Эволюционные предпосылки к ненасильственному обществу

Волюнтарист, Битарх

Насилие является довольно распространённым в природе явлением. Особенно хорошо это можно наблюдать в межвидовых взаимоотношениях. Представители разных видов находятся в постоянной борьбе за территорию, ресурсы, также одни из них становятся пищей для других. Однако ситуация меняется, если перейти к рассмотрению внутривидовых взаимоотношений. Конечно, они тоже нередко несут насильственный характер, но это верно далеко не всегда. При стечении определённых обстоятельств у популяции начнут вырабатываться сдерживатели внутривидовой агрессии. Будем называть это механизмом ингибирования насилия, или ещё проще – ингибитором насилия.

Анализ внутривидовой агрессии стоит начать с рассмотрения её положительных аспектов, что в дальнейшем позволит нам избежать некоторых недопониманий. Агрессия, в том числе насильственного характера (т. е. нанесение физического вреда, убийство), позволяет более сильным и здоровым особям в популяции не допустить более слабых и нездоровых к продолжению рода. Да и она просто выгодна конкретной особи, способной её использовать ради собственного выживания и передачи своих генов дальше. Также она служит инструментом в создании и поддержании иерархии доминирования, координирующей действия особей. Наконец, поскольку агрессивное поведение не позволяет разным особям или группам особей чрезмерно долго находиться рядом, это приводит к их равномерному расселению по всей доступной для проживания территории, а значит и равномерному распределению ограниченных ресурсов.

Может сложиться впечатление, что совершать насилие к соплеменникам не просто полезно, а то и жизненно необходимо как в выживании конкретных особей (и генов, носителями которых они являются), так и популяций в целом. Но не стоит допускать ошибку – рассматривать насилие в отрыве от обстоятельств среды. В данном случае двумя важнейшими из них являются наличие сильной врождённой вооружённости у представителей популяции и их неспособность сбежать от насилия. Чем сильнее выражены эти два фактора – тем выше риски насилия. В определённый момент они становятся слишком высокими, чтобы получаемые от насилия выгоды могли их компенсировать. Насилие перестаёт быть эволюционно оптимальной моделью поведения. И вырасти его риски могут вплоть до того, что особи попросту истребят друг друга в насильственных стычках и популяции наступит конец.

В качестве примера такого сценария можно привести всем известный эксперимент Вселенная-25, в котором выращенная в якобы райских условиях популяция мышей вымерла менее, чем за 5 лет. Эксперимент был поставлен неудачно, условия были далёкими от райских. Но главной ошибкой стало устройство загона, позволяющее 65 самым крупным самцам силой перекрыть всем остальным доступ к самкам и еде. Это вызвало цепочку событий, которая и привела к вымиранию ограниченной в пространстве и крайне насильственной в своих порядках популяции. В более грамотно устроенных загонах, где невозможно установление такой насильственной иерархии доминирования, популяция мышей может прожить и десятки лет [1].

Как мы видим, вооружённость и отсутствие возможности сбежать от насилия оказываются проблемой в выживании популяции. Однако именно это создаёт эволюционное давление на выработку у её представителей сдерживателей внутривидовой агрессии, что решает данную проблему. Если представители популяции обладают сильной врождённой вооружённостью, то наиболее склонные к насилию особи, инициирующие нападения, будут сталкиваться с вооружённостью соплеменников, и это зачастую может привести их к гибели. Также гибельным для агрессора может оказаться сопротивление вооружённой жертвы, которой больше некуда бежать. И даже несколько побед в такой ситуации не гарантируют успех агрессору, поскольку какое-то из нападений всё же с большой вероятностью закончится для него летальным исходом. При этом менее насильственные особи будут погибать реже, так как они сами не инициируют нападения, а только защищаются от них. Они будут реже сталкиваться с риском погибнуть от насилия, нежели их агрессивные сородичи, а значит и чаще будут давать потомство.

В итоге естественный отбор направится в сторону выработки сильных сдерживателей, предотвращающих нанесение физического вреда и убийство соплеменников, поскольку особи с недостатком таких сдерживателей будут удаляться из популяции и не смогут передать свои гены дальше. Механизмом, отвечающим за такие сдерживатели, и является ингибитор насилия. В целом мы получаем эволюционную модель ненасилия, по которой насилие искореняется как явление внутривидовых взаимоотношений в ходе биологической эволюции.

