В фильме “Игра на понижение” есть момент, когда персонаж Марк Баум едет в рейтинговое агентство (РА), чтобы спросить “было ли такое, чтобы за прошедший год вы (РА) не дали запрашиваемый банками рейтинг трипл-эй (AAA)?”. На что ему Джорджия (работник РА) отвечает: “Если мы не дадим им рейтинг – они уйдут в Moody’s (другое РА) в двух шагах отсюда”.
РА всё понимают, но продолжают нарушать свои же правила, боясь ухода клиентов к конкуренту.
А что если в условиях частных судов возникнет такая же ситуация, при которой суды будут выносить неправомерные решения или, скажем, решения в угоду крупных клиентов, боясь ухода клиента в другой частный суд?
Диванный злопыхатель
В рассматриваемой вами ситуации мы видим, как плохой дизайн системы даёт некорректные результаты. Банк платит за то, чтобы рейтинговое агентство дало ему высокий рейтинг, и рейтинговое агентство исполняет этот рыночный заказ. Дальше любой желающий может смело подтереться этой информацией, потому что она ничего не говорит о надёжности банка.
Есть свободный рынок. На нём работают компании, оказывающие те или иные услуги. Задача компании – убедить потребителя в том, что она является хорошим выбором. Задача потребителя – выяснить, какая компания действительно является хорошим выбором. Что именно поставляет компания – еду, научные разработки или, скажем, разрешение конфликтов – совершенно непринципиально.
У компании есть две возможных стратегии. Первая: выяснив потребительские предпочтения, обманом заставить потребителя считать, что она его предпочтениям соответствует. Вторая: выяснив потребительские предпочтения, привести свои услуги в соответствие этим предпочтениям. У потребителя также две возможных стратегии. Первая: тщательно изучить рынок и принять обоснованное решение в пользу одной из компаний. Вторая: выбрать первую попавшуюся компанию, работать с ней, а если она окажется недобросовестной, то приложить все усилия, чтобы её руководство об этом пожалело. Это я описала крайности. Реальная стратегия будет комбинацией двух указанных.
Итак, компания создаёт рыночный спрос на изучение предпочтений и на информирование (правдивое или ложное), а потребитель создаёт рыночный спрос на изучение предложений и на санкции за мошенничество.
Получается вечный конфликт снаряда и брони (или, если угодно, дилемма заключённого). Потребителю нужны независимые рейтинги, производитель заинтересован купить себе рейтинг повкуснее. Потребителю нужен суд, который взыщет с производителя за ненадлежащее качество, производителю нужен суд, который его оправдает. При этом потребитель и сам вовсе не обязан быть лапочкой, с него станется попользоваться товаром, затем сломать и вернуть, как будто он был куплен с браком; с него станется получить товар и соврать, что он не был получен; с него станется заплатить фальшивыми деньгами…
Если рынок регулируется сверху на безальтернативной основе, то и потребители, и производители направляют свои усилия на то, чтобы коррумпировать регулятора и побудить его действовать именно в их интересах. Если же централизованной регуляции нет, то наиболее важным фактором, влияющим на принятие решений становится практика успешных взаимодействий с конкретным контрагентом, иначе говоря, его репутация. Я уже как-то писала, на что могла бы быть похожей идеальная дли меня система репутации. Пока что на рынке в основном представлены очень неуклюжие системы анализа потребительского поведения, но они нужны не мне, как потребителю, а наоборот, тем, кто хотел бы впарить мне свои товары. Системы же, которые столь же тщательно будут отслеживать поведение производителей, пока развиты куда хуже, их заменяют костыли из разных организаций, включающих в своё название слово “надзор”.
В доктрине анархо-капитализма предполагается, что все эти надзорные функции куда более качественно смогут исполнять страховые компании. Так ли это на самом деле, или рынок предложит нам ещё более совершенные инструменты, мы сможем узнать, когда отбросим костыли.
Рынок учит буквы, скоро начнёт членораздельно говорить
Насколько я могу судить, у цыган экстерриториальная юрисдикция, не являющаяся контрактной. Ты не можешь просто явиться со стороны и записаться в цыгане. Эта юрисдикция может заключать неформальные контракты с другими экстерриториальными юрисдикциями мафиозного толка, или же оставаться относительно иных юрисдикций в естественном состоянии.
Каковы особенности цыганского сообщества? Это довольно заурядное кочевое племя, сохранившее ряд архаичных черт, в частности, то, что чужаков они не считают правосубъектными. В отношении своих цыгане руководствуются обычными и понятными любому анкапу принципами уважения к собственности, плюс некоторые заморочки с регулированием личной и семейной жизни, которые, впрочем, характерны и для многих других этносов. Что касается чужака, то его можно хоть обмануть, хоть обворовать, хоть убить, это не считается аморальным, не преследуется в рамках цыганской юрисдикции, и единственным регулятором оказывается утилитаризм: если сильно борзеть, то придётся откочёвывать раньше, чем хотелось.
