По заказу @mysery_tg мной сделан перевод одной из глав “Вечеров на улице Сен Лазар” Густава де Молинари (1849 г.). Автор в середине 19 века придумал и популяризировал идею того, что мы сейчас знаем, как анкап, а в предлагаемом вашему вниманию тексте излагает аргументы за эту систему общественного устройства в умозрительном диалоге с консерватором и социалистом.
Вы когда-нибудь замечали, как крупные державы вдруг становятся «гуманистами», когда дело касается оружия и методов войны? На бумаге всё красиво: «мы запрещаем химоружие, биологическое оружие, ядерное оружие, потому что мы хорошие». Но давайте взглянем на всё это дело без розовых очков. Не кажется ли вам, что подобные запреты – это вовсе не забота о человечестве, а хитрый трюк, чтобы сохранить мировую иерархию? Как если бы чемпион мира по боксу запретил всем соперникам использовать левую руку. Почему? А потому что ему так удобнее побеждать!
Взять хотя бы Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Пять стран (США, Россия, Китай, Франция, Великобритания) официально получили право иметь ядерные арсеналы. Остальным сказали: «Нельзя! Это опасно!». Почему? Потому что когда у тебя есть атомная бомба, никто не рискует тебя трогать. Вспомним судьбу Ливии: Каддафи отказался от ядерной программы, а потом его режим разнесли в пух и прах. Северная Корея, в свою очередь, решила подобного избежать, и теперь у Ким Чен Ына ядерное оружие есть, и почему-то никто его не бомбит. Или вот химическое оружие. США десятилетиями закрывали глаза на химатаки союзника Саддама против Ирана, но резко вспомнили об этих злодеяниях, когда Ирак перестал быть другом. Похоже на избирательную амнезию.
Но ещё интереснее с правилами ведения войны. По международным законам повстанцам запрещено прятаться среди гражданских. Выглядит разумно: меньше жертв среди мирного населения. Но что делать бедному партизану, если у врага дроны, спутники, танки и самолёты? Выходить в поле с открытым забралом? Это гарантированный билет в один конец. Получается, великие державы говорят слабым: либо воюйте по правилам и гарантированно проигрывайте, либо воюйте как можете и вас объявят террористами.
Кстати, интересно, что «законный террор» бывает только у государства. Ковровая бомбардировка Дрездена во Второй мировой, ядерный удар по Хиросиме, попадания ракет НАТО в белградские мосты и телецентр в 1999 году – это не терроризм, а «военная необходимость». Но один взрыв от повстанцев – это уже страшнейший грех. Конечно, здесь никто не оправдывает насилие против мирных жителей, но почему государство может такое делать, а повстанец нет?
Вспомним и про гуманитарное право в конфликтах вроде Афганистана или Ирака. Западные страны всегда подчёркивают, что борются «чисто» и по правилам. Но как только правила мешают, они легко забываются. Помните Абу-Грейб? Пытки и издевательства над пленными, которые были «незаконными комбатантами». Правила вроде есть, но мы их к вам не применяем, потому что вы «не по форме одеты».
А есть ещё психо-химическое оружие – вещества, которые должны избирательно и временно воздействовать на мозг, не причиняя долгосрочного вреда здоровью противника. Типичный пример – инкапаситант BZ, над которым США экспериментировали во времена Вьетнама. Официально это «нелетальное средство подавления», но в большой дозе оно превращает человека в беспомощного зомби. Или берём гибриды опиоидов, применённые в 2002-м на «Норд-Осте»: заложников усыпили аэрозолем на основе фентанила – 130 человек задохнулись, однако формально это не «боевое отравляющее вещество», а спецсредство. Удобно: когда сильному нужна волшебная пыль, это «антитеррористический газ», а если то же попытается сделать слабый – мгновенно станет нарушителем всех конвенций.
Сторонники гуманитарного права говорят: «Да, правила неидеальны, но хоть какие-то стандарты есть». Но если правила работают только в одну сторону, в итоге возникает вопрос: а может, они созданы вовсе не для защиты слабых, а чтобы сохранять баланс сил в пользу сильных?!
