Вокруг прогресса за 80 дней: как технологии меняют мир, используя лишь то, что уже есть под рукой

Пересматривал тут на досуге фильм по роману Жюля Верна, «Вокруг света за восемьдесят дней», и поймал себя на мысли, которая идеально ложится в нашу с вами картину мира. Что общего у джентльмена Филеаса Фогга и, скажем, Стива Джобса? Кажется, что ничего. Один – вымышленный персонаж викторианской эпохи, другой – реальный титан Кремниевой долины. Но фишка в том, что оба они провернули гениальный трюк, который доступен каждому из нас. И для этого им не понадобились бесконечные государственные гранты или крупные научные центры.

В чём был гений Фогга? Он что, изобрёл сверхскоростной пароход? Построил личный гиперлуп? Нет! Этот парень не изобрёл вообще ничего. Его пари стало возможным только потому, что к 1872 году мир уже был опутан готовой инфраструктурой. Уже ходили пароходы, уже проложили рельсы через всю Америку и Индию, уже гудел телеграф. Всё это создали разные люди, разные компании, в разное время и с разными целями.

Что же сделал Фогг? Он просто посмотрел на все эти разрозненные кубики и первым увидел в них единую систему. Он увидел не просто «корабль до Суэца» и «поезд до Калькутты», а глобальную транспортную сеть, которую можно «взломать» – то есть использовать не по прямому назначению (просто доехать из точки А в Б), а для выполнения сумасшедшей, амбициозной задачи – облететь планету на спор. Его прорыв – в новой комбинации, а не в новом изобретении. Он был, по сути, гениальным проектным менеджером, который нашёл синергию в том, что валялось у всех под ногами.

А теперь переносимся в наше время. Разве не то же самое мы видим в величайших прорывах последних 50 лет? Например, персональный компьютер. Это не было изобретением чего-то одного. Это была гениальная комбинация уже существовавших вещей: микропроцессора, дисковода, монитора, клавиатуры, мыши. Прорыв был в идее собрать это вместе и поставить не в корпорацию, а на стол обычному человеку. Или интернет – просто набор общих правил (протоколов), язык, на котором уже существовавшие компьютеры договорились общаться друг с другом. Гений был в создании этого «языка», этого универсального интерфейса. Не забываем и про смартфоны. Стив Джобс на презентации первого iPhone так и сказал: «Это не одно устройство. Это три: телефон, плеер с широким экраном и интернет-коммуникатор». Apple не изобрели ни мобильную связь, ни сенсорный экран, ни GPS. Они взяли всё лучшее, что уже было на рынке, гениально соединили это в одном корпусе, написали интуитивный софт и дали миру швейцарский нож цифровой эпохи.

Самое главное – для таких прорывов не нужен адронный коллайдер или бюджет NASA. Нужна свобода мысли, наблюдательность и право на эксперимент. Именно ты, читающий этот пост, можешь завтра придумать, как скрестить две известные технологии и получить нечто, что изменит мир.

А что мешает этому больше всего? Конечно же старый добрый бюрократ. Представьте, если бы Фоггу для каждого пересечения границы пришлось бы получать визу, как сейчас жителям многих стран со «слабым» паспортом? Он бы до сих пор заполнял анкету где-нибудь в Мумбаи. Именно госрегулирование, с его страстью всё «упорядочить», «сертифицировать» и «проверить», убивает ту самую гибкость и скорость, которая нужна для комбинаторных прорывов. Пока чиновники пишут регламент на использование дронов для доставки пиццы, свободные энтузиасты уже придумывают, как с помощью тех же дронов и нейросети мониторить лесные пожары.

Так что, друзья, следующий великий прорыв, скорее всего, уже существует – просто в виде разрозненных частей. Все нужные технологии, сервисы и идеи лежат на столе. Да что уж говорить, успех нашего проекта по поиску препаратов для усиления ингибитора насилия был достигнут минимальными средствами за счёт анализа уже существующих исследований по нейробиологии и перепроверке широкодоступных препаратов на животных. И между прочим, этология на проблеме насилия не заканчивается, как и наши исследования!

Волюнтарист, Битарх

Технологии рождаются в гаражах, а не в казармах: правда о роли ВПК

Давайте поговорим о распространённом мифе, который наверняка слышал каждый: «без военных разработок мы бы сидели без интернета, смартфонов и GPS». Иначе говоря, считается, что война и оборонка – главный двигатель технического прогресса. Но так ли это на самом деле?