Этот вывод подтверждается наблюдениями за поведением животных. Впервые концепцию ингибитора насилия сформулировал этолог Конрад Лоренц. По его теории, данный механизм наиболее развит у тех видов, представители которых способны с лёгкостью убить особь приблизительно своего размера. Описывая свои наблюдения за волками, он показал, как ингибитор насилия активируется, когда один волк демонстрирует другому жесты подчинения – подставляет ему свои уязвимые места, такие как шея или брюхо. В результате оцепеневший агрессор не может продолжать нападение. Также наблюдения за воронами подтвердили, что они не выклёвывают друг другу глаза, даже во время стычек [2][3]. Действительно, острые зубы волка и клюв ворона являются сильным вооружением, одного укуса или удара которым в уязвимое место хватит, чтобы серьёзно травмировать, а то и сразу убить другую особь. И наличие такого вооружения привело у представителей данных видов к выработке соответствующих сдерживателей в ходе биологической эволюции.

Большое количество таких наблюдений от разных исследователей перечислил этолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт. Многим животным свойственна ритуализация внутривидовых сражений, предотвращающая применение в них сильной вооружённости. Это справедливо даже для членистоногих, например крабов-скрипачей, которые в стычках не раскрывают свои клешни достаточно широко, чтобы нанести оппоненту увечья. Подобное сдерживание агрессии свойственно многим видам рыб, ящериц и млекопитающих. Примечателен пример антилоп вида орикс, которые аккуратно обращаются со своими острыми рогами в стычках с сородичами, но при этом используют их в полную меру при защите от львов. Также стоит упомянуть о ядовитых змеях, многие из которых во время стычек извиваются, преувеличиваются, толкаются, но при этом не совершают укус и даже не демонстрируют своё оружие [4][5].

При этом насилие в меньшей степени ингибируется у слабо вооружённых видов. В сравнении с воронами, горлицы с менее острым клювом не сдерживаются в своей агрессии и способны даже убить сородича, если тот будет лишён возможности сбежать, например помещён в клетку [2]. Также довольно агрессивны животные, ведущие одиночный образ жизни. Вспомните хомяков, которые, как правило, будут драться до смерти, если поместить несколько особей в одну клетку. В природе же они разбегаются совершив лишь несколько взаимных укусов [4]. Если рассмотреть случай ведения одиночного образа жизни более детально, то в своём эволюционном влиянии его можно приравнять к побегу. Таким образом, насильственность не угрожает выживанию медведей, которые вне брачного сезона пересекаются между собой слишком редко, чтобы всё же возникающие стычки оказывали влияние на популяцию в целом.

Исходя из наблюдений за поведением животных, нейробиолог Джеймс Блэр предположил, что человеку присущ аналогичный механизм, сдерживающий агрессивное поведение. Впоследствии им была разработана модель механизма ингибирования насилия (англ. Violence Inhibition Mechanism, или сокращённо VIM). В её разработке он преследовал цель объяснить возникновение психопатии как результата нарушения работы данного механизма [6][7].

По модели VIM, ингибитор насилия активируется при наблюдении человеком сигналов бедствия со стороны других людей, таких как грустное выражение лица или плач. В результате он начинает испытывать отторжение и прекращает агрессивные действия. Также ингибитор насилия является предпосылкой для выработки у человека моральных эмоций (т. е. симпатии, вины, раскаяния и эмпатии) и способности определять в действиях моральные проступки, состоящие в нанесении людям вреда.

Как можно понять из рассматриваемой нами эволюционной модели ненасилия, выработка довольно сильного варианта ингибитора насилия не могла обойти стороной современного человека, так как ещё его предки начали изобретать искусственное вооружение. Также в ходе истории сильно возросла плотность населения, да и человеческая популяция уже заняла весь доступный ареал обитания на планете. Однако из-за стремительного социального и научно-технического прогресса ингибитор насилия не успел в полной мере адаптироваться к новым обстоятельствам, что и создаёт проблему насилия в человеческом обществе. Но детально этот вопрос, как и в целом вопрос ингибирования насилия у человека, мы рассмотрим в следующих темах цикла.

Сейчас же важно понимать, что насилие в человеческом обществе не является эволюционно оптимальной моделью поведения. Оно и не может быть в случае любых высоковооружённых и ограниченных в своём ареале обитания существ, поскольку риски насилия при возрастающей вооружённости всё увеличиваются, при этом бежать от него некуда. Особенно катастрофическими эти риски становятся в случае высокотехнологической цивилизации ввиду возможности создания оружия массового поражения. А именно таковой цивилизацией и вляется человечество. Всё это создаёт предпосылки к необходимости искоренения насилия и достижения ненасильственного общества, в котором нет места силовым формам взаимоотношений, как наиболее эволюционно оптимальной модели общественного устройства.

