В мире насилия сбежать никуда не получится

Волюнтарист, Битарх

Исходящая со стороны государств поддержка тех или иных общественных норм силовыми методами, да и государственное насилие в целом, нередко вовсе не считается проблемой, поскольку человек якобы абсолютно свободен переместиться на территорию другого государства, условия которого будут его удовлетворять. Эта возможность ещё нередко сравнивается с добровольной сменой поставщика услуг, как на свободном и конкурентном рынке. Но данное утверждение в корне неверно, о чём нам говорят сразу несколько аргументов.

В первую очередь переезд между государствами не стоит сравнивать со сменой поставщика частных услуг или переездом внутри государства из-за колоссальной разницы в сопутствующих издержках. Как правило, это требует наличия значительных средств, что далеко не всегда достижимо для людей, оказавшихся в затруднительном положении или живущих в бедных странах. Также стоит учитывать кардинальную смену культурной среды, порядков жизни, необходимость изучения иностранного языка. Для многих людей эти издержки оказываются непреодолимыми, из-за них большинство людей никогда не покидает своей родины и смиряется с насильственной властью в случае отсутствия возможности дать ей отпор.

Можно сказать, что хоть и все эти издержки серьёзны, однако они не делают побег от насилия нереальным для конкретного человека. В конце концов минимальное действие, которое необходимо совершить – просто переместиться на территорию другой страны. Но и это сложно. Вспомните Северную Корею, уехать с которой почти нереально, лишь единицам удаётся нелегально пересечь границу рискуя своей жизнью. Или даже менее жестокие диктатуры, например Туркменистан, который тоже очень тяжело покинуть. Интересно, как ответят жители этих стран на утверждение о том, что можно просто взять, и уехать?

Вообще, между государствами можно перемещаться только через пограничные пункты, иначе вас будет ожидать насильственное задержание. То есть покинуть государство можно исключительно по навязываемым им силой правилам. А правила могут в любой момент измениться, стать более строгими. За примерами далеко ходить не надо — ещё месяц назад уехать из Афганистана было не сложнее чем из России, а сейчас люди готовы цепляться за шасси самолёта чтобы сбежать от насилия нового стационарного бандита в лице Талибана. Это касается и цивилизованных западных стран, в которых исторически строгий пограничный контроль и паспортно-визовый режим возникли как средство отслеживания перемещения людей во время мировых войн, но не были устранены по их окончанию. Также легально покинуть территорию государства не могут те, кто уже им преследуется.

Ну и в конце концов, находясь в мире, где силовая власть является нормой, вы не сбегаете от насилия к ненасилию, вы сбегаете лишь от одного насильника к другому. То, что вы пересекли границу, ещё ничего не гарантирует. Попав на территорию другого государства, ваша судьба оказывается полностью в руках его правительства. Оно выдвинет определённые условия, и если вы им не соответствуете, то вас задержат и отправят обратно, даже если вы уже социализировались на новом месте. Так, ряд стран возвращает обратно беглецов из Северной Кореи. Не так давно произошёл случай, когда Россия депортировала в Афганистан женщину, бежавшую от талибов, пытавшихся принудительно выдать её замуж. И даже со стран Запада нередко депортировали людей, которым на родине угрожала насильственная расправа, например за их сексуальную ориентацию.

После всех этих аргументов вряд ли можно вообще говорить о том, что от насилия, особенно государственного, можно вот так просто взять, и убежать. В мире стационарных бандитов, обладающих силовой монополией на власть, сделать это крайне сложно, в некоторых случаях и вовсе невозможно. Даже при самом благоприятном раскладе у вас нет выбора жить без силовой угрозы сверху. Насилие находится в фундаменте любой нынешней общественной системы, и это – ещё одна причина, чтобы бороться с ним во всём мире и как с явлением в целом, а не лишь его отдельными формами.

