на нет. У меня создаётся ощущение, что это связано со спецификой политической повестки в США. С одной стороны там республиканцы, которые сочетают стремление к уменьшению государства с ярым консерватизмом и патриархальными ценностями. С другой стороны демократы, с их почитанием свободы самовыражения, но одновременно – с махровым этатизмом. Либертарианцы, которые пытались взять лучшее у обеих сторон, оказывались в неустойчивом положении, и в результате сами разделились надвое. Сегодня среди американских либертарианцев множество полнейших фриков, а также очень выраженное палеоконсервативное крыло. И вот уже профессор Хоппе мешает в одну кучу геев, феминисток и коммунистов, заявляя, что у них низкий горизонт планирования, а потому они оказывают на общество децивилизующий эффект, и должны быть physically removed.

Таким образом, в США феминистский дискурс был почти полностью отдан на откуп левакам, которые сделали из движения за равенство карикатуру на само себя. Но сейчас, когда либертарианство на подъёме, можем ли мы make libertarian feminism great again? Yes, we can.