P.S. Когда авторитарии называют либертарианцев «халявщиками», типа мы требуем, чтобы все «бесплатно» соглашались с нашими «хотелками» (соблюдали НАП), они должны задуматься, что невмешательство в их нервную систему, например, с помощью препаратов для принудительного усиления ингибитора насилия – это самоограничение и последняя попытка мирно наладить диалог, а не техническая невозможность!
Скорее всего, вы нередко сталкивались с вопросом роста олигархата и концентрации капитала. В том числе мог возникать вопрос, решаема ли эта проблему с помощью децентрализации и дерегуляции рынка. Конечно же, сразу отметим, что здесь никто не может предложить чудодейственного и магического решения всех проблем человечества. Но давайте всё же посмотрим, как именно свободный рынок и настоящая конкуренция могут облегчить, если не полностью решить эту застарелую болезнь экономики.
Суть олигархии проста – капитал притягивает капитал. Деньги к деньгам, как говорится. Чем богаче ты становишься, тем легче тебе становится богатеть дальше. Рано или поздно весь крупный бизнес начинает походить на закрытый клуб, куда вход простому смертному заказан. Многим покажется, что всё с этим ясно – необходимо жёстко регулировать деятельность богачей и отнимать часть их средств. Но если копнуть глубже, государственные регуляции чаще им помогают. Они не только не борются с олигархатом, но и создают тепличные условия для его расцвета. Почему? Потому что у больших компаний есть ресурсы нанять армию юристов, бухгалтеров и лоббистов, которые ловко обходят все барьеры. А вот мелкие предприниматели тонут в бюрократических джунглях.
Так почему дерегуляция может помочь? Представьте: рынок – это огромный океан. Государственные регуляции – искусственные преграды, рифы и острова, вокруг которых удобно строить личные королевства. Если их убрать, огромный океан станет куда труднее разделить на уютные «уголки». Свободная конкуренция – это как шторм, который постоянно разбивает любые монополии и не даёт им укрепиться. Конкурировать – значит жить, стоять на месте – тонуть. Вспомните, как интернет уничтожил традиционные монополии: таксисты, медиа, ритейл. Появились новые игроки – Uber, YouTube, Amazon – и перевернули всё вверх ногами. Да, теперь это новые гиганты, но они появились именно благодаря тому, что старые регуляции не поспели за технологиями.
Децентрализация – это ещё один инструмент защиты от олигархии, новый уровень. Это не просто отмена правил, а передача контроля над ресурсами и активами от кучки «избранных» в руки множества участников рынка. Вспомните про криптовалюты и блокчейн-технологии. Их главная идея: заменить централизованный контроль прозрачными правилами, которые нельзя изменить под кого-то конкретного. В результате выстраивается система, где ни один участник не может получить преимущество просто за счёт положения или связей в правительстве. Децентрализация уничтожает саму почву для олигархата. Невозможно построить империю на контроле того, что никому не принадлежит.
Но это не идеальная таблетка, а свободный рынок и децентрализация – не абсолютное лекарство от жадности и нечестности. Некоторые люди и дальше будут пытаться создавать картели, заговоры и мошеннические схемы. Но без государственного покровительства, без бюрократических «тихих гаваней» им будет намного сложнее. Постоянная открытая конкуренция сама становится регулятором.
Подведём итог: да, дерегуляция и децентрализация не идеальны. Но они точно лишают олигархию её главного козыря – поддержки государства. Они не просто лечат симптомы, а устраняют сам источник болезни. Свободный рынок – это непрерывная битва идей, продуктов и талантов, где никто не может почивать на лаврах. Конечно, решение за вами – что выбирать. В любом случае, интереснее жить в мире, где каждый имеет шанс выиграть, а не только те, кто сидит поближе к государственной кормушке.
Наконец-то получилось дослушать анонсированные мной ранее долгие и душные дебаты между Максимом Франтишковым и Алексеем Камендантом о проблемах обоснованности либертарианской теории.
Оным предшествовала беседа Богдана Литвина с означенным Максимом Франтишковым, где тот, поведал о том, какие он видит пробелы в либертарианской теории.
