В дополнение к предыдущему посту

Пост получился плохой. В качестве смягчающего обстоятельства могу привести разве что продолжающееся ОРВИ, из-за которого у меня отовсюду течёт, и это несколько отвлекает.

Там зря упоминалось про какие-то дебаты и тейки с этих дебатов, потому что читатели закономерно попытались понять, как они связаны с содержанием поста – а связь там весьма слабая. Дело в том, что меня не слишком интересует тема выживания при государстве, иначе бы и темы моих постов касались в основном тактик занимания очереди за разными государственными социальными ништяками, грубо говоря, за баландой. Пост касался именно этических аспектов заключения контрактов при анкапе, и того, что позитивное право в условиях децентрализации работает крайне ограниченно, а потому не каждый документ, на котором написано “Контракт”, и под которым стоят подписи сторон, действительно обладает свойствами, которые хотелось бы ожидать от контракта. То есть не факт, что описанные в нём взаимные обещания действительно будут исполняться сторонами, планировались к исполнению сторонами, и могут быть как-либо принудительно воплощены в реальность силами одной из сторон.

Этично ли подписывать контракт, который не хочется исполнять? Да, если иное сопряжено со значимыми издержками. Этично ли не исполнять после этого подписанный контракт? Да, или исполнять частично. Этично ли не давать понять заранее, что контракт тебе не нравится? Да, если этот вид обратной связи наказуем. Этично ли злоупотреблять обманами такого сорта? Разумеется, нет, наоборот, этично стремиться избегать ситуаций, когда такой обман требуется.

Кстати, изложенный этический подход заодно полностью закрывает мемную тему контрактного рабства при анкапе.

Контракты

Случились у меня вчера дебаты. Оппонент толкал популярные тейки о том, что государство ничем не отличается от этих ваших контрактных юрисдикций, и что получение паспорта – это подпись под контрактом. Где текст контракта? А вот он, корпус законов. Дальше было много срача, в ходе которого у меня сформулировалось, зачем нужны контракты и как к ним относиться.

Контракт это всего лишь взаимное обещание. Обещания даются, пересматриваются, дезавуируются, нарушаются, их нарушение может иметь те или иные последствия. Подавляющее большинство контрактов – не смарт-контракты. Сами себя они не исполнят, исполнять их придётся людям. Собеседник интересуется: если вы, анкапы, заранее оставляете за собой право нарушить любой контракт и даже прямо говорите, что оставляете за собой право постараться избежать для себя вредных последствий его нарушения – то зачем тогда вообще нужны контракты? Чем мир с контрактами отличается от естественного состояния, когда никто никому ничего не должен?

Контракты нужны для того, чтобы делать мир проще, предсказуемее, понятнее, обеспечить себе возможность строить более далёкие планы, полагаясь на других людей. Но если контракт не исполняет себя сам, то просто по умолчанию полагаться на то, что он будет исполнен другими людьми, чревато ошибочным планированием. И тут есть два пути, оба валидные и не противоречат друг другу. Можно инвестировать в механизмы энфорсмента контрактов. А можно стараться заключать такие контракты, которые контрагент будет хотеть исполнить.

Скажем, правило дорожного движения “в этой местности принято держаться правой стороны дороги” – это хорошее правило. Оно куда лучше, чем его отсутствие, потому что увеличивает предсказуемость движения. Оно дёшево в исполнении, потому что какая разница, по какой стороне ехать, можно и по правой. И оно дорого в неисполнении. Нет никакой нужды специально энфорсить это правило, достаточно, чтобы о нём все знали, а если вдруг не знают, то быстро узнавали из наблюдения за потоком. И раз уж любители натягивать сову на глобус норовят называть контрактом отношения гражданина с государством – просто неявно заключённым по принципу публичной оферты – то вот это правило дорожного движения – хороший пример социального контракта здорового человека.

