Существует известное предположение, что если отменить государственное регулирование, относящееся к зонированию районов, площади зелёных насаждений, парков, этажности зданий и т. п., застройщики начнут выжимать прибыль с каждого квадратного метра земли, строя сплошные массивы небоскрёбов в сто этажей.
По факту же застройщику отнюдь не всегда выгодно продавать как можно больше квадратных метров в доме, где рядом нет парка и озеленения. Средняя цена квадратного метра в таком доме будет намного ниже, чем в точно таком же доме, но с соответствующим благоустройством прилегающей территории. Это подтверждает пример Нью-Йорка, где стоимость жилья с видом на Центральный Парк значительно выше аналогичной недвижимости за квартал от него. Того, кто попробует застроить эту площадь, жители окрестных домов по судам затаскают, ведь это обрушит стоимость их активов.
Скептики могут возразить — посмотрите на Гонконг, там ведь действительно минимум госрегулирования, а застройка похожа на «бетонные муравейники». На самом же деле, во-первых, государство преднамеренно строило такие кварталы для предоставления «доступного жилья» своим избирателям. Во-вторых — Гонконг является особой свободной зоной с крошечной территорией в огромном тоталитарном Китае. Соответственно, спрос на недвижимость многократно превышает предложение и люди согласны пожертвовать комфортом среды ради экономических и личных свобод. Для такой огромной страны как Россия, да и стран Европы, проблема нехватки свободной площади не настолько актуальна.
Хотела сперва вставить фоточку с центральным парком Нью-Йорка, но нет, вот вам бетонный муравейник без всякого зонирования.
Вообще-то, современный Китай – это не только Китайская Народная республика, но также республика Китай, а ещё Макао, Гонконг и в изрядной мере Сингапур. И как раз в плане благосостояния граждан Китайская Народная республика живёт хуже, чем все остальные перечисленные мной государства, при том, что стартовые условия в плане экономического развития у КНР, республики Китай и Сингапура были примерно одинаковые.
Так что с позиций либертарианства приходится объяснять скорее неудачу Китая, а отнюдь не его успех. Да, конечно, Дэн Сяопин для КНР оказался лучше, чем Мао Цзедун. Но жители республики Китай без всяких всемирно известных реформаторов добились куда более значительных успехов. Какова тут роль государственного регулирования? Как нетрудно видеть, она отрицательная.
На самом деле, конечно, тут есть доля лукавства, и большой континентальной стране вылезать из нищеты и социализма куда сложнее, чем маленькой и морской. Но любой из городов на побережье континентального Китая мог бы сегодня жить не хуже Гонконга или хотя бы республики Китай, и если это не так, то ответственность на том лежит исключительно на руководстве КНР. Слишком велика руководящая и направляющая роль коммунистической партии, слишком велика доля госсектора в экономике, слишком много ресурсов тратится не на то, что люди готовы покупать, а на строительство великого файрвола и системы социального рейтинга.
Великий китайский файрвол и его роль в успехе современного Китая
Экономический кризис, начавшийся в 2014 году, сильно ударил по российской машиностроительной отрасли. По сравнению с 2008 годом, положение предприятий осложнили политические санкции против России. Двукратное падение рубля, с одной стороны, стало положительным фактором, повысившим стоимость аналогичных зарубежных машин и снизивших конкуренцию на внутреннем рынке для отечественных производителей. С другой стороны, подорожали импортные комплектующие, от которых сильно зависит выпуск российской техники. Стоимость машиностроительной продукции выросла. Заводы-производители озаботились импортозамещением, но пока эта задача не решена.
Еще одним негативным фактором стало снижение потребностей экономики. За исключением заказов, размещаемых военно-промышленным комплексом и госкорпорациями, весь остальной рынок резко просел. Общий спрос на продукцию машиностроительных компаний снизился больше, чем в 2008 году.