Однако перенесёмся в светлое будущее, где на некоторой довольно значительной территории доминирует анкап, и там появляются цыгане. Для начала, земля при анкапе либо ничья, либо частная. Так что табору для поселения потребуется либо найти ничейный кусок земли, что обычно означает некоторое удаление от заселённых пространств, либо арендовать площадку.
Сдать цыганам землю для проживания? Почему бы и нет, если ты берёшь деньги вперёд и имеешь достаточно сил, чтобы выставить их с этого места силой. Так что, если цыгане хотят жить ближе к своей кормовой базе, им придётся отступить от своих принципов и раскошелиться. Ровно то же отношение они в основном и будут встречать среди всех прочих: только защищённые транзакции. В этом нет ничего ужасного, в конце концов, какие-нибудь крипторынки и сейчас так работают. Сделки между незнакомцами всегда нуждаются в механизмах, позволяющих их проводить, несмотря на отсутствие доверия между ними. Самым простым таким механизмом является доверенный посредник – третья сторона, следящая за соблюдением условий сделки.
Конечно, если цыгане будут вести себя при анкапе так, как привыкли, то через некоторое время может встать вопрос об ответственности по контрактам, на которые они развели доверчивых граждан и не соблаговолили исполнить. С давних времён на такие претензии у табора простой ответ: откочевать. Технический прогресс, однако, уменьшает издержки преследования должника быстрее, чем издержки откочёвывания. Тем не менее, гоняться за кочевниками и выбивать с них долги – это хлопотно, поэтому я бы предложила тем, кто намерен при анкапе иметь дело с цыганами, применять одно простое средство: депозит.
Депозиты активно используются уже сейчас, когда вы, например, заселяетесь в отель. Он взимается при заселении и покрывает примерную сумму вашей возможной ответственности за повреждения в номере. Съехали без предупреждения, чего-нибудь украв – убытки будут покрыты из депозита. Съехали штатным порядком – получили свой депозит на ресепшене. Ровно ту же фигню можно практиковать, сдавая табору площадку для кемпинга или под застройку: с вас арендная плата за месяц вперёд и депозит в размере годовой платы. Любые денежные претензии к члену табора – либо нарушитель гасит их лично в рамках полюбовного соглашения, или если умудрится договориться с истцом о третейском судье, то по суду – либо сумма иска просто списывается с депозита. Прожили год, не исчерпав депозита – молодцы, на следующий год депозит можно немного уменьшить.
Ну а если тот или иной табор умудрится причинить убытков сверх депозита, и немедленно откочует, в следующем месте депозит может оказаться существенно выше.
Последовательное привитие культуры честной торговли постепенно приведёт к тому, что мораль в цыганском сообществе станет более универсальной, и обманывать чужака будет уже западло. А вся прочая культура преспокойно может остаться, ведь культура – это хороший экспортный товар.
При условии, что может появиться ОПГ, которая будет заниматься бандитизмом и грабежом. Как пример могу привести такую ситуацию: гражданин (территориально, т.к гос-ва нет, как такого) решил выращивать и продавать овощи и фрукты, но в отсутствие большого стартового капитала все его средства уходят лишь на выращивание и уход, он не может обеспечить себя охраной, как следствие к нему может подъехать ОПГ с заклеенными номерами и в масках, и… Я могу представить лишь такую ситуацию: этот гражданин будет продавать свои товары и услуги на специальном рынке, на котором он будет платить (дань/налоги) за его защиту. Так вот вопрос: как в условиях анкапа возможно вырасти малому бизнесу, при условии того, что будут возникать преступные группировки, которые будут грабить и убивать, и кто будет заинтересован в их поимке?
анонимный вопрос
Весь рост человеческого благосостояния основан на разделении труда и на его капитализации. Разделение труда увеличивает производительность за счёт того, что каждый участник системы разделения труда делает то, в чём он более эффективен, и не делает того, в чём он менее эффективен. Капитализация труда это, в сущности, то же самое разделение труда, но не по непосредственным участникам производственного процесса, а ещё и во времени и пространстве. То есть не просто “Вася копает ямки, Маша сажает саженцы”, а “завод когда-то где-то произвёл лопату, Вася её купил, и теперь он копает ямки быстрее – ну а Маша сажает саженцы”. В разделении труда поучаствовала куча народу, этот труд инкапсулирован в условной лопате, и в результате такого разделения труда производительность труда при посадке выросла.
Обратная сторона разделения труда заключается в том, что не всегда выходит организовать его так, чтобы каждый делал то, что умеет лучше, и не делал то, что умеет хуже. Плохой управленец (и хороший слесарь) может оказаться начальником над плохим слесарем (и хорошим управленцем) просто в силу того, что так исторически сложилось – карьерная лестница, личные связи и так далее. Чем крупнее бизнес, тем больше вероятность появления в нём подобных неэффективных участков, уменьшающих общую производительность. Также, поскольку в рамках одной компании отношения между её работниками не являются рыночными, разделение труда и разделение прибыли в ней могут сильно отличаться. Эти факторы усиливаются при масштабировании бизнеса.
