Месяц: Ноябрь 2023

Сетевое государство, глава 2.7. Фрагментация. Фронтир. Четвёртый оборот. Будущее – это наше прошлое.

Готов перевод очередной главы книги Баладжи Шринивасана Сетевое государство. Если предыдущая глава показалась мне затянутой, перенасыщенной фактами и недонасыщенной идеями, то здесь баланс более или менее выправился.

Автор указывает, что раз уж мир вскоре перестанет крутиться вокруг США, есть смысл заранее к этому подготовиться, начав с распространения новых нарративов и концепций, объясняющих положение дел. После чего выкатывает целых четыре, вот они, слева направо, в заголовке.

Некоторые из них, вроде тезиса о фронтире, были для меня более или менее на слуху, некоторые соображения оказались при всей своей простоте довольно новыми – как, например, тезис о том, что будущее, применительно к общему уровню централизации, в ближайшие годы будет в зеркальном порядке повторять прошлое.

Никак не получается выделить время на перевод очередной главы книжки Эрика Мака, а надо бы, потому что на её перевод пришёл небольшой донат. Но Сетевое государство – срочный заказ, и так не получается выдерживать оговоренные темпы. Так что ощущаю лёгкие угрызения, но придётся мне их ещё какое-то время потерпеть.

Libertarian Band, ролик про FSP

Команда Libertarian Band, с которой я давным-давно сотрудничала в создании роликов с введением в либертарианство (потом этот опыт пригодился мне при написании книги), после долгого перерыва разродилась отличным видео про Free State Project.

Это второй их ролик, посвящённый либертарианским сообществам (первый, выпущенный в конце 2021 года, был про Монтелиберо.

Пришедший мне на смену сценарист работает в совершенно другом стиле: там, где у меня предпочтение отдавалось собственным, по возможности оригинальным, соображениям, у него фокус сделан на гораздо более богатой фактуре. Вышло, на мой взгляд, весьма занимательно, здорово, что ребята ещё живы и продолжают выдавать базу.

Теперь, конечно, напрашивается видео про Либерленд, надеюсь, не пройдёт и года, как они обогатят свой плэйлист соответствующим выпуском.

Наброски по либертарианской теории войны. Часть 2, о том, что NAP – плохой критерий.

Когда я писала книгу про анкап, вы могли в прямом эфире наблюдать результаты творческого поиска. Материал уже после публикации переструктурировался, по итогу бесед в комментах, личного общения и простого перечитывания текста вводились серьёзные правки формулировок, а пара глав вовсе была выброшена, после чего вторая часть книги началась заново в другом ключе. И это я ещё шла по достаточно знакомой территории: либертарианская доктрина давно и неоднократно изложена, от меня требовалось лишь её переосмысление и краткий пересказ.

Что касается либертарианской теории войны, то здесь поле непаханное, поэтому писать сразу книгу я не берусь, просто фиксирую покамест отдельные соображения. Единственная опора, которая у меня сейчас есть, это изложенные в первой части набросков вопросы, на которые либертарианская теория войны должна отвечать. Вот по ним и пройдусь.

Как определить, когда стоит начать войну?

Напомню, что войну я определяю как класс конфликтов, в которых как минимум для одной стороны выживание противника не является сдерживающим фактором. То есть, если совсем строго, то сторона конфликта, готовая убивать, войну ведёт, а сторона конфликта, не готовая убивать, войну не ведёт, даже если это её прямо сейчас пытаются убить. Таким образом, даже если на кого-то напали с целью убить, он не оказывается автоматически в состоянии войны, а волен самостоятельно выбирать, вести ему самому войну, или как-то от этого уклониться.

Уклонение может быть прямым: использовать пассивную защиту, убежать, спрятаться – что-то в этом духе. А может быть косвенным: прибегнуть к чужой защите. Тут сразу возникает проблема нечётких границ. С одной стороны, даже если субъект кормит и снаряжает своего защитника, а также платит ему зарплату и обещает признать его собственность на захватываемые им трофеи, он всё равно сам непосредственно не воюет. С другой стороны, возьмём оператора дрона: он может сидеть в тысяче километров от цели, попивать кофе и вообще ничего не иметь против объекта ликвидации: следует ли считать ведущим войну этого оператора – или его заказчика, который испытывает к объекту ликвидации неприязнь, достаточную, чтобы раскошелиться на найм оператора? Чем вообще оператор дрона принципиально отличается от самого дрона? Тем, что он принимает решение об убийстве? А если дроном управляет ИИ, и сам принимает это решение?

