Тег: анкап

Капиталистическая трансутопия

Алекс Розов, автор Меганезийского цикла, в своём ЖЖ начал подготовительные расспросы о том, как ему ловчее написать капиталистическую трансутопию, то есть реалистичную позитивную картинку чистого капитализма, процессов, которые к нему привели, и процессов, которые делают его устойчивым. Меня берут большие сомнения в том, что у него получится, потому что его представления о рынке не кажутся мне полностью адекватными. Грубо говоря, он будет склонен думать о рынке скорее по Марксу, нежели по Мизесу. Публика, пасущаяся у него в комментах, скорее способна лишь усугубить его проблемы, потому что там, как водится, полно отборных гоббсеанцев, считающих человечество насквозь порочным и нуждающимся в сильном регуляторе, без которого люди, конечно, друг друга сожрут.

Интересен также такой пассаж, который изложил один из его комментаторов, но с которым автор в целом согласился:

“Профессиональные” сторонники капитализма (пишущие в популярно-аналитических СМИ) – приукрашивают реальный капитализм.

“Непрофессиональные” (участвующие в сетевых холиварах) представляют себе лубочный капитализм, точнее не капитализм вовсе, а какой-то призрачный феодализм, в который вкраплены фермеры, ремесленники и лавочники с примитивно-устроенным семейным бизнесом.

Реальный же капитализм (в котором главные игроки – крупные компании с пирамидой бюрократии, со сложными отношениями собственности, с негласными сделками топ-менеджеров и мажоритарных акционеров, и еще более сложными отношениями с финансово-банковской и государственной системами) неприемлем для “непрофессиональных”. Такой капитализм кажется им (внезапно) “левацким искажением капитализма”.

Короче говоря, государство считается ими непременным, неизбежным и неотъемлемым атрибутом капитализма, что, соответственно, делает для них все идеи анкапа некими лубочными картинками, которые не могут иметь никакого отношения к реальности.

Некогда Михаил Светов обещал написать книгу про либертарианство и слился. Пришлось браться и писать своё. Владимир Золоторев жаловался на отсутствие либертарианской теории войны, пришлось начать думать и в этом направлении. Теперь, похоже, придётся мне сочинять ещё и некий художественный текст о том, как выглядит одно из множества возможных воплощений анкапа. Я сейчас нахожусь на стадии торга: ну, может, надо немного подождать, и сен Алекс всё-таки напишет что-то сносное, он плодовитый автор, он даже про говночиста при коммунизме написал, ну что ему стоит решить ещё и эту новую задачку, и мне не придётся браться за то, что я плохо умею.

Но на тот случай, если Розов не разродится, или результат будет соответствовать моим текущим низким ожиданиям, начинаю уже задумываться о том, как сделать что-то своё. Мои сильные стороны – это чувство стиля, лаконичность, способности к анализу. Слабые стороны – трудности с удержанием в голове широкого замысла и неважная фантазия, поэтому-то моё творчество представляет собой короткие топики по конкретным темам, заданным не мной. Однако здесь требуется достаточно объёмный художественный текст.

Скорее всего, сносным решением будет цикл рассказов. Этакий Монтелиберский цикл в противовес Меганезийскому. Не знаю. Не хочу пока об этом думать. Страшно лезть в эту воду.

Навязывание культурных традиций

Довольно значимая доля вопросов, которые люди задают насчёт анкапа, сводится к тому, можно ли будет делать то-то и то-то, допустимо ли будет такое-то или сякое-то, как анкап относится к тому-то или сему-то. Можно ли убивать педофилов и живодёров? Допустимо ли рабство и аборты? Как анкап относится к интеллектуальной собственности и глобальному потеплению?

На все эти вопросы, как вы знаете из мемов, у анкапов есть простой, ёмкий и даже полностью корректный ответ: рыночек порешает. Иначе говоря, в ответ на вопрос о предпочтениях умозрительного субъекта “анкап” указывается конкретный умозрительный субъект, “рыночек”, который и установит соответствующие нормы. Разумеется, этот ответ слишком краткий, а потому вопрошающих обычно не удовлетворяет. Давайте я немного разверну тему.

По большей части людей не беспокоит то, как ведут себя другие люди, потому что поведение одного человека укладывается в представления о должном другого человека. А когда перестаёт укладываться, то это человека беспокоит, и он начинает думать, как ему к этому относиться, и что с этим можно сделать.

Либертарианец может грубо описать свои представления о должном, как “самопринадлежность уважается, NAP не нарушается”. Этого недостаточно, и представления о должном дополняются всевозможными “тут так принято”. Например: здесь правостороннее движение; с ребёнком пропускаем вне очереди; в ресторане платит тот, кто приглашает, и так далее. Но, помимо всяких этически нейтральных обычаев, есть и те, которые относятся к разным пограничным ситуациям. Например, после какого возраста секс перестаёт быть делом опекунов и становится делом того, кто занимается сексом. Или какого сорта натуральные компенсации допустимо истребовать с должника или с причинившего ущерб. Или в каких случаях автор произведения имеет право ограничивать других людей в его использовании. Эти вещи не выводятся из базовых принципов либертарианства, как не выводится из них, скажем, правостороннее движение.