В отличие от наших предприятий, зарубежные компании быстро переориентировались и стали дополнительно стимулировать спрос на свою продукцию в России за счет внедрения новых финансовых услуг. Они начали предоставлять покупателям беспрецедентные скидки, долгосрочную беспроцентную рассрочку, лизинг, практиковать другие методы, стимулирующие покупательскую активность.
В кризисной ситуации отечественные компании выбрали разную тактику. Ряд предприятий (например, завод по производству кранов в Челябинске) резко диверсифицировались, изменили ассортимент, сконцентрировав усилия на экспорте и работе с ключевыми клиентами. Но большинство машиностроительных компаний предпочли резко снизить количество выпускаемой продукции, сосредоточиться на различных способах оптимизации расходов и снижения затрат.
Одно из предприятий, попавших в водоворот этих экономических событий и испытавшее негативные последствия кризиса, холдинг «Машинстрой» (название изменено).
О компании
Производственный холдинг «Машинстрой» имеет давнюю историю и традиции. Он включает в себя производственные предприятия, конструкторское бюро и собственное сбытовое подразделение. Холдинг выпускает тракторы, коммунальную технику, бульдозеры и технику специального назначения для ВПК с достаточно широкой линейкой модификаций. Это одна из немногих машиностроительных компаний в России, которая сохранила инженерные компетенции и производственную базу, необходимую для выпуска современной продукции.
Рынок сбыта
«Машинстрой» работает с заказчиками из России и небольших развивающихся стран, продажи в которые осуществляются в большей степени по политическим каналам. Конкурентная среда, в которой он предлагает свою продукцию, не сильно насыщенна. С одной стороны – это западные производители, техника которых после падения рубля превышает стоимость подобной продукции холдинга на 30% и выше, с другой – китайские заводы, техника которых хуже по качеству и пока мало распространена в России.
Управление
Машиностроительный холдинг представляет собой ряд самостоятельных предприятий, расположенных в разных регионах России. Руководит ими управляющая компания, расположенная в Екатеринбурге. Полномочия директоров заводов ограничиваются решением только оперативных вопросов. Все стратегические задачи формируются в управляющей компании. Все коммуникации между предприятиями осуществлялись в большинстве случаев также через управляющую компанию.
Формализованная стратегия развития машиностроительного холдинга в сложившихся условиях стала неактуальной. Новая антикризисная стратегия не принята. В этой ситуации каждый руководитель предприятия, входящего в холдинг, самостоятельно ищет решения по выходу из кризиса.
Финансы
В холдинге сохранился высокий уровень постоянных расходов. При этом резко снизился выпуск продукции, что привело к падению оборота и рентабельности. Высокая закредитованность и невозможность взять новые кредиты в банках, увеличили потребность в оборотных средствах. По этой причине сорвались сроки выполнения ряда контрактов. Финансовые потоки на этом фоне еще сильнее уменьшились.
Персонал
В результате сокращения объемов производства в большинстве подразделений холдинга упала зарплата. Ключевые специалисты начали увольняться. Уровень мотивации и вовлеченности персонала резко снизился. Постепенно часть предприятий стали переходить на неполную рабочую неделю, это послужило еще одним толчком к увольнению ряда важных специалистов.
Продукты
Линейка выпускаемой продукции достаточно широкая: это коммунальная, сельскохозяйственная, карьерная и строительная техника. Кроме того, ряд предприятий имеют компетенции по выпуску техники военного назначения. В инжиниринговой компании постоянно ведется разработка новой техники, в том числе и инновационной. Постоянно разрабатываются новые модификации существующей продукции, обновляются зарекомендовавшие себя на рынке модели.
Общая ситуация
Начиная с 2014 года ситуация в холдинге постоянно ухудшается. Дефицит оборотных средств не позволяет обеспечивать сроки выполнения существующих контрактов. Несмотря на востребованность техники холдинга, возможности предприятий обеспечивать потребность машиностроительного рынка также снизились. Параллельно с этим уменьшается емкость рынка России.
