Как корпоративные психопаты влияют на условия труда и долгосрочный успех компании

Волюнтарист, Битарх

В бизнесе с быстрой текучестью кадров и относительно поверхностной оценкой черт личности работников при их назначении на различные должности нередко возможность продвигать себя получают бессовестные и лживые корпоративные психопаты. А такие их характеристики, как ультра-рациональность и отсутствие эмоционального беспокойства и эмпатии к другим работникам могут даже поначалу казаться полезными в деятельности, нацеленной на получение прибыли. Впрочем, в долгосрочной перспективе действия корпоративных психопатов способны привести к катастрофическим последствиям.

Начнём с того, что многие работники психологически не выдерживают быть их подчинёнными. При психопатичных менеджерах значительно увеличивается текучесть кадров. Также из-за них в компании снижается уровень кооперации между разными отделами. Например, психопатичные менеджеры могут приказать работникам не взаимодействовать с другими отделами каким-либо образом, кроме как через их посредничество. Это делается, чтобы скрыть мошеннические схемы, которые они осуществляют. Ещё одной чертой управления корпоративных психопатов является травля и запугивание подчинённых с целью включить их в свои схемы, а также принудительное увольнение всех, кто не согласен безоговорочно им подчиняться.

При этом для высшего руководства, как бы это контринтуитивно не звучало, психопатичные менеджеры кажутся отличными работниками, ведь они хорошо справляются со снижением денежных расходов компании. Разумеется, на самом деле это не их заслуга, они присваивают её у других менеджеров, которых принудили к участию в своих схемах. Они хорошо справляются с тем, чтобы обманывать высшее руководство и скрывать травлю, которой занимаются по отношению к своим подчинённым.

Конечно, в долгосрочной перспективе подобные манипуляции и создание невыносимых условий труда только причиняют вред. Как считается, именно корпоративные психопаты зачастую являются причиной банкротства компаний. Хорошие люди с навыками и талантами под их руководством увольняются, этическая репутация компании падает, качество продукции снижается, из-за чего теряются клиенты. Также обманным путём и манипуляциями корпоративные психопаты получают должности, для которых они не годятся, при этом ради своих личных интересов они «затыкают рот» действительно опытным работникам.

В исследованиях часто приводится пример американского кризисного менеджера Альберта Данлопа, специализировавшегося на «спасении» компаний, которое состояло в приведении их в пригодный для продажи вид, полностью игнорируя их будущее. Как считают многие исследователи, он был психопатом. На Уолл-стрит он был известен за свой безжалостный и запугивающий подход к сокращению расходов и бессердечное безразличие к увольнению сотрудников. Став генеральным директором компании «Scott Paper», он избавился от активов на сумму около 2 миллиардов долларов, уволил треть работников, и через год успешно продал её конкуренту. Но эта компания оказалась уже нежизнеспособной, её главный офис был закрыт. В итоге работу потеряли около 11 тысяч человек. Данлоп же остался со 100 миллионами долларов выходного пособия. Схожим образом Данлоп поступил с компанией «Sunbeam». Через год его управления компания отчиталась об огромном повышении продаж и её акции выросли на 50%. Однако позже выяснилось, что это было обманом. В самом начале Данлоп создал впечатление, будто компания несёт огромные убытки, чтобы позже казалось, что её положение резко изменилось в лучшую сторону. В итоге за мошенничество он попал на скамью подсудимых, а компания обанкротилась.

Руководители, в личности которых прослеживаются черты психопатии, такие как безжалостность и бессердечность, создают невыносимые рабочие условия, и в преследовании сугубо личной выгоды могут даже уничтожить компанию. Таких индивидов стоит опасаться, они никогда не должны получать руководящие должности, по крайней мере пока не пройдут терапию, исправляющую дисфункцию механизма ингибирования насилия, из-за которой они и являются безжалостными психопатами.

Сетевое государство – всё!

Итак, это свершилось. Последняя, она же ключевая, глава Сетевого государства переведена. В ней Баладжи подробно разъясняет:

  • Что такое сетевое государство (это Монтелиберо, получившее дипломатическое признание от Сальвадора);
  • Что будет, если выкинуть из определения сетевого государства одну из частей (в большинстве случаев оно сломается, но если выкинуть пункт о необходимости диктатуры основателя сетевого государства, то будет даже лучше – условно говоря, Биткоин вместо Эфириума);
  • Что цифра проникает во всё, бороться с этим невозможно, а сетевое государство – это как раз способ возглавить процесс, вместо прямой борьбы с цифровым гулагом от централизованных национальных государств;
  • Что стартап-сообществу, если оно претендует на развитие, необходим высокий уровень внутреннего доверия, а приятными бонусами будут наглядные демонстрации сплочённости (например, МТЛ-фест) и отсутствие публичных срачей;
  • Что токеномика – это круто (но Баладжи зацикливается на внутренней валюте сообщества, хотя как раз собственная расчётная единица – дело десятое, куда важнее сам принцип публичной фиксации денежных и социальных обязательств);
  • Что крайне важно выцыганить первое дипломатическое признание от кого угодно, хоть от Науру, а дальше будет уже проще;
  • Ну и накидывает разных технологических идей по связи офлайна с онлайном, по которым чувствуется, что человек мыслит, исходя из парадигмы изобилия капитальных благ – порадуемся же за него.

