Насколько я поняла, основной посыл клуба таков: оружие это, конечно, круто, но использовать его для самозащиты удаётся редко, а безопасно – ещё реже. Между тем, либертарианцу не просто полезно уметь защититься в самых разных ситуациях, но это умение, будучи применено, ещё и само по себе рекламирует либертарианскую идеологию.
В предложенной статье описывается, что в рамках частного производства безопасности свет не сошёлся клином на частных охранных предприятиях – поскольку эта сфера очень жёстко зарегулирована государством, и потому такие предприятия, во-первых, оказывают свои услуги несоразмерно дорого, а во-вторых, спектр услуг не охватывает все виды спроса.
Вместо ЧОПов предлагается возрождение такого мягкого и гуманного средства вразумления недружественных контрагентов, как найм команды тренированных качков с мощными кулаками. Разумеется, это в большинстве случаев нельзя рассматривать в качестве альтернативы к найму ЧОПа, но для организации каких-нибудь либертарианских ивентов такая тяжёлая артиллерия, как ЧОПы, и не требуется. Да, собственно, даже и найм тренированных бойцов для охраны зала либо избыточен (как правило, достаточно увещевания и угрозы вызвать полицию), либо недостаточен (если агрессором выступает собственно полиция).
Зато это стильно. В конце концов, от пресс-волла тоже нет прямой пользы, фотографироваться можно и на фоне голой стены – но ведь заказывают же их печать. Вот и правильной анкапской охраной не стоит пренебрегать примерно из этих же соображений.
Статья завершается призывом вступать в клуб (который предположительно и хочет со временем мутировать в такую вот бойцовскую корпорацию) и подписаться на канал Людей Доброй Воли. Сходила глянула канал, там есть любопытный Кодекс Человека Доброй Воли. Кодекс пронизан ценностями республиканизма, о которых столь убедительно рассказывает Родион Белькович, и в целом рисует довольно привлекательный образ. Так что прочтите, это душеполезно.
Как вы считаете, социальная справедливость, демократия, всеобщее благосостояние, развитый феминизм, права ЛГБТ, ювенальная юстиция, толерантность, надёжная защита прав человека, свобода, равенство и братство – это хорошо или плохо, и почему?
В классическом либерализме государство считается злом, необходимым для защиты права частной собственности. В либертарианстве оно не считается необходимым для выполнения этой функции, однако до тех пор, пока оно ограничивается только этим, его существование может считаться оправданным. В условном евросоюзном либерализме государство рассматривается как инструмент согласования интересов различных слоёв общества, более удобный, чем инструменты свободного рынка.
В чём удобство современного либерального государства в сравнении с классическим либеральным? Главным образом в том, что лично отвечать за собственную жизнь – довольно пугающий уровень ответственности для весьма многих. На рынке нужно самостоятельно решать, какие объекты собственности, где и на каких условиях стоит застраховать, сколько и когда откладывать на непредвиденные обстоятельства или на вполне даже предвидимую старость, какие претензии соседей удовлетворить, а против каких активно выступить, и если выступить, то самостоятельно или в коалиции. Это сложновато, лучше уж пустить свои небезграничные интеллектуальные ресурсы на навыки, которые приносят деньги, а все вышеперечисленные задачи по возможности поручить тем, кто в этом больше шарит.
В сложном мире, где взаимодействуют узкие специалисты, неизбежно будет использоваться огромное количество типовых решений и существенно меньшее число – кастомных. Государство – типовое решение для любых вопросов, которые толком неясно, на кого переложить. А поскольку такие вопросы постоянно плодятся, то и функционал государства – даже состоящего из полностью благонамеренных либеральных бюрократов, напрочь лишённых коррупционных интересов – будет неизбежно расширяться.
Но с разрастанием государства неизбежно нарастает и его неэффективность. Швейцарский нож с парой сотен лезвий отлично смотрится в витрине магазина, так и хочется купить эту блестящую игрушку, но в быту подавляющему большинству удобнее один очень простой нож для большинства типовых задач, да ещё пару-тройку узкоспециальных, которые используются редко, но когда применять другие крайне неудобно. Прочный комбинезон с кучей карманов выглядит чрезвычайно ловко спроектированным, но в расслабленной обстановке человек напяливает шорты и футболку. Вроде и хотелось бы, чтобы можно было позвонить 911 и решить вообще любой вопрос, но на практике это будет означать, что ты задолбаешься воевать с роботом-автоответчиком, выбирая пункты меню, и в итоге всё равно тебя направят не к тому специалисту.