Основной тейк Максима из этой первой беседы был в том, что самопринадлежность – не такой уж нужный концепт, прямое применение которого наталкивается на многочисленные пограничные случаи и коллизии, вроде правового анализа взаимоотношений родителей и детей – а если мы соглашаемся на возможность безнаказанного ущемления родителями основанных на самопринадлежности прав детей во имя их же блага, то это буквально в один шаг оправдывает патернализм в любых сферах, и этатизм как его высшее проявление. У меня в книжке подобные проблемы вкратце разобраны, однако в лице Максима Франтишкова (по крайней мере, в приведённых двух беседах) мы имеем не столько теоретика, сколько эрудита, который детально изучил теоретические труды Мизеса-Ротбарда-Хоппе и уверен, что на последнем либертарианская теоретическая мысль остановилась, и теперь все либертарианцы дрочат на эту троицу вприсядку, не двигаясь в своих изысканиях дальше.
Далее Максим показывает, что нет никакого права, кроме права сильного, а либертарианские соображения об этике и праве – это просто идеология слабых. Сильный берёт, что хочет, а слабый возмущается, мол, по какому праву, однако терпит и восстания не поднимает. В заключение, он предлагает либертарианцам признать этот вывод в качестве факта, и действовать, исходя из этих соображений. Надо сказать, это кое в чём соотносится с моим определением прав как претензий, с которыми смирились, однако либертарианская идеология не будет, на мой взгляд, достаточно жизнеспособной, если она станет органично ложиться только на мировоззрение людей в слабой позиции, а едва человек становится достаточно силён, как он станет с презрением отбрасывать всяческое либертарианство. Именно в демонстрации того, что для сильных либертарианские подходы также способны улучшить жизнь, и состоит наша задача идеологической экспансии.
Что касается дебатов с Камендантом, то мне сильно не понравился формат, модератор мог бы хоть как-то бить Максима по рукам, когда тот нёс офтопик, выходя за любые разумные тайминги. С другой стороны, Максим заявил в самом начале, что вот, дескать, либертарианцы вечно выходят на дебаты лишь для того, чтобы проиграть, ну и тут же наглядно продемонстрировал, что для доминирования в дебатах важно не качество аргументации, а напор. Жанр, дескать, такой, поэтому изучайте бои без правил, может, кого и победите.
Тем не менее, мне глянулась пара тейков. Один от Каменданта, когда он сказал, что по мере универсализации правовой системы и сращивания отдельных местечковых правовых систем локальные особенности из них уходят, а та основа, которая остаётся – и есть естественное право. А либертарианская идеология на это самое естественное право отлично может опираться.
Второй тейк был от Максима, о том, что этической системе либертарианства нет никакой нужды оправдываться через другую этическую систему, например, утилитаризма; системе следует быть замкнутой на своих собственных ценностях. В принципе, нечто похожее писал и Ротбард, когда, анализируя позицию Мизеса, отмечал, что для либертарианца свобода будет предпочтительнее, даже если каким-то невероятным образом получится соорудить работающую версию коммунизма, которая будет умножать материальное благополучие людей эффективнее, чем свободный рынок. Так что либертарианец может радоваться, что законы экономики на его стороне, но его этическая позиция должна опираться не на это обстоятельство, а корениться в более фундаментальных вещах.
Так что, в конечном счёте, послушать на полуторной скорости эти беседы не было совсем пустой тратой времени, но в дальнейшем я предпочту кого-нибудь не столь говорливого.
Когда мы слышим слово «трансгуманизм», воображение обычно рисует картинки роботов, летающих машин и прочих фантастических достижений научного прогресса. Но что будет, если копнуть глубже и сказать, что корни трансгуманизма уходят намного дальше, чем смартфоны и беспилотники?
Представьте себе Англию XVII века. Дождливо, хмуро, чай ещё не завезли, а учёные и философы уже пытаются понять, как сделать жизнь чуточку лучше и чуточку дольше. Одним из таких мечтателей был Фрэнсис Бэкон. Он задумался о том, как бы радикально продлить человеческую жизнь и усилить возможности человека при помощи науки. Правда, времена были такие, что громко об этом заявлять было опасно: церковь считала, что человек – собственность Бога и любые попытки улучшить человека были кощунством. Что сделал Бэкон? Написал «Новую Атлантиду», эдакий философский «роман с ключом», где за красивой аллегорией мудрецы тайно работают над победой старения и болезней. Мол, это не я, это герои моей книги такие прогрессивные!