Если кто-то ещё не брался за книжку, то теперь самое время. Делать из неё аудиокнигу я большого смысла не вижу – слишком много внешних ссылок, многие из которых довольно интересно просматривать. По этой же причине маловероятно изготовление текста в формате epub – всё равно такую книгу надо читать, будучи онлайн, и желательно в браузере. Автор обещает периодически дополнять книгу. Если кто-то будет следить за обновлениями, присылайте мне ссылки на новые куски текста, буду актуализировать перевод.

Ну а пока – всем спасибо за долгое ожидание, теперь канал официально выходит из отпуска. Надо будет прошерстить, не накопилось ли каких интересных вопросов от читателей, написать новую статью для Ежа, ну и с переводами Мака и Молинью пора бы уже заканчивать, сколько можно.

P.S. Читатели оперативно сгенерировали pdf. Он не без косяков – внутренние сноски в нём стали внешними ссылками – но в целом для чтения вполне пригоден.

Почему физические «наказания» к детям абсолютно недопустимы

Волюнтарист, Битарх

Так называемые физические (телесные) «наказания» или порка – варварская практика применения насилия к детям с целью изменить их поведение. К сожалению, всё ещё существуют родители, считающие такую практику допустимой, а то и абсолютно нормальной. Также она поддерживается некоторыми общественными деятелями ультраконсервативных и авторитарных взглядов, например, американским психологом Джеймсом Добсоном. Как он считает, одних мягких методов воспитания недостаточно – их необходимо смешивать с причинением детям боли за неподчинение и оспаривание авторитета родителей, поскольку это лучший метод предотвращения плохого поведения. Кроме того, авторитарное воспитание детей, по его мнению, должно способствовать сохранению общественного порядка и предотвращению социальных волнений наподобие тех, которые происходили в США в 1960-х годах. Наверняка большинству людей позиция Добсона покажется крайне жестокой, вводящей в заблуждение, варварской, неадекватной, а то и вовсе бредовой. Впрочем, мы всё же рассмотрим конкретные аргументы против применения насилия к детям.

В первую очередь необходимо отметить, что телесные «наказания» попросту не работают. Мы намеренно пишем в кавычках, поскольку жестокие родители используют слово «наказание» для маскировки своего насилия, чтобы избежать обвинений в том, что они открыто поддерживают причинение вреда детям. Так вот, вместо установления родительского авторитета порка лишь демонстрирует родительскую слабость и эмоциональный срыв. Также анализ 75 исследований, проведённых на 161 тысяче детей, демонстрирует, что физические «наказания» не устраняют нежелательное поведение, но и приводят к 14 значительным негативным последствиям:

– Ухудшению способности к моральным рассуждениям;
– Повышенной детской агрессивности;
– Повышенному антисоциальному поведению;
– Усилению деструктивного или вредного поведения, направленного на других людей или предметы;
– Усилению симптомов тревожности или депрессии;
– Проблемам с психическим здоровьем ребёнка;
– Ухудшению отношений между родителями и ребёнком;
– Снижению когнитивных способностей и ухудшению успеваемости;
– Снижению самооценки;
– Большей вероятности стать жертвой физического насилия;
– Антисоциальному поведению во взрослом возрасте;
– Проблемам с психическим здоровьем во взрослом возрасте;
– Проблемам со злоупотреблением алкоголем или наркотиками во взрослом возрасте;
– Поддержке насилия к детям во взрослом возрасте (здесь будет уместно ещё раз вспомнить о Добсоне, которого тоже в детстве избивали).

Последствия физических «наказаний» являются аналогичными тем, которые возникают ввиду травмы, вызванной некоторыми другими типами детского опыта – физическим и эмоциональным насилием, пренебрежением, сексуальным насилием, домашним насилием и наличием психических заболеваний в семье. Также исследования показали, что, когда дети сталкиваются с вредным опытом, они становятся сверхчувствительными к эмоциональным реакциям других людей, так как некоторые из них, например, злость, начинают ассоциироваться с последующими плохими действиями. У детей, подвергшихся физическим «наказаниям», мозг начинает работать тем же образом, что и у детей, подвергшихся другим формам насилия. Кроме того, негативный детский опыт может увеличивать риск возникновения некоторых физиологических проблем, например, ухудшения мышечного метаболизма.

Наконец, некоторые исследователи считают, что карательная политическая позиция, включая одобрение войны как инструмента национальной политики и смертной казни, является последствием насильственного воспитания. Те, кого в детстве избивали, запугивали и пристыжали родители, и кто не справился с соответствующими психологическими проблемами с помощью психотерапии, склонны переносить свой детский гнев на политические взгляды и другие группы людей. Существует мнение, что широкая практика жестоких методов воспитания детей в Германии начала 20-го века сыграла немалую роль в последующем росте количества сторонников нацистских взглядов.