Источники:

1. Хохловский, П. (2020). «Вселенная 25: разгромная критика мифов и новые выводы»: https://tjournal.ru/analysis/212316-vselennaya-25-razgromnaya-kritika-mifov-i-novye-vyvody;

2. Lorenz, K. (1949). Er redete mit dem Vieh, den Vögeln und den Fischen (Кольцо царя Соломона: пер. с нем. – 1970);

3. Lorenz, K. (1963). Das sogenannte Böse. Zur Naturgeschichte der Aggression (Агрессия так называемое «зло»: пер. с нем. — М. : Прогресс : Универс, 1994. ISBN 5-01-004449-8);

4. Eibl-Eibesfeldt, I. (1970). Ethology: The Biology of Behavior, pp. 314—325;

5. Дольник, В. Р. (1993). Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев;

6. Blair, R. J. R. (1992). The Development of Morality. Department of Psychology, University College, London;

7. Blair, R. J. R. (1995). A cognitive developmental approach to morality: investigating the psychopath. Cognition 57, 1—29. doi:10.1016/0010-0277(95)00676-P.

Как мне жить с осознанием того, что моего отца, служившего в КГБ и ранней ФСБ, при анкапе убьют?

Или по крайней мере заставят выплачивать гигантские компенсации за многочисленные нарушения NAP с его стороны в связи со службой, а те долги, которые он не успеет погасить, перейдут на меня по наследству, хотя я родился уже после его отставки и не виноват в том, что он делал. Битарх, ты же тоже считаешь, что дети должны отвечать по долгам и преступлениям родителей?

Семён Персунов (вопрос сопровождается донатом в размере 0.00000546 BTC)

Думаю, в ранние девяностые ему угрожала куда большая опасность быть убитым, потому что это только звучит красиво – месть, дескать, блюдо, которое лучше подавать холодным. Фактически же давние события вскоре сменяются более актуальными, и те, кто яро желал отомстить сотрудникам КГБ, но не удосужился сделать это сразу после роспуска организации, теперь мечтают отомстить ещё кому-нибудь, но тоже вряд ли удосужатся когда-либо этим заняться.

Анкап означает децентрализацию права. Нарушение NAP само себя не накажет. Пока не появится конкретный субъект, который решит преследовать твоего отца за тот конкретный ущерб, который тот ему нанёс, никакого преследования и не будет.

Но.

Есть такая вещь, как стадный рефлекс. Достаточно кому-нибудь весьма настырному, например, Навальному, добиться-таки суда над рядом сотрудников ФСБ, и взыскать с них по суду – как другие тоже захотят. А если тот же Навальный сумеет предоставить для этого удобный сервис, то дело сможет пойти куда активнее. Я бы вместо Навального подставила Светова, но в последнего у меня куда меньше веры: он исключительно злопамятен, но именно в сутяжничестве пока не замечен, ограничивается публицистикой.

Однако даже в том случае, если люди, с доброй руки бывших политзаключённых юристов, начнут массово подавать иски против бывших сотрудников органов, твой отец всё равно скорее всего окажется где-то далеко в конце списка. Подозреваю, что если у него были недоброжелатели, которых ему действительно имело бы смысл опасаться, то он их убил, ещё когда носил погоны.

Что касается их потомков, то для них тот факт, что где-то живёт упырь, который убил их родителей, будет скорее предметом любопытства. Найти, приехать, в глаза посмотреть. Хмыкнуть и уехать. Не гарантирую подобного исхода, но и ожидать, что при анкапе все резко заделаются настоящими джигитами и будут практиковать кровную месть, совершенно не приходится.

Как тебе жить с осознанием того, что отец, скорее всего, выйдет сухим из этой передряги, даже если в позднесоветское время был в крови по локоть? Ну, надеюсь, тебя это будет смущать, но не до серьёзных неврозов. Ну а если его и зацепит каким-то образом, то либертарианство отрицает право взыскивать за поступки, к которым ты непричастен, поэтому максимум, что тебе светит – это обращение взыскания на имущество, которое отец попробует на тебя в спешке переписать, когда уже в воздухе запахнет жареным. В этом случае факт твоего сотрудничества с ним в деле укрывания ценностей, на которые может быть обращено взыскание, окажется слишком явным, чтобы им пренебречь.