В этически спорных случаях человек склонен предлагать в качестве нормы тот вариант, который выгоднее лично ему. Если он при этом также достаточно влиятелен – может больно вломить, может принести много пользы, вызывает всеобщую любовь или просто зануда – то с предложенным им вариантом нормы могут и согласиться. Но дальше это решение запросто может стать прецедентом, и теперь уже другие смогут ссылаться именно на этот вариант нормы, как на местный обычай. После этого тому, кто захочет эту норму пересмотреть, потребуется быть гораздо сильнее, полезнее, обаятельнее или зануднее, потому что он прёт против традиции.

Таким образом, в каком-то смысле можно говорить о праве сильного: тот, кто приложил усилия для появления прецедента, может таким образом создать правовую норму. Менять эту норму каждый раз по своему усмотрению ему будет сложно: в правовой традиции это называется принципом эстоппеля – если некто ранее своими действиями демонстрировал, что придерживается такой-то нормы, то в дальнейшем он не может правомерно настаивать, чтобы к нему эта норма не применялась. В художественной форме принцип эстоппеля хорошо демонстрируется в известном рассказе Максима Шапиро “Уважение культурных традиций“.

Конечно, тот, кто обладает неоспоримым преимуществом в силе, полезности, обаянии или занудстве вообще над всеми и с хорошим запасом, или кто возглавляет сплочённую группу единомышленников, сможет продвинуть и такую правовую норму, как “вот этот конкретный хмырь имеет право действовать в любых ситуациях, как ему заблагорассудится”, создав тем самым государство. Однако до тех пор, пока он не создаст правовые нормы по передаче своей власти, это государство будет неизменно заканчиваться с его смертью, а смерть будет как правило достаточно ранней. По крайней мере, именно эту закономерность нам показывает древняя история. Но мы тут рассматриваем анкап, то есть общественное устройство, при котором вероятность успеха подобных хмырей сознательно уменьшается до минимума.

Так как же всё-таки при анкапе будут относиться к живодёрам, рабству и далее по списку? А это вам решать. Чем больше усилий вы приложите для того, чтобы именно ваше мнение возобладало, чем более нетерпимыми будете к чужому мнению – тем больше вероятность, что живодёрам будут давать именно столько плетей, сколько вы прописали первому, которого встретили. И, конечно же, тем больше вероятность, что в ходе отстаивания своего мнения вы понесёте неприемлемые для вас издержки – и утрётесь. Тем не менее, если подобные темы вас живо волнуют, рекомендую прокачивать заранее силу, полезность, обаяние.

И занудство.

Это мне добрая нейросетка сделала иллюстрацию к “Уважению культурных традиций”

Новый перевод. Густав де Молинари. Вечера на улице Сен Лазар. Глава 11.

По заказу @mysery_tg мной сделан перевод одной из глав “Вечеров на улице Сен Лазар” Густава де Молинари (1849 г.). Автор в середине 19 века придумал и популяризировал идею того, что мы сейчас знаем, как анкап, а в предлагаемом вашему вниманию тексте излагает аргументы за эту систему общественного устройства в умозрительном диалоге с консерватором и социалистом.

Перевод сделан с английского перевода Дэвида Харта 2009 года. С французским оригиналом не сверялась, но надеюсь, что фактор испорченного телефона достаточно незначителен.

Возможен ли анархо-капитализм, основанный не на либертарианских принципах?

Понятие анкапа появилось в рамках либертарианской философии. Однако, кроме либертарианства, есть и другие философии свободы, например, объективизм или классический либерализм. Складывается впечатление, что у любой интеллектуальной традиции, направленной на достижение свободы, есть свой вариант, близкий к анкапу.

Вопрос от Дмитрия

Я как раз сейчас перевожу интересную статью, где прослеживаются анархистские корни анкапа (смешно, но многие считают анкапов ненастоящими анархистами) от Прудона, который, собственно, первым заявил о себе как об анархизме. Но до окончания работы ещё несколько дней, а пока лучше порассуждаю о том, насколько принципиально анархо-капиталистическому обществу иметь у себя в основании именно либертарианские принципы – самопринадлежность там всякую и прочий НАП.

Заменим самопринадлежность на “все мы орудия Господа” или “мы лишь третья тема в музыке Айнур”. Это просто перенос локуса контроля. Ну, ок, теперь он внешний. Помешает ли этот перенос в построении анкапа? Да не особенно. Господь в милости своей дал людям заповеди. Эльфы оставили людям свой мощнейший эпос, наполненный моральными посылами. Бери, пользуйся. В песнях ты вычитаешь о верности клятвам или заповедь требует от тебя не лжесвидетельствовать – так или иначе ты познаешь идею договора и обязательств по нему, а значит, база для капитализма у нас есть.