Вопрос Битарху

Битарх, несмотря на то, что я не так давно познакомилась с либертарианством, я уже прочитала о волюнтаризме и поняла, что это именно то, что мне нужно! Как же мне надоело жить среди абьюзеров, мужланов и насильников, что окружают меня сейчас! Поскорее бы уже была изобретена вакцина, уничтожающая способность как-либо инициировать агрессивное насилие, а вместе с этим и наступило бы всеобщее благоденствие! А то меня отец бил, бывший парень тоже бил, а один раз какое-то быдло даже пыталось изнасиловать меня в подворотне! Ну а пока вакцина не изобретена, я хочу попросить тебя о помощи. Битарх, я хочу, чтобы у меня был ребёнок с прочным ингибитором Лоренца, который бы гарантированно никогда не инициировал насилие и вместе с тем мог постоять за себя, как и ты, собственно говоря, тоже. Я женщина не бедная, могу подписать письменный отказ от алиментов, нужно только зачатие от носителя сильного варианта ингибитора Лоренца. А то вокруг две крайности: либо маменькины сынки и мямли, не способные себя защитить, либо альфачи с тестостероном, бьющим через ключ и абсолютно несдержанные в проявлении насилия, а нужно, чтобы было что-то посередине. Согласен? И если да, то сколько стоят твои услуги по зачатию ненасильственного потомства?

Катя Латыш

Рад тому, что вам приглянулись продвигаемые мною идеи и вы считаете необходимым искоренить насилие. Что касается вашей деликатной просьбы — я, к сожалению не могу на 100% гарантировать идеальной генетики со своей стороны. Хоть я и человек ненасильственный, всё же мало ли, вдруг я являюсь носителем рецессивных генов, определяющих слабый вариант ингибитора насилия. Генетического теста для определения вариант механизма Лоренца (ингибитора насилия) пока ещё нет. Да и излишне просить об этом конкретно меня – большинство людей и так ненасильственны, вряд ли я смогу предложить что-то большее, чем они. Вам же просто не повезло пока попадаться на те самые 2% отбитых дегенератов, имеющих крайне слабый вариант ингибитора. Распределение дегенератов может быть довольно неравномерным, и возможно вы оказались в среде с их повышенной концентрацией. Может неплохим решением будет немного сменить окружающую обстановку и ваш круг общения?

Ещё хочу заметить – одним ребёнком ситуацию в целом не исправить. Если у вас есть финансовые ресурсы, может стоит задуматься об инвестициях в биотехнологии, получении соответствующего образования или ещё каком-то способе помочь в искоренении насильственности у дегенератов? Ведь чем раньше получится создать генетический тест на вариант ингибитора насилия и генотерапию для его усиления, тем быстрее проблема масильников будет решена и к вам больше никто не применит насилие. Да и таким образом вы сможете точно гарантировать и ненасильственность своих детей, и то, что они сами никогда не столкнутся с насилием.

Подумайте над этим, если насилие вам настолько неприятно и у вас есть какие-то возможности, может тогда было бы неплохо посвятить свою жизнь борьбе с насилием и приблизить тот день, когда эта проблема будет окончательно решена?

Битарх

Роль насилия в выживании видов и популяций

Волюнтарист, Битарх

Внутривидовому насилию часто приписывается роль механизма, важного в поддержании жизни отдельных популяций и даже целых видов. Например, насилие является инструментом установления иерархии доминирования, исключения из конкуренции слабых особей, распределения ограниченных ресурсов в пользу наиболее сильных и приспособленных членов популяции и т. д. В определённой мере эти утверждения верные, но что точно неверно, так это смотреть на явление насилия в отрыве от других факторов – ошибка, которую часто допускают выдвигая насилие как механизм, работающий во всех случаях одинаковым образом.

Важную роль во внутривидовом насилии играют такие факторы, как врождённая вооружённость членов популяции и возможность избежать насилия с помощью бегства. В том случае, если вооружённость особей довольно слабая, а также популяция не ограничена строгим ареалом обитания (ей есть куда ещё разрастаться) и особи в целом обладают хорошей способностью к бегству, то от внутривидового насилия действительно можно получать определённые выгоды не натыкаясь на недопустимый уровень создаваемых им отрицательных экстерналий. Если кратко – выгоды в таком случае перевешивают потери.

