Крайне интересные и важные результаты продемонстрировали эксперименты по применению антиагрессивных агентов к мышам и крысам. Оказалось, что некоторые из них способны снижать проявление атакующей агрессии с их стороны, при этом не влияя на защитную агрессию и другие, неагрессивные формы поведения и социальной коммуникации. Если быть конкретнее – речь идёт об агонистах, активирующих серотониновые 5-HT1A/1B рецепторы.
Эти результаты сходятся с теорией о наличии у многих видов врождённых сдерживателей агрессивного поведения, которые предотвращают причинение вреда и убийство представителей собственного вида. А в случае человека даже была разработана модель механизма ингибирования насилия (VIM), в том числе объясняющая развитие эмпатии. Исходя из данной теории насилие во внутривидовых взаимоотношениях стоит рассматривать скорее как патологическую, нежели естественную форму поведения. Тем более что даже у многих территориальных, социальных и вооружённых видов уровень летального насилия все ещё не превышает 1%, а по разным свидетельствам лишь не более 2% людей не испытывают сильного сопротивления к совершению убийства.
Также мы видим, что защитная агрессия, в отличие от атакующей, всё же является естественной формой поведения, и работа ингибитора насилия не останавливает её при наличии в среде непосредственной угрозы жизни. Это хорошо продемонстрировало введение крысам 5-HT1A агониста алнеспирона. Он оказывал крайне селективный эффект, сильное снижение агрессивности не мешало крысам всё же прибегнуть к защитному поведению в случае столкновения с агрессивным сородичем.
Различные генетические свидетельства демонстрируют, что некоторые варианты генов 5-HT1A/1B рецепторов, а также ещё трёх связанных с 5-HT системой генов – TPH2, MAO A (ещё известного как «ген воина») и SERT, приводят к повышенной агрессивности у животных и у человека. Например, в одном из исследований в сравнении со здоровыми людьми и неагрессивными алкоголиками, у импульсивных и агрессивных алкоголиков были обнаружены отличия в гене 5-HT1B. При этом данное исследование охватывало сразу две разные группы людей – финнов и индейское племя. А мутации в гене MAO A уже давно известны как причина аномальных проявлений агрессии у мужчин.
По модели механизма ингибирования насилия, прямым результатом нарушения его работы являются черты бездушия-бесстрастия (CU-traits) у детей и психопатия у взрослых. Изменения в функции 5-HT1B рецепторов в некоторых отделах мозга были обнаружены у людей с агрессивными чертами и чертами психопатии. А отличие в генотипе 5-HT1B гена было присуще детям с чертами бездушия-бесстрастия.
Стоит заметить, что десятки генов и большое множество систем оказывают влияние на агрессивность. Однако ингибитор насилия всё ещё остаётся конкретным механизмом, который выражен ограниченным количеством рецепторов и генов. Во-первых, это попросту важно в том, чтобы ингибировать агрессию наиболее эффективно. Во-вторых, другие формы фармакологического вмешательства, например применение антипсихотических препаратов (таких как галоперидол), бета-адреноблокаторов, препаратов, влияющих на работу GABA нейротрансмиттеров, агонистов и антагонистов 5-HT2 рецепторов (к первым относятся многие психоделики), оказывает лишь неселективное снижение агрессивности с подавлением защитной агрессии и других форм поведения, а также побочными эффектами.
Понимание природы ингибитора насилия и её ограниченности небольшим количеством рецепторов и генов может не только рассказать нам многое о самом насилии, но и помочь в создании решения, направленного против него как патологической формы поведения, присущей меньшинству людей. И суть такого решения проста – возврат им естественного для большинства ингибирующего контроля над агрессией с помощью применения соответствующих фармакологических, а то и даже генотерапевтических препаратов.
В оправдание внутривидового насилия как вполне нормального явления в природе иногда можно услышать аргумент об эгоистичности гена. Раз вся биологическая эволюция является в первую очередь эволюцией генов, стремящихся к максимально эффективному сохранению и копированию самих себя, а уже только после этого эволюцией особей и популяций, то внутривидовое насилие вовсе не является проблемой. Наоборот – если носитель гена совершил насилие, то он получил преимущество над своими сородичами и передал этот ген дальше. Значит внутривидовое насилие полезный инструмент в эволюции генов, а никакого ингибитора насилия, тормозящего агрессию к представителям собственного вида, не может существовать, поскольку он противоречил бы получению такого эволюционного преимущества конкретными генами.
То, что эволюция генов является первостепенной перед эволюцией особей и популяций – верная теория, которую нет смысла оспаривать. Но гены не находятся в вакууме. Гены переносятся конкретными особями, являющимися частью конкретных популяций. То, как будут проходить взаимоотношения между этими особями, и станет решающим фактором в сохранении и передаче генов. И насилие действительно даст преимущество конкретному гену, если оно не будет означать его же устранение. Но что, если будет?
Возьмём те виды, представители которых обладают сильной врождённой вооружённостью и не имеют значимой возможности сбежать от насилия (например из-за ограниченности ареала обитания популяции или крайне социального образа жизни). Именно у таких видов и наблюдается ингибирование (сдерживание) внутривидового насилия. Когда один волк подставляет другому волку шею или брюхо, тот становится неспособным укусить своего сородича; ни один ворон не клюнет своим очень острым клювом другого ворона в глаз, даже во время драки за еду; ядовитые змеи проводят территориальные стычки по чётко определённым ритуалами, не используя при этом ядовитые зубы, и даже не демонстрируя их оппоненту; антилопы орикс тоже ритуализируют сражения, при этом они свободно могут использовать острые рога против львов. Таких примеров очень много.
В чём же выгода гена в таком поведении? А в том, что насильственное нападение на сородича в случае наличия у него сильной вооружённости, с непозволительно высокой вероятностью может закончиться гибелью самого агрессора. Это значит, что ген не будет сохранён и передан дальше, он просто погибнет вместе со своим носителем. А переданы будут только те гены, носители которых в такой ситуации не ввязываются лишний раз в драки (а точнее вообще не инициируют их, а только защищают себя, если кто-то другой уже инициировал). То есть, наиболее выгодной эволюционной стратегией для гена является «сотрудничество» (назовём это так) с геном, отвечающим за ингибирование насильственного поведения у носителя.