Малый бизнес – это форма организации с малым уровнем разделения труда и/или малым уровнем его капитализации. Он эффективен только в тех областях, где отрицательный эффект масштаба выше положительного. Но никто заранее не знает и не может вычислить все эти эффекты – рыночное знание имеет рассеянный характер и приобретается только в ходе деятельности. Поэтому всегда будут образовываться новые малые предприятия и распадаться старые крупные.
А вот теперь, после длинной теоретической преамбулы, поговорим о решении конкретной задачи защиты для малого бизнеса.
Капитализация бизнеса мала, поэтому предприниматель сам и выращивает, и продаёт продукт. Теоретически, он мог бы сам и защищаться от посягательств. Так, например, вполне представима ситуация, когда человек продаёт выращиваемый им продукт исключительно по друзьям и знакомым, в результате просто остаётся невидимым для потенциального внешнего агрессора. Доверие – это тоже форма капитализации. Человек вкладывает усилия в обретение связей, а затем использует связи для безопасного получения прибыли.
Другая возможность использования доверия для обеспечения безопасности – это ассоциации мелких производителей. Каждый инвестирует в средства самообороны сравнительно немного (заведомо недостаточно для самостоятельной защиты от типичной банды), но в момент нападения объединяет свои усилия с другими членами ассоциации и даёт уверенный отпор. Клич “наших бьют!” проверен веками практики и работает великолепно.
Третья возможность также связана с ассоциацией производителей, но к ней добавляется разделение труда. Деревня нанимает семь самураев. Ни один из крестьян в одиночку не смог бы нанять и одного.
Четвёртую возможность вы сами описали: производители покупают услугу по обеспечению безопасной продажи у держателя ярмарки.
Пятая возможность – специализироваться только на производстве, а выращенное сразу продавать оптовику, который сам приедет, купит и увезёт товар. Её сейчас активно практикуют мелкие сельхозпроизводители в России, но не от хорошей жизни, и часто такой закупщик в состоянии обеспечить локальную монопсонию, то есть монополию покупателя. Иначе говоря, вот очевидный порог, в который упирается разделение труда в сельхозпроизводстве: каждый производитель заинтересован в том, чтобы лично продавать продукцию конечному потребителю, не теряя деньги на посредниках.
При анкапе упраздняется несколько системных факторов, которые мешают сельхозпроизводителю контактировать с конечным потребителем. Во-первых, в отсутствие налогообложения резко сокращаются затраты на бухгалтерию и учёт в розничных продажах. Во-вторых, в отсутствие градостроительного регулирования резко упрощается возможность организации торговли в городе – в сущности, она регулируется только потребительскими предпочтениями (выбор между дешевизной продукта и качеством сервиса делает сам потребитель, а не внешний регулятор за него). В-третьих, предпринимательская инициатива по обеспечению собственной безопасности также не стесняется таким системным фактором, как государство.
Конечно, без государства упростится и вход на рынок мелких бандитов. На примере навязшего всем на зубах Сомали мы видим, что там предпринимателям приходится инвестировать в свою безопасность довольно много, и всё равно её уровень остаётся невелик. Поэтому так важен не только относительный размер инвестиций в безопасность, но и уровень капитализации в этой сфере. Институты, повышающие доверие в обществе, развитый и диверсифицированный рынок труда, обеспечивающий потенциальным бандитам уйму возможностей честного заработка, чисто технологическое удешевление безопасности – всё это меры, которые делают сценарий “война всех против всех” при анкапе менее вероятным.
Работать над этим можно уже сейчас, разрешения на это государства спрашивать не нужно.
Специфика силового рынка: очень трудно понять, бандит перед нами или охранник. Скорее всего, и то, и другое.
Поскольку большинство населения России является “наследственными” этатистами с глубокими подсознательными запросами на левую повестку (сам таким был, и сам же оттуда перебежал), считаю, что только политическими методами добиться анкапа не получится, у этатистов пропаганда из всех щелей лезет, и опора там на людей среднего и старшего возраста (как на людей с уже сложившимися взглядами), а для молодежи продвигают очень опасные идеи “патриотизма”, “служения государству” и всей этой проэтатистской дичи чуть ли не с детских садов уже. Вот тут как раз контркультурный метод требуется. В молодости идти против течения намного проще и интереснее, чем когда уже есть что терять. А читать тяжеловесную экономическую теорию…? Мало кто осилит. От политики многих воротит, притом, что люди могут быть идейно за свободу (потому их и воротит, что текущая политика против свободы). В общем, нужно больше контркультуры (ибо государство в головах), больше агоризма (особенно в легальных сферах – нужно показать, что фриланс за крипту или за фиат, прямые сделки купли-продажи с авито и подобных ресурсов это хорошо и выгодно!), больше децентрализации во всем, особенно с надвигающимся тотальным информационным и биометрическим контролем со стороны государства.