Но всё меняется при усилении вооружённости особей, при ограничении ареала их обитания и если их способность к бегству развита в меньшей степени. Чем сильнее эти факторы выражены, тем больше отрицательных экстерналий будет испытывать популяция – насилие начнёт угрожать её выживанию. Это и заметил в своих этологических исследованиях Конрад Лоренц, который тоже не отрицал положительных аспектов насилия, но при этом учитывал и факторы, способные превратить данное явление в катастрофу. Также он, собственно, описал концепцию механизма, ингибирующего (сдерживающего) внутривидовое насилие. Приведу фрагмент из его книги «Агрессия, или Так называемое зло»:

«Ворон может выбить другому ворону глаз одним ударом клюва, волк может одним-единственным укусом вспороть другому волку яремную вену. Если бы этого не предотвращали надёжные запреты, давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом или укусом. К тому же такие слабо вооружённые существа обладают способностью к бегству, позволяющей им спасаться даже от «профессиональных» хищников, гораздо более искусных в преследовании, поимке и умерщвлении, чем любой сколь угодно превосходящий собрат по виду. Поэтому на воле обычно невозможно, чтобы такое животное причинило вред себе подобному. Вследствие этого нет и селекционного давления, вырабатывающего запрет убийства.»

Из всего этого можно сделать простой вывод – внутривидовое насилие может быть полезно, но лишь до тех пор, пока такие факторы, как вооружённость и неспособность сбежать от насилия не становятся настолько выраженными, чтобы создать слишком много отрицательных экстерналий. И чем сильнее выражены эти факторы, тем больше будет вреда, что в итоге приведёт к селективному отбору в сторону более сильных сдерживателей агрессивного поведения у представителей популяции.

Теперь рассмотрим кратко случай человека. Его врождённая вооружённость довольно слабая, а к возникшей в ходе развития цивилизации и научно-технического прогресса искусственной вооружённости он ещё не адаптировался в полной мере. Но эта вооружённость, как и отсутствие в данный момент возможности значительного расширения жизненного пространства (люди и так расселились почти по всей пригодной для жизни на планете территории), создаёт большую угрозу для выживания человечества. Может для далёких предков человека внутривидовое насилие и было полезно, но с тех пор, как они начали пользоваться искусственным вооружением, ситуация кардинально изменилась. Ещё стоит добавить, что при разговорах о насилии нередко упускаются особенности человека и человеческого общества, отличающие их от животных и животного мира. Насилие крайне отрицательно влияет на психику и поведение человека. Также насилие нарушает экономические взаимоотношения. Это создаёт лишь ещё больше отрицательных экстерналий.

Миф о преимуществе нападающего

Волюнтарист, Битарх

Идею всеобщей вооружённости и вооружённой самозащиты нередко пытаются выставить несостоятельной прибегая к аргументу преимущества нападающего. Какая ведь разница, вооружена жертва, или нет, если нападающий всё равно более подготовлен к стычке, поскольку именно он её спланировал, тогда как жертва ничего не ожидает. Да и вообще мало кто из нападающих будет рисковать столкнуться с более сильным противником, они предпочтут выбирать слабую жертву, а сильную обойдут стороной. У нападающего всегда преимущество, он чаще всего сильнее, а свобода вооружения даст ему лишь больше преимущества, поскольку он сможет свободно вооружиться.

Для начала стоит заметить, что именно ограничение свободы вооружения даёт нападающему преимущество. Запрет работает лишь к законопослушным гражданам. Если брать статистику из США, то 94% массовых расстрелов происходит в свободных от оружия зонах, и 80% из вооружённых преступников получили своё оружие нелегальным путём, чаще всего на чёрном рынке, а не просто купили его в обычном оружейном магазине; кроме того, 57% преступников в большей степени боятся вооружённых граждан, нежели полицейских. Все эти факты прямо указывают на то, что именно регуляция и запрет вооружённости даёт нападающему дополнительное преимущество.