Внутренняя динамика либертарианских сообществ

Сейчас будет длиннотекст из трёх частей. Он писался по заказу Соза, за донат в 50 EURMTL. Работа заняла почти целый месяц. Для обычных вопросов с приложенными донатами это неприлично много, но, помнится, во времена, когда Битарх ещё не публиковался сам у меня на канале, а заказывал мне написание лонгридов, темпы были сопоставимыми. Увы, у меня с трудом получается удержать в голове большие замыслы, поэтому с увеличением объёма задачи время работы над ней возрастает явно в нелинейной пропорции: до пары дней на пост телеграмного формата, месяц на лонгрид, полтора года на книжку в 84 страницы…

Задача от заказчика формулировалась не слишком чётко, но сводилась к созданию и подаче примирительного нарратива для сообщества Монтелиберо, испытывающего сейчас внутренние трения из-за различий в подходах к достижению целей движения.

Мне показалось уместным несколько расширить тему, но не настолько, чтобы итоговые рецепты были неприменимы к конкретному сообществу.

Часть 1. Почему либертарианцы не любят контракты?

Бытует мнение, что либертарианцы обожают контракты и чуть ли не молятся на них. Это не так. Либертарианцы в массе своей имеют довольно заурядную систему ценностей, и потому контракты не любят. А любят они, как и все нормальные люди, обстановку открытости и взаимного доверия. Тот же, кто заявляет об обратном, скорее всего, когда-то тоже её любил, но его доверие обманули.

Что такое доверие? Это убеждённость в том, что контрагент будет искренне отстаивать твои интересы, а если они войдут в противоречие с его собственными, то всё равно станет по возможности учитывать твои, и если потребуется, то порой поступаться своими. Открытость же означает, что контрагенты сообщают полные и достоверные сведения о своих интересах и прочих относящихся к предмету взаимодействия фактах. Как такое не любить?

Именно поэтому либертарианцы предпочитают собираться в сообщества. В кругу людей, разделяющих общие ценности, доверие обычно выше, а если эти ценности либертарианские, то – особенно в деловых вопросах – взаимное доверие может на посторонний взгляд и вовсе граничить с наивностью.

Контракт же – порождение взаимного недоверия. Изволь точно изложить, что будешь от меня требовать и что готов дать мне взамен, и какие у нас есть инструменты, чтобы принудить друг друга к соблюдению написанного. Да ещё уточни значение терминов, чтобы на суде не всплыло, что ты имел в виду совсем не то, на что мне намекал…

Не то чтобы либертарианцы вовсе пренебрегали контрактами, заключая сделки между собой, но обычно это просто краткое резюме общения в чатике, чисто чтобы не забыть: я занимаю столько-то, на такой-то срок, под такой-то процент, выплаты равными долями ежемесячно по первым числам. Чем выше доверие, тем больше нюансов остаётся за бортом.

Доверие в сделках и возможность положиться на людей в том, что они будут отстаивать твои интересы – это огромная драгоценность, поскольку сводит транзакционные издержки к ничтожному минимуму, а значит, обеспечивает максимальную рыночную эффективность. Но эта драгоценность, к сожалению, очень хрупка.

Доверие может разрушить мошенник. Это весьма банальный риск, и он частично купируется простым стажем нахождения в сообществе. Чем дольше мошенник вынужден поддерживать безупречную репутацию, чтобы втереться в доверие, тем более крупная сделка ему требуется, чтобы кинуть в ней контрагента и в конечном итоге всё-таки остаться в прибыли.

Но доверие может разрушить и душнила. Тот, кто в либертарианском сообществе будет требовать как можно более детального контракта, а потом ещё и начнёт настаивать на том, чтобы он был соблюдён до буковки – это отвратительный контрагент. Он буквально позиционирует себя, как чужого, говорит, что вы все подозрительные типы и готовы кинуть любого при первой возможности. Поэтому вот десять страниц мелкого текста на зубодробительном юридическом наречии, теперь идём нотариально заверим, а вот тут у нас прописан государственный суд, а вот тут указана пеня за просрочку, и прочая, и прочая.

Поэтому либертарианские сообщества склонны отторгать и мошенников, и буквоедов, стремясь сохранить невинную простоту доверительных отношений. Но последовательное отторжение тоже требует сознательных и неприятных усилий. Мошенник может быть обаятелен, и если он не кинул лично тебя, возникает соблазн продолжать с ним приятельствовать. Душнила может быть крепким профессионалом, и это даёт стимул его терпеть, несмотря на весь дискомфорт от общения.

Поэтому в реальных либертарианских сообществах редок полный остракизм. Обычно участник сообщества, вызывающий отторжение, просто оттесняется на периферию. Там он может либо перестроить своё поведение и со временем вернуться ближе к ядру, либо оставаться в невнятном статусе частичного изгоя, либо покинет сообщество уже по собственному желанию. Так что к проблемам с отдельными людьми либертарианские сообщества довольно устойчивы, и на обстановку доверия они не оказывают заметного влияния. Зато куда более опасно другое явление. Раскол.

Часть 2. Почему либертарианцы не любят корпорации?

Бытует мнение, что мир победившего либертарианства – это война корпораций. Прочитав первую часть, легко можно заключить, что и это не так. Но не всё так просто.

Сообщества, участники которых разделяют либертарианские ценности, способны иметь очень высокий уровень внутреннего доверия. Однако обычно у либертарианских сообществ есть не только ценности, но и цели. Их участникам не нравится внешний мир, где довольно плохо со свободой, и они стремятся как-то объединить усилия участников сообщества, чтобы повлиять на внешний мир и сделать его свободнее. Это благородное стремление, увы, способно привести к довольно печальным результатам.