Взять тот же интернет. Нам говорят, его якобы изобрёл Пентагон на случай ядерной войны, но факты этого не подтверждают. На самом деле ARPANET (предок современного интернета) изначально был гражданским проектом, которым занимались различные американские университеты, просто он финансировался из бюджета военных. Военные дали деньги, а всю работу сделали университетские учёные и программисты. А знаменитый протокол HTTP, на котором мы сейчас с вами читаем этот пост, вообще придумали в Европе физики из CERN – чисто ради удобства обмена научными статьями. Армия тут совершенно ни при чём!

Что насчёт GPS? Да, тут реально военные запускали спутники, чтобы ракеты точнее падали. Но почему GPS стал доступен всем? Потому что гражданские сделали из военной игрушки «народную» технологию. Президент Рейган открыл GPS для всех после трагедии с корейским лайнером, чтобы повысить безопасность полётов, и в итоге гражданские разработчики превратили систему навигации из военной тайны в популярное приложение для поиска ближайшей пиццерии.

А знаете, кто создал первый микропроцессор? Нет, не генералы и не спецслужбы – его разработала компания Intel для калькулятора. Тем временем армия делала свои закрытые разработки, которые мир увидел бы не раньше, чем через 30 лет, если бы не гражданские инженеры. Пока военные думали, как не выдать секреты, рынок уже вовсю использовал коммерческие процессоры.

Космос? Казалось бы, здесь-то уж точно военные впереди планеты всей. Да, ракеты сначала создавались как боевые, но реальные космические достижения происходили в основном благодаря гражданским программам NASA, а сегодня частным компаниям вроде SpaceX и Blue Origin. Пока армия спорит о том, как лучше стрелять из космоса, Илон Маск уже запустил ракету, которая сама возвращается обратно.

Почему же военные не всегда самые крутые инноваторы? Потому что у военных главный приоритет – надёжность. Они предпочитают проверенные технологии и избегают рисков. Попробуйте предложить генералу экспериментальную технику на поле боя – он посмотрит на вас, как на сумасшедшего. А вот предприниматели и учёные рисков не боятся, именно поэтому большинство настоящих прорывов происходит в гаражах Кремниевой долины, лабораториях и университетах, а не в засекреченных подвалах спецслужб.

История СССР – яркий пример того, как ставка исключительно на оборонку ведёт к технической отсталости в повседневной жизни. Помните шутку: советская микроволновка настолько надёжна, что в неё можно спрятаться при ядерном ударе – потому что это секретный оборонный прибор весом в полтонны. Гражданская экономика лучше справляется с инновациями, потому что конкуренция и свобода создают мощные стимулы для прорывов. Военные же технологии обычно только догоняют уже созданное гражданскими.

Кстати, если вы думаете, что армия финансирует фундаментальную науку, то снова мимо. Военным нужны гарантированные решения здесь и сейчас, а не исследования, которые дадут результат через 30 лет, да ещё и не факт, что пригодный для боя. Фундаментальными исследованиями занимаются университеты и частные лаборатории. Именно они дают миру квантовые компьютеры, новые лекарства и материалы будущего. А армия просто берёт готовые технологии с полки.

Ещё один пример: IBM, Apple и Google ежегодно регистрируют тысячи патентов, а оборонные ведомства – считанные единицы. Коммерческие компании соревнуются в инновациях, а у военных конкуренция зачастую ограничивается бюджетными тендерами, где главное – не качество, а дружба с нужными людьми в министерствах. Поэтому, когда кто-то скажет вам, что прогресс невозможен без войны, напомните ему: настоящая движущая сила человечества – это мирное любопытство, творческая свобода и нормальная рыночная конкуренция, а не ракеты и танки.

Волюнтарист, Битарх

Несколько слов о научно-техническом прогрессе и современной цивилизации

Волюнтарист, Битарх

Существует позиция, исходя из которой научно-технический прогресс и современная цивилизация – зло, способное лишь сделать человека несчастным. Конечно, эта позиция не так уж популярна и вряд ли когда-либо получит значительную поддержку, но хотелось бы сказать несколько слов о том, насколько она всё же несостоятельная.