И даже если после этого у нападающего всё ещё остаётся какое-то преимущество над жертвой, в целом это всё равно ничего не решает. Нападающий не может гарантировать себе успех, в наилучшем для него сценарии его шанс на успех лишь выше, нежели у его жертвы. Только вот и риск его провала в случае вооружённости жертвы тоже высок, и он при каждом нападении будет подвергать себя этому риску. Победа в одной индивидуальной стычке не сделает его победителем в целом, вскоре он столкнётся с провалом, который может стоить ему даже собственной жизни. И насильственные преступники составляют подавляющее меньшинство населения, как показывает анализ российской преступности, в худшем случае мы получаем одного насильственного преступника в год на 695 человек (и то это учитывая не только убийства, изнасилования и нанесение серьёзного физического вреда, но и например нанесение побоев). А значит у насильников чисто статистически нет никаких шансов победить вооружённое гражданское население, да и вообще нанести сколь бы то ни было серьёзного вреда обществу.

Права и свободы на насилие быть не может

Волюнтарист, Битарх

На вопрос, имеет ли человек право совершить насилие, у нас есть только один ответ – не имеет! Ни один человек в мире не должен обладать правом инициировать акт насилия по отношению к другому человеку. Но некоторые люди (а чаще всего сторонники авторитарно-консервативных взглядов и силовых методов решения проблем) могут сказать, что это ведь ограничение свободы. Свобода на насилие – это такая же свобода, как и другие свободы, а значит мы сами же себе противоречим и сами же являемся авторитаристами, которые хотят принудительно навязать всем единый сценарий жизни.

Довольно неадекватная по своему сути манипуляция, в которой игнорируется тот факт, что насилие приводит людей к лишению свободы. То есть, когда один человек инициирует акт насилия по отношению к другому человеку, он тем самым лишает его свободы. Соответственно, насилие – это несвобода. Право же на насилие – это право лишать людей свободы. А вот устранение насилия, стремление к его полному искоренению как явления в целом – это устранение фактора, который приводит людей к несвободе. И никакие словесные манипуляции не изменят сути явления насилия!

Самозащита и ингибирование насилия

Волюнтарист, Битарх

Немаловажным вопросом является то, как самозащита вписывается в концепцию механизма Лоренца (МЛ)/механизма ингибирования насилия (VIM). С рациональной точки зрения сдерживание насильственности – вещь хорошая и полезная. Но не будет ли человек, у которого сильно выражен МЛ/VIM, неспособным защитить себя от непосредственной угрозы насилия?

К сожалению я пока что не смог найти конкретных исследований, связывающих самозащиту и концепцию МЛ/VIM. В дальнейшем я постараюсь подробнее изучить нейрофизиологические аспекты самозащиты и совместить их с такими же аспектами ингибирования насилия. Однако я сейчас выдвину предположение о такой взаимосвязи исходя из эволюционных аспектов развития МЛ/VIM, от чего можно будет отталкиваться в её дальнейшем исследовании.

По теории Конрада Лоренца, ингибитор наиболее явно выражен у тех видов, представители которых обладают сильной врождённой вооружённостью и не имеют статистически значимой возможности избежать насилия бегством. Эти два фактора оказывают эволюционное давление на усиление МЛ/VIM, поскольку они создают угрозу выживанию вида. И как же эволюция справилась с этой угрозой? Всё не так уж сложно. Неагрессивные представители популяции сталкиваются со внутривидовым насилием только тогда, когда на них нападают. А вот агрессивные особи сами же инициируют насилие. Из-за этого в насильственные стычки они попадают куда чаще, а значит и чаще других особей погибают, не передавая свой генетический материал следующему поколению. Таким образом насильственность отсеивается, а вот сильный вариант ингибирующего насилие механизма лишь закрепляется.

Но для закрепления ненасильственности необходимо чтобы жертвы насилия могли защитить себя при непосредственном нападении используя свою вооружённость. Иначе жизни агрессора ничего не будет угрожать, а погибать уже будут менее агрессивные особи, что приведёт к обратному эффекту, а в конечном итоге и вовсе к вымиранию вида (если только его представители в качестве альтернативы не выберут бегство, как это например делают хомяки, разбегаясь совершив лишь несколько взаимных укусов). Но раз мы всё ещё наблюдаем в природе сильно вооружённые виды, представителям которых несвойственно бегство от внутривидовой агрессии, а также мы наблюдаем у них сильно выраженный МЛ/VIM, то значит жертвы насилия всё же могут использовать свою вооружённость для самозащиты от агрессоров.