Это универсальное правило для биологической эволюции. Растущая вооружённость представителей популяции при частых социальных контактах между ними повышает негативные последствия внутривидового насилия, в определённый момент делая их вовсе непозволительными. В результате выживают только те гены, носители которых смогли компенсировать этот эффект подавлением насильственного поведения, то есть были предрасположены к наличию достаточно сильного варианта ингибитора насилия у них. Чем выше вооружённость представителей популяции, тем менее выгодной эволюционной стратегией становится насилие, и более выгодной – ингибирование насилия.
Понимание этого стоит и применить к человеку – наиболее вооружённому виду на планете, и вооружённость которого сейчас растёт гигантскими темпами вместе с развитием научно-технического прогресса. Среднестатистическому человеку и так присуще ингибирование насилия по отношению к другим людям, но остались и те, кто страдает нарушением этого нейробиологического механизма. Такие люди рано или поздно воспользуются оружием массового поражения, которое с научно-техническим прогрессом становится всё доступным в воссоздании, особенно касаемо биологических угроз, где катастрофический сценарий может наступить буквально завтра. А значит насилие – эволюционно провальная стратегия для человека!
Насилие является довольно распространённым в природе явлением. Особенно хорошо это можно наблюдать в межвидовых взаимоотношениях. Представители разных видов находятся в постоянной борьбе за территорию, ресурсы, также одни из них становятся пищей для других. Однако ситуация меняется, если перейти к рассмотрению внутривидовых взаимоотношений. Конечно, они тоже нередко несут насильственный характер, но это верно далеко не всегда. При стечении определённых обстоятельств у популяции начнут вырабатываться сдерживатели внутривидовой агрессии. Будем называть это механизмом ингибирования насилия, или ещё проще – ингибитором насилия.
Анализ внутривидовой агрессии стоит начать с рассмотрения её положительных аспектов, что в дальнейшем позволит нам избежать некоторых недопониманий. Агрессия, в том числе насильственного характера (т. е. нанесение физического вреда, убийство), позволяет более сильным и здоровым особям в популяции не допустить более слабых и нездоровых к продолжению рода. Да и она просто выгодна конкретной особи, способной её использовать ради собственного выживания и передачи своих генов дальше. Также она служит инструментом в создании и поддержании иерархии доминирования, координирующей действия особей. Наконец, поскольку агрессивное поведение не позволяет разным особям или группам особей чрезмерно долго находиться рядом, это приводит к их равномерному расселению по всей доступной для проживания территории, а значит и равномерному распределению ограниченных ресурсов.
Может сложиться впечатление, что совершать насилие к соплеменникам не просто полезно, а то и жизненно необходимо как в выживании конкретных особей (и генов, носителями которых они являются), так и популяций в целом. Но не стоит допускать ошибку – рассматривать насилие в отрыве от обстоятельств среды. В данном случае двумя важнейшими из них являются наличие сильной врождённой вооружённости у представителей популяции и их неспособность сбежать от насилия. Чем сильнее выражены эти два фактора – тем выше риски насилия. В определённый момент они становятся слишком высокими, чтобы получаемые от насилия выгоды могли их компенсировать. Насилие перестаёт быть эволюционно оптимальной моделью поведения. И вырасти его риски могут вплоть до того, что особи попросту истребят друг друга в насильственных стычках и популяции наступит конец.
В качестве примера такого сценария можно привести всем известный эксперимент Вселенная-25, в котором выращенная в якобы райских условиях популяция мышей вымерла менее, чем за 5 лет. Эксперимент был поставлен неудачно, условия были далёкими от райских. Но главной ошибкой стало устройство загона, позволяющее 65 самым крупным самцам силой перекрыть всем остальным доступ к самкам и еде. Это вызвало цепочку событий, которая и привела к вымиранию ограниченной в пространстве и крайне насильственной в своих порядках популяции. В более грамотно устроенных загонах, где невозможно установление такой насильственной иерархии доминирования, популяция мышей может прожить и десятки лет [1].
Как мы видим, вооружённость и отсутствие возможности сбежать от насилия оказываются проблемой в выживании популяции. Однако именно это создаёт эволюционное давление на выработку у её представителей сдерживателей внутривидовой агрессии, что решает данную проблему. Если представители популяции обладают сильной врождённой вооружённостью, то наиболее склонные к насилию особи, инициирующие нападения, будут сталкиваться с вооружённостью соплеменников, и это зачастую может привести их к гибели. Также гибельным для агрессора может оказаться сопротивление вооружённой жертвы, которой больше некуда бежать. И даже несколько побед в такой ситуации не гарантируют успех агрессору, поскольку какое-то из нападений всё же с большой вероятностью закончится для него летальным исходом. При этом менее насильственные особи будут погибать реже, так как они сами не инициируют нападения, а только защищаются от них. Они будут реже сталкиваться с риском погибнуть от насилия, нежели их агрессивные сородичи, а значит и чаще будут давать потомство.
В итоге естественный отбор направится в сторону выработки сильных сдерживателей, предотвращающих нанесение физического вреда и убийство соплеменников, поскольку особи с недостатком таких сдерживателей будут удаляться из популяции и не смогут передать свои гены дальше. Механизмом, отвечающим за такие сдерживатели, и является ингибитор насилия. В целом мы получаем эволюционную модель ненасилия, по которой насилие искореняется как явление внутривидовых взаимоотношений в ходе биологической эволюции.
Этот вывод подтверждается наблюдениями за поведением животных. Впервые концепцию ингибитора насилия сформулировал этолог Конрад Лоренц. По его теории, данный механизм наиболее развит у тех видов, представители которых способны с лёгкостью убить особь приблизительно своего размера. Описывая свои наблюдения за волками, он показал, как ингибитор насилия активируется, когда один волк демонстрирует другому жесты подчинения – подставляет ему свои уязвимые места, такие как шея или брюхо. В результате оцепеневший агрессор не может продолжать нападение. Также наблюдения за воронами подтвердили, что они не выклёвывают друг другу глаза, даже во время стычек [2][3]. Действительно, острые зубы волка и клюв ворона являются сильным вооружением, одного укуса или удара которым в уязвимое место хватит, чтобы серьёзно травмировать, а то и сразу убить другую особь. И наличие такого вооружения привело у представителей данных видов к выработке соответствующих сдерживателей в ходе биологической эволюции.