Казалось бы, чем агрессивнее среда, тем жёстче и надёжнее должны быть институты. Поэтому на маленькой яхте посреди моря вполне уместно единоначалие и чёткие функциональные обязанности каждого члена экипажа, а на пляже достаточно лишь того, чтобы желающие сыграть в волейбол не спотыкались об загорающих, в остальном же пусть царит полная анархия и никому ни до кого не будет дела. Но государство так не может. Оно выросло из военных потребностей, и похоже на чувака, который вернулся с фронта, страдает посттравматическим синдромом и крайне возмущён, что на пляже народ не застёгнут на все пуговицы, не ходит строем и не отдаёт честь. Если дать ему наводить свои порядки, то даже без неуставных отношений всем придётся несладко. Ну и не лучше, когда государство похоже на инженера по технике безопасности. Волейбольную площадку – огородить! Зоны для купания поделить по полам и возрастам! Всем надеть спасательные жилеты! Организовать подвоз мороженого и лимонада! Но мороженое должно быть тёплым, чтобы никто не простыл, а лимонад без сахара, и плевать, что мороженое с сахаром. А потом государство увидит какой-нибудь ковид, и вообще весь пляж накроется медным тазом, потому что все должны сидеть по домам и мыть руки.
Битарху важно, чтобы никто ни на кого не кидался. Потому что один полезет с кулаками, а другой на первого чихнёт, и весь мир умрёт от вируса. Ради того, чтобы никто ни на кого не смел кидаться, желательно, чтобы каждый был вооружён, а те, кого вид оружия в чужих руках не останавливает, пусть будут остановлены как-то ещё. Можно пулей в момент нападения, но гуманнее – заставить их передумать, хотя бы, ну, скажем, медикаментозно. К счастью, Битарху нужно от людей только соблюдение NAP, иначе он был бы неотличим от адепта государства-ковидоборца. Ради того, чтобы жить в безопасном обществе, он готов хорошо платить.
Мне важно, чтобы и я, и люди кругом были богаты и свободны. Для этого надо, чтобы людей не грабили и не ограничивали, ну и не вымогали деньги на всякую ненужную ерунду. Для этого надо, чтобы грабить и ограничивать было опасно, невыгодно и непрестижно. И я, как цивилизованный и благодушный человек, конечно, предпочту, чтобы людей останавливали от грабежа и регуляций соображения непрестижности, или на худой конец невыгодности. Если придётся обеспечивать им ещё и угрозу, меня это напряжёт.
Прошу прощения за отсутствие прямого перечисления, мол, к социальной справедливости отношусь так-то, к демократии сяк-то, и далее по списку.
Одна из самых важных мер информационной гигиены – использование менеджера паролей. Недавно я ссылалась на ролик Светова, посвящённый инфобезопасности, и там он рекомендовал вполне конкретный менеджер паролей – Keepass. Согласна с ним в этом вопросе. Но давно известно, что людям мало назвать инструмент, они всё равно не начнут его использовать, пока им детально не расскажешь, как что делается. Так что я решила подготовить небольшой мануал.
С удовольствием приму ваши полезные инструкции по тем или иным аспектам жизни в сети. Завела на сайте раздел под подобные гайды, буду пополнять.
В ролике про короновирус и государство я указывала, что главная опасность эпидемии не в смертях, и даже не в том, что государство, прикрываясь безопасностью, наступает на свободы – а в том, что это наступление будет принято благосклонно, и по окончании эпидемии многие из введённых ограничений останутся.
И действительно. Михаил Светов лайкает сообщение о том, что в Майами за семь недель изоляции не произошло ни одного убийства. Михаил Пожарский пишет статью о том, какие людоеды шведские социалисты, морящие своих стариков ковидом. И буквально почти каждый недовольно фыркает на любого, кто признаётся, что не соблюдает запрет на прогулки или другие выходы из дому не по неотложной надобности.
