Автор: Анкап-тян

Стефан Молинью, Практическая анархия, перевод главы 24

Готова финальная версия перевода очередной главы Практической анархии за авторством Стефана Молинью, на сей раз – про здравоохранение. В принципе, структура главы уже достаточно привычна: разбор текущей этатистской картинки, затем описание того, как это всё будет выглядеть в безгосударственном рыночном обществе. В отличие от ситуации с дорогами и тому подобным хозяйством, здесь уже пришлось добавить толику социализма в форме благотворительности, без которой чисто коммерческое здравоохранение может предоставлять некрасивые картинки с помирающими под забором нищими. Впрочем, благотворительность не нуждается в государстве, так что стройности построений это не нарушает.

Не получается ли так, что из всей этой либертарианской свободы в итоге выходит один сплошной нигилизм? Как вообще нигилизм с либертарианством вяжутся?

Нигилист (вопрос сопровождается донатом в 0.00009₿)

Нигилизм это совершенно логичное следствие из гильотины Юма. Невозможно вывести должное из сущего, следовательно ничего объективно должного нет. Нет объективной морали (привет Доброуму), нет естественного права (привет Ротбарду), а этот ваш объективизм весь целиком какая-то глупая шутка (привет Айн Рэнд).

Но нигилист – не солипсист. Он в курсе, что в мире и помимо него есть другие индивидуальности, со своими субъективными вкусами, ценностями и потребностями.

Часто нигилистам приписывают интенцию противостояния со всем миром, противопоставления себя ему и даже едва ли не войны с ним. Оно и понятно, ведь нигилизм родился именно как отрицание навязываемых ценностей, долга перед высшими силами и обществом. Считаешь, что я кому-то должен? Пуши курац.

Ну так и ранние либертарианцы известны не столько своей позитивной повесткой, сколько критикой всякого этатистского кала. Тем не менее, либертарианец обычно не очень-то склонен к тому, чтобы физически истреблять всех этатистов, так же и нигилист, при всей своей агрессивной и циничной риторике, будучи оставлен без раздражающего его морализаторства, всё равно будет вынужден контактировать с людьми, договариваться с ними и даже объединяться на основе совпадения отдельных ценностей и интересов, хотя, казалось бы, где нигилизм, а где ценности. Однако даже у субъективной воли есть предпочтения. А где есть совпадения предпочтений — там появляется возможность кооперации. И вот уже штирнеровский Единственный объединяется в союзы индивидуалистов.

Конечно, будучи предоставлены сами себе, нигилисты неизбежно сменят свою риторику. “Никаких высших ценностей не существует, никто никому ничего по умолчанию не должен.” “Ну да, это очевидно, а что сказать-то хотел?” Будут ли нигилисты апеллировать непременно к праву сильного? Поначалу, вполне вероятно, будут. Потом убедятся, что никакого единого естественного права не существует, и к праву сильного это тоже относится, а значит, придётся договариваться с каждым по отдельности и проговаривать обязательства в явной форме.

Короче говоря, любая идеология, ставящая во главу угла индивидуализм (а нигилизм именно таков), неизбежно будет приходить к более или менее либертарианским практикам, даже если на старте люди будут преисполнены циничной бравады насчёт возможности всех нагнуть. Всеобщее нагибание работает только там, где есть согласие нагибаемых. А с чего бы нигилистам такое согласие давать?

Ugodan dan, prijatna kafica!

Навязывание культурных традиций

Довольно значимая доля вопросов, которые люди задают насчёт анкапа, сводится к тому, можно ли будет делать то-то и то-то, допустимо ли будет такое-то или сякое-то, как анкап относится к тому-то или сему-то. Можно ли убивать педофилов и живодёров? Допустимо ли рабство и аборты? Как анкап относится к интеллектуальной собственности и глобальному потеплению?

На все эти вопросы, как вы знаете из мемов, у анкапов есть простой, ёмкий и даже полностью корректный ответ: рыночек порешает. Иначе говоря, в ответ на вопрос о предпочтениях умозрительного субъекта “анкап” указывается конкретный умозрительный субъект, “рыночек”, который и установит соответствующие нормы. Разумеется, этот ответ слишком краткий, а потому вопрошающих обычно не удовлетворяет. Давайте я немного разверну тему.