Как это может работать? Непосредственная угроза насилия приводит к защитной реакции со стороны жертвы, что может ослабить у неё работу ингибитора насилия на небольшой промежуток времени. Как только непосредственная угроза минует – всё возвращается в норму. При этом исключается возможность ослабления ингибитора до того состояния, чтобы пострадавшая особь стала способной на инициацию насилия уже со своей стороны. В ином случае продолжала бы существовать угроза выживанию многих видов, поскольку количество насильственных особей в их популяциях в результате совершаемых актов насилия не сокращалась, а то и возрастала бы, ведь жертвы становились бы новыми насильниками.

Самозащита является допустимой и эволюционно-оптимальной стратегией в искоренении насильственности в популяции. И человека это не обходит стороной. Если всё вышесказанное выше верно, то и человек должен быть способен на самозащиту при непосредственном нападении, когда существует угроза его жизни, даже в случае наличия у него сильного варианта ингибитора МЛ/VIM. При этом он не будет способен на инициацию насилия вне ситуаций, непосредственно угрожающих жизни, поскольку это уже будет относиться к другим, успешно ингибируемым видам насильственного поведения. Также добавлю, что всё это указывает на реалистичность эволюционных стратегий борьбы с насилием и его искоренения, основанных на вооружённой самозащите при непосредственном нападении разного рода агрессоров.

Важность борьбы с насилием

Волюнтарист, Битарх

В связи с недавней годовщиной совершения Андерсом Брейвиком террористических актов в Норвегии, я бы хотел напомнить о важности борьбы с насилием. Подобное трагическое событие хоть и не является катастрофой мирового масштаба, однако страшно представить, что нам могут преподнести будущие Брейвики, особенно учитывая, какие плоды научно-технического прогресса могут оказаться в их руках. Возможно это будет очередной расстрел, что очень плохо, однако лично вас скорее всего никак не коснётся. А возможно такой человек решит воспользоваться каким-то высокотехнологическим средством, чтобы нанести людям как можно больше урона, например соорудит грязную бомбу, выпустит неизвестный ранее штамм очень опасного и смертельного вируса – сценарий, который я описывал в материале «Реальность вирусной угрозы», или воспользуется ещё каким-то неизвестным для нас сейчас крайне разрушительным средством.

Но способность совершить насилие не является нормой для человека. Наоборот – 98% людей испытывают отвращение по крайней мере к жестокому насилию, и совершает всё жестокое насилие как раз не более 2% людей. Это обусловлено тем, что естественной частью человеческой природы является механизм ингибирования насилия (механизм Лоренца (МЛ) по теории Конрада Лоренца или VIM по модели Джеймса Блэра). Человек с сильным вариантом МЛ/VIM никогда не сможет совершить насилие. Совершают его только те, кто страдает патологией ингибитора насилия. Насильственность – патологическое состояние. А значит и бороться с ней нужно соответствующим образом.

Если бы насильственные склонности в достаточной мере замечали ещё в детстве, когда человек вряд ли может принять решение намеренно скрывать их до того времени, когда можно будет устроить теракт, или же если бы в обществе практиковалось массовое тестирование на определение врождённого варианта МЛ/VIM, как в том же детстве, так и при ведении взаимоотношений с людьми во взрослой жизни, а после к тем, у кого была обнаружена патология МЛ/VIM, применялось генотерапевтическое лечение – многих терактов, как и многого насилия в целом, можно было бы избежать.

Возможно, в прошлом мы для этого не имели достаточной научно-технической базы. Но сейчас пришло время, биотехнологии и генотерапия развиваются стремительными темпами. И сейчас ещё не поздно начать бороться с насилием, чтобы избежать катастрофического сценария в будущем и наконец-то полностью избавить человеческое общество от патологической насильственности. Разве кто-то хочет появления нового Брейвика, да и ещё куда более вооружённого?