Я бы вслед за Световым посоветовала отцу ещё и деятельное раскаяние, но этот шаг, хоть морально и оправдан, утилитарно несёт больше рисков, чем потенциальной выгоды, поэтому пусть уж сам всё взвешивает и решает.

Ну а Битарх, надеюсь, отметится со своим мнением по этому вопросу в комментах.

Первый пришедший в голову прецедент: https://karagodin.org

Чем левое либертарианство отличается от анархо-коммунизма по сути? И вообще, зачем оно нужно, если есть анкап и анком соответственно?

Семён Персунов (вопрос сопровождается донатом в размере 0.00000546 BTC)

Анком это идеология, базирующаяся на посылке о том, что индивидуализм портит людей. Человек слишком многим обязан обществу, и потому должен с ним считаться. Изымать в свою пользу общественные ресурсы бывает необходимо, потому что без этого существование индивида невозможно, однако первично именно процветание общества, а дальше оно уже делится с людьми из общего котла. Поэтому для анкомов любое отторжение собственности от общества к конкретному индивиду должно обосновываться.

Обычно они выделяют такую категорию, как личная собственность и определяют её как вещи, которые используются для потребления, а не для производства. Личная собственность халяль, частная харам. Понятно, что это определение опирается скорее на традицию, и грешит многими изъянами. Я бы скорее предложила немного иной критерий. В личную собственность уместно обращать предметы, использование которых индивидом серьёзно уменьшает привлекательность их использования для других индивидов. Так, скажем, носовому платку, зубной щётке или носкам уместнее становиться личной собственностью после первого же акта использования, а пока они нетронутыми лежат на складе, они, конечно, общественные. А, скажем, чашка где-то может быть личной собственностью, а где-то общественной, это уже предмет локальной традиции. Компьютер мне также комфортнее использовать личный, а не настраивать каждый раз общий так, как мне удобнее. Хотя до известной степени вопрос решается личными учётными записями на общественном компе.

Анархо-коммунистическое общество может себе позволить тем больше личной собственности, чем оно в целом богаче.

Левое либертарианство это идеология, не посягающая на индивидуализм настолько серьёзно. Первичны именно интересы индивида. Но человек всё так же слишком многим обязан обществу и должен с ним считаться. Тем не менее, в силу первичности интересов индивида для левых либертарианцев любое отторжение собственности от индивида к обществу должно обосновываться.

Обычно они выделяют такую категорию, как общественные блага, и определяют их как положительные эффекты от человеческой деятельности, к которым крайне затруднительно обеспечить эксклюзивный доступ. В силу этой их особенности общественные блага трудно монетизировать, поэтому они предположительно недопроизводятся относительно легко монетизируемых рыночных частных благ. Так что производство общественных благ это для левых либертарианцев довольно веское обоснование, чтобы принудительно отторгнуть частную собственность в пользу общества.

Увы, как только производство общественного блага начинает обеспечиваться принудительно, это запускает положительную обратную связь, ведь производитель общественного блага теперь заинтересован произвести его как можно больше, и вытребовать себе под это как можно больший бюджет. И вот уже нищий Советский Союз оказывается впереди планеты всей в области балета.

Мне неизвестно, как левое либертарианство решает проблему “когда нужно остановиться в принудительном перераспределении в пользу общества”. Именно отсутствие внятного граничного критерия и делает, на мой взгляд, эту идеологию мертворождённой.

Отмечу, что у анкапа такое граничное условие есть. Когда анкап решает, что он достаточно поделился с обществом, и больше не намерен? Да когда сам захочет. Угостил прохожих ракией, получил достаточно респектов, да и пошёл себе, радостный, домой, допивать остатки.

Книжка про анкап: вторая попытка начать вторую часть

Как же я люблю схемки! Делая первый подход к описанию общества при анкапе, я попробовала очертить два подхода к тому, как это делается, а потом надолго впала в ступор перед вопросом “и чё?”

Дело в том, что это были плохие два подхода, анкап не нужно описывать ни через добавление капитализма к реальной анархии, ни через добавление анархии к реальному капитализму. Анкап нужно описывать, исходя из теории.

