Колонка Битарха
(с редакторскими правками Анкап-тян)
Когда вы хотите добиться какой-то цели, вы выбираете один из множества доступных инструментов. Допустим, в вашем доме открылся хостел, который постоянно создаёт шум и криминогенную обстановку возле дома. Что вы можете сделать? Самый простой, на первый взгляд, вариант — заставить хозяина закрыть свой бизнес, применив физическое насилие.
Но что если у него есть хотя бы перцовый баллончик? Теперь в случае вашего нападения ваши возможные издержки выросли. Насилие как инструмент уже не выглядит таким выгодным, как это казалось изначально. Так что волей-неволей приходится искать другие способы как на него воздействовать — уговаривать, объяснить ситуацию владельцу помещения, чтобы он разорвал договор аренды, поставить одну звезду хостелу на сетевых ресурсах, призвать остальных жителей дома поступить также. Короче говоря, у вас появился стимул действовать цивилизованно.
Изначально самый простой инструмент принуждения, физическое насилие, быстро теряет свою эффективность, когда потенциальная жертва способна применить контрнасилие, пускай даже в самом минимальном размере. Бывший премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю когда-то восхвалял насилие, как инструмент с крайне высокой эффективностью. Но для того, чтобы это было так, ему пришлось ввести в Сингапуре одни из самых строгих правил покупки и владения оружием, даже для самообороны — ибо даже небольшое выравнивание баланса потенциала насилия в обществе ведёт к резкому снижению эффективности насилия как инструмента принуждения.
Могу выдвинуть вполне обоснованную фактами гипотезу: издержки на агрессивное насилие экспоненциально возрастают при возрастании возможностей применения контрнасилия со стороны жертвы.
Допустим, стационарный бандит (государство) хочет с помощью насилия принудить кого-то выполнить свои требования. Если у жертвы государственной агрессии нет летального оружия, для ареста достаточно небольшой опергруппы. А что если у жертвы пистолет? Приходится отправлять полицейский спецназ. По мелкому поводу, вроде неуплаты штрафов или розничной продажи психоактивных веществ, никто отправлять спецназ не станет. В блоге Александра Розова есть пост с подтверждением этого факта на примере Швеции.
Предположим, потенциальная жертва государственной агрессии это не какой-то неплательщик налогов, а более значимая цель — например, главарь клана в Сомали. У него уже не пистолет, а тысяча бойцов с автоматами Калашникова, пускай плохо обученных. Как показала история, ущерб даже от таких «бармалеев» оказался неприемлемым для правительства США.
Представим, что последователи секты «Ветвь Давидова», укрывшиеся на ранчо Уэйко (Waco) в 1993 году, кроме дробовиков и винтовок имели бы противотанковые гранатомёты. Как мы знаем, ФБР тогда решило применить танки, чтобы протаранить стены и пустить слезоточивый газ. При наличии у обороняющихся противотанкового оружия такой вариант пришлось бы отвергнуть, как чрезмерно рискованный.
В подобной ситуации государство могло бы либо превратить штурм ранчо из полицейской операции в армейскую, с применением миномётов или иного летального неизбирательного оружия, либо взять ранчо измором, с перспективой того, что эти фанатики действительно в полном составе помрут от голода. Оба варианта чреваты в демократическом государстве значительным политическим ущербом, который для политиков даже важнее, чем экономический ущерб государству. Подробнее о подобных факторах рекомендую почитать в книге Мартина ван Кревельда Расцвет и упадок государства.
Наконец, мы уже разбирали потенциальную ситуацию, когда потенциальная жертва государственного насилия угрожает применением оружия массового поражения. Сейчас это воспринимается как нечто крайне маловероятное – но не потому, что государство эффективно противодействует созданию ОМП частными лицами, а потому что люди, имеющие достаточно навыков для создания ОМП, имеют также сильные внутренние моральные убеждения, не допускающие применения неизбирательного массового насилия, в том числе в адрес мирных людей. Если демократическое государство покажет пример, первым применив ОМП против своих граждан, этот моральный запрет будет ослаблен, а со временем и вовсе пропадёт. Такие последствия ни один чиновник в относительно цивилизованном государстве допустить не готов.
Можно сделать выводы:
1) Издержки принуждения со стороны государства или любого другого агрессора экспоненциально возрастают при усилении средств контрнасилия со стороны жертвы. Даже минимальное оружие самообороны, таким образом, резко поднимает цену атаки, а против дешёвой грязной бомбы из отходов АЭС будет неэффективен и ядерный арсенал сверхдержавы.
2) Чтобы свободное общество (территориальная или экстерриториальная контрактная юрисдикция) могло защитить себя от завоевания государством, ему выгоднее не вкладываться в одну вундервафлю, а обеспечить стимулы для приобретения клиентами личного оружия, навыков его применения и готовности применить для защиты. Также это поможет обществу защититься и от собственных координирующих органов, если им вздумается стать государством, поскольку обеспечит равномерное распределение потенциала насилия. Об этом, в частности, рассказывается в ранее переведённой нами работе Джека Хиршлейфера Анархия и её распад.
Напоследок, приведу хорошую цитату из книги Либеральный архипелаг Чандрана Кукатаса.
Возьмем игроков и владельцев казино. Нам могут быть чужды и даже противны их занятия. Однако будет ли достаточным основанием для вторжения в чужую страну то, что в ней играют в азартные игры?
Возьмем «монополистов». Они могут назначать за свою продукцию цены, которые мы считаем несправедливыми. Однако сочли бы мы достаточным основанием для объявления какой-либо стране войны тот факт, что она слишком дорого поставляет свои товары?
Но почему мы готовы в аналогичных случаях посылать вооруженных людей (милицию) к нашим согражданам, брать их в плен (тюрьму) и брать с них контрибуцию (штраф)? Вероятно, потому, что они, в отличие от соседнего государства, не могут защититься.