По большей части людей не беспокоит то, как ведут себя другие люди, потому что поведение одного человека укладывается в представления о должном другого человека. А когда перестаёт укладываться, то это человека беспокоит, и он начинает думать, как ему к этому относиться, и что с этим можно сделать.

Либертарианец может грубо описать свои представления о должном, как “самопринадлежность уважается, NAP не нарушается”. Этого недостаточно, и представления о должном дополняются всевозможными “тут так принято”. Например: здесь правостороннее движение; с ребёнком пропускаем вне очереди; в ресторане платит тот, кто приглашает, и так далее. Но, помимо всяких этически нейтральных обычаев, есть и те, которые относятся к разным пограничным ситуациям. Например, после какого возраста секс перестаёт быть делом опекунов и становится делом того, кто занимается сексом. Или какого сорта натуральные компенсации допустимо истребовать с должника или с причинившего ущерб. Или в каких случаях автор произведения имеет право ограничивать других людей в его использовании. Эти вещи не выводятся из базовых принципов либертарианства, как не выводится из них, скажем, правостороннее движение.

В этически спорных случаях человек склонен предлагать в качестве нормы тот вариант, который выгоднее лично ему. Если он при этом также достаточно влиятелен – может больно вломить, может принести много пользы, вызывает всеобщую любовь или просто зануда – то с предложенным им вариантом нормы могут и согласиться. Но дальше это решение запросто может стать прецедентом, и теперь уже другие смогут ссылаться именно на этот вариант нормы, как на местный обычай. После этого тому, кто захочет эту норму пересмотреть, потребуется быть гораздо сильнее, полезнее, обаятельнее или зануднее, потому что он прёт против традиции.

Таким образом, в каком-то смысле можно говорить о праве сильного: тот, кто приложил усилия для появления прецедента, может таким образом создать правовую норму. Менять эту норму каждый раз по своему усмотрению ему будет сложно: в правовой традиции это называется принципом эстоппеля – если некто ранее своими действиями демонстрировал, что придерживается такой-то нормы, то в дальнейшем он не может правомерно настаивать, чтобы к нему эта норма не применялась. В художественной форме принцип эстоппеля хорошо демонстрируется в известном рассказе Максима Шапиро “Уважение культурных традиций“.

Конечно, тот, кто обладает неоспоримым преимуществом в силе, полезности, обаянии или занудстве вообще над всеми и с хорошим запасом, или кто возглавляет сплочённую группу единомышленников, сможет продвинуть и такую правовую норму, как “вот этот конкретный хмырь имеет право действовать в любых ситуациях, как ему заблагорассудится”, создав тем самым государство. Однако до тех пор, пока он не создаст правовые нормы по передаче своей власти, это государство будет неизменно заканчиваться с его смертью, а смерть будет как правило достаточно ранней. По крайней мере, именно эту закономерность нам показывает древняя история. Но мы тут рассматриваем анкап, то есть общественное устройство, при котором вероятность успеха подобных хмырей сознательно уменьшается до минимума.

Так как же всё-таки при анкапе будут относиться к живодёрам, рабству и далее по списку? А это вам решать. Чем больше усилий вы приложите для того, чтобы именно ваше мнение возобладало, чем более нетерпимыми будете к чужому мнению – тем больше вероятность, что живодёрам будут давать именно столько плетей, сколько вы прописали первому, которого встретили. И, конечно же, тем больше вероятность, что в ходе отстаивания своего мнения вы понесёте неприемлемые для вас издержки – и утрётесь. Тем не менее, если подобные темы вас живо волнуют, рекомендую прокачивать заранее силу, полезность, обаяние.

И занудство.

Это мне добрая нейросетка сделала иллюстрацию к “Уважению культурных традиций”

Перевод статьи про тюльпаноманию

На сайте новый заказной перевод, статья “Тюльпаномания: классическая история о голландском финансовом пузыре по большей части ложна“. Это 2018 год, медвежий цикл биткоина, очередные разговоры о том, что вся эта ваша крипта суть новый извод тюльпаномании, ну и статья, ни слова не говоря про биток, вместо этого объясняет, что с тюльпанами всё было совсем не так, как в популярных экономических анекдотах.