Так что я выкинула две ранее опубликованные главки и сочинила вместо них другую, где коротенечко описала идеальный анкап, как он выглядит, исходя из теоретических представлений о том, как он должен выглядеть. Ну а дальше мне предстоит увлекательное занятие: расписывать, какие механизмы подталкивают неидеальных людей, живущих в неидеальном мире и образующих неидеальное общество, к тому, чтобы общество более или менее соответствовало-таки описанному идеалу.

Надеюсь, теперь дело пойдёт пободрее.

Раз такое дело, то и картинку можно пободрее

Безопасность сделок – это легко и без силового контроля!

Волюнтарист, Битарх

Однажды мы уже рассматривали тему страхования сделок. Данный метод отлично применим в вопросе гарантирования безопасности сделки и возмещения ущерба в случае нарушения договорённости одной из сторон. Необходимость прибегать к насилию и силовым мерам принуждения при этом отпадает, то есть эта концепция вполне реализуема при отсутствии государственной монополии на правоприменение, да и вообще каких бы то ни было полицейских и силовых органов. Кроме того, она совместима с концепцией репутационных институтов, что создаёт дополнительные сценарии её применения. И даже сейчас она активно используется в крупных сделках и в сфере кредитования. Однако иногда высказываются сомнения о её применимости в небольших повседневных сделках.

Развеять их нам поможет то, как сейчас работает страхование от несчастных случаев. Вы наверняка оказывались в ситуации, когда при покупке билета на автобус, поезд или самолёт вам предлагали взять страховку. Также страховку предлагают во время аренды транспорта с помощью мобильного приложения, даже если это всего лишь какой-то велосипед или самокат. Обычно сумма такой страховки составляет всего несколько десятков рублей, зато компенсация при наступлении страхового случая достигает десятков и сотен тысяч.

Видите, как всё легко? Для поставщика рискованных услуг нет никакой сложности в том, чтобы заключить договор со страховой компанией и добавить возможность взять страховку от несчастных случаев для своих клиентов. Ему это даже выгодно, так как он может получать дополнительную прибыль от страховой компании за реализацию её услуг. И в случае той же аренды транспорта это дело упрощено до нажатия одной кнопки в мобильном приложении. А раз данный вид страховки так легко реализуется, то нет никакой проблемы сделать простым и страхование сделок.

Стороны подписывают договор, после чего он загружается в приложение страховой компании (а может быть и сразу заключён в нём). Дальше приложение рассчитывает ставку страхового взноса и участники договора вносят его. На этом всё. Если какая-то из сторон в итоге нарушит договорённость, а другая сторона предоставит страховой компании доказательства нарушения, то ей будет положена страховая выплата, которой должно быть достаточно для покрытия нанесённого ущерба. Нарушитель договорённости, конечно же, не останется безнаказанным, если использовать вместе с этим репутационные институты. Он просто будет внесён в чёрные списки до тех пор, пока не признает вину и не пойдёт на сотрудничество.

Даже в случае самых обычных покупок эта концепция тоже применима. На терминале кассы самообслуживания, нажав соответствующую кнопку, или же попросив продавца, можно было бы тоже взять себе страховку. Если товар окажется непригодным, неисправным, а уж тем более нанесёт покупателю вред, и при этом продавец будет отрицать свою вину, то появится возможность компенсировать ущерб за счёт этой страховки (а сам продавец, конечно же, понесёт репутационное наказание). Для привлечения покупателей продавцы могли бы добавлять функцию страховки и открыто публиковать данные о том, с какими страховыми компаниями они работают. А тех продавцов, которые не желают страховать свои продажи, покупатели могут просто обходить стороной как небезопасных агентов.

Кто-то может раскритиковать эту идею указав на то, что покупателям теперь придётся больше платить за товары, да и в целом все сделки станут дороже. Только вот это происходит именно сейчас. Ввиду НДС, акцизов, пошлин, лицензий, налоговой нагрузки на предпринимателей, больше половины стоимости товаров и так составляют взносы государству, в том числе на поддержание гигантской, крайне неэффективной в организационном плане государственной судебной и полицейской систем. Страхование сделок же является более дешёвым и эффективным решением. Иногда страховые взносы, где они применяются сейчас, составляют даже менее одного процента от суммы сделки или потенциальной страховой выплаты. Так что это куда намного лучшее решение, нежели оплачиваемые налогами государственная бюрократия и силовой контроль.

Новое видео от Libertarian Band – про образование

Команда Libertarian Band выпустила очередной ролик – про частное образование.