Можно ли обойтись без принципа неагрессии? Никто не имеет права на безнаказанное инициирование насилия? Нет, кто-то имеет. Помешает это построению анкапа? Ну, смотря кто именно оказался счастливым исключением из этого принципа. Например, если мы заявим, что безнаказанно инициировать насилие могут юродивые, маленькие дети и женщины с ПМС, то это никак не помешает нам построить анархо-капиталистическое общество. А если заявим, что правом на безнаказанную инициацию насилия обладает некий специальный рыцарский орден, поклявшийся хранить мир и спокойствие в Галактике – будет сложнее, хотя и тогда ситуация небезнадёжна, но мы будем критически зависеть от процедур, регулирующих попадание в этот орден и исключение из него.

В какой мере анкап может быть построен на принципах классического либерализма? Густав де Молинари описал это очень внятно. Он не знал никаких трескучих либертарианских спецтерминов вроде напа и самопринадлежности, а просто описал, как конкурентный рынок услуг безопасности даст лучшие результаты, чем монополистический.

Что там по объективизму? Эгоизм есть добродетель. Разум есть добродетель. Требовать от людей жертвовать собой ради тебя – фу. Чем это не база для анкапа? Принципы звучат столь же непривычно, как апелляция к Сильмариллиону вместо Библии в качестве источника морали, но, по сути, реализуя принципы объективизма, мы получим всё тот же анкап, только с интеллектуальной собственностью. И, да, государства при этом не будет, что бы ни писала на эту тему Айн Рэнд, потому что брать налоги принудительно – это требовать жертв от налогоплательщиков, а заставлять госчиновников работать бесплатно – это требовать жертв от них. Но, конечно, если добровольное самоуправление, координируемое волонтёрами за свой счёт или за донаты – это государство, то ок, пусть будет государство, но для нас с вами, либертарианцев, это просто анкап.

Война при анкапе

Недавно мне попалось интервью Евгения Вольнова Марку Солонину.

Вкратце: описывается организация бизнес-процесса по децентрализованному волонтёрскому производству расходников для снабжения армии. Под конец Солонин неизбежно размышляет о либертарианстве, так что стоит немного порассуждать и мне.

Вопрос, который меня волнует: все ли необходимые ингредиенты для ведения полномосштабной войны уже готово обеспечивать анкап-сообщество?

Волонтёры в состоянии массово закупать на свободном рынке и доставлять к месту ведения боевых действий всё, что необходимо для логистики, питания и быта. Производство стрелкового вооружения и взрывчатки – это развитые гражданские отрасли. В отсутствие госзаказа они не загнутся, а на увеличение спроса в условиях, когда государство не путается под ногами, в состоянии отреагировать увеличением производства. Распределённое производство, наподобие описанного в интервью, способно насытить армию лёгкими боевыми механизмами. Более тяжёлые специализированные механизмы также могут производиться волонтёрами, просто для этого будут нужны уже не 3D-принтеры на балконе, а небольшие мастерские – украинская война демонстрирует нам, что это также не проблема. К таким механизмам относятся также и дальние дроны, в том числе скоростные.

Связь и спутниковые разведданные уже отлично умеют предоставлять частники.

Что с людьми? Волонтёрские подразделения отлично показывают себя на фронте, и на фоне государственных аналогов демонстрируют куда меньше проблем с поиском желающих в них вступить. Чем лучше репутация отряда, тем выше конкурс.

Координация между подразделениями также показывает результаты как минимум не хуже, чем государственные цепочки командования, а авторитетные командиры способны быстро расширять сферу своего влияния, принимая ответственность за всё более крупные участки работы.

Что на сегодня не готовы обеспечивать частные поставщики, так это пилотируемую боевую авиацию. Однако сегодня боевой самолёт – это де факто платформа для того, чтобы поднять в небо радар и ракеты, а дальше обеспечить, чтобы пилот видел данные с радара и в соответствии с ними запускал ракеты. Пилот уже не нужен для того, чтобы крутить фигуры высшего пилотажа во время воздушного боя между самолётами. При наличии устойчивого канала связи пилот вообще может находиться на земле, а устойчивый канал связи может быть обеспечен, если самолётов в воздухе много, и они образуют ретрансляционную сеть. Радар самолёта – штука, по сложности сопоставимая с терминалом Старлинка – тому тоже надо отслеживать множество спутников и как-то разбираться в каше сигналов. То есть частник может произвести его за не слишком конский ценник. В итоге боевой самолёт при анкапе выглядит как пузатый винтовой носитель нескольких ракет и множества дронов, летающий стаями, которые висят в воздухе круглосуточно, анализируют обстановку на пару сотен километров от периметра стаи и зачищают всё интересное, что там находят – а по мере исчерпания горючего и/или боезапаса летят в автоматическом режиме на базу, заблаговременно вызывая себе замену. Однако это пока ещё не реализованная фантазия.

