Я, помнится, определяла капитализм как устройство общества, при котором доминирующей формой отношений между людьми являются товарно-денежные. Более классическое определение, которое было в ходу в Советском Союзе, говорит, что капитализм это устройство общества, при котором средства производства находятся в частной собственности. Достаточно очевидно, что в девяностые в России не было чистого капитализма ни по одному из этих определений, а была переходная форма общества, когда старые социалистические (ну или деспотические в моём понимании) отношения отмирали, а им на смену приходили капиталистические (что касается черт феодализма в совке, то они при новом строе никуда не делись, и сохранились до сей поры).
Однако приходится помнить, что, вообще говоря, термин “капитализм” скорее публицистический, нежели научный, поэтому, говоря о существовании капитализма в такой-то стране в такое-то время мы говорим скорее о соответствии общества в это время неким ценностям. То есть о капитализме скорее в понимании Вебера (дух капитализма как рациональность и протестантская трудовая этика) или Шумпетера (дух капитализма как предпринимательство и созидательное разрушение).
Так вот, в России девяностых годов прошлого века дух капитализма по Шумпетеру присутствовал в изобилии. Это было время огромных возможностей и того самого созидательного разрушения. Что касается духа капитализма по Веберу, то его не было и в помине. Какая ещё трудовая этика? Человек человеку волк, хочешь жить – умей вертеться. Капиталы создавались прежде всего на растаскивании советского наследия, на том самом созидательном разрушении, на умении лучше других приспособить обломки старого к новым условиям, а не на способности много трудиться, кропотливо сберегать и аккуратно инвестировать.
Тут мне очень хочется начать с развёрнутой цитаты из источника, на который я и так постоянно ссылаюсь – нашей Политология-тян, Екатерины Шульман:
Что касается реального положения вещей, то, вообще говоря, русский человек стихийный либертарианец, но не знает об этом и никогда себя таковым не назовет. На самом деле, он очень склонен к либертарианским ценностям, а именно: он не доверяет государству, государственным институтам, правоохранительным органам. Он вообще не доверяет никому, кроме личных знакомых. Он склонен рассчитывать только на себя и на своих ближайших родственников. Соответственно, он хотел бы, чтобы как-то к нему никто не лез, и ему бы дали жить спокойно и не указывали, как ему жить. То есть вот эти либертарианские ценности, они очень сильны в русских людях.
Вместе с тем, совершенно оправдан и противоположный взгляд: Россия – страна укоренившихся социал-демократических ценностей, и идеал государства для большинства русских – это скандинавские страны, с низким уровнем неравенства, с комфортными тюрьмами, с чиновниками на велосипедах, с широким общественным обсуждением всех вопросов, короче, нормальная такая советская власть, какой она и должна быть, согласно проектной документации. Высокие налоги и суровые регуляции, прилагающиеся к этой модели, воспринимаются как вполне оправданная цена за этот патерналистский рай.
И, наконец, странно будет не отметить и такую точку зрения, что русский человек – это лох и терпила, отягощённый стокгольмским синдромом и синдромом выученной беспомощности. Его девиз это “инициатива наказуема”, причём не “наказуема поручением исполнить инициативу”, как в идеальном конфуцианском Китае”, а, буквально, палкой по башке наказуема, чтобы не высовывался. Он не питает иллюзий по поводу благости государственной власти, но оправдывает действия чиновников тем, что и сам бы на их месте вёл себя так же.
Первая категория – это наши естественные союзники. Они, может, и не окажут деятельной поддержки, потому что заняты своими мирными анархо-капиталистическими делами, но по крайней мере в нужный момент отвернутся и не донесут на людей за их мирные анархо-капиталистические дела.
Вторая категория – это наши естественные союзники. Они понимают важность совместного решения локальных проблем, умения договариваться, стремления объединяться вокруг общих интересов, а не просто по принципу “свои против чужих”.
Третья категория – это наши естественные союзники. Постепенно до них доходит, что чиновник это не какая-то неумолимая сила, всемогущая и всеведущая. Чиновник это смешное мудило, которое само не смеет шагу ступить без инструкции, но при этом относится к приказам по принципу “погоди исполнять – отменят” и “можешь спихнуть ответственность – спихни”. Наконец, до этих людей доходит, что чиновник немедленно теряет весь свой начальственный гонор, оказываясь один на один с толпой. И тогда чиновников могут мирно закидывать снежками, как в Волоколамске, могут устраивать им мусорные люстрации, как в Украине, но если сильно припечёт, то могут дойти и до дефенестраций, которые так любили применять братья-славяне в Чехии.
мм, люстрации!
Конечно, порой с такими союзниками не надо и врагов. Конечно, таких союзников слишком легко увлечь коммунистическими лозунгами, и тогда они пойдут бить либерастов и буржуев. Поэтому, как бы это ни было неприятно, но приходится выполнять важную работу по созданию в головах этих людей правильного образа врага. Именно поэтому Михаил Светов, со своей пропагандой ненависти к номенклатуре, тоже делает важную работу, я бы так не смогла, мне куда приятнее рассказывать всякие оптимистичные байки о том, как нам обустроить нас.
То, что произошло с Крымом в марте 2014 года – это захват одним государством части территории другого государства. Теоретически, подобный захват может привести как к выгоде жителей захваченной территории, так и, наоборот, к убытку. Навскидку вспоминается только один прецедент, когда жители отторгнутой у другого государства территории сейчас живут богаче и свободнее, чем жители государства, у которого эту территорию отторгли. Речь о Техасе, отторгнутом у Мексики. Что касается территорий, которые отбирал у соседей Советский Союз, то все они сейчас живут беднее, чем те страны, у которых территории отторгались. Молдова беднее Румынии, Калининградская область беднее Германии, Карелия беднее Финляндии… Так что история не на стороне жителей Крыма, хотя пока ещё рано оценивать все последствия реконфигурации государственных границ для крымчан.
Однако есть ещё и, представьте себе, жители самой Российской Федерации, и их присоединение Крыма уже сделало заметно беднее, а перспективы для обратного процесса не просматриваются.
Прошу заметить, что я в своём анализе абсолютно не касаюсь международного права и прочих межгосударственных заморочек, потому что проблемы бандитов честных людей не ебут и ебать не должны. Если бы Россия была минархистской, и крымчане попросились бы из социалистической Украины в более свободную российскую юрисдикцию, я бы горячо приветствовала решение крымчан, если бы они, конечно, были готовы оплатить покупаемые ими услуги – а попытки украинского правительства ссылаться на священное право самолично грабить своих крепостных встречала бы презрительным пфеканьем. Но в нашем случае речь о двух равно убогих бандитах, и я могу надеяться лишь на то, что они оба сдохнут, подавившись Крымом.
Так вот посмотришь – и не скажешь, что зона бедствия
Надеюсь, ответ был достаточно небанален, а то, право, надоели всякие легисты, прыгающие с бумажками о том, что один бандит пообещал когда-то другому бандиту. Охотно приму вознаграждение в небанальной валюте на биткойн-кошелёк 1A7Wu2enQNRETLXDNpQEufcbJybtM1VHZ8