Да, если всех запереть по домам, на улицах будут меньше убивать. Больше убивать будут дома. Если не давать людям ходить на работу, они не умрут от пневмонии. Они умрут с голоду. У любых ограничений, которые вводятся государством для спасения жизней, есть цена, которая выражается не только в деньгах. Но и в тех же жизнях.
Я очень надеюсь, что шведы упрутся и всё-таки не станут разменивать свободу на безопасность. И ещё я очень надеюсь, что когда всё это закончится, и мы посчитаем избыточную смертность у шведов и у их соседей, то окажется, что выбрав свободу, шведы выиграли не только деньги, но и жизни, а хвалёная безопасность из рук государства на деле означала не только разрушение экономики, но и ещё больше смертей. Если урок для человечества окажется именно таким, я буду счастлива. Но если даже выяснится, что свобода означает увеличение риска умереть, это всё равно не повод от неё отказываться. Иначе зачем это всё?
Моя недавняя статья про идею обхода режима домашнего ареста («самоизоляции») здоровыми людьми с соблюдением всех возможных мер безопасности вызвала огромный поток критики. Признаюсь честно — столько хейта я ещё ни разу не получал в свой адрес. Как и поддержки. Подписчики разделились примерно пополам: где-то 60% в мою сторону и 40% против, но в своей позиции они оказались крайне непримиримы! На самом деле, это оголило очень важную проблему, о которой я уже давно планировал написать. Споры насчёт допустимости карантинных мер создали для этого хороший повод.
Речь идёт про оценку любого рискованного поведения, которое напрямую не наносит никому ущерб, но имеет некоторую вероятность непреднамеренного нанесения ущерба третьим лицам. Это далеко не только принудительная «самоизоляция» против распространения коронавируса (не замечаете тут оксюморон?!), но и езда на автомобиле с высокой скоростью, под воздействием алкоголя и наркотиков, употребление некоторых психотропных веществ, строительство определённых объектов (АЗС, складов взрывчатых веществ, химических и ядерных отходов) возле жилых домов, размещение микробиологической лаборатории 4-го уровня опасности в квартире жилого дома, запуск пиротехники возле домов и много другое. Если стационарный бандит вводит запрет на какое-либо из подобных действий, он создаёт преступление без жертв.
Любой человек, называющий себя либертарианцем, даже минархист, не может поддерживать наказание за преступление без жертв, иначе он не имеет никакого права называть себя либертарианцем. Некоторые говорят, что, например, соблюдать запрет со стороны стационарного бандита выходить из своего дома – это нормально, так как потенциально я могу быть заразен, даже этого не зная, и, соответственно, инициирую агрессивное насилие к людям, которые находятся возле меня. Но если следовать такой логике, то даже открытый гомосексуал, выходя на улицу за ручку со своим партнёром, инициирует насилие против религиозных консерваторов, у которых с некоторой вероятностью может случиться сердечный приступ. Так можно дойти до абсурда, поэтому либертарианская философия чётко отвечает на данный вопрос: нет жертвы — нет и преступления!
Тем не менее, проблема рискованного поведения никуда не девается. Для одних людей важнее ценности свободы, прогресса и экономического развития, тогда как для других — безопасности и минимизации риска. Существуют научные исследования, доказывающие, что предрасположенность к тем или иным ценностям частично обусловлена генетикой. Люди из этих двух категорий никогда не смогут договориться. Это в принципе неразрешимая проблема.
Остаётся только искать пути мирного размежевания:
1) Свобода ассоциации и частная дискриминация;
2) Для более консервативных людей скорее всего подойдут территориальные общины/юрисдикции (ТКЮ), тогда как для более толерантных к риску и разнообразию — экстерриториальные контрактные юрисдикции (ЭКЮ).
В любом случае, рекомендую переходить от привычного авторитарного двухшагового стиля мышления «Преступление — Наказание» к трёхшаговому «Действие – Противодействие – Договорённости на будущее». Только когда для вас станет естественным мыслить в терминах равенства субъектов, вы сможете начать нащупывать свой собственный подход к проблеме баланса между свободой и безопасностью.