При отсутствии актуальной стратегии в области продаж и маркетинга появилось большое количество незавершенки, что на фоне дефицита оборотных средств еще больше усугубляет положение машиностроительного холдинга.
При стремительно падающем обороте, постоянные затраты холдинга оставались на прежнем уровне достаточно долго. Стала стремительно падать рентабельность, которая уже через год ушла в минус. Имея большой кредитный портфель, холдинг стал задерживать выплаты по кредитам. На предприятии появились задержки с выплатой заработной платы в каждом из бизнес-подразделений.
Вопросы
Какие вы видите решения по выводу из кризиса холдинга «Машинстрой»
Как должны быть вписаны эти решения в общую стратегию развития холдинга?
Ответ
1. Каковы минусы такого типа организации предприятия, как холдинг? Прежде всего – трансфертным ценообразованием. У владельца холдинга всегда имеется соблазн продавать продукцию одного своего предприятия другому своему предприятию не по рыночной цене, а по заниженной. К чему приводит такая протекционистская политика? Ровно к тому же, к чему приводит протекционизм на государственном уровне. Предприятия холдинга становятся менее конкурентоспособными в сравнении со своими прямыми конкурентами на мировом рынке, поскольку могут не больно-то заботиться о сбыте. Зачем париться, если покупатель – свой? Он всё равно купит.
В период экономического роста это всё кажется мелочами, но в кризис мелочей не бывает.
Таким образом, первым и очевидным направлением оптимизации является увеличение автономии предприятий холдинга.
2. Кризис всегда характеризуется тем, что в бюджетах предприятий уменьшается доля CAPEX и увеличивается доля OPEX. Так что вторым очевидным направлением оптимизации будет переориентация с рынка готовой продукции на производство запчастей, гарантийное и постгарантийное обслуживание, а насчёт готовой техники нужно не столько драться за сокращающийся российский рынок, сколько всеми силами протискиваться на мировой.
3. Сильной стороной российского машиностроения до сих пор является довольно мощная конструкторская школа. Есть смысл договариваться с китайцами о производстве в Китае по российским проектам. Да, это означает, что конструкторские подразделения холдинга действуют прямо во вред производственным. С точки зрения социальных обязательств более трудоёмкое производство сокращать как-то не комильфо, а с точки зрения владельца холдинга раскручивать потенциально более маржинальное исследовательско-конструкторское направление, безусловно, выгодно.
4. Когда цена рабочей силы снизится по сравнению с китайской ещё больше, производство в России можно будет возобновить, и продавать машиностроительную продукцию made in Russia в Поднебесной, что пока что звучит фантастически, но российское руководство уверенно движет страну именно в этом направлении. Разумеется, это будет означать вхождение китайских товарищей в капитал соответствующих предприятий холдинга. Возможно также, что предприятия можно будет спихнуть им целиком, и даже за относительно неплохую цену. Конечно, номер может не прокатить, потому что никогда не знаешь, в какой именно момент государство решит связать утопающему руки, а то ишь, спасать себя вздумал. Впрочем, эта оговорка распространяется на абсолютно любой шаг, совершаемый легальным бизнесом, так что повторять это каждый раз не обязательно.
5. Недостаток оборотных средств означает, что нужно искать стратегических инвесторов. Возможно, для этого потребуется вывести некоторые из предприятий холдинга на IPO, что, в сущности, будет означать их выход из холдинга и сохранение за нынешним владельцем, скажем, блокпакета акций. Зато дофинансирование, смена менеджмента на более эффективный и вовлечение в новые технологические и сбытовые цепочки может придать этим предприятиям импульс развития, а для нынешнего владельца означать переход от убытков к прибыли.
Один ученый и талантливый руководитель, назовем его УР, на закате советской власти возглавил экспериментальную лабораторию, а после 1991 года создал частную фирму, монетизирующую ее научные разработки. Партнерство оказалось успешным. Появилась клиентура, размещающая коммерческие заказы, и стабильный поток наличности. Увеличились заработки ученых, в лабораторию стало престижно попадать, в том числе для защиты диссертации. В новых экономических условиях УР укрепил свое доброе имя, личный бренд, как теперь говорят.