Жить, хоть и частично, по анкапу возможно, и цель – донести это до восприимчивой аудитории. Как считаешь?
анонимный вопрос
Либертарианство очень сильно завязано на этику. Одни и те же люди в одних и тех же условиях могут устроить и кровавый беспредел, и уютное комьюнити с уважением как частной собственности и свободы торговли – так и ценностей добрососедства. Конечно, этика неизбежно вырабатывается через практику взаимодействия. Нет центральной власти, есть возможность купить оружие – и с каждой вооружённой разборкой у выживших будут накапливаться и навыки жизни без центральной власти, и навыки уважения чужих прав. Но человек не для того создал культуру, чтобы каждое новое поколение набивало свои шишки полностью самостоятельно.
Художественные сюжеты воспитывают хуже, чем непосредственный опыт, но всё-таки они это делают. Кому-то лучше зайдут фильмы, кому-то романы, кому-то анекдоты, а кому-то мемасики. Чем шире культурный пласт, тем больше людей зацепит. Более того, культурная передача этических ценностей позволит привить анкап отдельным людям и в этатистском обществе.
Ну и, помимо художественной культуры, есть ещё самый, наверное, важный механизм передачи ценностей – этическое высказывание через личный пример. Предлагают вам трудоустройство вбелую – можно сделать брезгливую физиономию, спросить, как работодателю не стыдно тратить фонд оплаты труда на то, чтобы кормить государство, и потребовать устройства вчёрную. Приглянулся вам газончик возле подъезда, цветы хотите посадить – не забудьте про табличку “обращено в частную собственность жильцом такой-то квартиры по праву первичного присвоения”, можете ещё и на Ротбарда сослаться для солидности. Берёте в долг до зарплаты – предложите составить короткий договор с указанием: кто взял, когда вернёт, с какими процентами, какие санкции за несвоевременный возврат.
Иначе говоря, очень полезно показывать, что так не просто можно было, но так ещё и лучше всего работает. Проводите границы между своим и не своим, соблюдайте чужие права, избегайте обращений к государству – и будьте при этом успешным человеком. Вот тогда вокруг вас сам собой образуется анкап.
Моя стена – мои порядки. А дверь – так, до кучи загомстедили, никто больше не претендовал.
Если ты будешь выглядеть достаточно угрожающе, на тебя не решатся напасть. Это простое соображение порождает довольно сложные спонтанные порядки. Мы видим их в поведении не только человека, но и множества других биологических видов. Даже растения норовят изобразить из себя что-нибудь очень опасное, к чему лучше не прикасаться. Вот и либертарианцы норовят повесить на свои знамёна зверюшек, преуспевших в применении доктрины сдерживания, таких как гремучая змея или дикобраз.
Наглядная демонстрация доктрины сдерживания в животном мире
В военной теории доктрина сдерживания начала завоевывать популярность в 19 веке и стала доминирующим воззрением после появления ядерного оружия. Изначальное соображение было простым. Надо сделать так, чтобы ведение войны оказалось заведомо невыгодным. Раз целью войны, по Клаузевицу, является мир, лучший, чем довоенный, то нужно сделать средства ведения войны как можно ужаснее и масштабнее, чтобы ни у кого и в мыслях не было, что в результате войны страна может получить экономический выигрыш. Правда, параллельно высказывалось и противоположное соображение, о том, что война, во-первых, отвлечёт на фронт множество рабочих рук, а во-вторых, обеспечит промышленность военными заказами, и это означает, что рабочие получат резкое повышение зарплат, стало быть, у них есть все резоны желать большой войны. И хотя в ходе первой мировой войны оказалось, что почему-то вместо повышения благосостояния начинается голод и нищета, это не помешало вскоре появиться Кейнсу с его идеями, что в кризис надо больше тратить, ибо это и есть наилучший путь достижения богатства.
В интербеллум распространение получила доктрина Дуэ о том, что волю противника к сопротивлению легко сломить неизбирательными стратегическими бомбардировками производственных мощностей в тылу, то есть, опять-таки, у военных теоретиков теплилась мысль о том, как очевидная экономическая бессмысленность противостояния может воспрепятствовать началу бойни. Но вторая мировая война наглядно продемонстрировала, что потери лишь способствуют сплочению, и начинается тотальная война далеко за пределами любых довоенных рациональных расчётов.