А теперь представим себе ситуацию. Человек въезжает на некую территорию. На блок-посту ему предлагают двенадцать томов правил поведения на этой территории – и место для подписи под этим контрактом, что даст ему право въезда. Поскольку человек не будет читать эти тома, то для него процедура сведётся к следующей: вы просите поставить подпись, чтобы меня пустить. Вот вам подпись, пускайте. Контракт с моей стороны выполнен. А любая дальнейшая апелляция к содержимому шестого тома пылящихся на блокпосту талмудов будет восприниматься им как беспредел, а указание на то, что ты же подписал контракт – восприниматься как глумление. Такие контракты не делают мир проще и предсказуемее. Они нужны самозванным энфорсерам для того, чтобы был повод докопаться до нарушения, а подписавшая их ради права на въезд сторона будет постоянно их нарушать без всякой задней мысли, поэтому полагаться в своём планировании на то, что есть такой-то контракт, и люди ему следуют, не приходится. А значит, при анкапе естественное возникновение практики сопровождать пребывание на территории навязыванием объёмного свода правил вряд ли приживётся. Точнее – максимальный объём правил, действующих на территории, будет пропорционален эксклюзивности доступа на неё и лёгкости энфорсмента. Дорогой элитный закрытый клуб сможет позволить себе сложные нормы поведения. Публичный парк – не сможет.

Конечно, бывают контракты, где сложность обусловлена сложностью предмета сделки. Например, слияние крупных акционерных компаний. Но там контракт готовится профессионалами с обеих сторон, а не предоставляется одной стороной в готовом виде без права на внесение правок. Так что сложность будет – добровольная. И именно она обеспечит желание исполнить всё ровно так, как написано.

И, наконец, есть контракты, где предмет сделки сложен, но текст при этом типовой. Например, договор банковского кредита. Но для клиента банка фактически этот текст сводится к короткой экспликации: вы мне сейчас столько-то, я вам по столько-то ежемесячно столько-то лет. А что именно должно делаться, если что-то пойдёт не по плану – здесь у него действует презумпция добросовестности банка. Он верит, что банк предоставляет для таких сценариев справедливые процедуры, и заранее не против их следовать именно им, потому что сам он их не продумывал. А когда дойдёт до дела, его мнение может резко поменяться. Тут-то банк и обнаружит, что все эти процедуры с точки зрения клиента – это не святые скрижали. Это вообще не контракт. Это хотелки банка. А у клиента они свои. И чем сильнее банк будет настаивать на соблюдении своих хотелок, тем больше будет недоволен клиент, и тем больше издержек он постарается создать банку. Поэтому чем более высококонкурентен будет рынок займов в условиях децентрализации права, тем более клиентоориентированные там будут контракты.

Так и в нашей обычной жизни – большая часть правил, на соблюдении которых настаивают окружающие – это не контракты, а хотелки. Какие-то мы уважаем, какие-то нет, разрешаем свои конфликты сами – и ничего, живём. Довольно мирно и счастливо.

Мудрый чувак, который знает, какие хотелки стоит озвучивать, а какие нет

Государства – не частные организации

Колонка Виталия Тизуня

Во время критики государства очень часто можно услышать, мол, раз не нравится – вали в другой «загон». Аргумент состоит в том, что государства тоже являются частными конкурирующими организациями, они живут за счёт средств, которые платят их клиенты (то есть граждане), и каждый человек имеет выбор среди множества государств, а значит, мы уже живём в свободном обществе. На самом же деле это очень неадекватное объяснение того, чем является государство и как оно работает. Почему? Сейчас мы разберёмся!

Что обычно значит смена одного частного агента на другого? Вам нужно расторгнуть старый контракт и заключить новый с другим агентом. Конечно, данный процесс иногда может сталкиваться с некоторыми затруднениями, однако в целом он не несёт за собой каких-то неприемлемых тягот. В этом деле вам скорее всего даже не придётся менять своего места жительства. А если и придётся (допустим, вы решили сменить жилой комплекс, или нашли работу в соседнем городе), то окружающая вас обстановка всё равно не изменится кардинальным образом.

Что же значит смена государства? Вам нужно отказаться от своей культуры, своего языка, своих близких и знакомых, привычной среды обитания, понести значительные денежные затраты, выполнить ряд условий касательно расторжения предыдущего гражданства (иногда трудновыполнимых, знаю одного человека, который не мог отказаться от гражданства России ввиду необходимости «отдать долг Родине»), также выполнить ряд условий с целью получения нового гражданства (нельзя переехать в другую страну, просто купив там жильё или отыскав работу, то есть получив одобрение кого-то из местных жителей, нужно ещё разрешение государства) и т. д.