Остались ещё два вопроса.

Во-первых, мотивация. Государства – это рассадники патриотизма, а патриоты как раз и составляют топливо войны. Будет ли анкап-сообщество достаточно патриотично, чтобы организовать крупномасштабное сопротивление государству? Пример начала вторжения в Украину показывает, что шансы на это довольно велики: первичное сопротивление внезапному нападению в тех районах, где боевые действия не шли с 2014 года, было главным образом волонтёрским, и как минимум сорвало блицкриг.

Во-вторых, экономические санкции. Санкции – это надругательство над стихией свободного рынка. Их накладывают государства, и государства же следят за их соблюдением, а рыночек способствует тому, что санкции работают плохо. Можно достаточно уверенно утверждать, что санкции как инструмент воздействия на противника при анкапе будут иметь крайне слабое влияние, представляя собой единичные примеры отказа от сделок по моральным соображениям. Просто одним будут активно донатить и работать для них за идею, а другим будут оказывать услуги только за хорошие деньги. Поскольку каждая из сторон может иметь довольно пёстрый состав, то и там, и там будут как волонтёры, так и наёмники. А победа окажется на той стороне, которая будет эффективнее в этом ресурсном противостоянии. Но в долгосроке эффективность будет определяться тем, сколько идейных и талантливых людей будет работать на победу той или иной стороны. А это, в свою очередь, будет зависеть от того, на чьей стороне по мнению большинства окажется справедливость.

Как будут действовать при анархо-капитализме частные военные компании?

Маузер

Анархо-капитализм – это свободный рынок плюс децентрализация власти. Частная военная компания при анкапе – это действующая на свободном рынке компания по решению военных задач, то есть задач, возникающих при конфликтах, в которых готовы убивать.

Очень легко можно представить себе деятельность частных военных компаний во время освободительной войны общества против государства. Некоторое подобие того, как это выглядит, можно было наблюдать на начальном этапе российского вторжения в Украину, на тех участках, где государство практически бездействовало, а задачи обороны, тем не менее, решались. Что характерно для такой войны? Появление и децентрализованная координация многочисленных стартапов, сфокусированных на трёх типах задач: непосредственные боевые действия, снабжение действующих на переднем крае, а также краудфандинг для финансирования первых двух. Если война затягивается, задача снабжения усложняется, и в ней выделяется отдельная отрасль по разработке новых средств ведения войны.

Но когда анкап уже доминирует в мире, вся эта цветущая сложность – героическое прошлое. Дедывоевали. Военные задачи становятся куда более локальными, длительность и частота военных конфликтов уменьшается. Так что частные военные компании при анкапе будут действовать в режиме выживания. Им придётся прикладывать значительные маркетинговые усилия, чтобы хоть как-то обосновать то, что они вообще до сих пор существуют, а многие вместо этого предпочтут ликвидироваться, поскольку на рынке есть множество мирных задач, которые принесут куда более значительный доход куда меньшими усилиями.

Поверьте, вам бы не захотелось работать сотрудником ЧВК при анкапе. Никакого романтизма, никакой героики, крайне мало хоть каких-то реальных задач, существование для галочки, в условиях, когда на тебя косо смотрят и интересуются, зачем ты вообще есть, и не хочешь ли ты случайно создать новое государство, а то агрессивный ты какой-то, может, тебе укольчик вколоть. Так что я вполне допускаю, что именно военных компаний при анкапе практически не останется вовсе. Будут геймеры. Будут реконструкторы. Будет какой-нибудь жестокий спорт. Будут фанаты, организующиеся в команды для выплёскивания друг на друга агрессии под предлогом поддержки спортивных команд. Будут всякие книжные теоретики, прикидывающие, какой могла бы быть война в текущих материально-технических условиях.

Производство специализированного военного снаряжения неизбежно будет свёрнуто. Старые запасы будут постепенно утилизироваться, а те, что нет смысла утилизировать, постепенно всё равно придут в негодность. Дешёвые массовые штуки для гражданского рынка можно будет при необходимости приспособить к войне при помощи синей изоленты, но заниматься этим, и тем более начинать производить какой-то более серьёзный военный инструментарий, будут лишь в случае реальной войны, длительность которой превысит хотя бы пару месяцев. А откуда эта реальная война возьмётся?

Для массовой войны при анкапе потребуется сочетание двух факторов. Во-первых, появление достаточного количества сладких летних детишек, уверенных, что война это весёлый фестиваль мужества. Возможно такое при анкапе? Разумеется, возможно, и даже неизбежно. А во-вторых, нужен талантливый психопат, который убедит их, что мир насквозь прогнил, общество потеряло цель, и пришла пора встряхнуть этих зажравшихся свиней, чтобы визжали в ужасе. Возможно ли такое при анкапе? Разумеется, возможно, к каждому психопату Битарха не приставишь.