Большое количество таких наблюдений от разных исследователей перечислил этолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт. Многим животным свойственна ритуализация внутривидовых сражений, предотвращающая применение в них сильной вооружённости. Это справедливо даже для членистоногих, например крабов-скрипачей, которые в стычках не раскрывают свои клешни достаточно широко, чтобы нанести оппоненту увечья. Подобное сдерживание агрессии свойственно многим видам рыб, ящериц и млекопитающих. Примечателен пример антилоп вида орикс, которые аккуратно обращаются со своими острыми рогами в стычках с сородичами, но при этом используют их в полную меру при защите от львов. Также стоит упомянуть о ядовитых змеях, многие из которых во время стычек извиваются, преувеличиваются, толкаются, но при этом не совершают укус и даже не демонстрируют своё оружие [4][5].
При этом насилие в меньшей степени ингибируется у слабо вооружённых видов. В сравнении с воронами, горлицы с менее острым клювом не сдерживаются в своей агрессии и способны даже убить сородича, если тот будет лишён возможности сбежать, например помещён в клетку [2]. Также довольно агрессивны животные, ведущие одиночный образ жизни. Вспомните хомяков, которые, как правило, будут драться до смерти, если поместить несколько особей в одну клетку. В природе же они разбегаются совершив лишь несколько взаимных укусов [4]. Если рассмотреть случай ведения одиночного образа жизни более детально, то в своём эволюционном влиянии его можно приравнять к побегу. Таким образом, насильственность не угрожает выживанию медведей, которые вне брачного сезона пересекаются между собой слишком редко, чтобы всё же возникающие стычки оказывали влияние на популяцию в целом.
Исходя из наблюдений за поведением животных, нейробиолог Джеймс Блэр предположил, что человеку присущ аналогичный механизм, сдерживающий агрессивное поведение. Впоследствии им была разработана модель механизма ингибирования насилия (англ. Violence Inhibition Mechanism, или сокращённо VIM). В её разработке он преследовал цель объяснить возникновение психопатии как результата нарушения работы данного механизма [6][7].
По модели VIM, ингибитор насилия активируется при наблюдении человеком сигналов бедствия со стороны других людей, таких как грустное выражение лица или плач. В результате он начинает испытывать отторжение и прекращает агрессивные действия. Также ингибитор насилия является предпосылкой для выработки у человека моральных эмоций (т. е. симпатии, вины, раскаяния и эмпатии) и способности определять в действиях моральные проступки, состоящие в нанесении людям вреда.
Как можно понять из рассматриваемой нами эволюционной модели ненасилия, выработка довольно сильного варианта ингибитора насилия не могла обойти стороной современного человека, так как ещё его предки начали изобретать искусственное вооружение. Также в ходе истории сильно возросла плотность населения, да и человеческая популяция уже заняла весь доступный ареал обитания на планете. Однако из-за стремительного социального и научно-технического прогресса ингибитор насилия не успел в полной мере адаптироваться к новым обстоятельствам, что и создаёт проблему насилия в человеческом обществе. Но детально этот вопрос, как и в целом вопрос ингибирования насилия у человека, мы рассмотрим в следующих темах цикла.
Сейчас же важно понимать, что насилие в человеческом обществе не является эволюционно оптимальной моделью поведения. Оно и не может быть в случае любых высоковооружённых и ограниченных в своём ареале обитания существ, поскольку риски насилия при возрастающей вооружённости всё увеличиваются, при этом бежать от него некуда. Особенно катастрофическими эти риски становятся в случае высокотехнологической цивилизации ввиду возможности создания оружия массового поражения. А именно таковой цивилизацией и вляется человечество. Всё это создаёт предпосылки к необходимости искоренения насилия и достижения ненасильственного общества, в котором нет места силовым формам взаимоотношений, как наиболее эволюционно оптимальной модели общественного устройства.
Источники:
1. Хохловский, П. (2020). «Вселенная 25: разгромная критика мифов и новые выводы»: https://tjournal.ru/analysis/212316-vselennaya-25-razgromnaya-kritika-mifov-i-novye-vyvody;
2. Lorenz, K. (1949). Er redete mit dem Vieh, den Vögeln und den Fischen (Кольцо царя Соломона: пер. с нем. – 1970);
3. Lorenz, K. (1963). Das sogenannte Böse. Zur Naturgeschichte der Aggression (Агрессия так называемое «зло»: пер. с нем. — М. : Прогресс : Универс, 1994. ISBN 5-01-004449-8);
4. Eibl-Eibesfeldt, I. (1970). Ethology: The Biology of Behavior, pp. 314—325;
5. Дольник, В. Р. (1993). Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев;
6. Blair, R. J. R. (1992). The Development of Morality. Department of Psychology, University College, London;
7. Blair, R. J. R. (1995). A cognitive developmental approach to morality: investigating the psychopath. Cognition 57, 1—29. doi:10.1016/0010-0277(95)00676-P.
Битарх, несмотря на то, что я не так давно познакомилась с либертарианством, я уже прочитала о волюнтаризме и поняла, что это именно то, что мне нужно! Как же мне надоело жить среди абьюзеров, мужланов и насильников, что окружают меня сейчас! Поскорее бы уже была изобретена вакцина, уничтожающая способность как-либо инициировать агрессивное насилие, а вместе с этим и наступило бы всеобщее благоденствие! А то меня отец бил, бывший парень тоже бил, а один раз какое-то быдло даже пыталось изнасиловать меня в подворотне! Ну а пока вакцина не изобретена, я хочу попросить тебя о помощи. Битарх, я хочу, чтобы у меня был ребёнок с прочным ингибитором Лоренца, который бы гарантированно никогда не инициировал насилие и вместе с тем мог постоять за себя, как и ты, собственно говоря, тоже. Я женщина не бедная, могу подписать письменный отказ от алиментов, нужно только зачатие от носителя сильного варианта ингибитора Лоренца. А то вокруг две крайности: либо маменькины сынки и мямли, не способные себя защитить, либо альфачи с тестостероном, бьющим через ключ и абсолютно несдержанные в проявлении насилия, а нужно, чтобы было что-то посередине. Согласен? И если да, то сколько стоят твои услуги по зачатию ненасильственного потомства?