Монтелиберо и Аргентина

Давно от меня не было обзоров того, что творится в Монтелиберо, но тут появился интересный повод: Антон Ехин, политолог, один из идеологов проекта и автор статей, объясняющих, почему свободное общество для русских эмигрантов следует строить именно в Черногории, выпустил новую статью, где уже объясняет, почему это следует делать в Аргентине.

Вкратце.

Плюсы Черногории, как они виделись в 2021 году: малонаселённая демократическая страна без доминирующей нации, с выходом к морю и перспективами вступления в ЕС.

Минусы Черногории, как они видятся в 2025 году: страна, прилежно исполняющая любые директивы ЕС по закручиванию гаек в отношении русских, кроме, пока что, требований по введению визового режима. Также имеет место медийная и частично полицейская кампания против Монтелиберо и лично Антона.

Перспектив у русского либертарианского сообщества в Черногории поспособствовать тому, чтобы в этой стране произошли изменения в сторону свободы – даже не ноль, а минус: чем активнее суетиться, тем жёстче будет противодействие в условиях полного силового доминирования местного государства. Антону не слишком интересны идеи агористов по построению контрэкономики, ему важно, чтобы все эти меры поддерживались официальными властями. В надежде на это чудо он сперва переехал из РФ в ДНР, потом поддержал проект Монтелиберо, а в последний год, наконец, осознал, что чудо уже происходит в Аргентине, и там для либертарианцев более благодатная почва.

В связи с этим Антон предполагает зафиксировать свои убытки в Черногории и сосредоточиться на создании либертарианского сообщества в Аргентине, по принципам, обкатанным на Монтелиберо. Реакция черногорской части сообщества на такие идеи была довольно единодушная: вот пусть сам лично едет в Аргентину и строит там, что хочет, а мы и тут неплохо обжились. Это перекликается с моим прошлогодним тезисом о том, что главный стимул переезда в Черногорию для русскоязычного либертарианца в том, что тут Монтелиберо уже есть, а в других местах столь сильные либертарианские сообщества ещё не построены.

Итак, главный минус идеи переключения на Аргентину в том, что русских либертарианцев не так уж много, в Черногории они уже имеют значимый сетевой эффект от экономических и социальных связей, и переключение на новую площадку ещё довольно долго будет приносить чистый минус: оставшиеся в Черногории будут терять из-за ослабления местного комьюнити, переехавшие в Аргентину будут нести издержки переезда и не получать плюсов от сообщества, потому что оно ещё не создано.

Для тех, кто желает участвовать в политике, исход в Аргентину однозначно предпочтительнее. Причина банальна: там пока ещё реально в относительно небольшой срок получить гражданство, вместе с политическими правами, в Черногории же гражданства у русов нет и не будет. Ресурсы Монтелиберо пытались сделать хорошую мину при плохой игре, заявляя, что не больно-то нужны политические права, будем влиять через местных, но сейчас вроде иллюзии развеялись.

Однако даже те, кто всерьёз рассчитывает примерно за три года добыть себе гражданство, должны эти три года на что-то жить, да и после получения гражданства тоже как-то держаться на ногах. Несмотря на год либертарианских реформ, Аргентина всё ещё представляет собой регуляторный ад, причём для иммигрантов положение в сравнении с домилеевскими временами скорее ухудшилось – гражданство и ВНЖ стало получить сложнее. Помимо регуляторных трудностей, придётся учитывать и то, что стоимость жизни в Аргентине стала явно выше, чем в Черногории. Всё те же знакомые по Черногории высокие импортные пошлины, которые у Милея как-то плохо получается отменять, делают своё чёрное дело.

Кому из русских либертарианцев и впрямь стоит ехать в Аргентину?

  1. Тем, кто имеет ресурсы для создания среднемасштабного легального бизнеса. В Черногории это будет бессмысленным закапыванием денег: бизнес-климат ухудшается, бизнесы русов подвергаются серьёзному регуляторному давлению, особенно неформальному, когда штрафы и предписания о приостановке работы выписываются более или менее по беспределу. В Аргентине налоги выше, проверок тоже хватает, но рынок крупнее, и с определённого масштаба это может перекрыть минусы.
  2. Тем, кто имеет основания для быстрого получения аргентинского гражданства: возможность проинвестировать крупную сумму в местную экономику, подтверждённую крупную легальную ренту, легальное трудоустройство в местную компанию. По рождению ребёнка на территории Аргентины – лотерея.