После окончания второй мировой войны человечество немедленно принялось готовиться к новой войне, теперь уже ядерной. Ядерные державы вели активные испытания нового оружия и средств его доставки, разрабатывали доктрины его применения, строили бункеры для укрытия органов госуправления и штабов. А затем, наконец, произошло важнейшее, на мой взгляд, событие 20 века: Карибский кризис. Впервые в человеческой истории две державы, полностью снарядившиеся к войне, запустившие на полную катушку свои пропагандистские машины, мобилизовавшие войска, имеющие неразрешимые противоречия в своих доктринах развития, подразумевающих полное поражение противника – не решились начать войну и запустили деэскалацию. Что произошло? Правительства обеих стран отчётливо осознали, что если война начнётся, они станут первой мишенью и будут уничтожены почти с полной гарантией. Этого осознания оказалось достаточно.
Стало понятно, что именно должно быть положено в основу доктрины сдерживания. Не экономическая блокада и санкции, не готовность вбомбить страну в каменный век, а только гарантия уничтожения руководства. До тех пор, пока руководитель государства может жертвовать своими подчинёнными, он будет готов воевать. Как только он сам становится на эту шахматную доску в качестве фигуры, его мотивация к войне резко уменьшается.
Как известно, новый, ранее не существовавший, товар обычно сперва оказывается предметом баснословной роскоши, но постепенно, благодаря своей привлекательности и сверхприбылям, которые даёт его производство, привлекает инвестиции, приобретает всё большую массовость, а его цена снижается. В конце концов товар становится практически общедоступным.
Товар “сдерживание противника через гарантированное уничтожение его лидеров” был очень дорог, и позволить его себе могли поначалу лишь сверхдержавы. Однако со временем, с одной стороны, расширялся круг ядерных держав, уменьшалась стоимость и росли потребительские качества ядерного оружия, а с другой стороны, уменьшалась толерантность людей к военным потерям.
Хорошей иллюстрацией этой тенденции стала последняя конвенционная война между цивилизованными странами – фолклендский конфликт. Он интересен тем, что в ходе войны обеими сторонами более или менее аккуратно соблюдались нормы международного права, относящиеся к законам и обычаям войны, а сам конфликт был чётко географически локализован вокруг спорной зоны. Иначе говоря, стороны уже не могли позволить себе тотальной войны, вынуждены были сдерживаться и быстро перешли от горячей фазы конфликта к дипломатии.
Когда появилось высокоточное оружие, великие державы стали использовать его для уничтожения лидеров противника в слаборазвитых странах. Однако это, с другой стороны, ещё больше снизило порог вхождения в круг стран, могущих позволить себе доктрину сдерживания через угрозу лидерам, ведь теперь для этого даже не требовалось обходить ограничений МАГАТЭ, как это в своё время сделал, по неофициальной информации, Израиль.
Однако прогресс в соответствующих технологиях не стоит на месте, высокоточное оружие продолжает удешевляться, и теперь нас пугают уже чем-то вот таким:
Очевидно, что рано или поздно дешёвое дальнодействующее высокоточное анонимное оружие будет доступно очень широкому кругу субъектов, в том числе частных лиц. А это означает, что человечество вплотную приблизилось к либертарианской мечте – обеспечить себе гарантии ненападения со стороны государства.
В феврале 2019 года состоялся первый в истории акт полноценного систединга. Пара биткойнеров, американец Чад Элвартовски и тайка Надя Тепдет, установили небольшую жилую платформу в 15 морских милях от побережья Таиланда, то есть за пределами территориальных вод, но внутри двухсотмильной исключительной экономической зоны. В апреле военно-морской флот королевства Таиланд уничтожил платформу, что согласно морскому праву есть военные действия против суверенной державы. Так государства в очередной раз продемонстрировали, что морское право работает только между суверенными субъектами, каковыми являются только государства, но не люди.
А теперь давайте пофантазируем. Систедеры продолжают мирно заниматься своими делами: Чад продолжает радовать публику заявлениями “Я рассчитываю, что мой адвокат сумеет добиться разумного соглашения с тайским правительством”, Надя ждёт получения политического убежища в США. А тем временем небольшой дрон роняет бомбу на короля Раму Десятого, после чего в блокчейне биткойна появляется неизвестно кем оставленная запись, где говорится, что так будет уничтожен любой глава государства, посмевший помешать свободным людям селиться вне юрисдикции государства. Спустя несколько месяцев после Тайского кризиса институт систединга объявляет, что намерен установить жилую платформу в 15 морских милях от побережья Вьетнама…
Не каждое государство готово разменять короля на тусовщика
Думаю, пройдёт не очень много времени, прежде чем люди сообразят, что ставить платформы в нейтральных водах – это уже скучно, вон их сколько понатыкали – и примутся объявлять о сецессии уже своих расположенных на суше земель, предсказывая в случае непризнания своего суверенитета вразумляющее возмездие в адрес главы своего государства со стороны анонимных доброжелателей, которым просто близки идеи свободы, и потому они готовы защищать их по всему миру…
Дальше больше. Люди соображают, что суверенная территория – это атавизм, суверенитет может быть экстерриториален – и начнут декларировать свою независимость от государства, даже не потрудившись покинуть его пределы. Застраховался в анонимном фонде вразумления этатистов – и живи себе, без налогов и репрессий. Пришёл налоговый агент – показываешь ему страховой полис, тот меняется в лице, извиняется и уходит. Всё чинно, мирно, по-анкаповски.