Катя Латыш
Рад тому, что вам приглянулись продвигаемые мною идеи и вы считаете необходимым искоренить насилие. Что касается вашей деликатной просьбы — я, к сожалению не могу на 100% гарантировать идеальной генетики со своей стороны. Хоть я и человек ненасильственный, всё же мало ли, вдруг я являюсь носителем рецессивных генов, определяющих слабый вариант ингибитора насилия. Генетического теста для определения вариант механизма Лоренца (ингибитора насилия) пока ещё нет. Да и излишне просить об этом конкретно меня – большинство людей и так ненасильственны, вряд ли я смогу предложить что-то большее, чем они. Вам же просто не повезло пока попадаться на те самые 2% отбитых дегенератов, имеющих крайне слабый вариант ингибитора. Распределение дегенератов может быть довольно неравномерным, и возможно вы оказались в среде с их повышенной концентрацией. Может неплохим решением будет немного сменить окружающую обстановку и ваш круг общения?
Ещё хочу заметить – одним ребёнком ситуацию в целом не исправить. Если у вас есть финансовые ресурсы, может стоит задуматься об инвестициях в биотехнологии, получении соответствующего образования или ещё каком-то способе помочь в искоренении насильственности у дегенератов? Ведь чем раньше получится создать генетический тест на вариант ингибитора насилия и генотерапию для его усиления, тем быстрее проблема масильников будет решена и к вам больше никто не применит насилие. Да и таким образом вы сможете точно гарантировать и ненасильственность своих детей, и то, что они сами никогда не столкнутся с насилием.
Подумайте над этим, если насилие вам настолько неприятно и у вас есть какие-то возможности, может тогда было бы неплохо посвятить свою жизнь борьбе с насилием и приблизить тот день, когда эта проблема будет окончательно решена?
Внутривидовому насилию часто приписывается роль механизма, важного в поддержании жизни отдельных популяций и даже целых видов. Например, насилие является инструментом установления иерархии доминирования, исключения из конкуренции слабых особей, распределения ограниченных ресурсов в пользу наиболее сильных и приспособленных членов популяции и т. д. В определённой мере эти утверждения верные, но что точно неверно, так это смотреть на явление насилия в отрыве от других факторов – ошибка, которую часто допускают выдвигая насилие как механизм, работающий во всех случаях одинаковым образом.
Важную роль во внутривидовом насилии играют такие факторы, как врождённая вооружённость членов популяции и возможность избежать насилия с помощью бегства. В том случае, если вооружённость особей довольно слабая, а также популяция не ограничена строгим ареалом обитания (ей есть куда ещё разрастаться) и особи в целом обладают хорошей способностью к бегству, то от внутривидового насилия действительно можно получать определённые выгоды не натыкаясь на недопустимый уровень создаваемых им отрицательных экстерналий. Если кратко – выгоды в таком случае перевешивают потери.
Но всё меняется при усилении вооружённости особей, при ограничении ареала их обитания и если их способность к бегству развита в меньшей степени. Чем сильнее эти факторы выражены, тем больше отрицательных экстерналий будет испытывать популяция – насилие начнёт угрожать её выживанию. Это и заметил в своих этологических исследованиях Конрад Лоренц, который тоже не отрицал положительных аспектов насилия, но при этом учитывал и факторы, способные превратить данное явление в катастрофу. Также он, собственно, описал концепцию механизма, ингибирующего (сдерживающего) внутривидовое насилие. Приведу фрагмент из его книги «Агрессия, или Так называемое зло»:
«Ворон может выбить другому ворону глаз одним ударом клюва, волк может одним-единственным укусом вспороть другому волку яремную вену. Если бы этого не предотвращали надёжные запреты, давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом или укусом. К тому же такие слабо вооружённые существа обладают способностью к бегству, позволяющей им спасаться даже от «профессиональных» хищников, гораздо более искусных в преследовании, поимке и умерщвлении, чем любой сколь угодно превосходящий собрат по виду. Поэтому на воле обычно невозможно, чтобы такое животное причинило вред себе подобному. Вследствие этого нет и селекционного давления, вырабатывающего запрет убийства.»
Из всего этого можно сделать простой вывод – внутривидовое насилие может быть полезно, но лишь до тех пор, пока такие факторы, как вооружённость и неспособность сбежать от насилия не становятся настолько выраженными, чтобы создать слишком много отрицательных экстерналий. И чем сильнее выражены эти факторы, тем больше будет вреда, что в итоге приведёт к селективному отбору в сторону более сильных сдерживателей агрессивного поведения у представителей популяции.
Теперь рассмотрим кратко случай человека. Его врождённая вооружённость довольно слабая, а к возникшей в ходе развития цивилизации и научно-технического прогресса искусственной вооружённости он ещё не адаптировался в полной мере. Но эта вооружённость, как и отсутствие в данный момент возможности значительного расширения жизненного пространства (люди и так расселились почти по всей пригодной для жизни на планете территории), создаёт большую угрозу для выживания человечества. Может для далёких предков человека внутривидовое насилие и было полезно, но с тех пор, как они начали пользоваться искусственным вооружением, ситуация кардинально изменилась. Ещё стоит добавить, что при разговорах о насилии нередко упускаются особенности человека и человеческого общества, отличающие их от животных и животного мира. Насилие крайне отрицательно влияет на психику и поведение человека. Также насилие нарушает экономические взаимоотношения. Это создаёт лишь ещё больше отрицательных экстерналий.
Развитие биотехнологий приближает момент, когда можно будет создать генотерапию, способную активировать у человека ингибирующий насилие механизм, о котором писал Конрад Лоренц. Однако вместе с этим возникает и риск появление совсем противоположной генотерапии, нацеленной именно на устранение любых сдерживателей насилия в человеке. Поэтому кто-то может и вовсе посчитать затею с созданием генотерапии против насилия бесполезной, так как если можно сделать её, то можно сделать и генотерапию для раскрепощения насильственного потенциала. Спрос на неё может найтись среди некоторых психов, маньяков, людей, которые чрезмерно дорожат своей насильственностью, считают её смыслом своей жизни и не желают с ней расставаться из-за какого-нибудь дротика с препаратом, выпущенного в него во время очередного нападения. Также некоторые группы людей (сторонники авторитарной власти) могут считать важным достижение определённых целей силовым путём, из-за чего силовиков-исполнителей необходимо защитить от риска лишения насильственности.