При условии, что может появиться ОПГ, которая будет заниматься бандитизмом и грабежом. Как пример могу привести такую ситуацию: гражданин (территориально, т.к гос-ва нет, как такого) решил выращивать и продавать овощи и фрукты, но в отсутствие большого стартового капитала все его средства уходят лишь на выращивание и уход, он не может обеспечить себя охраной, как следствие к нему может подъехать ОПГ с заклеенными номерами и в масках, и… Я могу представить лишь такую ситуацию: этот гражданин будет продавать свои товары и услуги на специальном рынке, на котором он будет платить (дань/налоги) за его защиту. Так вот вопрос: как в условиях анкапа возможно вырасти малому бизнесу, при условии того, что будут возникать преступные группировки, которые будут грабить и убивать, и кто будет заинтересован в их поимке?
анонимный вопрос
Весь рост человеческого благосостояния основан на разделении труда и на его капитализации. Разделение труда увеличивает производительность за счёт того, что каждый участник системы разделения труда делает то, в чём он более эффективен, и не делает того, в чём он менее эффективен. Капитализация труда это, в сущности, то же самое разделение труда, но не по непосредственным участникам производственного процесса, а ещё и во времени и пространстве. То есть не просто “Вася копает ямки, Маша сажает саженцы”, а “завод когда-то где-то произвёл лопату, Вася её купил, и теперь он копает ямки быстрее – ну а Маша сажает саженцы”. В разделении труда поучаствовала куча народу, этот труд инкапсулирован в условной лопате, и в результате такого разделения труда производительность труда при посадке выросла.
Обратная сторона разделения труда заключается в том, что не всегда выходит организовать его так, чтобы каждый делал то, что умеет лучше, и не делал то, что умеет хуже. Плохой управленец (и хороший слесарь) может оказаться начальником над плохим слесарем (и хорошим управленцем) просто в силу того, что так исторически сложилось – карьерная лестница, личные связи и так далее. Чем крупнее бизнес, тем больше вероятность появления в нём подобных неэффективных участков, уменьшающих общую производительность. Также, поскольку в рамках одной компании отношения между её работниками не являются рыночными, разделение труда и разделение прибыли в ней могут сильно отличаться. Эти факторы усиливаются при масштабировании бизнеса.
Малый бизнес – это форма организации с малым уровнем разделения труда и/или малым уровнем его капитализации. Он эффективен только в тех областях, где отрицательный эффект масштаба выше положительного. Но никто заранее не знает и не может вычислить все эти эффекты – рыночное знание имеет рассеянный характер и приобретается только в ходе деятельности. Поэтому всегда будут образовываться новые малые предприятия и распадаться старые крупные.
А вот теперь, после длинной теоретической преамбулы, поговорим о решении конкретной задачи защиты для малого бизнеса.
Капитализация бизнеса мала, поэтому предприниматель сам и выращивает, и продаёт продукт. Теоретически, он мог бы сам и защищаться от посягательств. Так, например, вполне представима ситуация, когда человек продаёт выращиваемый им продукт исключительно по друзьям и знакомым, в результате просто остаётся невидимым для потенциального внешнего агрессора. Доверие – это тоже форма капитализации. Человек вкладывает усилия в обретение связей, а затем использует связи для безопасного получения прибыли.
Другая возможность использования доверия для обеспечения безопасности – это ассоциации мелких производителей. Каждый инвестирует в средства самообороны сравнительно немного (заведомо недостаточно для самостоятельной защиты от типичной банды), но в момент нападения объединяет свои усилия с другими членами ассоциации и даёт уверенный отпор. Клич “наших бьют!” проверен веками практики и работает великолепно.
Третья возможность также связана с ассоциацией производителей, но к ней добавляется разделение труда. Деревня нанимает семь самураев. Ни один из крестьян в одиночку не смог бы нанять и одного.
Четвёртую возможность вы сами описали: производители покупают услугу по обеспечению безопасной продажи у держателя ярмарки.
Пятая возможность – специализироваться только на производстве, а выращенное сразу продавать оптовику, который сам приедет, купит и увезёт товар. Её сейчас активно практикуют мелкие сельхозпроизводители в России, но не от хорошей жизни, и часто такой закупщик в состоянии обеспечить локальную монопсонию, то есть монополию покупателя. Иначе говоря, вот очевидный порог, в который упирается разделение труда в сельхозпроизводстве: каждый производитель заинтересован в том, чтобы лично продавать продукцию конечному потребителю, не теряя деньги на посредниках.