Что нужно для того, чтобы подобные фантазии стали реальностью?
Чёткое понимание, что государства начинают говорить на языке права только с теми, за кем видят силу.
Децентрализованная асимметричная защита. Территорию защитить от государства невозможно, не стоит и пытаться. Можно лишь создать угрозу лицам, принимающим решения на стороне противника, чем более высоким, тем лучше. Конечно, нужно оказывать моральное давление и на исполнителей, но ожесточать их крайне вредно: они не должны видеть в вас смертельно опасного врага, иначе вы рискуете прийти к тотальной войне вместо сдерживания. Ожесточённому противнику уже и пропаганды не нужно, он вас лично ненавидит, и глотку готов перегрызть.
Удар в адрес ключевых лиц государства должен приходить не со стороны тех, на кого нападает государство, а по возможности анонимно.
Какими именно средствами осуществляется сдерживание, по большому счёту неважно, если соблюдаются ограничения: оружие должно давать минимальные риски побочных потерь, иметь приличную дальность поражения, быть максимально точным, максимально дешёвым. Оно даже не обязано быть летальным, воспитательный эффект может быть достигнут и без таких радикальных мер, как убийство. Это может быть и разглашение критичных персональных данных, вроде адреса проживания семьи, и увод денег с банковских карт, и проколотые колёса, и пакет с говном на голову вместо бомбы – да мало ли можно придумать аналогов дикобразьей иголки в современном мире!
Нужна широкая реклама. Акции в рамках доктрины сдерживания должны красочно освещаться, быть грамотно срежиссированы, а в идеале быть ставить объекты воздействия в максимально идиотское положение. Именно публичный позор наиболее эффективно работает и против публичных выборных фигур, и против надувающихся от сознания своей важности диктаторов.
Современные демократии активно используют размывание ответственности, когда те или иные неправовые законы принимаются коллективными органами. Однако здесь кроется не только сила, но и слабость. Одного верховного главнокомандующего сравнительно легко защитить, а попробуй постоянно охранять целый батальон парламентариев! Доктрина сдерживания противопоставляет коллективным решениям коллективную же ответственность.
Разумеется, доктрина сдерживания сработает не со всеми, всегда может найтись особенно упёртый функционер, которому нипочём все ваши предупреждения. Здесь сработает та же тактика, что и для общественных кампаний: нужно просто переключиться на вышестоящего, чтобы уже он скомандовал отбой не в меру ретивому подчинённому. Вообще, при конструировании стратегии сдерживания противника все наработки по ведению общественных кампаний можно перенимать практически в полном объёме.
Юлия Латынина любит повторять, что общество устроено так же, как устроена армия, причём одно влияет на другое. Непреднамеренным следствием того, как именно гражданское общество будет сдерживать институционального агрессора, станут определённые изменения в структуре самого общества. Максимально децентрализованный принцип координации и стремление достигать целей непрямыми средствами – непременно взрастят в обществе систему тех самых экстерриториальных контрактных страховых юрисдикций, которыми я тут вам на канале уже все уши прожужжала. Спонтанные порядки именно так и работают.
Самое весомое возражение против доктрины сдерживания таково. Да, конечно, общество может затерроризировать несчастных зашуганных бюрократов во влажных мечтах европейских хипстеров. Вот только эти хипстеры запоют совсем иначе, когда условные коллективос начнут убивать их по ночам – у государства куда более богатый арсенал средств не только преследования по закону, но и прокси-насилия.
Да, действительно, государство может очень легко поднять ставки в этой игре, и мягкое deterrence by denial с его пакетами с говном и прочими попытками обеспечить репутационный ущерб перестанет работать (если лидер противника не может победить красиво, он может отступить, а может решить, что чёрт с ним, буду побеждать некрасиво), после чего гражданскому обществу придётся всё-таки принимать на вооружение хардкорное deterrence by punishment, и применять летальные средства. Но тут важно всё-таки не скатываться в тотальную войну, вести сугубо точечные акции и активно транслировать во внешний мир голосами непричастных: да что вы делаете-то? Зачем доводите этих несчастных людей до отчаяния? Вам жалко пойти на ничтожные уступки? На кой вам эта война?
Весь смысл доктрины сдерживания в том, чтобы противник решил: игра не стоит свеч. Даже в самых запущенных случаях это вполне решаемая задача.