Короче говоря, в условиях, когда вокруг везде глубокое разделение труда, найти того, кто ведёт войну полностью самостоятельно, так же легко, как найти того, кто живёт полностью натуральным хозяйством.

Кстати, это обстоятельство также затрудняет и точное определение того, кто начал войну, а стало быть, кто агрессор, сиречь инициатор насилия. Стороны могут долго, изобретательно и преимущественно чужими руками делать друг дружке гадости, а потом какая-то очередная гадость почему-то начинает трактоваться окружающими, как начало войны и легитимный повод ответить на агрессию всей своей военной мощью.

К чему я это всё? К тому, что в либертарианской теории войны недостаточно просто сказать “NAP”. Это абстрактный принцип, который можно применять к любому межперсональному взаимодействию, чтобы решить: вот конкретно в этом элементарном действии агрессор Вася, жертва агрессии Петя. А перед этим было действие, в котором агрессор Петя, а жертва агрессии Вася. А ещё раньше… и так, пока не надоест. Агрессивный ЦАХАЛ бомбит Хамас. Ну, да, бомбит. Если мы берём в качестве начала отсчёта 8.10.2023, то агрессор ЦАХАЛ. Если 7.10.2023, то агрессор Хамас. Отмотаем дальше в прошлое – и скатываемся к вопросам о праве собственности на землю, содержании священных текстов и тому подобному. То есть NAP как критерий, когда начинать войну, неприменим, по крайней мере, в чистом виде. По крайней мере, когда речь идёт о коллективных конфликтах, а не элементарных ситуациях типа “ты просто прогуливаешься, на тебя кидаются с ножом, и как определить, в какой момент выстрелить в нападающего”.

На этом заканчиваю вторую часть заметок, не получилось даже первый вопрос до конца разобрать, но лучше я буду выкладывать мелкие заметки почаще, так общая скорость работы получится выше. Помимо сквозной нумерации и ссылок на предыдущие куски текста, буду также использовать для этих заметок тег ЛТВ (либертарианская теория войны).

Милей

Понедельник у меня начался с новости о победе Хавьера Милея на президентских выборах в Аргентине. На столе как раз оставалось немножко просекко в бутылке, хватило на символический тост в ознаменование светлого будущего. Вот о будущем и хочется сказать пару слов.

Одни смотрят на Милея с надеждой: вот, мол, Аргентине предстоит демонтаж изрядной части государства, аргентинцы заживут как люди, а там, глядишь, другие захотят, может, и нам чего достанется.

Другие смотрят на него с подозрением: вот, мол, дорвался популист до власти, Зеленский тоже называл себя либертарианцем, а теперь готовится стать военным диктатором, так и этот ничего толком не сделает в экономике, только аборты запретит, и дискредитирует наше любимое либертарианство перед широкими народными массами.

Обе точки зрения излишне фокусируются на собственно Аргентине. Между тем Аргентина для большинства из нас – это далёкая сказочная страна в другом полушарии, и тамошние либертарианцы либо справятся, либо облажаются сами, без нашего участия. Нам же, по крайней мере тем, кто намерен сохранить свою субъектность, предстоит не только следить за новостями из-за океана как за спортивным матчем, но анализировать, выносить для себя уроки, популяризировать нарабатываемый аргентинцами опыт – короче, нужно по полной программе воспользоваться таким подарком судьбы, как появление либертарианства, в самом его радикальном анархо-капиталистическом изводе, на большой политической сцене.

Так-то оно понятно, что либертарианские реформы лишь тогда поднимаются на знамя большинством, когда государство успело облажаться по полной, и решительно всем видна полная безнадёжность дальнейших попыток жёстко рулить обществом. Поэтому даже при самом благоприятном раскладе аргентинцам предстоит в ближайшее время всего лишь выползать из той нищеты и того бардака, куда их загнал предыдущий режим. Когда общество станет более зажиточным, идеи активного перераспределения богатства как важнейшей государственной функции вновь вылезут из-под лавки. Поэтому очень важно, чтобы многие другие народы сумели поймать аргентинский кураж и подхватили идеи сокращения государства. А для этого уже нам придётся хорошенько поработать.