Но Бэкон был не единственным, кто решил перехитрить время и церковь. Следующим в очереди на историю стал Джон Локк. Он предложил революционную для своего времени идею: человек принадлежит только самому себе, а значит, он вправе распоряжаться собственным телом и жизнью. И именно этот принцип самопринадлежности и личной свободы стал ключом к либертарианству и будущему трансгуманизму.
Эта дерзкая идея дала не только философский толчок, но и буквально изменила мир: благодаря ей появились первое светское государство – США, и революционные лозунги наподобие «Свобода, равенство, братство». Идея о полной автономии личности получилась не просто красивой фразой для философов, а реально мощным двигателем общественного прогресса. Так постепенно сформировалась философская традиция, где идеи Бэкона о преодолении человеческих ограничений слились с локковской верой в полную свободу человека. И эти протолибертарианские мысли, словно бусины на нити, нанизывались на фундаментальную философию трансгуманизма.
Сегодня технологии догнали мечты философов прошлого и даже их перегнали. То, о чём мечтал Бэкон, и то, на что робко намекал Локк, сегодня становится вполне реальным: биотехнологии, генная инженерия, искусственный интеллект. Кажется, мы стоим у порога не просто новой эпохи, а буквально новой версии человека.
Но тут появляется и новая волна критиков, которые не спешат радоваться техническому прогрессу. Кто-то опасается углубления социального неравенства, мол, богатые будут жить вечно, а бедным достанутся лишь крошки. Кто-то переживает о потере человеческой идентичности. А кто-то вообще боится, что мы случайно создадим новый класс технологической элиты, которая будет управлять всеми остальными.
Что ж, любая великая идея всегда сталкивается с критикой, но именно дискуссия делает её живой и актуальной. Трансгуманизм – это не только технологии и наука, это вызов самому нашему представлению о человечности, это шанс переосмыслить всё, что мы привыкли считать неизменным: жизнь, смерть, сознание и даже то, кто мы такие на самом деле.
В конечном счёте, нравится нам это или нет, трансгуманизм уже влияет на наше общество, заставляя задавать неудобные, но очень важные вопросы. И кто знает – может, мы с вами доживём до того времени, когда эти вопросы станут реальностью, а не просто страницами философских книг. И тогда, возможно, кто-то напишет роман о нас – только, надеемся, уже без эзопова языка!
А пока будем наблюдать, задаваться вопросами и мечтать о том, что принесёт нам завтрашний день, по-возможности лично участвуя и помогая энтузиастам-биохакерам. Ведь, кто знает, может именно сейчас мы делаем первые шаги к миру, который Бэкон и Локк видели лишь в своих самых смелых фантазиях.
Для моих читателей и так давно не секрет, что такая часть авторского права, как копирайт, представляется мне сущностью безнадёжно устаревшей и крайне дорогой в плане энфорсмента, а потому немедленно отомрёт, как только этот самый энфорсмент перестанет осуществлять государство. Однако с появлением больших языковых моделей появились все основания полагать, что копирайт отомрёт даже и существенно раньше, чем государство.
В защиту копирайта есть разные доводы. Есть утилитарный: если все будут брать чужой контент бесплатно, то пропадёт стимул этот контент сочинять, а это конец прогресса. Есть объективистский: человек имеет право на продукт своего разума, и ниибёт, ведь так сказала Айн Рэнд. Есть этический: труд должен быть оплачен.
А потом оказывается, что для обучения очередной, более продвинутой версии большой языковой модели ей нужно скормить вообще весь корпус текстов, когда-либо созданных человечеством, а она сожрёт и попросит добавки. Если же этого не сделать, то перспективное направление развития информационных технологий упрётся в тупик. Тех, кто обучает модель, не волнуют художественные достоинства текста. Для них что библия, что фанфик по Гарри Поттеру – это просто текст, имеющий ключевое качество: написано человеком. Знание библии для языковой модели важнее, но лишь по той причине, что она, во-первых, объёмнее, а во-вторых, отсылки к ней куда чаще встречаются в других текстах и в пользовательских запросах.