В отсутствие государства довольно маловероятно само существование детских домов – трудно себе представить человека, которому нужно настолько много детей. Редкая семья решается завести их себе больше десятка. Нужда в том, чтобы массово пристроить огромное количество беспризорных детей возникает только после больших войн, но анкап гарантирует, что уж чего-чего, а больших войн точно не будет – нет возможностей для такой концентрации сил, это экономически бессмысленно. В обычных же условиях спрос на детей превышает предложение – и если государство не ставит палки в колёса, то дети, которые не нужны одним взрослым, быстро попадают к другим взрослым, готовым о них позаботиться.
С инвалидами при анкапе тоже в целом дела должны обстоять лучше, чем при государстве. Судите сами. Нет обязательных к использованию фиатных денег, значит, человек вполне в состоянии, не обладая специфическими навыками инвестирования, накопить себе на старость, просто откладывая деньги, желательно дефляционные, вроде биткоинов. Затем случается инвалидность, и даже если он почему-то не был застрахован, ему остаётся лишь распечатать кубышку.
Конечно, бывают дети-инвалиды, и далеко не каждый из них настолько талантлив, как Саня из Дагестана. Но, как легко видеть, государство о них и так не намерено заботиться. Что касается общества, то у него, в отсутствие централизованного грабежа, появляется куда больше возможностей для того, чтобы обеспечить сносную жизнь даже дорогостоящим детям-инвалидам. Их слишком мало, чтобы это могло по настоящему напрячь людей, склонных к спонтанным добрым поступкам.
В конце концов, у вас нет никакой гарантии, что за псевдонимом Анкап-тян не скрывается точно такой же инвалид. Вы присылаете мне деньги не за то, чего у меня нет, а за то, что я вам даю: интересные размышления, изложенные неплохим стилем. Благодаря тому, что с ваших донатов мне не приходится платить налогов, они все целиком расходуются на добрые дела. Спасибо, что не бросаете.
Тут я в очередной раз сошлюсь на Евгения Квасова и его пост про дороги. Вкратце: наиболее естественный хозяин для улицы – это владелец недвижимости, мимо которой проходит улица, потому что стоимость недвижимости прямо зависит от качества коммуникаций.
Если владельцев недвижимости много, у них есть множество резонов договориться о том, как содержать дорогу, и ни одного резона чинить препоны проезду – это резко роняет стоимость их активов. Ситуация, в которой дома вдоль улицы принадлежат одним людям, а сама улица – другим, не имеющим к этим домам никакого отношения – возможна, но тогда управляющая улицей компания непременно имеет чётко зафиксированные обязательства по режиму функционирования улицы.
Дома всегда первичны, а улица возникает уже позже, и именно для того, чтобы из дома можно было переместиться в какую-то другую локацию. Жители могут смириться с временным перекрытием улицы ради какого-то альтернативного её использования, если с ними согласуют это перекрытие и заплатят за неудобство. Но в норме они всегда будут требовать свободного прохода и проезда, и жёстко противодействовать любому самоуправству, мешающему осуществлять этот самый проход и проезд. Любой блокпост будет для них отрицательной экстерналией, а это уже повод для иска. Дороговато будет содержать блокпосты. Не окупятся.
Вот при государстве – другое дело. Тут дома могут принадлежать людям, улица муниципалитету, а движение по ней регулироваться центральной властью. При таком подходе неизбежны коллизии, когда интересы жителей не принимаются во внимание.
Можно ли его назвать радикальным анархо-капитализмом? Его сочетание с криптоанархизмом и тактикой контрэкономики имеет известную силу, особенно на заре таких передовых технологий, как opensource p2p рынки. Напиши, пжлст, свою точку зрения на этот вид анкапа. Agora! Anarchy! Action!
Insurgent
Агоризм – это не вид анкапа. Это комплекс методов по его достижению. В своём довольно старом посте про анкап и минархизм я упоминала про два разных подхода к построению анкапа: политический и контркультурный. Вот контркультурный подход это и есть агоризм. Это очень последовательное убеждение в том, что государство невозможно уничтожить как институт методами государства. Реформами можно здорово уменьшить государственное влияние на общество вообще и на экономику в особенности. Но чем сильнее ослаблено государство, тем меньше оно мешает, и тем меньше мотивации доводить дело до конца, а самостоятельно недотравленный паразит сдохнет лишь в том случае, если организм будет его как-то отторгать. Поэтому, так или иначе, последний этап по изживанию государства как комплекса институтов будет агористским.
Те, кто называют агоризм какой-то особой разновидностью левого анархизма, видимо, подходят в своей типологии с другого конца. Вот есть левые анархисты, практикующие построение коммун и акции прямого действия, а вот есть агористы, практикующие неформальные рыночные сообщества и акции прямого действия – не иначе как это родственные течения. Но родственное в них – анархизм, а не левизна.