Лечение неизлечимого: единичный случай пациента-психопата, проходящего терапию

Волюнтарист, Битарх

С момента первой концептуализации психопатии в современной психиатрии, это состояние считалось практически неизлечимым. Однако существует экспериментальный подход, который может опровергать подобный взгляд. Схемная терапия – психотерапия для лечения расстройств личности, которая хорошо проявила себя в терапии пограничного расстройства, но также была адаптирована и к пациентам с другими проблемами, включая тех, которые обладают высокими уровнями психопатии.

Существует исследование случая схемной терапии психопатии у 25-летнего насильника. Его отец был жестоким человеком, применяющим к нему избиения и авторитарное воспитание. С 8 лет пациент проявлял серьёзные поведенческие проблемы, в 17 лет он был впервые осуждён за нападение с причинением тяжкого вреда, а в 19 лет вместе с подельником совершил изнасилование, после чего пытался скинуть всю вину на жертву (называя её проституткой и утверждая, что она дала согласие) и на подельника (говоря, что он его к этому принудил).

Сначала пациент прошёл тест PCL-R. Он получил 4 балла из 8 по межличностному компоненту (лживости, манипулятивности и т. п.), 7 из 8 по аффективному (нехватке эмпатии, вины, других эмоций и непринятию ответственности за свои действия), 6 из 10 по импульсивности и 8 из 10 по антисоциальности (истории поведенческих проблем и преступности). Учитывая ещё черты вне компонентов (сексуальную распущенность и склонность к множественным краткосрочным отношениям), он получил 28 баллов из 40 – высокий уровень психопатии.

Терапия заняла 4 года. В первый год терапевт зарабатывал доверие пациента и прорабатывал его контроль над импульсивной агрессией. Также он обсуждал его ранние поведенческие проблемы и подталкивал к оценке своих эмоций. Изначально пациент испытывал трудности с этим и не хотел признавать вину за содеянное. Однако позже у него удалось вызвать чувство вины. Он разрыдался, признал ответственность, сожалел, что не смог сдержать себя, и сказал, что заслуживает отплачивать этот поступок до конца своей жизни. Через год у терапевта получилось наладить с пациентом тесную эмоциональную связь прибегая к эмпатической конфронтации (убеждению пациента в искренности своих намерений).

На втором году пациент решил покончить с прошлым. Кроме того, он завёл отношения с девушкой (часто сопровождавшей его мать при посещении клиники), после чего начал вести с терапевтом разговоры о дружбе и любви. Хотя отношения были позже разорваны по причине измен со стороны девушки, он всё же хотел построить здоровые отношения.

В последние два года пациент проходил воображаемые упражнения, в которых он представлял, описывал и прорабатывал воспоминания о жестоких поступках своего отца. После этого ему разрешили покидать клинику, он завёл новые отношения и прошёл ресоциализацию. По окончанию 4 лет терапии он был освобождён, нашёл работу, завёл ребёнка и больше не участвовал в криминальной деятельности.

Ещё 3 года он наблюдался у терапевта и снова сдал тест PCL-R. Теперь он получил всего 1 балл из 8 по межличностному компоненту, 1 из 8 по аффективному и 3 из 10 по импульсивности. Конечно, неизменным остался антисоциальный компонент, но это преимущественно ввиду его исторического характера. В сумме он набрал 14 баллов из 40, что уже не является высоким показателем психопатии.

Конечно, такой подход является очень долгим. Создание и применение фармакологических средств для исправления дисфункции механизма ингибирования насилия, ввиду которой и проявляются межличностный и аффективный компоненты психопатии и нехватка определённых эмоций у человека, потенциально может дать более быстрый и надёжный результат. Но по крайней мере он разрушает миф о неизлечимости психопатии и насильственного поведения, что даёт нам огромные перспективы в искоренении проблемы насилия в человеческом обществе. Также стоит учитывать, что врождённые предрасположенности к слабому ингибированию насилия на практике склонны проявляться ввиду негативного влияния среды, поэтому очень важной является правильная психологическая работа с детьми.

Сетевое государство, глава 2.6: Если фейковые даже новости, то что говорить об истории?