Иначе говоря, в Аргентину есть основания свалить у тех, кто в Черногории уже является очень значимым актором в местном сообществе, и отъезд каждого такого человека из Черногории будет большой потерей для Монтелиберо. Поэтому главная рекомендация для черногорской части Монтелиберо: цените наших китов, выказывайте им знаки уважения, не давайте им повода усомниться в том, что здесь они нужнее.

Что касается среднесрочной перспективы, то расслоение русского эмигрантского либертарианского сообщества на богатое легальное аргентинское и бедное нелегальное черногорское комьюнити могло бы со временем дать некоторый полезный эффект. Однако у тех, кто в принципе мог бы двинуть в Аргентину и создавать там новое сообщество, может появиться разумный вопрос: а почему именно туда? Почему не в Сальвадор, не в Просперу, не в Нью Хэмпшир, наконец? Везде есть свои минусы, но есть они и у Аргентины. Так что, как и в случае с Черногорией в 2021 году, сперва некоторая кучка людей должна рискнуть и вложиться в создание либертарианского сообщества в Аргентине, и только когда произойдёт некоторое укоренение, наличие там своего доморощенного Аргентиберо действительно станет значимым фактором, ради которого туда будет иметь смысл переезжать.

Новый перевод. Густав де Молинари. Вечера на улице Сен Лазар. Глава 11.

По заказу @mysery_tg мной сделан перевод одной из глав “Вечеров на улице Сен Лазар” Густава де Молинари (1849 г.). Автор в середине 19 века придумал и популяризировал идею того, что мы сейчас знаем, как анкап, а в предлагаемом вашему вниманию тексте излагает аргументы за эту систему общественного устройства в умозрительном диалоге с консерватором и социалистом.

Перевод сделан с английского перевода Дэвида Харта 2009 года. С французским оригиналом не сверялась, но надеюсь, что фактор испорченного телефона достаточно незначителен.

Моё знакомство с Максимом Франтишковым

Наконец-то получилось дослушать анонсированные мной ранее долгие и душные дебаты между Максимом Франтишковым и Алексеем Камендантом о проблемах обоснованности либертарианской теории.

Оным предшествовала беседа Богдана Литвина с означенным Максимом Франтишковым, где тот, поведал о том, какие он видит пробелы в либертарианской теории.

Основной тейк Максима из этой первой беседы был в том, что самопринадлежность – не такой уж нужный концепт, прямое применение которого наталкивается на многочисленные пограничные случаи и коллизии, вроде правового анализа взаимоотношений родителей и детей – а если мы соглашаемся на возможность безнаказанного ущемления родителями основанных на самопринадлежности прав детей во имя их же блага, то это буквально в один шаг оправдывает патернализм в любых сферах, и этатизм как его высшее проявление. У меня в книжке подобные проблемы вкратце разобраны, однако в лице Максима Франтишкова (по крайней мере, в приведённых двух беседах) мы имеем не столько теоретика, сколько эрудита, который детально изучил теоретические труды Мизеса-Ротбарда-Хоппе и уверен, что на последнем либертарианская теоретическая мысль остановилась, и теперь все либертарианцы дрочат на эту троицу вприсядку, не двигаясь в своих изысканиях дальше.

Далее Максим показывает, что нет никакого права, кроме права сильного, а либертарианские соображения об этике и праве – это просто идеология слабых. Сильный берёт, что хочет, а слабый возмущается, мол, по какому праву, однако терпит и восстания не поднимает. В заключение, он предлагает либертарианцам признать этот вывод в качестве факта, и действовать, исходя из этих соображений. Надо сказать, это кое в чём соотносится с моим определением прав как претензий, с которыми смирились, однако либертарианская идеология не будет, на мой взгляд, достаточно жизнеспособной, если она станет органично ложиться только на мировоззрение людей в слабой позиции, а едва человек становится достаточно силён, как он станет с презрением отбрасывать всяческое либертарианство. Именно в демонстрации того, что для сильных либертарианские подходы также способны улучшить жизнь, и состоит наша задача идеологической экспансии.