Инвестиции и биржи являются основой всей рыночной экономики сегодня. По сути, при отсутствии регулятора в лице государства трейдеры смогут получить практически безграничную власть: они смогут раздувать цены и наоборот сбивать их в ноль, смогут уничтожать одни компании и продвигать другие. Так вот вопрос: как будут работать биржи в анкапе? Какая альтернатива инвесторам будет предложена вместо фб в случае их ликвидации? Как можно не допустить господства трейдеров над рынком?
Muller
Биржевый стакан – это, фактически, квинтэссенция свободного рынка. Чистые спрос и предложение, лишённые любой риторической шелухи. Недаром основы австрийской экономической теории заложил именно биржевый обозреватель. Так что, конечно же, в свободной рыночной экономике роль бирж будет только усиливаться.
Каковы основные опасности, подстерегающие инвестора на бирже?
Во-первых, это возможные манипуляции биржи.
В мире фондовых бирж откровенные манипуляции стали большой редкостью, поскольку они пекутся о репутации. Если мы и сталкиваемся с какими-то ограничениями торговых площадок, то это обычно требования внешних регуляторов – например, о приостановлении торгов в ситуации биржевой паники. Я не знаю, какие биржи будут предпочитать компании для размещения своих акций – те, которые будут предусматривать автоматическую остановку торгов при скачках цен, или же те, которые будут гарантировать бесперебойность. Пусть выбирает потребитель.
В мире криптовалютных бирж попытки защититься от манипуляций биржи привели к появлению спроса на децентрализованные площадки, там уже фиктивные объёмы не порисуешь. Не удивлюсь, если со временем и фондовые биржи потеснятся, когда место акций компаний начнут занимать их криптотокены.
Во-вторых, возможные манипуляции инсайдеров.
Это, фактически, проблема не бирж, а компаний, которые на биржах торгуются. Уже сейчас частные компании принимают меры по пресечению подобных махинаций – через договоры о неразглашении инсайдерской информации, предусматривающие серьёзные выплаты за их нарушение, а также через моратории на торговлю акциями компании для её сотрудников в периоды незадолго до публикации регулярной отчётности. Отсутствие подобных мер просто будет учитываться в цене акций конкретных компаний как дополнительный фактор риска.
В-третьих, манипуляции маркетмейкеров – трейдеров, обладающих доступом к очень крупным капиталам. Это тот фактор, о котором вы и пишете.
Тут можно сказать только одно: хотите, чтобы вам было пофигу на подобные манипуляции – просто не берите кредиты под залог акций. Тогда вам не придётся сбрасывать акции по маржин-коллу, если кто-то временно обвалит цену. Полностью обнулить акции процветающей компании никакой маркетмейкер не в состоянии: какие бы панические слухи он ни распускал, какие бы объёмы акций ни выбрасывал на рынок, если вы просто забудете про свой пакет на месяц-другой, то ничего не потеряете, цена со временем вернётся, просто кто-то за это время продаст бумаги, кто-то купит. Не факт ещё, что тот трейдер, который всё это затеял, обязательно наварится. Он не один такой – крупное движение привлечёт других, они сыграют как-то по своему.
Так что о господстве трейдеров на развитом рынке говорить не приходится. Это просто среда их обитания. Чем их больше, тем лучше живётся тем компаниям, которые на этом рынке торгуются, и тем сложнее трейдерам манипулировать ценой активов.
В целом, биржи это просто инструмент, при помощи которого продавцу и покупателю удобно находить друг друга. Это не какая-то самодовлеющая сущность. Если инструмент работает корректно, то сам по себе он ущерба реальным компаниям не причинит.
При ответе использовались консультации Srpski, в качестве благодарности он попросил сослаться на свой канал “Сербский дивергент”.
Прочитала тут очень хорошую статью на freedom pride про то, как была построена модель с достаточно реалистичными предпосылками, и далее в зависимости от входных данных она демонстрировала, что лучше работает: контрактные юрисдикции, демократия или анкап.
Смысл моделирования состоит в том, чтобы посмотреть, как снижаются издержки членов общества в зависимости от того, какие механизмы приспособления к обществу и влияния на общество у них есть.
В статье выводы изложены довольно тяжеловесным языком, так что я переведу их для себя, попроще.
Демократия плохо подходит в качестве механизма для оптимизации своих издержек от существования в обществе. Тут не могу не сослаться на собственный лонгрид по сабжу.
Вместо того, чтобы добиваться изменений через демократические механизмы, куда надёжнее снижать издержки через голосование ногами – покидаешь общество, которое тебе не подходит, и перемещаешься в то, которое подходит.
Чем ниже относительные издержки финансирования общественных благ, тем выгоднее анкап. Чем выше, тем выгоднее контрактные юрисдикции. И вот за этот последний вывод я очень благодарна авторам статьи: они-то утверждают, что это довод за КЮ, но для меня это означает, что по мере технического прогресса всё более выгодным будет становиться именно анкап.