Ну а что будет дальше, тоже, в общем-то, понятно. Будет недоумение. Будет недоверие к новостным каналам, мол, раздувают хайп на ровном месте. Будут беспомощные попытки противодействия со стороны сервисных служб, имеющих отношение к поддержанию порядка и безопасности. Дальше всё больше людей начнёт понимать, что против них, вообще-то, воюют. В основном они будут просто сваливать подальше из опасного места, получив страховые выплаты (если полисы ещё будут подразумевать страхование рисков гражданских беспорядков). Но появятся и те предприниматели, которые начнут решать возникшую проблему. А дальше рыночек сделает своё дело, и это будет час славы частных военных компаний. Они возникнут из ниоткуда, привлекут все необходимые ресурсы, управятся с войной и снова исчезнут.

Такая вот скучная история.

Как работают анкап-суды на оккупированных государствами территориях

Заблуждение о том, что в сфере энфорсмента решений суда сила государства непреодолима для негосударственных сообществ, чрезвычайно глубоко укоренено в головах, несмотря на регулярные практические опровержения.

Никто и ничто не может быть сильно во всём, и у государства хватает точек слабости. С одной стороны, государство это довольно-таки централизованная организация. С другой – полностью децентрализованный ментальный паразит. Слабость централизации – в долгом прохождении приказов по цепочке иерархии, помноженном на искажения приказа на каждом этапе. Слабость децентрализации – в возможности скрытной независимой атаки на любой узел.

Государство – инструмент институциализированного насилия. Однако не единственный возможный. Любой охотник за головами, кровный мститель или дуэлянт – точно такой же инструмент институциализированного насилия, просто из другого лора. Но если человечество чему и научил постмодернизм, так это конструированию лоров и переключению между ними.

И вот, представьте себе столкновение двух лоров: этатизма, с его законами, которые пишут бюрократы, принимают политики и энфорсят низкооплачиваемые служащие под командованием бюрократов, лезущих в политики – и анкапа, с его децентрализованной плюралистической правовой системой, в основе которой лежит право на возмещение ущерба, и которая энфорсится любыми заинтересованными лицами. В хорошо устроенной этатистской системе место второму лору где-то на задворках сознания, где обитают персонажи приключенческих романов. А в этатистской системе на этапе надлома?

На этом оставим теоретизирование и обратимся к практическому примеру.

Есть государство РФ, которое воюет с государством Украина. Война – глубоко антиправовое мероприятие. Ради её ведения государство грубо попирает установленные им же права собственных подданных. Подданные, которые в обычной ситуации подчиняются просто по привычке (и это наиболее энергоэффективный способ подчинять), в условиях, когда к ним предъявляют чрезвычайные требования, подчиняются благодаря более сильным стимулам, например, серьёзному вознаграждению и/или сильному страху. И деньги, и страх с каждой дозой теряют свою ценность в качестве стимула, поэтому для сохранения управляемости дозы приходится увеличивать. Люди, к которым применяются столь сильнодействующие стимулы для подчинения, осваивают навык серийного убийства незнакомых им людей.

Учтём ещё пару факторов. Во-первых, учёт оружия в условиях войны неизбежно становится крайне небрежным, и оно наводняет чёрный рынок. Во-вторых, противник, гражданин Украины, культурно близок, в совершенстве владеет русским языком и без проблем коммуницирует с любым подданным РФ. Эти факторы приводят к тому, что на территории РФ постоянно взрываются какие-нибудь военные объекты или начальственные шишки. Исполнитель может быть и украинским диверсантом, и идейным российским диссидентом, и простым российским наёмником, для которого это менее опасный и более надёжный заработок, чем гнить в блиндаже, ожидая прилёта дрона.

И вот на этом-то фоне анкап получает серьёзный шанс прописаться в головах не просто как оторванная от реальности теория, но и как вполне рабочая практика.

Выходец из Чувашии Мишши Орешников перебирается в Украину, вооружается лором, согласно которому Чувашия никогда добровольно не входила в состав РФ, а является оккупированной территорией, констатирует, что до формирования государственных правовых институтов будущей свободной Чувашии вполне уместно использование норм обычного права – и просто начинает предлагать услуги суда. В первую очередь – над теми, с кем наиболее бессмысленно судиться в государственных судах, то есть над госчиновниками. В зоне наибольшего риска здесь оказываются чиновники средней руки – те, которые принимают хоть какие-то ответственные решения, но которых слишком много, чтобы государство могло обеспечить им всем мало-мальски надёжную защиту.

В интервью Соте Мишши раскрывает механизмы работы суда и свои мотивации более подробно, ну а ведущий демонстрирует некоторые грани своего понимания явления.

Какие ещё можно отметить особенности анархо-капиталистического правового механизма на оккупированной государством территории?