Что касается дебатов с Камендантом, то мне сильно не понравился формат, модератор мог бы хоть как-то бить Максима по рукам, когда тот нёс офтопик, выходя за любые разумные тайминги. С другой стороны, Максим заявил в самом начале, что вот, дескать, либертарианцы вечно выходят на дебаты лишь для того, чтобы проиграть, ну и тут же наглядно продемонстрировал, что для доминирования в дебатах важно не качество аргументации, а напор. Жанр, дескать, такой, поэтому изучайте бои без правил, может, кого и победите.

Тем не менее, мне глянулась пара тейков. Один от Каменданта, когда он сказал, что по мере универсализации правовой системы и сращивания отдельных местечковых правовых систем локальные особенности из них уходят, а та основа, которая остаётся – и есть естественное право. А либертарианская идеология на это самое естественное право отлично может опираться.

Второй тейк был от Максима, о том, что этической системе либертарианства нет никакой нужды оправдываться через другую этическую систему, например, утилитаризма; системе следует быть замкнутой на своих собственных ценностях. В принципе, нечто похожее писал и Ротбард, когда, анализируя позицию Мизеса, отмечал, что для либертарианца свобода будет предпочтительнее, даже если каким-то невероятным образом получится соорудить работающую версию коммунизма, которая будет умножать материальное благополучие людей эффективнее, чем свободный рынок. Так что либертарианец может радоваться, что законы экономики на его стороне, но его этическая позиция должна опираться не на это обстоятельство, а корениться в более фундаментальных вещах.

Так что, в конечном счёте, послушать на полуторной скорости эти беседы не было совсем пустой тратой времени, но в дальнейшем я предпочту кого-нибудь не столь говорливого.

Как ты смотришь на скармливание нейронкам всего контента из интернета, пренебрегая авторским правом и без согласия кого-либо?

M1inki

Для моих читателей и так давно не секрет, что такая часть авторского права, как копирайт, представляется мне сущностью безнадёжно устаревшей и крайне дорогой в плане энфорсмента, а потому немедленно отомрёт, как только этот самый энфорсмент перестанет осуществлять государство. Однако с появлением больших языковых моделей появились все основания полагать, что копирайт отомрёт даже и существенно раньше, чем государство.

В защиту копирайта есть разные доводы. Есть утилитарный: если все будут брать чужой контент бесплатно, то пропадёт стимул этот контент сочинять, а это конец прогресса. Есть объективистский: человек имеет право на продукт своего разума, и ниибёт, ведь так сказала Айн Рэнд. Есть этический: труд должен быть оплачен.

А потом оказывается, что для обучения очередной, более продвинутой версии большой языковой модели ей нужно скормить вообще весь корпус текстов, когда-либо созданных человечеством, а она сожрёт и попросит добавки. Если же этого не сделать, то перспективное направление развития информационных технологий упрётся в тупик. Тех, кто обучает модель, не волнуют художественные достоинства текста. Для них что библия, что фанфик по Гарри Поттеру – это просто текст, имеющий ключевое качество: написано человеком. Знание библии для языковой модели важнее, но лишь по той причине, что она, во-первых, объёмнее, а во-вторых, отсылки к ней куда чаще встречаются в других текстах и в пользовательских запросах.

И всё, мы сразу лишились утилитарного аргумента, ведь именно ради прогресса тексты и нужно скормить нейросети. Зато мы приобрели очень богатых лоббистов отмены копирайта, ведь компании, разрабатывающие большие языковые модели, вполне могут потягаться размерами капитала с цифровыми издательствами. К тому же, даже если для особо растиражированных текстов правообладатели сумеют отстоять право не знакомить с ними LLM, то кто выиграет от того, что в ответ на “перескажи такой-то рассказ Стивена Кинга” чатбот будет отвечать “не знаю ни одного произведения этого автора, давайте я вам лучше перескажу такой-то рассказ Дэвида Фридмана”. Уж наверное не издатели Стивена Кинга и не сам Стивен Кинг будут от подобного в выигрыше.