Ученый был мудр, понимал, что не вечен, и в середине нулевых годов, на хорошем седьмом десятке лет, выбрал в преемники своего лучшего ученика (ЛУ), который был очень многим обязан шефу. Они устно договорились, что спустя несколько лет учитель передаст ученику на определенных условиях свой научный пост и долю в бизнесе. А пока этого не случилось, преемник был назначен на должность заместителя УР с правом первой подписи.
Время шло. Но дедушка старел медленно. Напротив, развив завидную энергию, умудрился в очередной раз жениться на молодой (очень молодой и красивой) ученице — соискательнице ученой степени с периферии. УР интенсивно принялся обустраивать быт новой семьи: широко разрешил жилищный вопрос, стал разъезжать с юной женой по курортам, на старости лет полюбил горные лыжи и при этом все меньше отдавался работе. Но дела шли хорошо: заместитель не подводил, деньги приходили на карточку УР регулярно. Коммерческие заказы росли, лаборатория укреплялась новыми кадрами, которые приводил уже ЛУ. Со своей стороны УР будущего преемника не обижал и, как он сам считал, платил ему щедро, очень щедро. Все было хорошо, для начальника началась теплая почти болдинская осень.
Кульминация
Однако в душе у заместителя накапливались непростые и нехорошие вопросы, вроде «доколе ждать?». Возникали те же мысли, как у пушкинского Онегина про дядю, который был, как известно, самых честных правил. Лучший ученик продолжал оставаться №2, хотя очень рвался на позицию №1. Прямо спросить у шефа, когда он ее займет, ЛУ не мог. Но при этом он получал от УР косвенные сигналы, что договоренности в силе. Смысл был такой: подожди, дружок, и будет тебе счастье, а пока наш бизнес – это мой личный бизнес.
Не сразу, но ЛУ осознал, что пора прекратить переживать и начать как-то действовать. Начал он с простого, с создания своей клиентской базы путем перехвата клиентов своего босса. Он зарегистрировал собственную компанию, и подталкивал заказчиков к тому, что формально контракт на выполнение работ по соображениям налогового характера следует заключать именно с ней, а не с фирмой шефа.
Со временем ЛУ предпринял попытки переключить на себя самые крупные компании, руководители которых лично знали его УР. И они подписывали документы, распространяя доверие к имени учителя на его ученика. Возможно, и здесь бы все проскочило, но ЛУ стал нет-нет, да проговариваться в беседах со старыми заказчиками: мол, все дела в научной компании фактически ведет он, ЛУ, а от дедушки нет никакого толка. Им де помыкает молодая жена, он мало соображает в делах, и ему уже давно пора на покой. Все это не укрылось от внимательных ушей собеседников. И некоторые из них в аккуратных выражениях информировали УР об опасности, которой он не замечал, будучи занят интенсивной семейной жизнью.
Развязка
Так прошло несколько лет. Жена УР успешно защитилась и по протекции получила очень хорошее место, оставаясь по-прежнему молодой и красивой. Чего нельзя было сказать о ее супруге, который перешел рубеж своего восьмого десятка. Он оставался безупречным в обеспечении материальных потребностей семьи, но уже не мог поддерживать на должной высоте сильно возросшие духовные и иные потребности, каковых жаждала и, безусловно, заслуживала такая красавица. А вот некоторые другие мужчины, далеко не доктора наук, вполне эти иные потребности обеспечивали. И к такому неутешительному выводу профессор однажды пришел, сопоставив соответствующие концы и начала. Семейная жизнь дала трещину и быстро пришла к логическому завершению. Супруги расстались, при этом жена на память о муже умудрилась закрепить за собой завидную общую жилплощадь.