Неидеальные люди и общественный идеал

Вы в своих постах нередко заявляете, что при анкапе все люди (или большинство) будут не склонны к насилию (а склонных можно будет “перепрошить”), что позволит построить свободное от насилия общество. Но погодите! Ведь при идеальных людях можно строить идеальное общество на основе почти любой идеологии – да хоть коммунизм в его ранних идеализированных представлениях. Любая же современная общественная структура строится, исходя из факта, что люди почти всегда неидеальны – эмоциональны, глуповаты, агрессивны, жадны, трусливы и так далее – и общественный строй должен обезвреживать людские недостатки. Каким образом может существовать анкап в обществе неидеальных людей, если даже сейчас преступники достаточно глупы, чтобы воровать иногда прямо под камерами, а при отсутствии общепризнанной полицейской силы они вконец оборзеют и их отлов/отстрел силами ЧОПов станет затруднён из-за массовости преступности и перегрузки судов? Не приведёт ли это к быстрому скатыванию общества в дикое состояние, когда даже адекватные люди вынуждены быть в вечном состоянии войны против всех?

Анонимный вопрос

Вы правы, из идеальных людей можно много чего построить. Именно поэтому Битарх с Волюнтаристом – авторы регулярно появляющихся на этом канале постов о построении ненасильственного общества – не заморачиваются построением именно анкапа, для них экономическая модель второстепенна, и отсутствие центральной власти второстепенно, а первостепенная ценность именно ненасилие, в его узком понимании отсутствия физического принуждения.

Доктрина анархо-капитализма предполагает, что человеческая склонность к физическому принуждению не претерпит серьёзных изменений. Единственное, что требуется для её торжества – это появление критической массы технологий, делающих децентрализованное производство и торговлю более экономически выгодными, чем централизованное – это если мы исходим из позиций материализма, где бытие определяет сознание, а базис надстройку. Если же мы полагаем, что, напротив, сознание формирует бытие, то для торжества анкапа требуется критическая масса людей, для которых идеи либертарианства имеют значимую ценность. Мне, по сути, без разницы, с какого конца грызть этот батон, он с обоих концов одинаково вкусный.

Когда децентрализованные технологии доминируют в быту, это означает, что убер-полиция приедет быстрее, а обслужит дешевле и качественнее, чем наряд полиции от МВД, а потому МВД проиграет экономическую конкуренцию за клиента и сдохнет. И если люди воруют прямо под камерами, то децентрализованные технологии скорее обеспечат возможность прямо под этими же камерами выписывать им штраф. А если они вместо этого помашут в камеру ручкой и заявят, что я, дескать, беру этот автомобиль в аренду, то вместо непропорционально большого штрафа с них в пользу хозяина авто будет списываться скромная арендная плата. А может, я говорю глупости, и рыночек порешает как-то иначе.

Когда либертарианские идеи доминируют в обществе, то даже в условиях технологически обусловленной централизации большого количества производств люди всё равно будут сравнительно выше ценить фриланс или подобные фрилансу отношения, и владельцу производства придётся подстраиваться под этот запрос, если он желает обеспечить себя рабочей силой. Люди будут наниматься в полицию, но всё равно рассматривать свой патрульный экипаж как автономную предпринимательскую единицу, с собственными постоянными клиентами и обязательствами перед ними, значащими куда больше, чем формальная субординация в полицейском управлении.

Самое страшное для либертарианства – это повышение эффективности централизации насилия. В середине 20 века такая эффективность была максимальной, человечество воевало многомиллионными армиями, а для построения либертарианского общества не было ни малейших перспектив. Сейчас уже стотысячная армия считается крупной, и хочется верить, что разукрупнение пойдёт и дальше ускоряющимися темпами. Дешёвое и эффективное децентрализованное насилие, крайне плохо масштабирующееся при увеличении численности вовлечённых лиц или вложении дополнительного капитала – это ровно то, что требуется для того, чтобы даже в случае возникновения вооружённых конфликтов они быстро гасли без дальнейшей эскалации.