Как будет добываться контент для тренировки нейросетей? Очень просто. Контент уже как правило физически присутствует в сети в бесплатном доступе, просто он имеет ярлык “пиратский” и потому законопослушным компаниям приходится делать вид, что его не существует. Однако это слишком хлипкий заборчик, и он не остановит тех, кто считает себя вправе его перешагнуть. Не достанется нейросети разве что какой-нибудь Родион Белькович, потому что он в принципе не выкладывает в сеть свои книги, даже за деньги))) Это огромная потеря для будущих собеседников интеллектуальных чатботов, но что поделать, человечество за свою историю потеряло много ценных текстов, шит хэппенс.

Возможен ли анархо-капитализм, основанный не на либертарианских принципах?

Понятие анкапа появилось в рамках либертарианской философии. Однако, кроме либертарианства, есть и другие философии свободы, например, объективизм или классический либерализм. Складывается впечатление, что у любой интеллектуальной традиции, направленной на достижение свободы, есть свой вариант, близкий к анкапу.

Вопрос от Дмитрия

Я как раз сейчас перевожу интересную статью, где прослеживаются анархистские корни анкапа (смешно, но многие считают анкапов ненастоящими анархистами) от Прудона, который, собственно, первым заявил о себе как об анархизме. Но до окончания работы ещё несколько дней, а пока лучше порассуждаю о том, насколько принципиально анархо-капиталистическому обществу иметь у себя в основании именно либертарианские принципы – самопринадлежность там всякую и прочий НАП.

Заменим самопринадлежность на “все мы орудия Господа” или “мы лишь третья тема в музыке Айнур”. Это просто перенос локуса контроля. Ну, ок, теперь он внешний. Помешает ли этот перенос в построении анкапа? Да не особенно. Господь в милости своей дал людям заповеди. Эльфы оставили людям свой мощнейший эпос, наполненный моральными посылами. Бери, пользуйся. В песнях ты вычитаешь о верности клятвам или заповедь требует от тебя не лжесвидетельствовать – так или иначе ты познаешь идею договора и обязательств по нему, а значит, база для капитализма у нас есть.

Можно ли обойтись без принципа неагрессии? Никто не имеет права на безнаказанное инициирование насилия? Нет, кто-то имеет. Помешает это построению анкапа? Ну, смотря кто именно оказался счастливым исключением из этого принципа. Например, если мы заявим, что безнаказанно инициировать насилие могут юродивые, маленькие дети и женщины с ПМС, то это никак не помешает нам построить анархо-капиталистическое общество. А если заявим, что правом на безнаказанную инициацию насилия обладает некий специальный рыцарский орден, поклявшийся хранить мир и спокойствие в Галактике – будет сложнее, хотя и тогда ситуация небезнадёжна, но мы будем критически зависеть от процедур, регулирующих попадание в этот орден и исключение из него.

В какой мере анкап может быть построен на принципах классического либерализма? Густав де Молинари описал это очень внятно. Он не знал никаких трескучих либертарианских спецтерминов вроде напа и самопринадлежности, а просто описал, как конкурентный рынок услуг безопасности даст лучшие результаты, чем монополистический.

Что там по объективизму? Эгоизм есть добродетель. Разум есть добродетель. Требовать от людей жертвовать собой ради тебя – фу. Чем это не база для анкапа? Принципы звучат столь же непривычно, как апелляция к Сильмариллиону вместо Библии в качестве источника морали, но, по сути, реализуя принципы объективизма, мы получим всё тот же анкап, только с интеллектуальной собственностью. И, да, государства при этом не будет, что бы ни писала на эту тему Айн Рэнд, потому что брать налоги принудительно – это требовать жертв от налогоплательщиков, а заставлять госчиновников работать бесплатно – это требовать жертв от них. Но, конечно, если добровольное самоуправление, координируемое волонтёрами за свой счёт или за донаты – это государство, то ок, пусть будет государство, но для нас с вами, либертарианцев, это просто анкап.

Ваше мнение по арабо-израильскому конфликту?