Процесс смены государства сталкивается со значительными издержками. Обычный человек не переедет в другую страну просто потому, что он плохо знает местный язык и не имеет достаточно средств. Большинство людей будут убегать из своей страны только в том случае, если правительство начнёт просто расстреливать всех без разбора (однако такие правительства обычно ещё и закрывают границы). В любой иной ситуации, какой бы она ни была плохой, основная часть населения остаётся там, где она и была.

Можно сказать, что просто не нужно принадлежать к большинству, что нужно как-то развиваться, стараться, изучать другие языки, всеми возможными методами накопить средства на переезд, доказать другому государству свою благонадёжность и полезность, и тогда всё получится, а раз не делаешь этого – значит и не сильно хочешь что-то менять в своей жизни.

Однако даже если постараться и удачно перебраться жить на территорию другого государства – это всё равно не даст никаких гарантий касательно политики нового суверена. Независимо от обстоятельств, большинство населения любого государства (то самое, которое никогда не переедет) никуда не денется от уплаты налогов и подчинения государственным регуляциям. Государство имеет возможность пользоваться этими людьми и их средствами, преследуя собственные цели. Это даёт ему возможность допускать ошибки в своей политике, или даже вовсе принимать очень неадекватные и нерациональные решения, поскольку у него всегда есть, чем покрыть возникающие издержки.

Частной организации необходимо функционировать как можно более эффективно, поскольку она полностью живёт за счёт продажи своих товаров и услуг. Для неё недопустимо проявление какой-либо неэффективности, поскольку это приведёт к тому, что предоставляемые ею блага будут либо дороже, либо менее качественными, чем блага её конкурентов, она таким образом лишится клиентов и своих доходов.

Государству же не нужно стремиться к наибольшей эффективности. Конкретному правительству достаточно проводить лишь настолько эффективную политику, насколько это позволит удержать возмущение граждан ниже некого критического уровня. Но не более того.

Государства никоим образом не походят на частные организации, они не конкурируют за людей, а эксплуатируют принадлежащее им население. Государство – это всегда рабство. Говорить, что государства являются рыночными и конкурирующими организациями – бред!

Комментарий Анкап-тян

Любую аналогию не следует воспринимать полностью буквально. Разумеется, государства конкурируют за людей, хотя это совершенно не отменяет тезиса о том, что они стремятся их эксплуатировать с целью получения дохода – если бы такой цели не было, то не было бы и смысла конкурировать. Гражданства разных государств имеют различную ценность, хотя, конечно, разные люди ценят разные преимущества, которые даёт то или иное гражданство.

Но с таким же успехом мы можем рассматривать и предпочтения рабов насчёт того, у какого хозяина лучше находиться в собственности. Известно, что некоторые рабы успешно меняли хозяев в соответствии со своими предпочтениями, хотя основной массе это не удавалось, или даже не осознавалось в качестве потребности.

Короче говоря, лозунг “не нравится – вали” никогда не нужно сбрасывать со счетов. По этому поводу хочу напомнить отличную статью Саввы Шанаева Математика на страже либертарианства, а также мой краткий комментарий к этой статье.

Как право собственности (или другое любое абсолютное право) может возникать ТОЛЬКО из добровольных контрактов?

Или мне придётся заключать договор со всеми людьми на земле, или будет какое-то стороннее принуждение, разве нет?

katta

13 февраля на канале Дебаты об анархии мы как раз дискутировали с анкомами на тему прав собственности, так что я сейчас с разгону с удовольствием ещё порассуждаю на эту тему.

Право – это претензия, которую терпят.

Рассмотрим появление некоего права с нуля. Есть группа, один из членов которой выдвигает претензию. Например, “я занимаю этот стул, потому сел на него первым”. Если остальные терпят эту претензию, следующий может занять любой свободный стул, и из повторения однотипных претензий складывается правовая традиция именно для этой группы: право пользования – за первым заявителем.

Допустим, некто оспорил это право и заявил, например: пересядь вот сюда, я хочу сесть рядом с Машей. Регулярные заявки такого рода могут дополнить правовую традицию правилом: по обоюдному согласию правами пользования можно поменяться.

Наконец, некто может предъявить претензию в такой форме: слезай, либо огребёшь. Если такие претензии будут регулярно удовлетворяться, поздравляю, в этой группе появилось право сильного.