Для того, чтобы превратить сообщество в движение – то есть побудить участников сообщества к достижению некой цели – эта цель должна быть либо быстро и проверяемо достижимой, хотя бы даже ценой серьёзных усилий (например, движение за отмену какого-нибудь репрессивного закона), либо легко разбиваться на этапы, очевидным образом приближающие к конечной цели (например, движение за вступление в ЕС, для чего есть чеклист с требованиями).

Однако может оказаться и так, что цель выглядит соблазнительно, но страдает отсутствием конкретики в реализации (например, сделать Черногорию свободной страной). В этом случае вокруг цели может, например, возникнуть сразу несколько движений, различающихся представлением о том, как именно эта цель достигается. Например, часть сообщества решает сосредоточиться на политических преобразованиях в Черногории, а часть на строительстве независимой от государства экономики. А ещё часть заявляет, что не желает придерживаться предложенной цели, и её устраивает просто жить в соответствии со своими ценностями (то есть оставаться просто сообществом).

Ситуация усугубляется, если та или иная деятельность движения со стороны выглядит не то что не приближающей к декларируемой цели, но и вовсе ей противоречит. Например, если целью является свободное общество, то любые регуляции коммуникаций и деловых отношений легко можно объявить противоречащими конечной цели, даже если они выполняют важную тактическую задачу снизить градус конфликта в споре или улучшить координацию в рабочей группе.

Добавим сюда естественное обособление участников одного движения от участников другого движения – и вскоре мы непременно увидим, что уровень доверия между несколькими движениями в рамках одного сообщества снизился, несмотря на сохраняющееся единство базовых ценностей.

Это обособление ещё больше усиливается, если движение оформляется в корпорацию. Была просто координация людей, объединённых целью, а стали процедуры управления, делегирование полномочий, постановка задач рабочим группам, учёт и контроль – в общем, знакомые всем нам приёмы для того, чтобы сделать деятельность эффективнее.

На фоне подобного усложнения первичного сообщества те, кто пытается вернуться в счастливое прошлое, критикуя настоящее, воспринимаются как унылые ретрограды, отрицающие любое движение к цели.

Итак, сравнительно однородное сообщество не может согласованно двигаться к сколь-либо сложной цели. Но при появлении в нём структур для достижения сложных целей оно, во-первых, всё равно не может целиком согласованно куда-либо двигаться, а во-вторых, ещё и теряет атмосферу доверия. Что делать?

Часть 3. Как либертарианцам соблюсти баланс доверия и эффективности?

Снаружи довольно легко определить, насколько велико в сообществе внутреннее единство устремлений. Если в нём спорят о фундаментальных вопросах, значит, никакого единства нет. Это просто дискуссионная площадка, сообщество, объединённое ценностью дискуссии как таковой, а не её предмета. Если же споры идут по мелочам, значит, по базовым вещам согласие давно достигнуто, оно даже не обсуждается. Это не делает, впрочем, споры из-за мелких частностей менее смешными и потенциально менее разрушительными.

Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело. Лучший путь к расколу сообщества – звериная серьёзность в мелочах (вспомним душнилу из первой части). Подспудно понимая некоторую комичность своей позиции, спорщик в полемическом угаре начинает обвинять оппонентов в нарушении уже базовых ценностных принципов. Тем самым давая понять, что воспринимает оппонентов как чужаков, непонятно как затесавшихся в сообщество.

Поэтому первое правило для либертарианского сообщества, не желающего расколов – тут все либертарианцы. То есть согласны между собой насчёт базовых принципов своей идеологии.

Второе правило развивает первое: не стоит требовать от других идеологической чистоты. Можно назваться не просто либертарианцем, а агористом. Можно собрать вокруг себя кучку агористов. А вот заявлять другим либертарианцам, что, мол, вы не агористы, а потому латентные этатисты – дурная идея.

Третье правило обобщает второе: излишняя детализация вредна. Чем более детально проработано какое-то описание, какой-то договор, какой-то устав, какие-то правила – тем больше вероятность того, что реальность не впишется в описание, правила будут нарушены, устав будет трактоваться, исходя из сиюминутной выгоды. Хороший документ – краток, образен и стремится запечатлеть именно дух того, что хотелось высказать.

Четвёртое правило развивает третье: союз лучше слияния. Если некая группа может существовать автономно – пусть существует. Если перед ней стоит задача, с которой не выходит справиться своими силами, пусть вступает в союз с другими группами. Если вместо решения задачи группы начнут объединяться в единую организацию для решения задачи, весь запал уйдёт в налаживание процесса объединения.

Пятое правило- антитеза к четвёртому: не надо судить о том, что для других лучше. Если, например, какие-то группы уже слились во что-то, что кажется противоестественно большим, не надо паниковать и объявлять им войну. Либо им так норм, либо со временем сами распадутся. Уж лучше контактировать с отдельными участниками этой группы, применяя четвёртое правило.

Можно было бы фантазировать и дальше, но пять правил – это уже до хрена, см. третье правило. Поэтому ограничусь изложенным, и в завершение кратко резюмирую все три части текста.