Как видите, совсем не обязательно предаваться пустым мечтам о том, как чипирование сделает всех лапочками и душками. Можно вместо этого предаваться пустым мечтам о том, как лапочками и душками всех сделает тотальная вооружённость ручным оружием, эффективно и по возможности безболезненно выводящим человека из строя, но имеющим низкую летальность. Ну а в свободное от пустых мечтаний время я предпочитаю строить локальное либертарианское сообщество, где все необходимые навыки взаимодействия между людьми приобретаются простой привычкой – и эти привычки будут очень сильно входить в конфликт с привычками повиноваться государству или иной централизованной силе.

Левиафан никому не нужен. Гоббсу грустно.

Врождённая мораль неагрессии – отношение к моральному реализму и этическому интуиционизму

Волюнтарист, Битарх

Не так давно я рассматривал вопрос морали в контексте концепции механизма ингибирования насилия (VIM) – когнитивного механизма, который сдерживает насильственное поведение у человека. Здоровый человек, не страдающий дисфункцией VIM, неспособен на совершение актов насилия по отношению к другим людям. Проявление непосредственного жестокого насилия успешно ингибируется (сдерживается) у более, чем 98% людей. Способность к совершению насилия является отклонением и патологией, а не нормой человеческой природы.

В рамках этой темы особенный интерес вызывает вопрос способности человека к различию проступков морального и социального (обычного) характера (moral/conventional distinction). Моральные проступки состоят в нанесении человеку вреда, тогда как социальные проступки – в нарушении обусловленных норм. Избиение, например, конечно же будет моральным проступком, а вот уход ученика из класса без разрешения учителя – всего лишь проступок обычного характера.

Когда человек сталкивается с опытом, демонстрирующим ему моральные проступки, то сигналы бедствия со стороны их жертв, такие как грустное выражение лица или плач, приводят к активации VIM и возникновению у него реакции отторжения. У человека вырабатывается ассоциация морального проступка с сигналами бедствия и последующим отторжением, в результате чего он становится способным понимать и определять моральные проступки анализируя те или иные действия.

Такая ассоциация не возникает в случае социальных проступков, так как те изначально не приводят к активации VIM у человека. И люди с дисфункцией VIM, например психопаты, не могут понять разницы между моральными и социальными проступками, ведь с нейрофизиологической точки зрения для них её действительно нет – они эти проступки воспринимают одинаково, а точнее моральные проступки воспринимаются ими так же, как и социальные.

То, что психопаты и люди с насильственными склонностями действительно не способны понимать это различие – факт, подтверждённый огромным количеством свидетельств и исследований. Вспомним и тот факт, что насильственность – отклонение от нормы естественного человеческого поведения. Фактически, мораль неагрессии является биологически предопределённой для человека, о чём мы узнали проведя исследование человеческой природы. Таким образом, эту мораль можно отнести к моральному реализму.

Но на этом мы не закончим, поскольку стоит упомянуть ещё об одном – человек с функционирующим VIM (что, как уже говорилось, норма человеческой природы) станет способным распознавать проступки морального характера, а значит у него выработается и соответствующая мораль неагрессии абсолютно независимо от того, знает ли он вообще что-либо о своей собственной природе. Если он не знаком с концепцией VIM и понятием морального проступка – мораль неагрессии будет восприниматься им как нечто интуитивное, понятное само по себе. У подавляющего большинства людей это интуитивное понимание совпадёт и по вопросу насилия они сойдутся к единой позиции о том, что совершать акты насилия недопустимо, не проводя никаких исследований и не пытаясь сформировать какие бы то ни было логические выводы (насильственные взгляды же будут исходить только от насильственного меньшинства). Такое всеобщее интуитивное понимание морали относится к моральному (или этическому) интуиционизму.

Как мы видим, врождённая мораль неагрессии – это одновременно и объективный факт человеческой природы, относящийся к моральному реализму, и интуитивно понятная норма, относящаяся к этическому интуиционизму. Конечно, мы можем видеть, что второе исходит из первого, то есть интуитивное понимание человека исходит от его объективной биологической природы. А значит врождённая мораль неагресии попросту объединяет данные подходы к морали, одновременно соответствуя обоим из них и выводя один из другого.