Готов перевод очередной главы книги Баладжи Шринивасана Сетевое государство. Очень, очень муторно шёл перевод. Всё-таки эта традиция тщательного разжёвывания материала мне несколько чужда. В тексте слишком много фактуры и слишком мало мыслей, такие вещи я бы утрамбовывала в приложения, фактуре место там.

Можно было бы предположить, что проблема в том, что фактура тут американская, а нам многое из упоминаемого не особенно близко. Но нет, возьмись он пережёвывать китайский или российский материал, вряд ли мне было бы интереснее.

В общем-то, краткое содержание этой главы полностью исчерпывается её названием, но ваши вкусы могут отличаться от моих. В конце концов, меня тоже время от времени просят рассказать именно каких-нибудь исторических баек в подтверждение своих мыслей, так что вполне допускаю, что многим для убеждения нужны именно байки. Их тут есть.

Наброски по либертарианской теории войны. Часть 1, постановка проблемы.

Не так давно слушала одну из субботних проповедей Владимира Золоторева на канале Libertarian.site (искать конкретную проповедь лень – навигация по каналу очень посредственная), и там он отметил, что в либертарианстве плохо разработана теория войны. Замечание показалось мне справедливым, а значит, стоит подумать в этом направлении.

Война это такой конфликт, в котором необходимость выживания противника не является для как минимум одной стороны сдерживающим фактором. Если одна из сторон конфликта уничтожена, это означает, что конфликт, в общем-то, разрешён. Правда, это может породить новые конфликты – с теми, кто счёл такую манеру разрешения конфликтов со стороны победителя поводом для себя обозначить в его адрес какие-либо претензии.

Для минимизации подобных претензий человечеством были выработаны некоторые обычаи войны. Так, если перед вступлением в войну предъявить надёжный казус белли, а в ходе войны минимизировать сопутствующий ущерб, стараясь уничтожать только легитимные военные цели, то согласно обычаям такая манера ведения войны не должна повлечь никаких санкций, а то и вовсе поспособствует приобретению союзников.

Однако это всё эмпирика, оперирующая такими коллективными субъектами, как государства, армии, народы и всё такое. Либертарианство же – про методологический субъективизм и индивидуальную ответственность. То, что какие-то коллективные умозрительные сущности находятся в состоянии войны, не образует для конкретного человека никаких моральных обязательств по вступлению в войну на любой из сторон. Вместе с тем, либертарианская мораль предполагает вступление в конфликты на справедливой стороне, а значит, либертарианцам могут быть не чужды войны, даже те, где они не являются стороной, подвергшейся непосредственному нападению.

Владимир Золоторев предлагает для описания войны в рамках либертарианства обычный правовой подход мирного времени: причинившему ущерб предъявляется иск; в случае коллективных действий иск распространяется на весь коллектив пропорционально вкладу; суды принимают решения, активы причинившей ущерб стороны арестовываются, реализуются на рынке, выручка передаётся истцу – ну и так далее. Увы, эта модель, которая бы отлично сработала для родоплеменного общества из исландских саг или, с поправкой на капиталистические реалии, на каком-нибудь условном Диком Западе, начинает сильно буксовать в обществе, где система родственных связей и личных обязательств заменена системой формальной иерархии и разных там групповых идентичностей, таких как религия или нация.

Понятно, что в этой ситуации у либертарианца напрашивается очевидное решение – упростить себе задачу. Мол, давайте мы отменим государства и всякие прочие умозрительные коллективные сущности, и тогда анализ конфликтов изящно сведётся к простому и понятному базису имущественных споров. Отменить этих ментальных паразитов в реальности – это, безусловно, благо для всего человечества, однако если прямо сейчас закрыть глаза на их существование и анализировать реальность так, как будто этих сущностей нет, они от этого мгновенно не исчезнут.

Это было просто указание на некоторые трудности при рассмотрении такого феномена, как война, разумеется, далеко не полное.

Работоспособная теория войны в либертарианстве должна отвечать на несколько разноплановых вопросов:

  1. Как определить, когда стоит начать войну?
  2. Как определить справедливую сторону в войне?
  3. Как определить уместную степень собственного участия в войне?
  4. Как определить, что против тебя ведётся война?
  5. Как определить, кто ведёт против тебя войну?
  6. Как определить, какой сопутствующий ущерб допустим?
  7. Как определить уместную компенсацию прямого и сопутствующего ущерба?
  8. Как определить, что стоит заканчивать войну?
  9. Как определить, на каких условиях следует заканчивать войну?