При анкапе упраздняется несколько системных факторов, которые мешают сельхозпроизводителю контактировать с конечным потребителем. Во-первых, в отсутствие налогообложения резко сокращаются затраты на бухгалтерию и учёт в розничных продажах. Во-вторых, в отсутствие градостроительного регулирования резко упрощается возможность организации торговли в городе – в сущности, она регулируется только потребительскими предпочтениями (выбор между дешевизной продукта и качеством сервиса делает сам потребитель, а не внешний регулятор за него). В-третьих, предпринимательская инициатива по обеспечению собственной безопасности также не стесняется таким системным фактором, как государство.
Конечно, без государства упростится и вход на рынок мелких бандитов. На примере навязшего всем на зубах Сомали мы видим, что там предпринимателям приходится инвестировать в свою безопасность довольно много, и всё равно её уровень остаётся невелик. Поэтому так важен не только относительный размер инвестиций в безопасность, но и уровень капитализации в этой сфере. Институты, повышающие доверие в обществе, развитый и диверсифицированный рынок труда, обеспечивающий потенциальным бандитам уйму возможностей честного заработка, чисто технологическое удешевление безопасности – всё это меры, которые делают сценарий “война всех против всех” при анкапе менее вероятным.
Работать над этим можно уже сейчас, разрешения на это государства спрашивать не нужно.
Специфика силового рынка: очень трудно понять, бандит перед нами или охранник. Скорее всего, и то, и другое.
Вопрос очень удачно дополняет мой вчерашний пост про движение по бесплатной раздаче уценённой еды, поэтому я выбрала из очереди именно его.
То ли в самом конце 19, то ли в самом начале 20 века в США было поветрие на разоблачительные публикации в прессе. Специализирующихся на этом журналистов называли разгребателями грязи, и они сломали тогда не одну карьеру. В основном грязь следовало трактовать в переносном смысле как политическую нечистоплотность, но сегодня нас интересует кейс, когда грязь фигурировала в публикации в своём прямом значении. Речь идёт о серии публикаций про ужасные антисанитарные условия на бойнях, колбасном производстве и так далее. Развёрнутая в прессе кампания привела к тому, что федеральное правительство принялось вводить санитарные нормы на пищевом производстве, и действительно, граждане США сегодня являются обществом, уделяющим огромное внимание качеству и безопасности продуктов.
В Соединённых штатах начала прошлого века, стране с огромной долей нищих иммигрантов, приезжающих за своей американской мечтой, к еде у подавляющего большинства населения было простое требование: она должна быть дешёвой и продаваться в изобилии. Государство сперва стало регулировать качество еды, а на рубеже тридцатых годов добралось до регулирования как цены, так и количества, в результате чего во время Великой Депрессии правительственные агенты занимались уничтожением продуктов в огромном объёме, чтобы не допустить их удешевления. Так что благими намерениями, как обычно, оказалась вымощена дорога к рабству.
Но как мог бы вместо этого сработать на улучшение качества еды свободный рынок? Конечно, через эксплуатацию таких низменных человеческих качеств, как тщеславие и алчность. Разгребатели грязи публикуют репортажи об антисанитарии на бойнях. Предприимчивый алчный мясопромышленник открывает бойню, содержащуюся в такой чистоте и порядке, что там даже крысы повязывают салфетки перед едой, приглашает туда газетчиков и оплачивает серию рекламных репортажей: покупайте мясо только у Butcher & Co, держателей самой чистой бойни в обоих Америках! Мясо продаётся в фирменном магазине по тройной цене, тщеславные нувориши (Америка страна возможностей!) закупаются только там, мистер Батчер постепенно расширяет производство, его начинают поджимать конкуренты, и спустя каких-нибудь лет пять мысль о том, что на бойнях может быть срач, уже кажется совершенно немыслимой.
Я, конечно, утрирую, но, согласитесь, можно привести множество примеров того, когда свободная конкуренция приводила к повышению качества, а стремление сохранить при этом низкие издержки – к развитию технологий, и уж конечно не с чего пищевому производству являть собой какое-то странное исключение. Сперва некий товар или услуга появляется как предмет роскоши, но спустя некоторое время, благодаря конкуренции и расширению сбыта, становится совершеннейшей обыденностью и непременным атрибутом цивилизации.