Насилие и культурное влияние

Волюнтарист, Битарх

Исходя из рассматриваемой нами концепции ингибитора внутривидового насилия (механизма Лоренца (МЛ), как мы его называем ввиду соответствующей теории Конрада Лоренца, а также механизма ингибирования насилия (VIM) по модели Джеймса Блэра) мы получаем, что способность человека совершить насилие по отношению к другому человеку является отклонением, состоящим в нарушении работы врождённого МЛ/VIM. Таким образом, насильники являются людьми, страдающими генетической и нейрофизиологической патологией [1]. Этой концепции можно противопоставить аргумент о том, что уровень насилия в человеческом обществе, начиная с самого появления человека и заканчивая современностью, снижался темпами, абсолютно несопоставимыми со скоростью закрепления признаков в популяции в результате естественной биологической эволюции. Также при разных общественных порядках наблюдается разный уровень насилия. Я не буду спорить с верностью таких утверждений, однако приведя два аргумента докажу, что концепцию МЛ/VIM они не опровергают.

Первое, что стоит понимать – человек со слабым или дисфункциональным вариантом МЛ/VIM необязательно должен совершить насилие. Хорошее воспитание, отсутствие провоцирующих насилие обстоятельств, присутствие обстоятельств, сдерживающих его, хоть и не устраняют полностью, но в определённой мере снижают такой риск. Совместим это с фактом того, что насилие совершается меньшинством людей. Военные свидетельства показывают, что лишь до 2% людей не испытывают сопротивления к убийству (а война является сильно провоцирующим на насилие обстоятельством). Анализ преступности в Российской Федерации определил, что при наихудшем возможном раскладе (а в действительности он может быть и лучше) в среднем на 695 человек объявляется лишь один новый насильник в год, совершивший насильственное преступление не слабее нанесения побоев.

Если обстоятельства среды изменятся так, что, например, в год вместо одного человека на 695 людей совершать насилие начнут двое, то и уровень насилия в обществе вырастет минимум в два раза, а скорее всего куда больше, поскольку те, кто ранее уже совершал насилие, могут начать совершать его чаще. Последствия будут значительными. Однако насилие всё ещё будет исходить от подавляющего меньшинства людей, так что наблюдение таких изменений не опровергает концепцию МЛ/VIM.

Перейдём теперь к эволюционному аргументу. В естественных условиях биологическая эволюция действительно очень медленный процесс. Однако её можно ускорить с помощью искусственной селекции. И культурное влияние тоже может приводить к такой селекции, поскольку оно искусственно изменяет социальную и физическую среду, в которой происходит генетический отбор. Это называется двойной наследственностью или генно-культурной коэволюцией.

Классический пример – выработка переносимости лактозы, к которой привело развитие молочного хозяйства, произошедшее всего лишь приблизительно 5000 лет назад. Другой пример: в 800-1700 годах в культуре еврейского этноса ашкеназы практиковалось ограничение занятости теми профессиями, которые требуют высокого уровня интеллекта, что создало селективный отбор в пользу обладающих им людей. Вместе с генетической изоляцией этноса это предположительно привело к высоким показателям IQ, а также и к ряду наследственных генетических заболеваний у его представителей. Кроме того, в результате территориальной экспансии во второй половине прошлого тысячелетия появились смешанные расы. И даже последствия урбанизации и индустриализации, начавшихся 200-300 лет назад, уже приводят к измеряемым генетическим изменениям [2].

Аналогичным образом культурное влияние может приводить к усилению МЛ/VIM. Растущая культурная неприемлемость насилия создаёт селективный отбор в пользу менее насильственных людей, тогда как насильники всё сильнее отсеиваются. Культура действительно оказывает влияние на уровень насилия в обществе, но это не противоречит, а то и вписывается в концепцию МЛ/VIM.

Источники:

  1. https://panarchy.ru/2021/07/12/анализ-внутривидового-насилия-как-яв/;
  2. https://www.ncbi.nlm.nih.gov/books/NBK210012/.