  1. Доверие – это то, ради чего либертарианцы объединяются в сообщества. Нельзя рушить доверие, иначе в сообществе пропадает смысл.
  2. Организация – то, без чего сообщество не будет двигаться к цели. Но организация пожирает доверие, а значит, разрушает сообщество.
  3. Баланс между доверием и эффективностью возможен, но не достигается автоматически. Можно сформулировать несколько правил, соблюдение которых поможет удерживать баланс.

Не будьте себе врагами, у нас и так хватает врагов извне.

Теория морального нативизма и моральная интуиция

Волюнтарист, Битарх

Моральный нативизм – это теория, которая на вопрос о том, откуда берутся моральная интуиция, моральное суждение и другие важные элементы моральной психологии, даёт ответ, что они в определённой мере являются врождёнными и возникшими в результате биологической эволюции человека. Моральный нативизм полагается на двухэтапный аргумент. Первый аргумент состоит в том, что разум содержит моральную грамматику: сложную систему принципов, правил и концептуальных строительных блоков, генерирующую и связывающую различные ментальные представления, от которых зависит моральная интуиция. Второй аргумент состоит в том, что по крайней мере некоторые основные атрибуты этой моральной грамматики являются врождёнными и не основаны исключительно на опыте, а, скорее, выходят «из руки природы». Культурные факторы, безусловно, оказывают влияние на развитие морали; тем не менее, значительное количество фактов свидетельствует, что по крайней мере некоторые аспекты морального познания являются врождёнными.

Как мы можем подтвердить позицию морального нативизма? Дарвин, Де Вааль, Кропоткин и другие биологи подчёркивали, что эмпатическое и альтруистическое поведение, по-видимому, имеет глубокие эволюционные корни. Крысы испытывают стресс, когда слышат крики других крыс, и совершают альтруистические акты, чтобы защитить их от причинения вреда. Человекообразные обезьяны испытывают явное горе по поводу смерти или исчезновения тех, к кому они были привязаны, а также часто утешают жертв нападений. Человеческие младенцы сильнее плачут в ответ на плач других младенцев, чем на сопоставимые, сгенерированные компьютером звуки или даже на запись собственного плача; это означает, что «они реагируют на осознание чужой боли, а не просто на определённую высоту звука». Человеческие дети также биологически предрасположены к тому, чтобы распознавать и утешать тех, кто испытывает эмоциональные страдания. В более широком смысле маленькие дети предрасположены к тому, чтобы помогать другим в достижении их целей, делиться с ними ценными ресурсами и предоставлять им полезную информацию. Также клинические и экспериментальные исследования подтвердили, что отдельные области мозга лежат в основе морального познания, и что повреждение этих областей может привести к нарушению моральных суждений, оставляя при этом другие когнитивные функции неповреждёнными.

Мы можем также сослаться на нормы, которые являются универсальными для всех обществ. Исследование сотен юрисдикций показывает, что запрет на убийство представляется универсальным и в высшей степени инвариантным. Все известные оправдания и уважительные причины для совершения убийства состоят из относительно короткого списка всем знакомых защитных аргументов. При этом конкретно к умышленным убийствам отношение ещё более строгое. А исследование, проведённое среди десяти культур с разных частей мира, включая жителей сёл, городов, и даже представителей кочевых народов, показывает, что побои, изнасилование, кражу, клевету и лжесвидетельство оценивают как противоправные (то есть «плохие» или «чрезвычайно плохие») поступки около 95% людей.

Наконец, нельзя не упомянуть и теорию механизма ингибирования насилия, по которой многие виды животных и человек обладают сильными сдерживателями к причинению вреда представителям собственного вида. У животных эти сдерживатели чаще всего выражаются ритуализацией сражений. У человека они состоят из безусловных (врождённых) и условных (приобретённых в ходе социализации) рефлексов, прежде всего вызывающих реакцию отторжения и внутреннее сопротивление к наблюдению страданий других людей и совершению по отношению к ним агрессивных действий. Многие исследования, включая антропологические и военные, подтверждают, что среднестатистический и здоровый индивид обладает сильным внутренним сопротивлением к совершению насилия. И лишь немногие, совсем дисфункциональные индивиды, не испытывают ни малейшего сопротивления даже к совершению убийства – их ещё называют психопатами.

От теории к практике: кейсы социальной поддержки в анкап-сообществе Монтелиберо

Это моя вторая статья из первого выпуска журнала Ёж, распространяющегося по модели платной подписки. Выпуск был посвящён либертарианскому взгляду на социальную поддержку.

Я пишу этот пост в либертарианском клубе, попивая подвешенное пиво. Недавно мне потребовались деньги, и я продала на бирже свои долговые расписки. Несколько раз мне бесплатно помогали перевозить вещи в новые апартаменты. На раннем этапе существования Монтелиберо я получала безусловный базовый доход. А совсем на заре проекта, когда я только приехала в Черногорию, то получила щедрые подъёмные от одного из идеологов сообщества – он оценил то, что я личным примером убеждаю людей к участию в движении. Наконец, через одного из участников проекта мне удалось найти стабильную удалённую работу со сносным доходом, позволяющим жить и даже немного откладывать, не будучи айтишницей.