И всё, мы сразу лишились утилитарного аргумента, ведь именно ради прогресса тексты и нужно скормить нейросети. Зато мы приобрели очень богатых лоббистов отмены копирайта, ведь компании, разрабатывающие большие языковые модели, вполне могут потягаться размерами капитала с цифровыми издательствами. К тому же, даже если для особо растиражированных текстов правообладатели сумеют отстоять право не знакомить с ними LLM, то кто выиграет от того, что в ответ на “перескажи такой-то рассказ Стивена Кинга” чатбот будет отвечать “не знаю ни одного произведения этого автора, давайте я вам лучше перескажу такой-то рассказ Дэвида Фридмана”. Уж наверное не издатели Стивена Кинга и не сам Стивен Кинг будут от подобного в выигрыше.
Как будет добываться контент для тренировки нейросетей? Очень просто. Контент уже как правило физически присутствует в сети в бесплатном доступе, просто он имеет ярлык “пиратский” и потому законопослушным компаниям приходится делать вид, что его не существует. Однако это слишком хлипкий заборчик, и он не остановит тех, кто считает себя вправе его перешагнуть. Не достанется нейросети разве что какой-нибудь Родион Белькович, потому что он в принципе не выкладывает в сеть свои книги, даже за деньги))) Это огромная потеря для будущих собеседников интеллектуальных чатботов, но что поделать, человечество за свою историю потеряло много ценных текстов, шит хэппенс.
«Конец всей этой мерзости» Стивена Кинга – яркая антиутопия, которая предупреждает нас о классической ловушке благих намерений, вымощающих дорогу сами знаете, куда. Но давайте посмотрим глубже и трезво оценим главные ошибки персонажей и как можно было их не допустить.
Главный герой, Роберт, обнаружил, что вода в городке Ла-Плата обладает уникальными химическими свойствами, подавляющими агрессию и склонность к насилию. Движимый вполне искренней и понятной мечтой избавить человечество от насилия он решает распылить аналогичное вещество по всему миру, используя вулканическое извержение как средство доставки. Эксперимент поначалу кажется успешным – уровень насилия в мире падает до нуля. Однако вскоре обнаруживается ужасный побочный эффект: вещество вызывает необратимое снижение интеллекта, постепенно превращая людей в беспомощных существ, неспособных позаботиться о себе и сохранить цивилизацию.
Как видим, Роберт облажался по-крупному. Вместо того, чтобы разумно и осторожно протестировать свою идею, он взял и распылил малоизученный препарат на всё человечество разом, «залив» планету неизвестной химией через вулкан. Это примерно, как обнаружить в гараже старую канистру и без проверок сразу залить её в новый Мерседес. Естественно, что последствия оказались плачевными: агрессия-то исчезла, но и мозги поплыли следом.
Главная ошибка Роберта была не в желании изменить «природу человека», а в отсутствии элементарной осторожности и здравого смысла. В развитом обществе никто бы не стал применять радикальные методы без долгосрочных исследований, да и вообще – «принудительная терапия» для всего человечества противоречит самому духу либертарианства. Принуждение допустимо лишь по отношению к тем, кто уже нарушил НАП, совершив насилие. Именно на таких людях следовало начинать осторожные, постепенные и тщательно-контролируемые эксперименты.
Как бы это могло выглядеть на практике? Вместо того чтобы превращать всю планету в подопытных кроликов, можно было начать с небольших групп особо опасных преступников. Если уж общество в некоторых странах допускает казнь за тяжкие преступления, то почему не попробовать сначала куда более гуманную и перспективную альтернативу – препараты для усиления ингибитора насилия? Можно было постепенно, годами наблюдать за эффектами препарата, фиксировать побочки, улучшать формулу и только после полной уверенности расширять применение. И даже тогда в обязательном порядке, без права выбора, оно должно касаться исключительно тех, кто уже инициировал насилие.