  1. Судов несколько, вход на рынок формально открыт, однако механизмы приёма в ассоциацию неформальны. При этом точное количество судов в системе принципиально неизвестно, а какая-то часть публично обозначенных организаций, принимающих участие в движе – плейсхолдеры, ложные цели. Декларируется возможность апелляции на решение одного суда ассоциации в другом суде ассоциации. По факту в случае судов над госчиновниками в этом вряд ли будет возникать необходимость.
  2. Сбор средств на исполнение решений суда ведётся непубличными организациями через криптовалюты. Технически, львиную долю бюджета могут составлять средства от государства Украина, но это совершенно неважно.
  3. Исполнители приговоров – непубличные организации, формально не имеющие никакой связи с судами. Технически исполнители могут быть кадровыми украинскими диверсантами, но это совершенно неважно.
  4. Инициатор движа находится вне досягаемости от прямых угроз армии и полиции РФ, поскольку между ним и силовиками РФ находится украинская армия. Так что он может быть уничтожен разве что случайно при налёте или же в результате диверсии. Сколько человек способны подхватить знамя в случае его устранения, неизвестно. Технически этим может заниматься какой-нибудь кадровый украинский офицер, но это совершенно неважно.
  5. Приговоры госчиновникам и, что куда важнее, приведение этих приговоров в исполнение – это прежде всего реклама. Чиновник совершает преступление по работе, а потому вряд ли станет серьёзно рассматривать возможность выплаты компенсации пострадавшим из своих личных средств. Поэтому на нём удобно демонстрировать, что случается с теми, кто отказывается от выплат компенсаций. После нескольких таких демонстраций уже можно выкатывать суд в продакшн, для разбора конфликтов между частными лицами. Там уже куда более вероятно появление ответчика на заседании суда и его полноценная защита, а потому вероятны и оправдательные приговоры, и отказ по решению суда в части исковых требований, и собственно выплаты компенсаций, и прочее богатство правоприменения.
  6. Однако даже если дальше ритуализированной расправы над членами ОПГ “Государство” конкретно эта модель судов не продвинется, это всё равно значительный шаг в продвижении идей анкапа в жизнь.

В нескольких местах я оговариваю, что для нас совершенно неважно, в какой мере мы имеем противостояние анкапа и государства, а в какой – противостояние государств. Поскольку речь идёт о борьбе идей мироустройства, государство, имитирующее механизмы анкапа, работает на анкап.

А как при анкапе..?

Мне постоянно приходят однотипные вопросы: а как при анкапе будет реализована та или иная фигня, которая сейчас реализуется либо непосредственно государством, либо частниками, но в условиях плотного государственного регулирования. Довольно часто такого сорта вопросы имеют граничное условие: не у всех есть деньги, чтобы купить эту фигню на свободном рынке, чем, собственно, и вызван интерес вопрошающего: как обеспечить неимущих дорогой фигнёй, если не за счёт грабежа.

Конечно, можно долго говорить, что в условиях свободного нерегулируемого конкурентного рынка эта страшно нужная людям фигня будет дешевле и качественнее, чем сегодня, но такие доводы не могут полностью отменить вышеупомянутое граничное условие: всё равно деньги на неё будут не у всех, и в том числе останется возможность того, что денег на неё не будет у некоторых из тех, кому она позарез нужна. Кто им её поможет купить?

У меня есть простой ответ: это сделаете лично вы, те, кого так волнует этот вопрос. Потому что лично вам важно, чтобы нуждающиеся получили эту фигню (иначе вас не волновал бы так этот вопрос). А ещё лично для вас это будет не особенно напряжно, ведь вы будете достаточно богаты, чтобы позволить себе эту мелкую трату. Почему? Потому что вы можете прямо сейчас купить биткоин. Пусть даже не целый биткоин, а какую-то долю. А к тому моменту, как на земле наступит анкап, это сегодняшнее приобретение будет уже настолько ценным, что такую мелкую благотворительность вы легко себе позволите.

Действуйте)))

Право и закон при переходе к анкапу

В комментах задали очередной вопрос по сабжу, и как-то неохота отвечать с сугубо теоретических позиций, потому что у меня уже три года с хвостиком есть возможность пытаться что-то внедрить. Так что хочу порассуждать о проблемах права и закона в анкап-сообществе на примере Монтелиберо.

Очерчу используемый мною понятийный аппарат. Право – принятый в сообществе порядок разрешения конфликтов. Закон – правовая норма, которую в сообществе считают допустимым навязывать силой. Суд – процедура разрешения конфликтов третьей стороной, не вовлечённой в конфликт. Юрисдикция – подсудность, то есть круг конфликтов, которые в сообществе принято разрешать конкретным судом.

Монтелиберо, как и любое другое анкап-сообщество в эпоху доминирования государств, не может претендовать на полную юрисдикцию над своими участниками. Да, любой вопрос может быть решён в юрисдикции Монтелиберо – но только если государство об этом не в курсе. В противном случае государство может навязать свои требования о том, что стороны конфликта обязаны сделать.