Учитель, оставшись один, как бы очнулся от обморока, и после недолгих раздумий вернулся к своей лаборатории, или, сказать по-новому, в бизнес. В свой бизнес. Оказалось, что трудовые навыки не пропали, любимое дело не только утешало, но и опять стало доставлять удовольствие. Но эйфория возврата продлилась не долго, лишь до тех пор, пока УР не занялся детальным анализом заказов и договорных отношений. Сначала возникли подозрения, что куда-то уходят заказы, а потом он посмотрел документы, быстро вспомнил предупреждения своих друзей, встретился с ними. И раскрылась перед ним истина во всем ее суровом обличье, и понял он, обратившись, наконец, к фактам, что его заместитель нагло и фактически открыто уводит его бизнес.
Состоялся разговор между учителем и учеником, если это можно было назвать разговором. После чего, успокоившись и рассуждая конкретно как бизнесмены, но без экстремизма, свойственного иногда бизнесменам (все же интеллигентные люди), УР и ЛУ осознали, что оказались в непростой ситуации, и стали думать, как жить дальше. Поначалу каждый видел доводы эмоционального характера за немедленный и жесткий «развод». Но при более детальном анализе появлялись факторы за продолжение сотрудничества, что бы под этим не понималось.
Тем временем раскол между УР и ЛУ обнажился, соответственно рассорив сотрудников. При этом, как ни странно, линия боевого столкновения прошла не между «старыми» и «новыми» кадрами, привлеченными шефом или его заместителем, а по моральным позициям сторон, в основном, по вопросу, кто кого обманул. А тут еще запутанная схема прохождения заказов стала сказываться на качестве работ. У заказчиков возникло и стало укрепляться недоверие к лаборатории, ее руководителю и заместителю: кто из них прав, а кто – нет, со стороны не разобрать. Появились другие негативные факторы, что в итоге привело к ослаблению потока заказов и отразилось на финансовом положении сотрудников.
С каждым днем ситуация становилась все хуже…
Вопросы
Как следовало действовать героям кейса, чтобы не попасть в подобную ситуацию?
Как разрешить создавшуюся коллизию? Что бы вы рекомендовали предпринять УР и ЛУ, чтобы достигнуть соглашения?
Можно ли в такой ситуации сохранить прибыльный бизнес, который создал УР? Как это сделать?
Ограничения. Владельцу компании уже больше 70 лет. Даже если он вернется к оперативному управлению бизнесом, долго заниматься развитием компании не сможет. Кроме того, важно учесть, что частная исследовательская фирма создана благодаря авторитету и связям владельца на базе государственной лаборатории. Одна часть бизнеса без другого существовать не сможет.
Ответы
1. Как следовало действовать героям кейса?
Как нетрудно видеть, все недоразумения в приведённом кейсе появились из-за нечётких договорённостей. Первая нечёткая договорённость: ЛУ вынужден тянуть всю работу за зарплату, под обещание в неопределённой перспективе получить бизнес в наследство. Вторая нечёткая договорённость: отсутствие брачного контракта и, соответственно, конфликт ожиданий между УР и его супругой. Третья нечёткая договорённость: сомнительный правовой статус всего бизнеса, поскольку официально это всё остаётся лабораторией в государственном НИИ, и именно эта правовая форма вынуждает к тому, чтобы первая договорённость оставалась нечёткой.
Понятно, почему в начале девяностых УР предпочёл оставаться под крылом государства: это даёт огромную экономию на том этапе, когда бизнес ещё не поднялся на ноги. Вот тебе за бюджетный счёт помещения в институте, плюс уйма разных неформальных связей в госструктурах разного уровня, за счёт которых можно мутить разные темы.
В новой постсоветской экономической реальности передавать по наследству место заведующего лабораторией – несколько архаично. Своевременное выстраивание более адекватной схемы устройства компании могло бы предоставить инструментарий для предотвращения конфликта между УР и ЛУ. Так, УР мог получить, помимо зарплаты, долю в бизнесе, и постепенно наращивать её. Сам бизнес можно было бы куда увереннее масштабировать, а не замыкаться в масштабе лаборатории – но это уже, конечно, дело вкуса, амбиций и рыночной конъюнктуры.