Конечно, подавляющее большинство учёных выступают против насилия и вряд ли кто-то из них станет заниматься подобными разработками. Но что случится, если среди них всё же найдётся тот, кто решит помочь насильственным выродкам? Давайте пройдёмся поэтапно:
1) Существует вероятность неконтролируемого распространения препарата, отключающего механизм Лоренца, и если это случится, то весь мир погрязнет в насилии и войнах, выживание человечества станет невозможным (практически повторится типичный сценарий из фильма про зомби).
2) Этот риск приведёт к необходимости создания обновлённой генотерапии против насилия. Она может быть способна не допустить отключения механизма Лоренца какими бы то ни было методами, однако в том случае, если этого нельзя обеспечить гарантированно, то единственным вариантом останется сделать так, чтобы человек погибал от попытки снять с себя ограничения на насильственное поведение. Допустить выживания стремящихся к насилию людей в такой ситуации попросту нельзя, иначе произойдёт ранее указанный сценарий.
3) После этого случится довольно быстрое выравнивание баланса потенциала насилия, будет достигнута абсолютно-всеобщая вооружённость (до каждого Васяна отчётливо дойдёт, что оружие в таком мире — единственный залог выживания). Новый статус-кво будет держаться за счёт того, что меньшинство садистов будет бояться деактивировать механизм Лоренца чтобы нападать на большинство ненасильственных людей, способных уничтожить их при первой же попытке инициировать насилие.
4) Стационарный бандит (государство) не переживёт ни появления генотерапии против насилия, поскольку он тогда лишится возможности силой навязывать свои порядки, ни появления блокиратора ингибирующего насилие механизма, ведь в таком случае работающие на него силовики вместо мирных протестов получат коктейли молотова, бутылки с серной кислотой, инфекционные агенты, очереди пуль из автоматов и т.п. со стороны тех самых людей, которые сняли с себя ограничение в насилии и будут его проявлять ко всем, в том числе и к ним. Фильмы про зомби хотя и являются чистой фантастикой, но тем не менее довольно точно передают что случится с государством при таком сценарии.
В результате получается так, что создание препарата для отключения сдерживающих насилие механизмов тоже приведёт к устранению стационарного бандита, которого сторонники авторитарной власти и силовых мер так любят и считают наилучшим механизмом достижения каких бы то ни было целей. Они этого не понимают, но ещё хуже, что они не понимают катастрофического сценария, к которому приведёт создание такого препарата, если вовремя не будет обновлена генотерапия против насилия по соответствующим второму пункту параметрам или по крайней мере не будет выровнен баланс потенциала насилия, чтобы всех образовавшихся насильников ликвидировать во время их нападения.
Потенциальное устройство свободного общества обычно представляется как система территориальных и экстерриториальных контрактных юрисдикций (КЮ) с добровольным участием и различными внутренними порядками. Так, сторонники отличающихся взглядов на жизнь и общественное устройство могут объединяться в отдельные сообщества для реализации собственных сценариев счастья. Такой подход предполагает абсолютную свободу и добровольность выбора человека. Однако вместе с этим поднимается вопрос – а что делать, если в какой-то из КЮ начнут проводиться насильственные практики?
Для начала разберём более внимательно сам вопрос «насильственных» КЮ. На самом деле трудно представить, как насилие может произойти против воли самих участников. Фактически КЮ является просто поставщиком услуг, у которого нет возможности ограничить свободу передвижения в рамках определённых территориальных границ (как сейчас это делают государства), что необходимо для проведения принудительных насильственных практик. Тем более такое становится невозможным, если в обществе присутствует сколько-нибудь равномерный баланс потенциала насилия (всеобщая вооружённость) ибо в таком случае посягательство на их свободу выхода по крайней мере будет невыгодным для рациональных агентов.
Но кроме сценария принудительного насилия есть ещё вариант насилия по согласию, ну или насилия против людей, не способных в полной мере на самозащиту и не считаемых самостоятельными субъектами права в этой КЮ, например, детей. Такую КЮ могут устроить какие-нибудь фанатичные традиционалисты и консерваторы. Пропагандой они могут убедить более слабых членов общества в том, что насильственная иерархия доминирования – нормальная, а то и необходимая вещь. А детей и вовсе никто спрашивать не будет. Кстати, что касается детей, иногда ещё и приводится идея КЮ педофилов как попытка дискредитировать концепцию свободного общества. Но, конечно же, никто из действительных сторонников свободы и недопустимости насилия такое не поддержит и в случае проведения подобных практик выступит за вмешательство, нацеленное на их прекращение. В реальной жизни интервенция также неизбежно произойдёт и в КЮ, поддерживающие любые формы рабства, вне зависимости от заключённого ранее контракта.
Кто-то может считать, что нет ничего плохого в насилии по согласию, а также в насилии как методе воспитания детей, и что это допустимые практики в рамках отдельных сообществ. Однако насилие в любых формах приводит к печальным последствиям. Оно становится «нормальным» общественным явлением и самые склонные к насилию люди, которые лучше всего подходят под насильственные порядки, добиваются наибольшего успеха в жизни, тогда как люди без таких склонностей фактически превращаются в изгоев. Как в социальном плане, так и в плане самой «природы человека» (эволюционно) насильственность закрепляется и становится неотъемлемой частью жизни.
Недавно я выкладывал картинку, на которой изображено типичное для мезоамериканских народов, живших на территории современной Латинской Америки, человеческое жертвоприношение, а один из зрителей говорит другому: «Всё в порядке, они ведь построили нам дороги». В комментариях мне сразу начали указывать на неверность аналогии с нынешними государствами, поскольку данные жертвоприношения выполнялись по добровольному согласию жертв, зачастую преследующих благо для своих родственников, которые после ритуала получали определённые привилегии. Но, уверен, никто не будет спорить, что такие практики после себя явно оставляют лишь склонных к насилию людей, способных на убийство, тогда как не склонные к нему люди как раз и становятся в них жертвами. Отбор работает в пользу насилия и насильников, закрепляя в популяции крайне слабые варианты ингибирующего насилие механизма Лоренца. Мы даже сейчас можем увидеть результат такого отрицательного отбора в Латинской Америке, особенно её северной части (не путать с Северной Америкой где находится США и Канада). Многие ныне живущие там люди являются потомками коренного населения с их насильственными ритуалами и потомками жестоких испанских завоевателей. Эта смесь в итоге стала причиной чрезвычайно высокого процента убийств (в Сальвадоре, Гондурасе и Венесуэле он самый высокий в мире), а также чрезмерной жестокости происходящих там расправ, на фоне которых меркнет даже деятельность каких-нибудь исламских террористов.