У меня пока нет искомой теории, хочу подумать на досуге над нужными формулировками. Ваши комментарии могут оказаться весьма полезными. Надеюсь, вскоре получится поделиться результатами размышлений.

Некоторые моменты касательно самоодомашнивания человека и как он стал более дружелюбным

Волюнтарист, Битарх

Как известно из теории самоодомашнивания человека, он обладает некоторыми чертами, похожими на такие же, наблюдаемые у одомашненных животных. В том числе это касается развития мозга и поведенческих аспектов. И в этой теме нам стоит выделить некоторые моменты, которые касаются выработки склонности к неагрессивному поведению по отношению к незнакомым представителям собственного вида, что позволит нам лучше понимать, почему человек в норме обладает сильно выраженным механизмом ингибирования насилия.

В одном из исследований одомашненные животные, такие как свинья, кролик или морская свинка, а также животные, которым свойственно кооперативное размножение, например, обыкновенная лисица и некоторые приматы, в сравнении со многими другими видами животных оказались обладателями значительно большего объёма миндалевидного тела мозга и большей плотности нейронов в нём. Это свойственно и человеку, которого данное исследование относит к кооперативно размножающимся видам. Во времена плейстоцена (ледникового периода) критически необходимым для выживания людей оказалось ухаживание за детьми не только их родными матерями, но и другими членами группы, что привело к возникновению соответствующих адаптаций, в том числе снижению страха у детей к близким контактам с другими людьми и у матерей к тому, чтобы другие люди приближались и заботились об их детях. Кроме того, просоциальность, замещающая агрессивность, была крайне необходима для эволюции всех форм человеческого культурного познания, включая язык.

Такая адаптация полностью соотносится с теорией механизма ингибирования насилия, по которой у человека срабатывает безусловный рефлекс при наблюдении за другими людьми сигналов бедствия, таких как выражения страха или грусти, что сдерживает его от причинения им вреда, вызывая к этому негативные чувства. Развитие миндалевидного тела привело к лучшему распознаванию и пониманию страха других людей, и это способствует тому, чтобы человек не вёл себя агрессивно по отношению к ним из-за своего собственного страха. Данный отдел мозга играет основную роль в регуляции агрессивного поведения, что тоже соответствует концепции ингибитора насилия. И у многих животных это работает аналогичным образом по отношению к представителям собственного вида.

Посмотрим ещё пример самоодомашнивания карликовых шимпанзе (бонобо). Их самки предпочитают размножаться с неагрессивными самцами и совместно защищаться от агрессивных, что тоже направляет их отбор в сторону неагрессивности. В сравнении с обыкновенными шимпанзе, в миндалевидном теле бонобо в 2 раза выше плотность серотониновых нейронов. Такое в целом можно наблюдать у видов, для которых не свойственно агрессивное поведение ввиду социальной фрустрации. И как нам уже известно, серотониновая система является ключевым регулятором агрессивного поведения у животных и человека, активация некоторых серотониновых рецепторов способна полностью устранить атакующее агрессивное поведение по отношению к сородичам, замещая его, как правило, неагрессивным просоциальным поведением (при этом данный процесс не подавляет защитное поведение в том случае, если сородич сам решил совершить нападение).

Все эти данные ещё раз доказывают, что здоровому человеку свойственно ингибирование насилия ввиду определённых эволюционных адаптаций, а также что оно полагается на полноценное функционирование миндалевидного тела и серотониновой системы. И эти данные крайне важны для поиска и разработки терапевтических методов, нацеленных на исправление дисфункции ингибитора насилия у людей, которые проявляют насильственное поведение и психопатические предрасположенности.

Источники:
Cerrito, P., Burkart, J.M. (2023). Human Amygdala Volumetric Patterns Convergently Evolved in Cooperatively Breeding and Domesticated Species. Hum Nat. doi:10.1007/s12110-023-09461-3;
Hare, B. (2017). Survival of the Friendliest: Homo sapiens Evolved via Selection for Prosociality. Annual Review of Psychology, 68(1), 155–186. doi:10.1146/annurev-psych-010416-044201.