Не очень поняла, почему речь об этатисте-хоплофобе, а не об этатисте-гитаристе, например, если речь о контроле за оборотом криптовалют.
По своему дизайну большинство криптовалют не требуют участия доверенного посредника, не говоря уже о непременно уполномоченном государством посреднике. Так что избежать государственной регуляции оборота криптовалют очень просто, а запрещать это бессмысленно. Единственное, что государство может более или менее эффективно регулировать, это конвертацию крипты в фиат, между тем, пока ещё заработанное в криптовалюте тратить приходится преимущественно в национальных фиатных валютах.
Так что государство, желающее регулировать оборот криптовалют, может поступать, как Соединённые штаты, которые прессуют криптобиржи на своей территории и требуют стучать на своих клиентов, а криптобиржи всего остального мира просто послали этих терпил подальше и при регистрации требуют подтвердить, что ты не гражданин США. Так что совершать бесконтрольный обмен крипты на фиат на значимые суммы гражданину США не так легко.
Поэтому несчастные граждане США так и покупают наркоту за старые добрые наличные баксы, а криптовалюту используют совсем не так широко, как могли бы. Что означает необходимость покупать наркоту за физический кэш? Необходимость личного контакта с пушером, дополнительные меры безопасности для всех, вовлечённых в сбытовую цепочку, поскольку они – лёгкая мишень для грабежа – короче, кровь, грязь и бесконечные уличные разборки. Становится ли мир безопаснее от того, что банды торговцев крэком делят территорию?
Сравните эту ситуацию с мирной и безопасной Россией, где единственным фактором опасности для закладчика и наркопотребителя являются менты, а вот уровень уличного насилия, связанного с оборотом веществ, с приходом в эту индустрию криптовалют, изрядно снизился. Откуда возьмётся насилие, если производитель, покупатель и курьер физически разделены и не знают друг друга?
Совершенно неважно, как вы сами относитесь к психоактивным веществам, но тот факт, что этот рынок перешёл на крипту, сделал безопаснее жизнь простых и непричастных людей, а там, где рынок на неё не перешёл, всё осталось по старому. Даже этого одного соображения должно хватить, чтобы убедить действительно озабоченного своей безопасностью человека, что крипту регулировать не стоит.
Ну а если он, как это вообще водится среди этатистов, уверен, что государство должно регулировать вообще всё, что можно хоть как-то подверстать к рынку чего-либо хоть немного опасного, потому что нужен же контроль, куда без контроля-то, то тут разговор бесполезен, переубедит его только личный опыт.
А вот будь у парня короткоствол, простите, биткойн…
Главная беда такого сорта акций – в них обычно не артикулируется, какой цели предполагается добиться, какие средства использовать, какие средства ни в коем случае не использовать, и как при помощи имеющихся средств можно добиться указанной цели.
Далее будут чисто теоретические рассуждения о том, какая акция длительного действия могла бы выйти эффективной.
Ставится несколько целей разного масштаба, осуществление которых возможно единомоментно или достаточно быстро. Например, цель “отставка правительства” проходит критерий, а “упразднение коррупции в России” – не проходит. Публикуется наиболее простая и достижимая цель, и объявляется, что её достижение является условием прекращения акции. Если цель не достигнута, а акция набрала достаточные по мнению организаторов обороты, то публикуется следующая цель, таким образом, по мере роста численности акции ставки повышаются, и это увеличивает вероятность того, что через некоторое время власть согласится исполнить то требование, которое было заявлено одним из первых, хотя с тех пор запросы протестующих ушли далеко вперёд.
Определяются средства, которые будут применяться протестующими, и средства, которые применяться не будут. Например, говорится, что будут перекрываться дороги, будут блокироваться входы в правительственные учреждения, будут дидоситься сервисы приёма обращений от госучреждений, будут расклеиваться листовки, рисоваться графитти, и совершаться иные ненасильственные действия, относительно безопасные для совершающих. Также оговаривается, что участники протеста будут всячески избегать: прямых столкновений с полицией, уничтожения частной собственности, насилия в адрес граждан. Если же некто подобное практикует, то он провокатор и к протесту отношения не имеет, полиции мы его, конечно, не сдадим, но внушение постараемся сделать.