Очевидно, именно от насильственных КЮ ввиду крайне высокого процента насильников в них больше всего можно ожидать военного нападения на другие мирные КЮ и их участников (в том числе с использованием средств массового поражения), а в конечном итоге и восстановления насильственной иерархии доминирования во всём обществе. Даже добровольные насильственные практики мы не можем никак оправдывать, так как они обязательно приведут к росту числа способных на насилие людей и соответствующим этому последствиям.
Конечно, мы против насилия и войны как решения любой проблемы, в том числе и проблемы самого насилия, поэтому мы не поддерживаем военное вмешательство. Более того, для его осуществления нам самим нужно стать насильниками, способными на инициацию агрессивного нападения. Но в целом, конкретно в данном вопросе, мы за вмешательство, так как только оно позволит не допустить роста количества насильников и разрастания проблемы насилия. Любые насильственные практики, такие как намеренное нанесение физического вреда, силовое принуждение, а уж тем более убийства (даже если те добровольны) должны порицаться, а их исполнителей как минимум необходимо подвергать разнообразным репутационным и финансовым санкциям, делающим их жизнь крайне трудной и неприятной (конечно же до того момента, пока они не решат отказаться от проведения таких практик). Если этого окажется мало, то помочь оппозиции (противникам насилия в таких КЮ) поставками вооружения и препаратов генотерапии, чтобы они могли устранять насильников в непосредственный момент нападения на себя, как самооборона. Нельзя допускать даже малейшую оправданность насилия. И это вмешательство не является нарушением свободы и добровольности как таковой, поскольку мы всё же не предлагаем именно силовых мер. А разнообразные несиловые меры воздействия абсолютно оправданы в случае рисков, которые несут в себе любые насильственные практики.
В силовых органах стационарного бандита (государства) в среднем работают явно более склонные к насилию люди, нежели если брать всё население в целом. Однако даже их насильственные склонности не являются абсолютно несдерживаемыми. Большинство из них всё ещё не сможет убить человека инициировав к нему насилие, а не только при непосредственной самозащите. Убийство на порядок более серьёзный акт насилия, нежели повалить на асфальт, заломить руки за спину или избить дубинкой, что мы можем наблюдать на тех же митингах. Для его совершения нужно, чтоб человек был совсем безбашенным насильником. Но такие в большинстве случае вряд ли вообще могут добраться до службы в силовых органах будучи пойманными на совершении насильственных преступлений ещё в подростковом возрасте. А значит мы можем выработать одну очень радикальную, но при этом действенную стратегию борьбы со стационарным бандитом.
Для её осуществления нам понадобится «устройство самоуничтожения», например ошейник с небольшим количеством взрывчатки. Добровольно надеть на себя такое устройство смогут немногие, однако есть ведь активисты, которые в знак протеста идут на то же самосожжение, а здесь получение значительного или смертельного ущерба для себя и вовсе не обязательно, так как задача состоит не в том, чтобы совершить ритуальное самоубийство, а в том, чтобы сдержать силовиков от совершения акта насилия. Как? В данный ошейник необходимо встроить устройство автоматической активации, например на чью-либо попытку ударить или обездвижить носителя (для определения этого можно использовать программу с искусственным интеллектом). Активация должна быть именно автоматической, поскольку решиться на самостоятельную непосредственную активацию сможет лишь очень небольшой процент людей (лишь те же, кто способен на самосожжение). Силовики это знают, а поэтому вполне вероятно решатся обездвижить и обезоружить человека, если активация не будет автоматической, что скорее всего им удастся. Также активист должен предварительно сообщить в СМИ перед совершением акции или непосредственно силовикам во время неё о том, что на нём находится такое устройство.
Таким образом любое насильственное действие со стороны силовиков будет приводить к серьёзному травмированию, а то и смерти активиста. А позволить себе этого они не могут, среди них ведь очень мало совсем отбитых маньяков, и даже те могут не решиться ввиду того, что это выльется им в серьёзные последствия, учитывая, что такая гибель активиста и виновные в ней силовики сразу же окажутся на всеобщем обозрении. Даже с террористами силовики изначально стараются вести переговоры, а не сразу ликвидировать. Кстати, недавно был случай, когда один вооружённый мужчина, к которому наведались силовики ввиду подозрения о складировании оружия, решил оказать им вооружённое сопротивление, забаррикадировавшись в своём доме. Самым простым вариантом решить эту проблему для силовиков была бы мгновенная ликвидация, учитывая, что в доме кроме этого мужчины никого не было. Однако они в течение целых 9 часов занимались оцеплением дома, пытались совершить штурм, в итоге всё закончилось гранатомётным обстрелом, в результате чего в доме случилось возгорание, во время которого и погиб обороняющийся.
Представьте теперь себе, что хотя бы небольшой процент активистов поставит силовиков перед выбором: или не бей, или убей? Фактически на этом деятельность силовиков будет парализована, им придётся тратить свои силы и время на разбирательства с этими активистами (однако успешными они не будут, так как единственный приемлемый для силовиков вариант – уговорить активиста снять с себя устройство, на что тоже далеко не все поведутся). Тем же временем остальные протестующие смогут более свободно и спокойно проводить свои акции, пока силовики отвлечены от них. Также со временем они могут в целом начать бояться применять насилие к протестующим, так как это устройство может оказаться на любом из них.
К государству, имеющему неоспоримую власть и монополию на насилие, принято относиться как к сугубо человеческому социальному явлению. Однако если взять саму основу устройства государства, то есть факт силового принуждения людей со стороны политической власти, то его смело можно назвать одной из форм насильственной иерархии доминирования, такой же как иерархии, возникающие в определённых условиях у многих видов животных. Это подталкивает нас к анализу явления насильственной иерархии доминирования в целом, предпосылок и последствий её возникновения, в том числе и в случае человека.