Чем больше чья-то претензия вызывает у вас желания её оспорить, тем более несправедливой вы её полагаете. Но на то, будете ли вы реально её оспаривать, влияет ещё несколько факторов. Во-первых, ваш шкурный интерес: насколько велики ваши издержки от того, что несправедливая претензия будет реализована. Во-вторых, ваша самоуверенность: насколько большими вы оцениваете свои шансы вынудить претендента отказаться от претензии. В-третьих, ваше упрямство: насколько большие издержки вы готовы терпеть ради оспаривания чужой несправедливой претензии.

Таким образом, право, во-первых, не является абсолютным: у каждого своё мнение о том, кто какими правами обладает. Во-вторых, для установления права не обязательно эксплицитное согласие всех интересантов, то есть заключения с ними контракта. Достаточно их непротивления. Из повторяющегося опыта заявления о правах и реакции на эти заявления складывается правовая традиция общества. То, что наиболее веским доводом для утверждения чьих-то прав является контракт с предыдущим носителем этих прав – это широко распространённая правовая традиция. Причиной такого широкого распространения именно этой традиции является то, что очень многие полагают такой механизм утверждения прав справедливым.

Тем не менее, вы вполне можете столкнуться с ситуацией, когда приобретённое вами по контракту право собственности, котировавшееся в одном обществе, не будет котироваться в другом. Например, вы столкнётесь с тем фактом, что гашиш, честно купленный вами в одном месте, в другом месте не только не считается вашей собственностью, но ещё и является поводом в лишении вас права на свободу передвижения. И если вы полагаете, что при анкапе такие коллизии невозможны, вынуждена вас разочаровать. Возможны, хотя вряд ли они окажутся настолько выпуклыми.

Как так – не имею права? Я ведь честно купила этот гашиш!

Объясни, в чем разница между напом и контрактными юрисдикциями?

анонимный вопрос

Это примерно как спрашивать, в чём разница между равноправием и судом присяжных. Первое – принцип. Второе – институт. Между ними – причинно-следственная связь.

NAP – принцип неагрессии, гласящий, что никто не имеет права безнаказанно применять агрессивное насилие. Контрактные юрисдикции – институт разрешения конфликтов, исходя из соблюдения NAP.

Смысл контрактных юрисдикций в том, что один субъект заключает договор с другим субъектом о том, что он ему подсуден. В договоре также оговаривается, какие ограничения имеет эта подсудность.
Наличие контракта между судом и подсудным лицом – обязательное условие, обеспечивающее соблюдение NAP, ведь по договору подсудное лицо обязуется исполнить решение суда, либо соглашается с тем, что его к исполнению решения принудят. Без такого заранее данного согласия попытка принудить осуждённого к исполнению решения суда оказывается нарушением принципа неагрессии.

Самый элементарный пример контрактной юрисдикции – это третейский суд. Две стороны конфликта заключают контракт с судом для разбора одного конкретного конфликта, обязуясь исполнить решение суда, каким бы оно ни было. Третейский суд даёт наивысшую возможную степень справедливости разрешения конфликтов, но плохо годится для случаев сильного ожесточения сторон, а также в ситуации, когда стороны малознакомы и попросту не могут отыскать ни одного лица, которому бы обе стороны доверяли.

В случаях, когда третейский суд в чистом виде затруднён, в дело начинают вступать посредники. Я поручаю уладить мой конфликт тому, кого избрала своим представителем, а тот после некоторых хлопот даёт мне результат: здесь оппонент готов пойти на такую-то уступку, здесь имеет смысл пойти на уступку мне, также я могу рассчитывать на такую-то компенсацию, но за посредничество должна столько-то. Я соглашаюсь с этим, и происходит расчёт. Или не соглашаюсь и переговоры продолжаются.

Чем более стабильно общество, тем больше вероятность, что подобные посреднические контракты будут становиться всё более долгосрочными, а результаты их деятельности всё более предсказуемы. Люди вообще любят обобщать и осреднять, чтобы экономить усилия и не париться из-за мелких частностей.
Так и возникает то, что обычно и подразумевается под словами “контрактные юрисдикции”, хотя это лишь частный их случай: система, в которой практически каждый связан постоянным контрактом с той или иной юрисдикцией, а уже она занимается разбором всех его конфликтов, когда либо он предъявляет другим претензии, либо их предъявляют ему. Контрактную юрисдикцию можно свободно поменять, но делаться это вряд ли будет чаще, чем сейчас люди меняют мобильного оператора.