Это были только те кейсы социальной поддержки, где я выступала адресатом. Могу вспомнить ещё несколько. Моя знакомая получила от частного благотворительного фонда займ на развитие своего частного детского садика, а другой я помогаю получить инвестиции на открытие собственной ювелирной мастерской. А когда один балбес назанимал уйму денег и не торопился с отдачей, ему помогли токенизировать его долг, и теперь все его обязательства доступны ко всеобщему обозрению в блокчейне. Менее терпеливые кредиторы продают его долговые расписки с большим дисконтом. А когда кто-то накупит достаточно много этих долговых обязательств, для него станет рыночно оправданным явиться к должнику и очень ласково попросить его пересмотреть свои приоритеты в области трат на личные нужды, чтобы в кратчайшие сроки выкупить свои векселя по номиналу.

Анкап-сообщество Монтелиберо – молодое. Поэтому крупная социальная поддержка здесь обычно сводится к займам или вхождению в долю в бизнесе. А мелкая принимает форму натуральных услуг или разовых подарков. Мы ещё не дожили до того, чтобы думать, чем заменить (и надо ли заменять) своим участникам государственные пенсионные выплаты. Пока что нам куда актуальнее помогать друг другу искать способы заработка.

Наша задача как либертарианского сообщества – добыть достаточно ресурсов, чтобы преобразовать мир вокруг себя на свой вкус, и при этом не позволить государству эти ресурсы отобрать. Плюс нам очень важно, чтобы другие сообщества заимствовали и тиражировали наш опыт, а те, кто о нас знает, но не входит в сообщество, относились к нам благосклонно.

Поэтому требуется, с одной стороны, быть гордыми и самодостаточными, не клянча деньги у государства или непонятных внешних НКО, а с другой стороны – не приобретать имидж карикатурных анкапов, которые могут помочь только за деньги.

В результате мы создали довольно самобытную внутреннюю токеномику на блокчейне, где токены выпускаются для обозначения любых публичных обязательств, которые далее могут свободно торговаться. С одной стороны, это позволяет легко привлекать свободные ресурсы сообщества для частных нужд. А с другой стороны, для государства, тем более, такого архаичного, как черногорское, все эти блокчейны – тёмный лес. В токеномике хранится довольно серьёзная ценность, но она слабо поддаётся анализу для стороннего наблюдателя, несмотря на полную прозрачность блокчейна.

В токеномике человеку легко подтвердить свою деловую репутацию: он показывает ссылку на свои контракты, а затем на транзакции в блокчейне, сделанные согласно контрактам. В токеномике легко предоставить в залог какую-нибудь низколиквидную собственность, чтобы получить займ, номинированный в высоколиквидных евростейблкоинах. В токеномике, наконец, можно просто собирать микропожертвования. Например, когда дорожка к клубу стала зарастать ежевикой, одна из активисток организовала субботник. Десяток человек явились и поработали секаторами пару часов, а многие другие кинули донаты на это благое дело на кошелёк активистки. Далее она разделила собранные деньги поровну между участниками. Так, буквально мимоходом, создаются общественные блага при анкапе.

Всех кейсов не упомнишь, но общий принцип таков: идейное родство создаёт доверие, инструменты токеномики его закрепляют, предпринимательский дух позволяет использовать его для решения социальных задач.

Как работает безгосударственная социальная поддержка

Это моя статья из первого выпуска журнала Ёж, распространяющегося по модели платной подписки. Выпуск был посвящён либертарианскому взгляду на социальную поддержку.

1. Зачем она нужна?

Хотя свободный рынок и способствует всеобщему обогащению, одна только коммерция не приведёт к тому, что зажиточным станет каждый. Кто-то не сумеет или не успеет скопить достаточно для покрытия внезапно возникших насущных потребностей. Чьи-то нужды могут оказаться выше их кредитного лимита, поэтому возможность займа проблему не решит.

У таких людей есть запрос на милосердие окружающих.

2. Могут ли они на него рассчитывать?

В обществе незнакомцев люди проявляют милосердие тем охотнее, чем они зажиточнее, чем прочнее им кажется их положение, и чем незаслуженнее им кажется бедственное положение просящего.

В сплочённых сообществах важную роль играют дополнительные факторы: благодарность сообщества, дальнейшее увеличение его сплочённости и то, что пример милосердия будет побуждать к милосердию других участников сообщества.

3. Кто может рассчитывать на милосердие?

3.1. Прежде всего – свои. То есть члены семьи, дружеского круга, участники сплочённого сообщества.

3.2. Те, кто сами милосердны. Участие к ним – это ещё и повод выразить свою благодарность. Сюда же можно отнести и всех тех, кого считают достойными благодарности по каким-то иным причинам. Обычно это положительные внешние эффекты, связанные с их деятельностью. Так, на благотворительность могут уверенно рассчитывать артисты, ценимые окружающими работники сферы услуг и т.д.

3.3. Те, кто умеет выразить благодарность. Это та валюта, которую в состоянии изыскать вообще кто угодно.

3.4. И, наконец, те, кто пытался сам о себе заботиться, а не жил одним днём. Особенно это актуально, если трудные времена настают для многих.

4. Какой эффект даёт эта система стимулов?