Вообще, единственная задача собственника бизнеса, которую невозможно делегировать менеджерам – это контроль за тем, чтобы менеджмент не растащил бизнес. Если собственник бизнеса не исполняет эту единственную задачу, то только он и несёт в конечном счёте ответственность за то, что бизнес уплывает у него из рук. В той мере, в которой государство можно уподобить коммерческой компании, безусловно, народ несёт ответственность за отвратительное качество государственного управления и за растаскивание госсобственности по карманам госслужащих – но это в данном случае офтопик.
Итак, если в том, что касается бизнеса, решение заключается в по возможности полном выводе его из-под госрегулирования, то в том, что касается брака, подобное семейным кодексом не дозволяется. Брачный контракт согласно кодексу не может предусматривать экономические санкции за любовные связи на стороне, что делает позицию УР в этой сделке более уязвимой. Впрочем, это не так уж важно. Все договорённости тем не менее можно было заключить заранее. Другое дело, что подобные романтические увлечения на старости лет непременно сопряжены с определённой аффектацией, так что ожидать от УР трезвого взгляда во время брачного гона было бы странно.
Кстати, если бы компания в своё время была выведена из состава НИИ и представляла собой самостоятельный бизнес, то появление на горизонте супруги УР непременно привело бы к тому, что ЛУ потребовал бы чётких гарантий получения бизнеса, потому что в противном случае оный по умолчанию переходил бы по наследству супруге УР, без всех этих плясок с назначением нового завлаба на учёном совете.
2. Как разрешить создавшуюся коллизию?
Я бы посоветовала формализовать разделение ролей. УР остаётся завлабом в НИИ, пока не решится выйти на пенсию, а также имеет в компании ЛУ статус научного консультанта с хорошим окладом. ЛУ сохраняет в лабе шефа должность завсектора, или какая бишь там у него была, и остаётся гендиром своей компании. В какой форме сохранить компанию УР, советовать не берусь. Можно передать руководство ЛУ. Можно ликвидировать одну из компаний. Можно объединить их в холдинг. Непринципиально.
Смысл предлагаемого решения в том, что каждая из сторон имеет инструменты против второй, но не имеет стимулов применять их без крайней нужды. УР продолжает научную работу, что должно благотворно сказаться на его настроении и вкусе к жизни, а оклад в компании ЛУ позволит ему продолжить жизнь на широкую ногу, как он и привык. При этом ему более не нужно следить, чтобы бизнес не разворовывался, поскольку бизнес уже передан, осталась рента. ЛУ сохраняет всех клиентов и оперативное руководство, а значит, имеет гарантии сохранения контроля над бизнесом и стимулы всячески его развивать. Он может уволить УР, но тогда он потеряет свои позиции в лаборатории.
Схема “pump and pump” как раз эксплуатирует ограниченную рациональность экономических агентов, ну и, конечно, информационную асимметрию – короче, те самые палочки-выручалочки, за которые так любят хвататься государственные регуляторы, когда им нужно обоснование для регуляций.
До тех пор, пока подобную схему практикуют частные лица на неаффилированных с ними биржах, это, во-первых, поведение, которое сложно отличить от добросовестного трейдинга, и, во-вторых, оно не гарантирует прибыли, а точно так же несёт риски, как и любая другая стратегия трейдинга.
Если в подобном оказывается замечена биржа, это приводит к тому, что с неё уходят объёмы – солидные ребята предпочитают более солидные площадки. Так, довольно старая по криптовалютным меркам биржа bitfinex подозревалась в манипуляциях курсом биткойна за счёт использования эмитириуемого ею стэйблкойна tether с, возможно, неполным обеспечением. В результате то ли первая, то ли вторая в мире по объёмам биржа сейчас скатилась куда-то в конец первой десятки, а на рынке стэйблкойнов появилась пара новых популярных монет, которые первым делом прошли полный аудит на предмет стопроцентного обеспечения долларами. Компания bitmain пыталась манипулировать курсом bitcoin cash, и едва не разорилась на этом. Понятно, что многим не дают покоя лавры Джорджа Сороса, удачно сыгравшего против британского фунта, но это плохая тема для игр вдолгую.