В некотором приближении подобная судебная система существовала в Исландии в век саг, то есть в период отсутствия государства, когда юрисдикцию, вкупе со жреческими функциями, осуществляли так называемые годи, а землевладелец мог войти в тот или иной годорд или перейти в другой.

Для задротов могу даже дать ссылочку с описанием этой правовой системы.

Современные исландские годи – это больше ролевые игры, но имитационные институты иногда просыпаются

В среде наших либертарианцев много разговоров и шуток о контрактном рабстве. Однако как это возможно с точки зрения либертарианства? Ведь я не могу кому-либо передать мою волю, тело и разум – они принадлежат только мне, и при всём желании я не смогу заключить рабский договор. Или могу?

анонимный вопрос

Не люблю впадать в академизм, поэтому и экспертов стараюсь привлекать из тех, кто им не грешит. Про контрактное рабство рекомендую почитать у жж-юзера Артёма Железнова по тегам рабство, рабовладение и работорговля.

Чувак позиционирует себя как не только теоретика, но и практика в данной отрасли, что придаёт его манере изложения дополнительную свежесть.

Даю микс из его тезисов и собственных соображений.

Определим раба как субъекта, принуждаемого к той или иной деятельности, а рабовладельца как лицо или организацию, являющихся конечными выгодоприобретателями от принудительной деятельности раба. Отмечу, что принуждение именно к труду определяющим признаком рабства не является – достаточно и того, например, что раба принуждают жить, где указано, есть, что дают и соблюдать навязанный рабовладельцем распорядок. Также не является принципиальным и то, имеет ли рабовладелец от раба прибыль. Раб может быть убыточным, но тем не менее находиться в рабстве.

В современном мире частное рабовладение разрешено, кажется, только в Марокко, государственное же, напротив, легализовано везде. Человек становится рабом, попадая в тюрьму, в призывную армию, в детдом. Считать ли рабом австралийского гражданина, обязанного прийти и проголосовать на выборах – спорный вопрос. Я бы скорее определила это как натуральную повинность, от которой можно откупиться.

В чём отличие рабства от работы по найму? Раб по умолчанию не вправе договариваться с рабовладельцем о размере своего вознаграждения, а также не вправе самовольно разорвать с ним отношения.

Ну а теперь перейдём к контрактному рабству. Это такое рабство, которое появляется вследствие заключения контракта, то есть добровольно. Таким образом, в момент заключения сделки каждая из сторон считает, что приобретает больше, чем теряет.

Так, например, ирландцы, бежавшие в Соединённые Штаты от голода в 19 веке, не могли оплатить переезд, поэтому продавались в рабство. В Штатах их покупало какое-нибудь частное лицо, и по договору рабы были обязаны отработать на него оговоренный срок. Согласитесь, такая модель была выгодна для всех участников сделки. Эмигрант покупал жизнь и билет ценой временного ограничения свободы. Капитан получал деньги только если доставлял кондиционного раба на тот берег. Рабовладелец получал дешёвую рабочую силу, которая окупится лишь если останется работоспособной в течение всего оговоренного контрактом срока.

Отмечу, что добровольное рабство не означает продажи тела, разума и воли, даже если контракт не срочный, а пожизненный, именно поэтому оно не противоречит либертарианским принципам. Контрактное рабство всего лишь означает принуждение к деятельности по требованию рабовладельца, в соответствии с контрактом. Сохраняя свободу воли, раб всегда может счесть дальнейшее нахождение в рабстве неприемлемым для себя, и начать саботировать указания хозяина и предпринимать действия по своему освобождению. Если сумеет убедить его заключить новую сделку, где с одной стороны условием будет освобождение, а с другой – некая выгода, недостижимая по текущему рабскому контракту – то получить свободу вполне реально.

Самая невинная разновидность рабства – это эротические игры между доминантом и сабмиссивом. По контракту сабмиссив может быть принуждаем доминантом к чему угодно, но контракт может быть расторжен или приостановлен по желанию одной из сторон.

Самая отвратительная разновидность рабства – это, конечно, рабство государственное. Государству рабы достаются даром, оно не заботится о выгоде, не заинтересовано в сохранности рабов – и потому нет такой жестокости, которую оно не могло бы с лёгкостью проявить в их отношении, оставаясь полностью безнаказанным.