Разговор можно начать с того, что сами противники прогресса в значительной мере выжили лишь из-за него, а не с большой вероятностью умерли от голода, холода или болезней ещё в раннем детстве. Впрочем, кардинальное повышение выживаемости людей и доступности благ является очевидным следствием прогресса. Но не таким очевидным иногда оказывается тот факт, что только благодаря прогрессу у человечества вообще есть хоть какой-то шанс выжить в долгосрочной перспективе.

Кто-то может утверждать, что прогресс создал средства, способные сильно навредить всему человечеству (уничтожая экологию или даже являясь оружием массового поражения). Однако бессмысленно спорить с тем, что больше всего человечеству может навредить именно отсутствие прогресса. В таком случае оно со 100% вероятностью не сможет выйти за границы родной планеты и погибнет при ближайшей катастрофе планетарных масштабов. Земля не вечная, кроме того, какая-то катастрофа может случиться очень скоро, а не через сотни миллионов лет. Получается, выступать против прогресса значит выступать за бесследное уничтожение человечества в будущем. Готов ли кто-то из критиков прогресса открыто поддержать именно такую идею?

Ещё одним аргументом против прогресса являются якобы страдания людей в неестественной для них городской среде. Вместо этого предлагается жизнь близкая к природе, к которой человеческая психика адаптирована наилучшим образом, и ради счастья человека сейчас можно пожертвовать возможностью сохранения человечества в будущем. Конечно же, на самом деле доисторические люди много страдали, археологические свидетельства часто показывают на их останках следы длительного физиологического стресса от голода и болезней. Переход к примитивному сельскому хозяйству тоже не решает эту проблему полностью, ещё несколько веков назад неурожай (например, ввиду климатических факторов) был распространённой причиной голода, да и крестьяне прошлого регулярно страдали от дефицита и однообразия пищи. Постоянно сытый, находящийся в тепле и довольно здоровый среднестатистический житель современного города явно будет счастливее. Но разговор даже не об этом, а о том, что по утверждению противников прогресса среду обитания человека необходимо законсервировать.

Одним из наиболее естественных процессов для всего живого можно назвать адаптацию к изменяющимся условиям среды. И современную городскую цивилизацию, как и любые формы потенциальной будущей цивилизации, можно легко назвать новой средой обитания, к которой необходимо просто адаптироваться. Мало того, человек ещё и получает преимущество – он сам управляет тем, как будет устроена новая среда, что делает адаптацию проще. Без прогресса изменение среды всё равно никуда бы не делось ввиду неизбежных климатических изменений, только вот людям пришлось бы обойтись уже без такого преимущества, получая повышенный шанс преждевременного вымирания вместо адаптации.

Противник прогресса готов апеллировать к естественности определённой среды обитания для человека. Но почему же он тогда отрицает такой естественный процесс как адаптация? Чем же одна естественность его устраивает, а другая – нет?

Наконец стоит сказать, что у противников прогресса просто нет никаких шансов воплотить свои идеи в реальность. Убедить им всех не получится, и единственный для них выход – насильно принудить других к отказу от прогресса. Но без прогресса просто не будет существовать значимых средств к совершению такого принуждения, особенно в мировых масштабах. И у групп людей, продвигающих прогресс, всегда будет преимущество в плане средств, позволяющих защититься от такого насильственного принуждения. Так что любые идеи против прогресса попросту мертворождённые.

Людей порабощает насилие, а не технологии

Волюнтарист, Битарх

Позиции луддитского и антипрогрессивного характера, выступающие против научно-технического прогресса, хоть и довольно непопулярны, но всё же имеют место быть, создавая миф о порабощении людей технологиями. Эти позиции обвиняют именно технологии в том, что люди стремительно лишаются свободы и счастливой жизни. Например, с их помощью правительства получают всё больше власти и возможности манипулировать людьми, а значит научно-технический прогресс, ещё начиная с момента индустриализации общества – зло, которое необходимо искоренить. Конечно же многие и без дополнительных объяснений посчитают такую аргументацию крайне абсурдной, но давайте всё же посмотрим на то, что с ней не так.

Суть в том, что технологии сами по себе не приводят ни к какому порабощению человека. К этому в первую очередь приводит насилие как метод решения проблем и достижения определённых целей, в том числе будучи используемым теми же правительствами. Все они опираются на угрозу применения неких «легитимных» и «законных» силовых мер по отношению к любому обычному человеку, если тот не будет следовать определённому порядку. Технологии в данном случае лишь делают такую угрозу более эффективной в своём исполнении и помогают усилить власть уже существующих правительств.