Институт репутации рулит лучше, чем любые регуляторы.
Из соображений здравого смысла за такую выходку было бы правильно и справедливо сразу же наказать, а плакат заставить снять. При государстве так бы и произошло. А что было бы при анкапе?
Прежде всего, хочу извиниться, что не сразу заметила переведённый в четверг донат, и поэтому отвечаю только сейчас. Постараюсь в дальнейшем не разочаровывать.
При государстве мы, собственно, сплошь и рядом видим огромные изображения эротического характера, развешанные по городу на самых видных местах, от рекламных щитов прямо посреди тротуаров, до билбордов и баннеров во весь торец многоэтажки. На изображении обычно какая-нибудь минималистично одетая тян с наслаждением освежается какой-нибудь кока-колой или проверяет, насколько удобно сидится на капоте спорткара. Не знаю, как феминисткам, а мне такая реклама нравится, особенно сейчас, потому что напоминает о лете.
Если завтра исследования маркетологов в фокус-группах покажут, что продажи товара может увеличить реклама гомоэротического характера, или сцены насилия, или ещё что-нибудь в этом духе, то либо мы вскоре увидим и радостно приветствуем свежие рекламные образы, либо этому будет предшествовать лоббистская работа по получению у государства дозволения на демонстрацию подобных вещей, если сейчас оно это прямо запрещает.
Но ваш вопрос, в сущности, касался немного другого. Что, если некто решил разместить не рекламу, а изображение заведомо отталкивающего характера, которое ничего не призывает купить, а просто вызывает отвращение? В государстве, даже если действующими законами не предусмотрен запрет на такие вещи, изображение может быть демонтировано простым приказом какого-нибудь силового ведомства, или, в случае если это цивилизованное государство, то есть шанс на успех частного иска.
Довольно давно я уже писала про некоторые возможности по гармонизации городской среды при анкапе, сейчас рассмотрю немного другой аспект.
В отсутствие государства скандальное изображение будет красоваться до тех пор, пока владелец готов на это тратиться. Кто-то будет устраивать акции протеста, призывать к бойкоту, кто-то попробует выкупить здание с целью уничтожить изображение, кто-то (подавляющее большинство!) ограничится срачами в интернете, кто-то даже рискнёт закидать владельца объекта яйцами – а кто-то выпустит сувениры и начнёт прославлять новый символ города. Подумаешь, магнитик с Эйфелевой башней, которую считали отвратительно уродливой и требовали снести в начале 20 века! То ли дело магнитик с нашей городской хуеротой пиздой! Пройдёт не так много времени, и без этого памятника уже невозможно будет представить город. Свободный рынок всегда эклектичен, и нигде в офлайне это не проявляется настолько ярко, как в облике городов.
Клонирование человека – это давно известный естественный феномен, с последствиями которого сталкивалось большинство из нас, не испытывая по этому поводу каких-то излишних затруднений. Клонов, в силу их особенностей, любят в беллетристике – настолько, что вводить в сюжет клона уже становится признаком некоторой пошлости. Клонированные люди активно применяются в психологических и иных медицинских исследованиях, когда требуется исключить влияние генетических различий и сосредоточиться на факторах среды. В общем, то, что существуют клоны людей – это такая же обыденность, как существование альбиносов. Подумаешь, монозиготные близнецы, что мы, однояйцевых близнецов не видали?