Есть целый набор инструментов снижения катастрофических рисков, которые наш герой полностью проигнорировал. В первую очередь это этапность и постепенность – стоит начинать с малого, наблюдать и корректировать. «Семь раз отмерь, один отрежь», а не наоборот. После идёт точечное применение – стоит ограничить применение исключительно агрессорами, а не распылять «счастье» на всех подряд. Это банально этичнее и эффективнее. Дальше идёт независимый контроль и прозрачность – учёные, этики, наблюдательные советы как система сдержек и противовесов, чтобы исключить ошибки одного гения (как бы сильно он ни хотел всем добра). И наконец реверсивность – возможность откатить изменения или минимизировать ущерб при первых признаках проблемы. В конце концов, трансгуманизм – это не про то, чтобы сыграть в русскую рулетку с мозгами, а про контроль над биологией ради расширения свободы.
Проблема Роберта была не в том, что он пытался взломать природу человека, а в том, что делал это неаккуратно и поспешно. Когда речь идёт о таких мощных инструментах, как биохакинг или биотех, важна ответственность и осознание последствий. Тут действует принцип «не навреди» с поправкой на прогресс: меняй что угодно, но не ломай попутно всю планету. И вывод здесь стоит сделать простой: взламывать «человеческую природу» можно и даже нужно, особенно если это приносит больше свободы и меньше страдания, но делать это надо по уму, чтобы вместо прекрасного нового мира не оказаться в ловушке собственной самонадеянности.
Когда кто-то говорит о пиратстве, обычно всплывают картинки из пиратских фильмов – деревянная нога, бутылка рома и попугай. Но в цифровом мире всё немного иначе. Там пират – это не чувак, отнимающий «богатства» у бедных авторов. Это скорее парень или девушка, которые держат двери огромной цифровой библиотеки открытыми для всех.
Представьте себе Nintendo. Легендарная компания выпустила более 1500 игр за последние 40 лет. Многие из них сейчас валяются где-то в пыльных коробках на чердаках или давно сгнили на свалках, потому что корпорации невыгодно поддерживать старый контент. Но кто же сохранил эти игры для истории? Правильно, те самые «пираты». В цифровой век они – своего рода добровольцы, которые бережно охраняют культурное наследие. Пиратство сегодня – это гарантия, что завтра мы не потеряем бесценную культуру.
Но разве это не воровство? Вот здесь и наступает интересный момент. Воровство – это когда ты у кого-то что-то отнял, и у того человека этого больше нет. Скачивая фильм, песню или книгу, ты не отнимаешь её у автора. Файл остаётся там же, где и был, в исходном виде. Никакой реальной потери – кроме, возможно, иллюзий правообладателя о своих гипотетических доходах.
Хорошо, но разве авторы не должны получать деньги за свой труд? Конечно же должны. Но за первый экземпляр продукта, который добровольно приобрели покупатели, деньги были ведь уплачены. А всё остальное – это уже искусственная монополия, навязанная государством (т. е. привилегия от стационарного бандита, чем вообще-то раньше открыто назывались патенты).
Важно ещё понимать, что современная система авторского права (давайте назовём её копиразмом для удобства) не даёт нам полноценно владеть даже тем, за что мы уже заплатили. Ты купил игру? Отлично, но она привязана к десятку DRM-защит, которые проверяют тебя, как пограничник в аэропорту. Купил подписку на Netflix? Ты не владелец фильмов, а всего лишь временный арендатор. Закончилась подписка – прощай, любимые сериалы. Копиразм – это культ контроля, где пользователь всегда под подозрением. Мы стали не владельцами, а арендаторами своей же культуры. Согласись, это как-то совсем не по-рыночному.
Потерянные продажи – это миф. Компании очень любят подсчитывать виртуальные убытки: мол, вот вы скачали 10 000 копий нашего альбома, значит мы потеряли 10 000 продаж! Нет, ребятушки, вы потеряли максимум шанс продать его нескольким десяткам человек. Остальные 9950, скорее всего, вообще никогда бы не купили ваш товар, если бы не смогли скачать его бесплатно. А знаете, что забавно? Самые активные пираты тратят на музыку и фильмы больше, чем среднестатистические потребители! Потому что пиратство – это скорее пробник, а не грабёж.