Ролик вышел добротный, даже чуточку душноватый: с историческим обзором, демонстрацией непричастности государства к появлению большинства образовательных практик, и перечислением основных идей по выводу государства из этой сферы.

Кину вдогонку ещё несколько ссылок на идеи по тому, как это самое образование обустроить. Дэвид Фридман про реформу школ, университетов, и про анскулинг.

Ну а завтра от теоретических размышлений о частном образовании переходим к практике. Чтения Адама Смита в этом году припозднились, и на день Гая Фокса ничем нас не порадовали, но завтра всё-таки состоятся (без Шульман, как вы могли!). Очень рассчитываю на нормальную трансляцию в ютубе, в этом случае, видимо, буду оперативно комментировать происходящее у себя в твиттере, ну а затем выложу сводные впечатления и в остальные свои каналы.

Демократия и либерализм не ограничат стационарного бандита в насилии

Обсуждая вопрос государственного насилия и ограничения свободы, иногда можно столкнуться с аргументом, что это не является такой уж большой проблемой, поскольку в современном мире демократий и либерализма большинство государств ограничены в возможности применять силу и нарушать свободу своих граждан, в этом они никак не могут переступить определённую черту. Но в действительности никакие институциональные факторы не ограничивают даже самые демократические и либеральные государства от превращения в жестокие диктатуры. До тех пор, пока они являются стационарными бандитами и могут «легитимно» пользоваться инструментом насилия, пока у них есть способные на совершение насильственных действий агенты, а у обычных людей нет ни права, ни возможности сопротивляться насилию, вполне можно ожидать ужесточения общественных порядков, появись только для этого повод.

И недавно такой повод появился – пандемия коронавируса. Конечно, с пандемией необходимо бороться, но основной метод, который был выбран для этого многими государствами, стало именно насилие и принудительное ограничение свобод. При этом в настолько жёстких мерах не было никакого смысла, исходя из исследования эффективности разных мер в борьбе с пандемией, а также на примере Швеции, уже вернувшейся к доковидной жизни, я показывал, как осведомление и побуждение к менее рискованному поведению дают в конечном итоге лучшие результаты, нежели строгий контроль и запреты. Силовое принуждение – менее эффективный инструмент в реализации любых мер, ну только если принуждение и ограничение свободы не является целью само по себе.

Прежде чем продолжить тему ковидных мер, я бы хотел напомнить один пример того, как государства фактически уничтожили свободу передвижения по миру внедрив паспортно-визовый контроль. Поводом для этого стали Первая и Вторая мировые войны, во время которых государствам понадобилось контролировать передвижения людей. Был ли снят контроль после окончания войн, то есть исчезновения повода для этого? Не был! Государства воспользовались возможностью, чтобы навсегда сделать любые передвижения людей за границы своих собственных «загонов» строго контролируемыми.

Во время пандемии коронавируса границы оказались полностью закрытыми, но суть дела не только в этом. Во многих странах людей буквально заперли по домам, лишили работы, контролировали их передвижения, например с помощью ковидных приложений. Сейчас показательным примером осуществления такой политики является Австралия, где лишённым свободы людям приходится буквально воевать с полицейскими, их передвижения отслеживаются государством через приложение на смартфоне, а нарушителям ковидных норм грозит тюремное заключение и штраф. Также во многих странах полицейские могут легко избить и задержать вас, например, за отсутствие маски или паспорта вакцинации (к посту прилагаю недавний такой случай из Франции). Это, в том числе, справедливо и по отношению к России, где полицейские уже много раз избивали и жестоко задерживали людей без масок.

Теперь я хочу задать один вопрос: разве можно верить в то, что после окончания пандемии государства действительно снимут все ограничительные меры и вернут людям ту же свободу, что была у них ранее? Как по мне, полагаться на такое будет большой наивностью. Конечно, часть свобод вернут, но при этом государства скорее всего оставят за собой и часть контроля. Вряд ли будет как в Швеции, где уже сняли все ковидные меры кроме пограничных, поскольку в этой стране изначально не полагались на жёсткие принудительные меры. Кстати, границы после пандемии тоже могут остаться более контролируемыми, нежели до неё, и вполне вероятно, что в этом случае даже Швеция уже не станет исключением. В целом не стоит полагаться, что по какой-то чудесной причине государства не будут наказывать своих граждан силой полиции, лишать их свободы и жёстко контролировать просто потому что они являются развитыми демократиями. Вопрос ведь состоит не настолько в политических и общественных институтах, как в готовности и способности совершать насилие.