Но подумайте – даже самым простым инструментом, таким как молоток, намного легче запугать, подчинить, а то и вовсе покалечить человека, нежели голыми кулаками. Только вот молоток создан забивать гвозди, и это проблема в человеке, который способен совершить насилие применяя любые доступные ему инструменты, а не в самом молотке. А ведь с оружием обстоит именно такая же ситуация – проблема не в нём, а в мизерном проценте людей, готовом применять его в совершении насильственных нападений.

В решении нуждается именно проблема насилия и того, что некоторые люди стремятся к силовому подчинению других людей. Как только эта проблема будет решена, и насильственные иерархии доминирования исчезнут из общества, технологии перестанут как-либо способствовать порабощению людей. Бороться необходимо с насилием и мизерным процентом насильников в обществе, а не с технологиями, которые между прочем единственное, что смогло спасти людей от бесконечного голода, болезней, детской смертности и других ужаснейших явлений прошлого, а также позволит человечеству выжить и продолжить своё существование в долгосрочной перспективе.

Неизбирательное насилие, «легитимное» насилие и научно-технический прогресс

Волюнтарист, Битарх

На данный момент в обществе, особенно западного образца, принята модель так называемого допустимого, избирательного или «легитимного» насилия. Состоит она в том, что насилие допустимо по отношению к определённому человеку исходя из закона, принимаемого большинством людей на определённой территории. Однако поскольку это культурная норма, её нельзя рассматривать как данность, необходимо понимать, что в других обществах эта норма может отличаться. Значительную часть истории человечества и в значительном количестве обществ практиковалась совсем иная модель неизбирательного насилия. Сейчас нам особенно об этом могут напомнить недавно взявшие в Афганистане власть талибы. И состоит она в следующем:

  • Насилие может быть применено не только к нарушителю закона, но и к его семье, родственникам, друзьям, и даже случайные люди, совершившие совсем незначительные проступки, а то и вовсе ничего не совершившие, могут стать жертвами насилия с целью устрашения общества и укрепления власти;
  • Отсутствие свободы на согласие или несогласие с установленным законом, в том числе путём смены места нахождения и проживания ввиду ограничения свободы передвижения.

При прочих равных условиях, у сторонников неизбирательного насилия больше шансов на победу в сравнении с теми, кто выступает за умеренное насилие. Они не будут останавливаться перед тем, чтобы запугать общество, провести жестокие чистки, и даже устроить массовые убийства и геноцид. Ввиду намного большей готовности совершать насилие их насильственный потенциал куда выше.

Но в реальности условия, как правило, равными не бывают. И одним из важных условий является уровень технологического развития. Например, это условие сыграло решающую роль в колониальных завоеваниях со стороны европейцев, или в недавней борьбе с терроризмом на Ближнем Востоке (в том числе и с исламским государством). Если бы такого обстоятельства не было, если бы уровень технологического развития у всех был равным, то представители Западного мира попросту бы проиграли в подавляющем большинстве сражений. Не было бы ни колонизации уже заселённых другими народами земель, про борьбу с террористическими группировками и вовсе сказать нечего. Сторона, прибегающая к менее избирательному насилию, имела бы намного большие шансы победить, и в этих случаях последствия были бы фатальными.

При отсутствии значительного технологического превосходства Западный мир легко может быть завоёван просто вооружённой автоматами Калашникова толпой талибов, игиловцев или ещё каких-то психов. В случае сохранения порядка избирательного насилия ему не обойтись без научно-технического прогресса. Но НТП в свою очередь создаёт определённые риски насилия, в том числе катастрофические. Не за горами то время, когда даже небольшие организации, а то и отдельные люди смогут, например, воссоздать опасный вирус или овладеть сверхъёмкими энергоносителями. Страшно представить, что произойдёт, если высокие технологии будут применены в насильственных целях. Кроме того, такими технологиями в конечном итоге могут завладеть те же террористы (для технологий свойственно перетекать из рук в руки), и тогда уже технологический отрыв не будет играть роли – в случае оружия массового поражения не нужно быть развитее или сильнее противника, достаточно лишь нанести ему неприемлемый ущерб.