Пиратство также помогает в тех случаях, когда правообладатель сам не хочет или не может помочь. Помните, как HBO безжалостно удалял с серверов любимые сериалы, когда закрывал HBO Max? Их спасли именно пираты. Когда какая-нибудь книга запрещена цензурой, единственная надежда прочитать её – снова пиратские сайты. Они буквально поддерживают свободу информации.
Бесплатно не равно аморально! Либертарианская этика проста: насилие – это плохо. И когда ты делаешь копию цифрового файла, ты ни у кого ничего не отнимаешь. А вот государственные рейды на серверы, миллионные штрафы студентам и уголовные дела против «пиратов» – это самое настоящее насилие. Если автор талантлив, благодарные слушатели, читатели и зрители добровольно поддержат его. Это справедливо и свободно, а главное – ненасильственно.
Что мы можем делать? Выступать за отмену копиразма. Не бояться говорить вслух: копирование – это сотрудничество и распространение знаний, а не воровство. Мы не обязаны чувствовать себя виноватыми за то, что просто хотим свободно распоряжаться своими файлами и культурой, которая уже давно стала частью общего наследия. И последнее: держите торрент-клиент под рукой. Потому что пока корпорации играют в монополию, пираты – единственные, кто действительно следит за сохранностью культуры!
Понятие анкапа появилось в рамках либертарианской философии. Однако, кроме либертарианства, есть и другие философии свободы, например, объективизм или классический либерализм. Складывается впечатление, что у любой интеллектуальной традиции, направленной на достижение свободы, есть свой вариант, близкий к анкапу.
Вопрос от Дмитрия
Я как раз сейчас перевожу интересную статью, где прослеживаются анархистские корни анкапа (смешно, но многие считают анкапов ненастоящими анархистами) от Прудона, который, собственно, первым заявил о себе как об анархизме. Но до окончания работы ещё несколько дней, а пока лучше порассуждаю о том, насколько принципиально анархо-капиталистическому обществу иметь у себя в основании именно либертарианские принципы – самопринадлежность там всякую и прочий НАП.
Заменим самопринадлежность на “все мы орудия Господа” или “мы лишь третья тема в музыке Айнур”. Это просто перенос локуса контроля. Ну, ок, теперь он внешний. Помешает ли этот перенос в построении анкапа? Да не особенно. Господь в милости своей дал людям заповеди. Эльфы оставили людям свой мощнейший эпос, наполненный моральными посылами. Бери, пользуйся. В песнях ты вычитаешь о верности клятвам или заповедь требует от тебя не лжесвидетельствовать – так или иначе ты познаешь идею договора и обязательств по нему, а значит, база для капитализма у нас есть.
Можно ли обойтись без принципа неагрессии? Никто не имеет права на безнаказанное инициирование насилия? Нет, кто-то имеет. Помешает это построению анкапа? Ну, смотря кто именно оказался счастливым исключением из этого принципа. Например, если мы заявим, что безнаказанно инициировать насилие могут юродивые, маленькие дети и женщины с ПМС, то это никак не помешает нам построить анархо-капиталистическое общество. А если заявим, что правом на безнаказанную инициацию насилия обладает некий специальный рыцарский орден, поклявшийся хранить мир и спокойствие в Галактике – будет сложнее, хотя и тогда ситуация небезнадёжна, но мы будем критически зависеть от процедур, регулирующих попадание в этот орден и исключение из него.
В какой мере анкап может быть построен на принципах классического либерализма? Густав де Молинари описал это очень внятно. Он не знал никаких трескучих либертарианских спецтерминов вроде напа и самопринадлежности, а просто описал, как конкурентный рынок услуг безопасности даст лучшие результаты, чем монополистический.
Что там по объективизму? Эгоизм есть добродетель. Разум есть добродетель. Требовать от людей жертвовать собой ради тебя – фу. Чем это не база для анкапа? Принципы звучат столь же непривычно, как апелляция к Сильмариллиону вместо Библии в качестве источника морали, но, по сути, реализуя принципы объективизма, мы получим всё тот же анкап, только с интеллектуальной собственностью. И, да, государства при этом не будет, что бы ни писала на эту тему Айн Рэнд, потому что брать налоги принудительно – это требовать жертв от налогоплательщиков, а заставлять госчиновников работать бесплатно – это требовать жертв от них. Но, конечно, если добровольное самоуправление, координируемое волонтёрами за свой счёт или за донаты – это государство, то ок, пусть будет государство, но для нас с вами, либертарианцев, это просто анкап.