Сообщество Монтелиберо – маленькое. В нём нет возможности для полноценной рыночной конкуренции множества разномастных судов. Однако это не повод идти на поклон к государству. В конце концов, мы же внедрили у себя токеномику – и теперь имеем собственную, очень дешёвую и эффективную финансовую систему. На одном-единственном блокчейне, без конкуренции между ними (пробовали добавить другие, не прижились). Хотя в частном порядке ничто не мешает обмениваться любыми ценностями: хоть товарными, хоть фиатными, хоть разномастной криптой. Точно так же и с судами: по взаимному согласию споры можно разрешать хоть броском монетки, хоть медиацией у заранее оговоренного авторитета, хоть поединком – но если согласия нет, то придётся рассчитывать на некий унифицированный судебный механизм по умолчанию.

Каждая юрисдикция подвержена сильному положительному эффекту масштаба: чем больше конфликтов в ней разбирается, тем для большего числа потенциальных конфликтов будет заранее оговариваться именно эта юрисдикция. Оно и понятно: люди экономят мышление и без особой нужды не станут держать в голове много различных правовых механизмов, в пределе склоняясь к единому варианту, даже если в конкретном деле он не самый оптимальный. Отрицательные эффекты масштаба тоже есть: даже самый эффективный судья вряд ли в состоянии серьёзно нарастить свою производительность, и при увеличении спроса скорее задерёт ценник. Поэтому для масштабирования такого рода услуг удобно применять механизм франшизы: судьи могут различаться, но пользоваться при этом будут единой процедурой и едиными правовыми нормами.

Откуда им взяться? Точка Шеллинга здесь – процедуры, принятые во вмещающей юрисдикции, то есть в черногорских судах. Почему? Хотя бы потому что именно туда теоретически будут обращаться те, кто окажется недоволен решением суда Монтелиберо. Но, поскольку в местном законодательстве полно всякого этатистского мусора, его, конечно, нужно выкидывать, заменяя своими доморощенными понятиями. Базовых принципов в либертарианстве мало, но конкретные правовые нормы, не противоречащие им, могут быть разными. И тут точками Шеллинга станут прецеденты. Каждому следующему суду будет легче применить ранее использованную норму, чем изобретать новую для каждого следующего случая. Да и всем участникам сообщества Монтелиберо будет проще исходить из сложившейся правовой практики, поскольку предсказуемость в делах – основа для доверия.

Но, как известно, мало понять, хороши ли законы, надо спросить, исполняются ли они.

Пока судебная практика мала, приходится рассчитывать в основном на сознательность сторон и неформальный авторитет судьи. Потенциальная возможность обратиться за энфорсментом судебных решений к государству актуальна только для наиболее крупных дел, где стоящая на кону сумма делает оправданными сопутствующие издержки. В наиболее мелких делах проигравшая сторона без вопросов заплатит, поскольку вопрос копеечный. Проблемой оказываются дела среднего размера, когда привлекать государственный энфорсмент всё ещё слишком дорого и зашкварно, а проигравшей стороне платить жаба давит.

Самый цивилизованный способ добиться исполнения судебных решений – широкое использование залогов. Причём тут я предполагаю постепенную эволюцию от разовых залогов в обеспечение конкретного иска – к постоянным залогам, подтверждающим готовность к исполнению решений конкретной юрисдикции.

Поначалу это может работать примерно так. Участник сообщества желает вступить с другим участником сообщества в правовые отношения. Например, арендовать машину, квартиру, занять денег, заключить трудовой договор. Помимо непосредственного договора контрагентов друг с другом, они также оповещают о нём суд, и переводят на контролируемый судом счёт залоговые суммы, размер которых зависит от величины ответственности, налагаемой заключаемым договором. Далее из этого залога как с работника может быть взыскана неустойка, скажем, за порчу оборудования, так и с работодателя – за произошедшую по его вине производственную травму.

Но постепенно, по мере нарабатывания судом собственной репутации, залоги будут становиться постоянными: признаёшь юрисдикцию МТЛ-суда – помещаешь на контролируемый им счёт некий депозит, этакую цену чести, если в древнеирландских терминах. Теперь любой может быть уверен, что в пределах цены чести тебе можно доверять безоговорочно. Хочешь нарастить репутацию – просто увеличиваешь депозит. Покидаешь страну, или, скажем, последнее решение суда вызвало твоё недоверие – уменьшаешь депозит. Выходишь из юрисдикции – забираешь депозит полностью (с некоторым лагом, чтобы убедиться, что на тебе не висит долгов по старым договорам).

Более того, на базе этого решения может развиться, скажем, институт поручительства, когда поручитель увеличивает доверие к тому, за кого ручается, рискуя собственным судебным депозитом.

Будет совсем здорово, если увеличение цены чести будет способствовать респектам в сообществе, но само по себе такое отношение не сложится – потребуется сперва вырастить традицию вовлечения людей с высокой ценой чести в ответственные правовые отношения, например, в качестве свидетелей крупных сделок или истцов по общественно важным делам. Также вполне может появиться механизм увеличения чужой цены чести через внесение на чужой счёт судебных депозитов – если личная порядочность человека будет далеко опережать его финансовые возможности. На выходе будет нечто вроде хоппеанской естественной аристократии.