Учитывая критическую важность научно-технического прогресса, а также создаваемые им риски, можно сделать вывод о необходимости борьбы с насилием. Пока насилие принимается как данность, разные группы людей будут выбирать разные подходы между избирательным и неизбирательным насилием. И выбравшие второй вариант менее цивилизованные и более насильственные люди будут сильно угрожать жизни тех, кто выступает за избирательное или умеренное насилие. Особенно хотелось бы донести эту мысль до консерваторов, которые прогресс нередко недолюбливают. Остаётся лишь бороться с насилием как явлением в целом. Только полностью искоренив его можно избавиться и от соответствующих ему рисков.

Не приведут ли контрактные юрисдикции, в каждой из которых участвуют только индивидуумы схожих взглядов, к вечной консервации всех общественных институтов и остановке развития философской мысли?

Сибирский Экстремист

Этот вопрос некоторое время висел в очереди, и вспомнился мне в связи с публикацией рецензии Фарида Хусаинова на книгу Родиона Бельковича об истории американского радикализма. Основной посыл рецензии (но не факт, что самой рецензируемой книги) в том, что индивидуальную свободу приходится защищать как от центрального правительства, так и от ценителей уютных консервативных общин. Я согласна с этим общим выводом, но теперь хочется понять, насколько реальна опасность того, что философская мысль в мире замкнутых общин остановит своё развитие.

Действительно, изолированные общины, насколько мы можем судить по тем изолированным общинам, которые можем наблюдать, не склонны к буйству идей. Это могут быть хоть индейцы Амазонии, хоть аборигены Андаманских островов, хоть возлюбленные Михаилом Световым амиши. Очень стабильные общества, способные существовать веками без вообще каких-либо изменений.

Довольно показателен в этом плане пример античной Эллады. Она как раз представляла собой множество компактных полисов, то есть территориальных юрисдикций, объединённых в союзы, то есть контрактные юрисдикции более высокого уровня, а внутри полиса были всякие там филы, демы и прочие гетерии, которые уже оказывались экстерриториальными юрисдикциями, как контрактными, так и нет. Античную Элладу мы знаем как пример общества с эталонно бурным развитием философской мысли. Но и там был островок стабильности: Лакедемон.

Хорошо известно, что берегло спартанцев от тлетворного влияния чужаков: радикальное сокращение внешних торговых контактов. Не поторгуешь особо, когда твои оболы, то есть денежные единицы, имеющие ценность, примерно равную “разок перекусить” представляют собой нехилые железные прутья. Прочие полисы активно торговали, и через это были открыты для взаимного культурного влияния. Нетрудно видеть, что та же особенность наблюдается и у современных стабильных общин: внешний торговый оборот у них крайне низок.

Будет ли мир множества ЭКЮ обходиться без торговых отношений между членами разных ЭКЮ? Весьма сомнительно, разве что в порядке исключения. Экстерриториальность юрисдикций тем более облегчает различные связи с участниками иных сообществ. Ну а где торговля, там поиск прибыли. Где поиск прибыли, там предпринимательство. Где предпринимательство, там постоянная готовность подсматривать и адаптировать чужие идеи. Никуда не денется философское развитие при панархии, уж будьте покойны.

Философы в поисках новых идей

Прогресс, государство и выживание цивилизации

Виталий Тизунь, под редакцией Анкап-тян

Сторонники государства часто говорят, что в свободном обществе невозможен научный прогресс, что только государство способно обеспечить науку необходимыми для её развития ресурсами. На этот тезис есть несколько возражений.

В Теории Свободного Общества я подробно описал с экономической точки зрения, как государство вредит реализации любых идей. Государство реализует идеи не самым эффективным образом, поскольку может ввалить в их воплощение неограниченные деньги, не думая о прибыли, и при этом ограничивает частную инициативу в этой же области. Наука – типичный пример подобного подхода.

Но сейчас нас интересуют скорее политические, а не экономические стимулы, ведь именно на их основе государство рулит наукой.

Возьмём классический пример консервативной политики. Такая политика зачастую ставит некоторые ценности (такие как семья, традиции, обычаи, нация и т.п.) на первый план. Я не буду говорить, что эти ценности ничего не значат, для многих людей они очень и очень важны. Однако государство и политические консерваторы зачастую оправдывают абсолютно любые меры, которые, как они думают, могу защитить эти ценности, в том числе и меры, которые негативно влияют на другие ценности и общественные сферы. Таким образом, мы нередко получаем крайне абсурдные аргументы, говорящие о том, что нам необходимо контролировать прогресс и не позволять ему быть слишком стремительным, поскольку это может нарушить традиционный уклад общества. Это не только звучит бредово, но и не работает на практике, скорее способствуя разрушению традиционного уклада, о чём мы поговорим ниже.