Публикуется открытое приглашение для желающих присоединиться к протесту в других городах – со своими целями, но с общностью методов. Так, в одном городе можно начинать с требований немедленного прекращения административных дел по митингу 9 сентября, а в другом сразу требовать от депутатов-единороссов, официально представляющих этот регион в думе, голосования против законопроекта по пенсионной реформе во втором чтении. Важно, чтобы в каждом городе требование относилось именно к вещам, которые могут быть сделаны именно в этом городе. Даже если депутат живёт во Франции, но избирался отсюда – требовать от него пресс-конференции в округе, от которого он избрался, с обещанием проголосовать против реформы – это вполне реализуемая жителями именно этого города вещь.
В отличие от митингов, в таких акциях нет смысла соблюдать требования государства касательно своей деанонимизации – наоборот, вполне уместны любые средства маскировки, лишь бы они не мешали убегать от полиции. Каждому участнику подобных акций важно иметь возможность в любой момент присоединиться и в любой момент уйти, ничем не рискуя. Весь смысл подобных методов в том, чтобы нести минимальные издержки самим, но заставлять государство нести издержки несопоставимо большие.
Но, помимо тех, кто будет дезорганизовывать государственную деятельность на улицах, нужны и респектабельные политики, которые, лично не совершая и намёка на что-либо противоправное, будут публично гундеть: вот видите, до чего вы довели этих несчастных людей; ваше счастье, что их протест полностью мирный, не доводите до греха, пойдите на уступки, и тогда люди успокоются, неужели вы хотите, как в Украине? Работа таких людей также чрезвычайно важна, не надо вешать на них ярлыки коллаборантов и тому подобного – они помогают власти найти для себя оправдание, чтобы совершить над собой непривычное усилие и прогнуться под общество.
Ну а после успеха акции не помешает громко объявить о победе, внести в анналы памятную дату, и регулярно праздновать её, с чётким посылом: можем повторить.
Принцип самопринадлежности означает, что каждый человек принадлежит сам себе. Ребёнок же – это человек, который в силу конечной скорости развития человеческого организма пока не воспринимается другими людьми в качестве полностью правосубъектного. Поэтому владеть-то он собой владеет, а вот фактически распоряжается не в полной мере – частично право распоряжения ребёнком узурпировано тем или иным взрослым (полностью правосубъектным человеком), с согласия других взрослых.
И вот случается ситуация, когда то, как этот взрослый осуществляет это узурпированное им право, перестаёт устраивать ребёнка. Неважно, идёт ли речь о прямом физическом насилии, психологическом насилии (какое бы поведение взрослого ни называлось таким образом), или просто не сошлись во вкусах. Важно, что ребёнок в любой момент может как декларировать свою полную правосубъектность, так и делегировать любому другому взрослому право частичного распоряжения собой, то есть предложить вступить в права опекуна – если, конечно, ему удастся договориться с кандидатом в опекуны. В этом случае всё просто. Тот взрослый, который, по мнению ребёнка, недобросовестно исполнял свои обязанности опекуна, лишается соответствующих прав, и теперь ничто не защищает его в случае насилия над ребёнком.
Но как быть, если ребёнок не настаивает на отъёме у взрослого опекунских прав (слишком мал, слишком запуган, или, что наиболее вероятно, его просто в целом устраивает ситуация), однако с точки зрения постороннего взрослого опекунские обязанности исполняются опекуном неудовлетворительно? Всё, что посторонний может сделать безнаказанно – это высказать своё суждение по данному вопросу, поделиться этим суждением с другими взрослыми, попытаться разъяснить ребёнку его права – в общем, применить весь накопленный человечеством богатый инструментарий по мирному урегулированию недоразумений.
Если он по какой-то причине считает такие меры недостаточными, он, конечно, может решить применить насилие, и тем самым превратить конфликт в войну, но ему, как полностью правосубъектному человеку, нужно отдавать себе отчёт, что он полностью ответственен за последствия этого решения, и что они могут оказаться не такими, как он рассчитывал.