Мы пройдёмся по всем пунктам этой темы. Рассмотрим историю появления и развития государств, сравним её с тем, как возникают насильственные иерархии доминирования в случае животных, в том числе не обойдём стороной и известные эксперименты, такие как «Вселенная-25», в котором популяция мышей вымерла несмотря на изобилие ресурсов, или эксперимент Дидье Дезора, где одни крысы насильно принуждали других крыс плавать за едой через бассейн. В результате этого мы сделаем определённые выводы касательно влияния насилия на общество в целом.
Давайте для начала подтвердим насильственность природы государства. Для этого нам необходимо обратиться к теории стационарного бандита. Исходя из неё государство является оседлым (стационарным) бандитом, который решил закрепиться на определённой территории, единолично контролировать её и грабить население в долгосрочной перспективе [1]. Нам стоит посмотреть на то, что является предпосылкой к независимому возникновению государств в разных уголках мира. Возьмём долины Нила, Тифа, Евфрата, Инда в Старом Свете и долину Мехико, а также горные и прибрежные равнины Перу в Новом Свете. Все эти места объединяет одно – ограниченные морями, горами или пустынями земли, пригодные для ведения сельского хозяйства. Бежать в таких местах от силового принуждения попросту некуда, что и привело к появлению там первых государств. Также к этому добавим и социальные границы. Общины, находящиеся в центре заселённых земель, куда больше рискуют быть подчинёнными, нежели расположенные на периферии [2].
Со временем весь мир оказался под силовым контролем отдельных групп лиц, и это продолжается сейчас. Не забываем, что современные государственные границы нарисованы в результате войн и подчинений. Даже если предположить, что в прошлом какая-то группа людей действительно добровольно согласилась сформировать монопольное правительство, всё равно либо её насильно кто-то подчинил себе, либо она сама занялась подчинением других. Также происходило подчинение следующих поколений, которые изначально не соглашались на такой договор. Нынешние государства тоже активно контролируют вашу жизнь и свои границы, прибегая ко всем возможным средствам. Если государство не разрешит вам что-то – ваши шансы спрятаться или убежать от него будут крайне мизерными.
Запомним то, что говорит нам теория стационарного бандита о государстве, и перейдём к рассмотрению вопроса насилия в мире животных, что очень важно для понимания причин возникновения насильственной иерархии доминирования. Здесь стоит начать из исследований этолога Конрада Лоренца, которые показали, что у видов с сильной врождённой вооружённостью эволюционно выработалась и сильная врождённая внутривидовая мораль ненасилия, то есть механизм, ингибирующий проявление насильственного поведения во внутривидовых стычках [3]. Хорошо продемонстрировать этот механизм нам может следующий пример:
«При территориальной стычке ядовитые змеи преувеличивают себя, вытягиваясь, кто выше встанет, раскачиваются, толкают друг друга, но никогда не только не кусают, но даже не демонстрируют оружие. Некоторые виды даже угрожают друг другу, отвернув головы. Недаром не только обычные люди, но и многие зоологи принимали турнирные сражения змей за брачные танцы.» [4]
Никто не будет спорить, что ядовитые змеи – сильно вооружённые виды, с помощью ядовитого укуса они могут мгновенно убить своего сородича. Но своих они не кусают. А всё из-за механизма Лоренца (МЛ), ибо если его выработка с ходом эволюции была бы невозможна, то многие виды попросту бы самоуничтожились. Однако выработка этого механизма – довольно очевидный процесс, учитывая, что особи без врождённого сдерживателя насильственного поведения очень часто подвергали бы себя смерти ввиду многократных нападений на сильно вооружённых сородичей, а поэтому их генетический материал не передавался бы следующим поколениям.
Данный механизм можно наблюдать в той или иной степени у многих видов. Чем сильнее вооружён вид, тем сильнее у его представителей выражен МЛ, и наоборот – у слабых видов он выражен слабо. Довольно интересные примеры приводил Лоренц касательно волков, которые не кусают своих соплеменников за шею, и воронов, ни в коем случае не выклёвывающих глаза других воронов даже во время стычек. А вот оставив на некоторое время в одной клетке двух горлиц – на первый взгляд мирных птиц семейства голубиных, Лоренц обнаружил, что одна из них чуть ли не убила вторую. Конечно же у горлиц не мог выработаться сильный МЛ ибо в данном случае его отсутствие не угрожает их выживанию, так как у них слабое вооружение и находясь в природе они могут легко убежать от нападающего.
Исходя из этого мы можем связать выработку МЛ с двумя факторами: наличием сильной врождённой вооружённости и невозможностью сбежать от насильственного преследования. Теперь пришло время перейти к теме возникновения насильственной иерархии доминирования среди животных, и возьмём в качестве примера известный эксперимент под названием «Вселенная-25». В данном эксперименте этолог Джон Кэлхоун создал загон для мышей, в котором обеспечил их изобилием ресурсов. Изначально популяция мышей стремительно росла вплоть до 2200 особей, однако после этого их количество пошло на убыль, и менее, чем за 5 лет, популяция полностью вымерла.
Причин этому можно назвать много, условия загона Кэлхоуна на самом деле были далеки от райских, также существует мнение, что проблема состоит в самом изобилии ресурсов и человечество, кстати, при его нынешнем высоком благосостоянии ждёт то же самое. Однако, самым главным фактором, который привёл к вымиранию, особенно в сравнении с вивариями других лабораторий, где популяции мышей спокойно проживали и десятки лет, было то, что устройство загона способствовало появлению насильственной иерархии доминирования:
«Загон, который построил Кэлхоун, в отличие от обычного вивария и от естественных сред имел одну характерную черту: крайне нерациональную и неудобную систематизацию пространства для мышей, в результате которой сложилась такая ситуация, что 65 самых крупных самцов смогли монополизировать доступ к источникам пищи и к самкам, тогда как изгнанные в центр загона мыши вынуждены были влачить жалкое существование.» [5]
В таких условиях дальнейшее размножение стало невозможным. Уровень стресса мышей просто зашкаливал, а самцы, занявшие верх в иерархии доминирования, не давали другим самцам доступ к самкам даже после потери своей способности к размножению ввиду старости.