Приведу пару примеров того, как политизация науки вредит научному развитию.

Нобелевский лауреат Джеймс Уотсон был заклеймён расистом и лишён нескольких почётных званий за утверждение о связи коэффициента интеллекта с расовым происхождением. Таким образом, простую научную констатацию приравняли к призывам к расовой дискриминации. Разумеется, в таких условиях исследование влияния генетики на интеллект оказывается затруднено.

Ещё более вопиющий пример – ГМО-фобия. Истерия, поддерживаемая на уровне политических решений, чрезвычайно затрудняет жизнь множеству потенциальных игроков на этом перспективном рынке, зато немногочисленные корпорации с серьёзными лоббистскими возможностями имеют сверхприбыли за счёт зачистки рынка политиками.

Но если бы дело касалось только трансгенных растений, это было бы полбеды, однако тормозятся и исследования, связанные с генетической модификацией человека. Консерваторы таким образом пытаются защитить человеческую природу, однако, мешая мелким и постепенным изменениям, они способны добиться лишь того, что когда наука продвинется вперёд достаточно, чтобы её уже нельзя было сдерживать, применение новых технологий для изменения человеческой генетики станет лавинообразным. Разница между улучшенными и традиционными людьми станет слишком резкой, а это ровно тот сценарий, которого так боятся консерваторы.

Таким образом, изначальный тезис о том, что государство, в отличие от свободного общества, только и способно обеспечить научный прогресс, оказывается кардинально неверным, зато мы видим, что оно отлично способно его сдерживать.

Если свободное общество окажется недостаточно сильным, а доктрина ограничения темпов научного развития останется достаточно влиятельной, это приведёт к тому, что человечество просто израсходует имеющиеся сейчас в его распоряжении ресурсы, так и не сумев получить доступа к новым, будь то экстенсивный путь развития, вроде космической экспансии, или интенсивный, через кардинальное увеличение энерговооружённости человечества. Это будет означать угасание цивилизации.

Впрочем, это очень маловероятный сценарий. Люди обычно неплохо мобилизуются перед лицом явной угрозы, и когда такой явной угрозой будет выступать государство, то тем хуже для него.

У бурных чувств неистовый конец; не провоцируйте бурные чувства

Не замедлится ли разработка и изобретение новых технологий при отмене патентного права? Ты же за то, что информация не может быть собственностью?

Анонимный вопрос

Да, действительно, собственностью может становиться только редкий ресурс. Пока информацией владеет десяток человек, это редкий ресурс. Когда информация известна всем, о какой редкости может идти речь? Между тем патентное право – это насильственное навязывание всем состояния, когда они знают нечто, но обязаны делать вид, что не знают. Это как если я сделаю прикольный принт на майке, буду её носить, а потом преследовать всех, кто вдохновится этим принтом и сделает себе такой же, или как-то творчески переработает идею.

Но вопрос был не в этом, а в том, как изменится скорость появления новых технологий, когда патентное право сдохнет.

Изменится сам способ появления новых технологий. Сейчас выгодно разрабатывать нечто изолированным коллективом, не зная, над чем работают конкуренты, тратить кучу ресурсов на защиту от утечек, затем получить патенты – и тем закрыть дорогу остальным. Всё, у тебя приоритет, можешь выдохнуть и спокойно пользоваться результатами, пока остальные пытаются найти обходные пути развития технологии, которые ты патентом не защитил.

При отсутствии патентов будет выгодно работать максимально открыто и обмениваться всеми промежуточными результатами со всеми желающими. Скорость разработки вырастет. Эффективность технологий вырастет, потому что не будет нужды пользоваться обходными незапатентованными путями.

Спрашивается, зачем производителям тогда вообще кормить своих разработчиков, не выгоднее ли сэкономить на них и пользоваться чужими разработками? Нет, не выгоднее, ведь максимум прибыли на рынке получит тот, кто первым успеет наладить производство и продажи, а для этого нужно очень плотно находиться в теме всех последних разработок. Поэтому собственная команда разработчиков – это не только элемент престижа, но и способность оставаться на переднем крае технологии.

В результате тем, кто захочет оставаться на месте, придётся бежать вперёд ещё быстрее, чем сейчас, ведь никакое государство не будет никому связывать ноги никаким патентным правом.

Все побежали – и я побежал