Ну и, конечно, весь этот механизм будет работать гораздо хуже, если окажется, что есть большое количество участников сообщества, которые его полностью игнорируют, но точно так же вступают между собой в правовые отношения. Они могут быть слишком бедны, чтобы замораживать деньги ради репутации. Они могут не доверять конкретному суду. И, наконец, они могут не доверять самому механизму.

Фактор бедности до известной степени обходится через механизмы поручительства. Фактор недоверия конкретному суду – через конкурирующие суды. Фактор недоверия механизму – просто вопрос привычки. Доверие нарабатывается, надо лишь не пытаться его навязать.

От теории к практике: кейсы социальной поддержки в анкап-сообществе Монтелиберо

Это моя вторая статья из первого выпуска журнала Ёж, распространяющегося по модели платной подписки. Выпуск был посвящён либертарианскому взгляду на социальную поддержку.

Я пишу этот пост в либертарианском клубе, попивая подвешенное пиво. Недавно мне потребовались деньги, и я продала на бирже свои долговые расписки. Несколько раз мне бесплатно помогали перевозить вещи в новые апартаменты. На раннем этапе существования Монтелиберо я получала безусловный базовый доход. А совсем на заре проекта, когда я только приехала в Черногорию, то получила щедрые подъёмные от одного из идеологов сообщества – он оценил то, что я личным примером убеждаю людей к участию в движении. Наконец, через одного из участников проекта мне удалось найти стабильную удалённую работу со сносным доходом, позволяющим жить и даже немного откладывать, не будучи айтишницей.

Это были только те кейсы социальной поддержки, где я выступала адресатом. Могу вспомнить ещё несколько. Моя знакомая получила от частного благотворительного фонда займ на развитие своего частного детского садика, а другой я помогаю получить инвестиции на открытие собственной ювелирной мастерской. А когда один балбес назанимал уйму денег и не торопился с отдачей, ему помогли токенизировать его долг, и теперь все его обязательства доступны ко всеобщему обозрению в блокчейне. Менее терпеливые кредиторы продают его долговые расписки с большим дисконтом. А когда кто-то накупит достаточно много этих долговых обязательств, для него станет рыночно оправданным явиться к должнику и очень ласково попросить его пересмотреть свои приоритеты в области трат на личные нужды, чтобы в кратчайшие сроки выкупить свои векселя по номиналу.

Анкап-сообщество Монтелиберо – молодое. Поэтому крупная социальная поддержка здесь обычно сводится к займам или вхождению в долю в бизнесе. А мелкая принимает форму натуральных услуг или разовых подарков. Мы ещё не дожили до того, чтобы думать, чем заменить (и надо ли заменять) своим участникам государственные пенсионные выплаты. Пока что нам куда актуальнее помогать друг другу искать способы заработка.

Наша задача как либертарианского сообщества – добыть достаточно ресурсов, чтобы преобразовать мир вокруг себя на свой вкус, и при этом не позволить государству эти ресурсы отобрать. Плюс нам очень важно, чтобы другие сообщества заимствовали и тиражировали наш опыт, а те, кто о нас знает, но не входит в сообщество, относились к нам благосклонно.

Поэтому требуется, с одной стороны, быть гордыми и самодостаточными, не клянча деньги у государства или непонятных внешних НКО, а с другой стороны – не приобретать имидж карикатурных анкапов, которые могут помочь только за деньги.

В результате мы создали довольно самобытную внутреннюю токеномику на блокчейне, где токены выпускаются для обозначения любых публичных обязательств, которые далее могут свободно торговаться. С одной стороны, это позволяет легко привлекать свободные ресурсы сообщества для частных нужд. А с другой стороны, для государства, тем более, такого архаичного, как черногорское, все эти блокчейны – тёмный лес. В токеномике хранится довольно серьёзная ценность, но она слабо поддаётся анализу для стороннего наблюдателя, несмотря на полную прозрачность блокчейна.

В токеномике человеку легко подтвердить свою деловую репутацию: он показывает ссылку на свои контракты, а затем на транзакции в блокчейне, сделанные согласно контрактам. В токеномике легко предоставить в залог какую-нибудь низколиквидную собственность, чтобы получить займ, номинированный в высоколиквидных евростейблкоинах. В токеномике, наконец, можно просто собирать микропожертвования. Например, когда дорожка к клубу стала зарастать ежевикой, одна из активисток организовала субботник. Десяток человек явились и поработали секаторами пару часов, а многие другие кинули донаты на это благое дело на кошелёк активистки. Далее она разделила собранные деньги поровну между участниками. Так, буквально мимоходом, создаются общественные блага при анкапе.

Всех кейсов не упомнишь, но общий принцип таков: идейное родство создаёт доверие, инструменты токеномики его закрепляют, предпринимательский дух позволяет использовать его для решения социальных задач.