Вспомним ещё один эксперимент, проведённый французским исследователем Дидье Дезором. Шесть крыс были запущены в клетку, откуда был только один выход – в бассейн. В конце бассейна была кормушка с едой, но поесть там крыса не могла – доплыв, она брала еду и должна была вернуться к своим собратьям в клетку. В таких условиях сформировалась жёсткая иерархия доминирования, в которой одни крысы заставляли других плавать за едой и отнимали её у них. Здесь мы тоже можем явно связать возникновение иерархии доминирования с ограниченностью пространства и невозможностью сбежать с него.
Интересные случаи можно заметить и в мире приматов. Наблюдение за тремя видами макак показали, как в двух из них (макака-резуса и макака-крабоеда) можно увидеть сильную иерархию доминирования, тогда как социальные взаимоотношения третьего вида (тонкского макака) несут ненасильственный характер [6]. Разные исследователи объясняют это различие как факторами окружающей среды, так и генетикой. Однако скорее всего имеет место связка этих факторов – соответствующая среда привела к выработке соответствующих врождённых склонностей, а точнее более слабого МЛ у первых двух видов и более сильного МЛ у третьего (такого объяснения в исследовании о макаках не даётся, но оно идеально подходит исходя из объяснения природы насилия у многих других видов).
Ещё интересный случай наблюдали биологи Роберт Сапольски и Лиза Шер касательно одной стаи бабуинов – приматов, известных своей агрессивностью. В 1982 году наиболее агрессивные самцы этой стаи начали кормиться на туристической свалке и съели заражённое мясо. В конце концов все они умерли, оставив вместо себя менее агрессивных самцов. В итоге уровень насилия в стае резко сократился [7]. Также стоит вспомнить о карликовых шимпанзе – бонобо, поведение которых менее насильственное, нежели поведение других шимпанзе. Объясняется этот факт тем, что им не приходится делить свой ареал обитания с крупными и агрессивными гориллами. Те вытесняют и ограничивают в ресурсах других шимпанзе, что фактически приводит их к той самой ситуации, когда бежать от насилия внутри общества ввиду ограниченности доступного для жизни пространства становится некуда.
Вернёмся теперь к человеку. Он от природы слабо вооружённый вид, что является одной из предпосылок к выработке слабого варианта МЛ. Совместив это с фактом ограниченности пригодного для ведения сельского хозяйства пространства на территории возникновения первых государств, можно сделать вывод о том, что государство является такой же формой насильственной иерархии доминирования, как и в случае других видов, когда они тоже попадают в аналогичные условия обитания. А со временем люди, наиболее склонные к насилию, занявшие вершину этой иерархии, получали всё большие возможности в контроле и ограничении свободы всех остальных людей. Так мы и дошли к современному государству тотального контроля, в котором, о чём мы говорили в самом начале, вы без разрешения сверху не имеете права ни на что, в том числе и права убежать от насилия стационарного бандита.
Такое положение дел сильно угрожает выживанию человечества. Вспомним эксперимент Кэлхоуна. Многие его называют пророческим ввиду наблюдаемого снижения рождаемости в развитых странах. Но обычно при этом приводятся неверные причины, связанные с высоким уровнем благосостояния. А единственная верная причина – наличие насильственной иерархии доминирования. Это же и объясняет, почему в менее развитых странах рождаемость снижается не так сильно – у государств там попросту не хватает технических средств и ресурсов для контроля своего населения, независимо от того, какой уровень контроля прописан их законами.
Ещё одна причина, почему насилие является большой проблемой и с ним необходимо бороться, состоит в множестве отрицательных экстерналий. Это и рост уровня стресса в обществе, и торможение развития экономики, но что наиболее важно – риск уничтожения человечества ввиду использования средств массового поражения. И такие средства с каждым днём становятся всё более доступными даже для небольших организаций и отдельных индивидов. Например, тенденции в развитии биотехнологий говорят нам о том, что скоро создание искусственных вирусов будет довольно лёгкой задачей, а это в свою очередь позволит какому-то насильнику создать и выпустить очень опасную инфекцию, куда серьёзнее коронавируса, с которым нам пришлось недавно столкнуться. Подробнее об этих экстерналиях и методах борьбы с насилием вы можете узнать уже в другом материале под названием «Насилие: проблемы и решения» [8].
Libertarian Band запустила новую рубрику “Вопрос Битарху”, где от имени Битарха отвечает ведущий канала. Разумеется, все ответы касаются только активно разрабатываемой Битархом темы про борьбу с насилием, и это вызывающая уважение целеустремлённость.
От себя отмечу, что мне не особенно близка концепция агрессии по Лоренцу, который трактует её как некое напряжение, которое накапливается и в конце концов прорывается. Я всё-таки предпочитаю версию о том, что агрессия – это один из типов реакции на раздражитель (стремление уничтожить источник раздражения), наряду с бегством (стремлением избежать воздействия раздражителя) и терпением (стремлением приспособиться к воздействию раздражителя, минимизируя издержки). Если исходить из версии об агрессии как напряжении, то поголовная вооружённость в состоянии лишь на некоторое время сдержать это напряжение, пока оно не накопится и не прорвётся кровавой баней, так что мне несколько странно, что Битарх столь некритично берёт эту идею на вооружение.
Что касается способов искоренения насилия, то мне ближе подход Александра Елесева с канала Доброум, который утверждает, что предпосылок к насилию будет куда меньше, если у людей не будет опыта насилия в семье. Не то чтобы всё работало настолько прямолинейно, но это было бы важной составляющей успеха. Ну а вторая составляющая успеха в изживании систематического насилия – это воспитание нетерпимости к нему. Тот, кто лезет разнимать драку – всегда молодец, и неважно, что ему может достаться от обеих сторон, он в своём праве. Хочешь драться – обставь этот ритуал правилами, проводи в присутствии свидетелей, определи критерии победы, признай поражение, если так требуют правила, и соблюдай условия, которые обязался выполнить в случае поражения. Не готов к таким сложностям – не нарывайся на драку.
Понимаю, что эти тезисы выглядят очень сыро, но это не моя предметная область. Я рада, что Битарх продолжает систематизировать свои идеи, получая обратную связь от читателей. Может быть, я получу от него какой-то отклик на вышеизложенные соображения.