Знаете, в чём разница между хорошими намерениями и реальным результатом? Разумеется, в количестве сломанных судеб. Когда ЕС и США запускали постановления GDPR и CCPA для защиты персональных данных, всё звучало красиво: «Мы защитим ваши данные от злобных корпораций!» Россия со своим ФЗ-152 тоже подтянулась с идеей, мол, защитим граждан от цифровых разбойников и западных агентов. Задумка выглядела неплохо, но что получилось в итоге?
Парадокс первый: ваши данные по-прежнему гуляют по сети, как кот по крышам весной. Утечки? Каждый год побивают рекорды! Только представьте, с GDPR в Европе случилось более 160 тысяч утечек за первые полтора года. В России ситуация вообще анекдотичная: данные почти всех взрослых граждан уже слиты в сеть. И о какой защите в данном случае идёт речь?
Парадокс второй: законы вроде бы против гигантов рынка, но именно они оказались в выигрыше. У Google и Facebook после введения GDPR доля рынка рекламы только выросла. Почему? У них просто хватает денег на армию юристов и технарей, что не по карману другим. Да и комплаенс с GDPR или CCPA стал кошмаром для малого бизнеса и стартапов, многие этого попросту не потянули и закрылись.
Парадокс третий: вместо роста доверия мы получили лишь раздражение от бесконечных баннеров про cookies и запросов разрешения на каждый чих. Люди не читают – просто жмут «Согласен». Это как те условия банка, которые никто не читает, а потом удивляется: «Как это я задолжал за обслуживание счёта в 5 тысяч рублей в месяц?».
Ещё один неприятный момент – локализация данных. В России закон требует хранить данные граждан на локальных серверах, якобы для защиты информации от западных спецслужб. Результат? Вместо Google или LinkedIn россияне получили локальные аналоги с сомнительной безопасностью и низким качеством сервиса. Это похоже на то, как если бы вас заставляли покупать хлеб только в одном магазине, мотивируя тем, что это «безопаснее». Но когда выбора нет, качество обычно падает, а цена растёт.
Есть и забавные примеры: многие американские сайты просто заблокировали доступ из ЕС после GDPR, решив, что европейские пользователи «слишком дорогие» в обслуживании. Представьте, вы хотите зайти на любимый ресурс, а он говорит вам: «Извините, вы слишком дорогой клиент, до свидания!» Абсурд? Да, но такова новая реальность защиты данных.
Что же нам делать? Либертарианский подход вместо удушающего госрегулирования предлагает здравый смысл и рыночные механизмы. В первую очередь это добровольные стандарты вместо бюрократии. Пусть бизнес сам выработает эффективные правила защиты данных. А если потребителям что-то не понравится – они уйдут к конкурентам, кто уважает приватность. Ведь если компания косячит – рынок её накажет, клиенты уйдут, а прибыль упадёт. Работает эффективнее любой проверки Роскомнадзора и штрафов.
Но что поможет лучше всего – использование технологических решений вместо бумажной волокиты. Например, сквозное шифрование, при котором доступ к вашим сообщениям и файлам есть только у отправителя и получателя. Даже если данные попадут в чужие руки, взломщик просто увидит бессмысленный набор символов. А ещё один важный подход – минимизация сбора данных. Зачем собирать все данные подряд, если достаточно получить лишь минимально необходимые?! Для большинства сервисов в сети хватит лишь логина и пароля. Чем меньше данных, тем меньше рисков. А ещё – децентрализованное хранение. Вместо одной большой базы данных, которая манит хакеров, можно распределить информацию по многим независимым точкам, усложняя жизнь злоумышленникам в разы. Короче говоря, технологии позволяют защитить приватность гораздо эффективнее, чем государственные законы и бесконечные проверки.
Как видим, хорошее намерение не равно хорошему закону. Чиновники хотели как лучше, но получили, как обычно. Давайте лучше доверять людям и бизнесу, а не бюрократам и навязанным ими инструкциям!