Если конкретнее, то вы согласны с мнением, что Израиль в современной истории защищался от агрессии соседей и был скорее жертвой, чем агрессором (насколько вообще можно считать государство жертвой)? Какое наиболее оптимальное и политически осуществимое решение способно остановить конфликт в регионе, и что мешает его осуществлению?

Вопрос от Zigoter

Начав писать книгу по либертарианской теории войны, я с некоторым недоумением поняла, что при всём своём методологическом индивидуализме никак не могу строить корректные описания без оперирования такими фиктивными сущностями, как коллективные субъекты. Эти умозрительные субъекты были названы мной духами.

Еврейский народ весьма древен, и умудрился выживать на протяжении тысячелетий, поскольку имел и старательно сберегал очень сильного духа богоизбранности народа. Ничто не могло поколебать верности евреев своему духу, но 19 век принёс им сильное искушение: родились духи национализма – явление, получившее название Весна народов. От связи духа богоизбранности и духа национализма родился дух сионизма. Одержимые этим духом предприняли усилия для того, чтобы создать национальное еврейское государство, которое могло бы стать домом для любого представителя богоизбранного еврейского народа.

Государство Израиль в ранний период своего существования на духовном плане представляло собой очень причудливое сочетание: старый еврейский дух богоизбранности, новый еврейский дух сионизма, новый мировой дух социализма, зрелый европейский дух индивидуальной свободы, да ещё и родившийся в ходе Холокоста дух народа-жертвы. Эти духи в чём-то поддерживали друг друга, но во многом враждовали. Получилось динамичное экспансивное государство, которое не только привычно выживало во враждебном окружении, как выживал еврейский народ во враждебном окружении в течение многих веков, но ещё и активно раздвигало свои границы, создавая внутри переваренного пространства зону весьма неплохой безопасности.

Сейчас в Израиле дух народа-жертвы полностью исчерпал свой потенциал, а позиции духа социализма несколько ослабли, в остальном же картинка осталась прежней. До тех пор, пока окружение Израиля остаётся враждебным, отказ от экспансии для него чреват уничтожением: пассивная оборона в условиях прогресса технологий не позволяет эффективно сдерживать врагов.

А почему, собственно, окружение Израиля к нему настолько враждебно? Поначалу Израилю противостояли духи национализма, а они в арабском мире довольно слабы. Поэтому Израилю было достаточно одерживать над той или иной коалицией государств убедительную военную победу, чтобы обстановка заметно успокаивалась. И лишь получивший заметную силу на излёте 20 века дух ислама сделал ситуацию по настоящему сложной, потому что этот дух имеет сильную низовую поддержку, что, собственно, и делает его настоящим духом, а не пропагандистской вывеской, как какое-нибудь православие в РФ.

Покончив с историей, перейдём к либертарианским рецептам. Прежде всего, риторика “мы наносим превентивные удары, потому что иначе нас уничтожат” уже заходит потребителям пропаганды со скрипом, даже если она правдива. Зато именно сейчас на подъёме риторика “свобода наступает”, грех не воспользоваться. Вовне Израилю нужно апеллировать не к духу своей богоизбранности, он сработает только на еврейскую диаспору, и то плохо. И не к Холокосту, который как инфоповод уже не продаётся (сейчас вместо него уже приходится использовать 7 октября). И уж тем более не к социализму, грешно гордиться своими внутренними болезнями. А вот лозунг “Мы расширяем пространство свободы” – это не только достойно, но и действенно. “Мы не потому уничтожаем террористические режимы в Газе, Сирии, Ливане и Иране, что они против Израиля, а потому что они террористические. Они направлены против всех свободных людей, хоть внутри контролируемых ими стран, хоть вовне. Ислам – это не религия рабства. Он вполне совместим с идеями свободной торговли. И те политические режимы, которые готовы к торговле, а не к войне, и в которых собственные граждане наслаждаются свободой, Израиль приветствует.”

Разумеется, не нужно путать свободу с демократией, эта ошибка дорого обошлась США, незачем её повторять. Важно не то, как занял должность политический лидер, и есть ли он вообще, а то, насколько свободны люди в рамках этого политического режима, точка. Но, разумеется, такая риторика накладывает ограничения и на внутреннюю политику Израиля, что, впрочем, только к лучшему.