Как нетрудно догадаться, эти стимулы будут способствовать, чтобы люди собирались в сообщества, старались быть полезными и благодарными другим, но не забывали и сами себе подстелить соломки. Серьёзные отклонения от описанного социально ответственного поведения смогут позволить себе в основном очень гордые и самодостаточные люди, которые, в сущности, сами отказываются от социальной поддержки, и кто мы такие, чтобы навязывать её им?

5. Какие формы примет социальная поддержка при анкапе?

Оговоримся: поведение рынка нельзя запланировать, поэтому, описывая будущее саморегулирующихся систем, мы можем строить лишь правдоподобные предположения.

5.1. Спонтанная поддержка

Человеку внезапно потребовалась помощь, он транслирует запрос среди своего круга общения, и желающие либо удовлетворяют запрос без дополнительной коммуникации, либо связываются и уточняют оптимальный для себя и объекта помощи вариант.

Рынок здесь в состоянии обеспечить нужные инструменты: верификацию потребности, удобство перевода денег, выбор поставщиков натуральных услуг – на безвозмездной основе или за счёт переведённых благотворителями средств.

5.2. Регулярная поддержка

Человеку требуется постоянная помощь, или же средства нужны для поддержания некой затратной в обслуживании инфраструктуры, не окупающейся прямыми взносами от тех, кто её использует.

Рынок здесь обеспечивает конкурентную среду, в которой действуют (а) фонды, аккумулирующие разовые и регулярные добровольные взносы и тратящие их на благотворительные проекты; (б) подрядчики, готовые реализовывать на коммерческой основе эти проекты.

6. Ограничения социальной поддержки при анкапе

Благотворительность это обмен ресурсов на моральное удовлетворение. В условиях отсутствия принуждения поддержку будут получать не те, кому она больше нужна, а те, чья поддержка даст больше морального удовлетворения. Это запускает конкуренцию среди нуждающихся в помощи, в которой выигрывают те, кто лучше удовлетворяет критериям из п.3.

Всем ли достанется помощь? Точно сказать нельзя, но вероятность тем выше, чем богаче общество и чем более развит рынок, в том числе рынок благотворительности.

Будет ли объём помощи выше, чем при государственном распределении? Вполне возможно что нет, но она точно будет тратиться эффективнее, и такое распределение точно будет ощущаться как более справедливое.

Как возникает доминирующее поведение и какая разница между социальной и агрессивной доминацией

Волюнтарист, Битарх

Доминирующее поведение – это стремление продвигать свою собственную инициативу, направлять и контролировать действия других. Такое поведение характеризуется высокой уверенностью в себе и своих решениях. Но почему вообще одни животные или люди ведут себя более доминирующим образом, нежели другие? А также какова связь доминации с агрессией? Ответы на эти вопросы могут оказаться для кого-то вполне неожиданными.

Начнём с одного интересного эксперимента. В нём велись наблюдения за группой людей, которые в течение 28 дней взаимодействовали между собой. С разной периодичностью разные участники эксперимента принимали плацебо или триптофан – вещество, участвующее в синтезе серотонина. Более ранние опыты показали, что приём триптофана и в целом повышение уровня серотонина снижают агрессивное поведение у животных и людей. Но при этом также было известно, что повышение уровня серотонина в случае животных стимулирует доминирующее поведение. И на людях этот результат тоже был воспроизведён.

В рамках эксперимента поведение участников разделили на 4 категории. Доминирующее поведение, такое как выражение своего мнения, установление целей для других людей и т. п. значительно усиливалось в случае приёма человеком триптофана. При этом значительно ослаблялось сварливое или склочное поведение, характеризующееся обманом, несдержанностью, повышением голоса на других и т. п. Подчиняющееся поведение (склонность избегать ответственности и следовать за другими даже в случае несогласия с ними) тоже ослаблялось, но лишь немного, а договаривающееся поведение никак не изменялось.

Кто-то может считать, что доминирующая особь по своей природе должна быть агрессивной. Но как мы видим, приём средства, известного своим антиагрессивным эффектом, приводил к усилению доминирующего поведения. Впрочем, никакого противоречия здесь нет. Даже изучение поведения животных, например, волков, показывает, что альфа-самцы не должны быть агрессивными к своим подчинённым и как-либо их принуждать. Нападения альфа-самцов на подчинённых особей крайне редки. И лидером стаи, как правило, является самый старший самец, отец семейства, а миф, по которому иерархия в стае волков строго вертикальная и в её главе находится самый агрессивный самец, получивший своё положение насилием, вообще основан на изучении волков, содержащихся в вольерах, а не находящихся в дикой природе. Также подумайте, у какой стаи больше шансов на выживание – сплочённой и кооперирующей, или в которой одни насильно подчиняют других, и все враждуют между собой?

Исследования также демонстрируют, что доминацию у людей можно разделить на две формы – социальную и агрессивную. Для обоих форм доминации свойственно самоуверенное и лидирующее поведение. Однако одни доминирующие индивиды выбирают стратегии, в которых они полагаются на других людей (например, подчинённых) и склонны к социальному обучению (использованию решений, которые оказались успешными в случае других людей). В то же время другие индивиды прибегают к агрессивным и макиавеллистическим стратегиям. И они не склонны полагаться на социальную информацию, даже если это может быть выгодно. Также социально доминирующие индивиды имеют более хорошие отношения с окружающими людьми и получают большее признание своих лидерских качеств, нежели агрессивно доминирующие индивиды.

Как мы видим, настоящим «альфачом» является не тот, кто наиболее агрессивен и готов насильно принуждать других к подчинению, а тот, кто хорошо относится к другим, показывает им пример и получает признание своих лидерских качеств, не прибегая к насильственному принуждению. И судя по исследованиям, за подобное, здоровое доминирующее поведение отвечает серотониновая система (связь является двухсторонней – повышение уровня серотонина стимулирует такое поведение, а получение высокого социального положения приводит к большей выработке серотонина), которая также отвечает за функционирование механизма ингибирования насилия, предотвращающего насильственное поведение и причинение другим вреда.

Сетевое государство. Перевод глав 5.1 и 5.2.

Перевод Сетевого государства неуклонно близится к концу. Готовы глава 5.1 (небольшая преамбула к пятой части книги) и глава 5.2, где Баладжи Шринивасан подробно разбирает феномен национального государства: что такое нация, что такое государство, чем они отличаются, как друг на друга влияют, что представляет собой их сочетание, и ещё много разного в том же духе.

Из довольно свежих мыслей: различные стратегии государственного управления уподобляются различным парадигмам программирования.

Следующий кусок уже точно-точно будет последним, и надеюсь, что наиболее интересным, надо ведь наконец разобраться, что автор предлагает в практическом смысле – после того, как столь долго и детально распинался о мировой обстановке и грядущих вызовах!

Эссенциализм и конструктивизм

Волюнтарист, Битарх

Возможно, когда вы проходили тесты на политические взгляды наподобие PolitiScales, вы сталкивались с такой шкалой, как конструктивизм–эссенциализм. Если кто-то не знаком с данными понятиями, то в данном посте мы кратко их опишем, в том числе не забыв рассмотреть их с точки зрения проблем, которые мы здесь изучаем.

Позиция конструктивизма состоит в том, что человека создаёт среда (особенно социальная), в которой он находится, его черты личности являются приобретёнными. В свою очередь, эссенциализм утверждает, что существуют некоторые врождённые и естественные характеристики, делающие человека тем, кем он является.

Конструктивизм можно легко проследить, когда кто-то пытается объяснить те или иные социальные явления, включая социальные отношения между людьми, ссылаясь сугубо на саму же социальную среду как причину их формирования в том виде, в котором мы их наблюдаем. Крайне конструктивистским можно назвать подход СССР, состоящий в создании нового «советского человека» – изменении самой психологии людей путём их перевоспитания в новой среде с индоктринацией коммунистической идеологии. Таковым же является и подход гендерных исследований, проводимых сейчас на Западе, исходя из которых сами понятия мужчины и женщины не являются биологически детерминированными – мужчинами и женщинами не рождаются, а становятся. Аналогичный подход практикуется и в отношении сексуальной ориентации человека. В этих и ряде других трудов эссенциализм подвергается огромной критике, состоящей в обвинении данной идеи как фиксирующей биологически детерминированную разницу между мужчинами и женщинами, разными расами и этносами.

Конструктивизм вряд ли можно назвать продуктивным подходом, как минимум по той причине, что он игнорирует действительно научное понимание того, как устроен человек, его психология и поведение. Многое в человеке всё же является биологически детерминированным, а среда участвует в его развитии, включая развитие личности, строго в связке с врождёнными биологическими предрасположенностями, которые чаще всего опосредуют её влияние. Мы сейчас не будем рассматривать подтверждение такого взгляда во всех возможных формах социальных явлений, но всё же обратимся к имеющимся у нас данным о таком явлении в социальных взаимоотношениях между людьми, как насилие.

Например, известно, что в то время, как склонность к реактивной (аффективной и импульсивной) агрессии может быть поровну объяснима генетикой и средой, проактивная (инструментальная и умышленная) агрессия преимущественно объяснима генетикой, а среда, если и приводит к её возникновению, то, как правило, при наличии генетической предрасположенности к этому. Также за антисоциальным поведением у детей в связке с некоторыми характеристиками первичной психопатии, такими как черты бесчувствия и бессердечия, наблюдается чрезвычайно высокий уровень наследственности. Кроме того, такое поведение, являющееся зачастую умышленным, крайне тяжело поддаётся исправлению. В то же время само по себе антисоциальное поведение, без черт бесчувствия-бессердечия, имеет лишь умеренную наследственность, зачастую не является умышленным и легко исправляется в ходе воспитания детей.

Эти и другие подобные свидетельства хорошо соответствуют теории механизма ингибирования насилия, по которой здоровый человек обладает врождённой склонностью испытывать отторжение к причинению другим людям вреда. И отсутствие такой склонности стоит расценивать как патологию, а не что-то, возникающее сугубо по социальным причинам. Конечно, улучшение социальной среды может значительно уменьшить проявление такой патологии. Однако даже в вопросе агрессивного поведения среда не равным образом влияет на проявление его разных форм. Поэтому для гарантированного решения проблемы патологию также необходимо лечить, поскольку в любой среде могут появляться индивиды, которые не испытывают ни малейшего внутреннего сопротивления к тому, чтобы достигать своих целей через умышленное причинение другим людям вреда.