В конце прошлого века развившиеся биотехнологии позволили клонировать уже взрослые организмы. Теоретически ничто не мешает клонировать подобным образом и людей. Чем клоны, полученные из взрослых людей, будут отличаться от клонов, полученных на стадии деления зиготы? Только тем, что у них будет разный возраст. Иначе говоря, социальные последствия будут существенно меньше, чем с естественными близнецами – их хотя бы можно перепутать, хотя, скажем, отпечатки пальцев у них уже отличаются, а разновозрастных близнецов перепутать куда сложнее.
Каков смысл клонирования взрослого человека целиком? Практически нулевой. Обычных детей делать гораздо проще и дешевле. Вот что реально в состоянии принести пользу, так это клонирование тканей. Выращенный из самого себя орган куда лучше приживётся при трансплантации.
О страшилках
Религиозные сразу отметаю, поскольку беспочвенные фантазии могут быть абсолютно произвольны, все не проанализируешь.
Людей будут клонировать, выращивать, а потом резать на органы. Ну, ребята, это всё равно как заявить, что автомобили будут собирать, а потом разбирать на запчасти. Вырастить менее дифференцированную клеточную культуру куда проще и дешевле.
Богачи будут копировать в своих клонов своё сознание. До технологий копирования сознания нам пока что дальше, чем до пилотируемого полёта к границам Солнечной системы. Полёт мы хотя бы можем спланировать с имеющимися технологиями, а к переносу сознания нет даже подходов. Когда появятся такие технологии, вполне может оказаться, что клоны там совершенно не нужны, и вообще люди освоили омолаживающие процедуры.
Меня неоднократно спрашивали, как же без государства будет развиваться фундаментальная наука. Ну так вот клонирование это как раз пример того, как государство прямо запрещает науку, так что без государства она хотя бы будет развиваться, в то время как сейчас в ряде огороженных красными флажками областей вынуждена двигаться вперёд странными окольными тропами.
Не очень поняла, почему речь об этатисте-хоплофобе, а не об этатисте-гитаристе, например, если речь о контроле за оборотом криптовалют.
По своему дизайну большинство криптовалют не требуют участия доверенного посредника, не говоря уже о непременно уполномоченном государством посреднике. Так что избежать государственной регуляции оборота криптовалют очень просто, а запрещать это бессмысленно. Единственное, что государство может более или менее эффективно регулировать, это конвертацию крипты в фиат, между тем, пока ещё заработанное в криптовалюте тратить приходится преимущественно в национальных фиатных валютах.
Так что государство, желающее регулировать оборот криптовалют, может поступать, как Соединённые штаты, которые прессуют криптобиржи на своей территории и требуют стучать на своих клиентов, а криптобиржи всего остального мира просто послали этих терпил подальше и при регистрации требуют подтвердить, что ты не гражданин США. Так что совершать бесконтрольный обмен крипты на фиат на значимые суммы гражданину США не так легко.
Поэтому несчастные граждане США так и покупают наркоту за старые добрые наличные баксы, а криптовалюту используют совсем не так широко, как могли бы. Что означает необходимость покупать наркоту за физический кэш? Необходимость личного контакта с пушером, дополнительные меры безопасности для всех, вовлечённых в сбытовую цепочку, поскольку они – лёгкая мишень для грабежа – короче, кровь, грязь и бесконечные уличные разборки. Становится ли мир безопаснее от того, что банды торговцев крэком делят территорию?
Сравните эту ситуацию с мирной и безопасной Россией, где единственным фактором опасности для закладчика и наркопотребителя являются менты, а вот уровень уличного насилия, связанного с оборотом веществ, с приходом в эту индустрию криптовалют, изрядно снизился. Откуда возьмётся насилие, если производитель, покупатель и курьер физически разделены и не знают друг друга?
Совершенно неважно, как вы сами относитесь к психоактивным веществам, но тот факт, что этот рынок перешёл на крипту, сделал безопаснее жизнь простых и непричастных людей, а там, где рынок на неё не перешёл, всё осталось по старому. Даже этого одного соображения должно хватить, чтобы убедить действительно озабоченного своей безопасностью человека, что крипту регулировать не стоит.
Ну а если он, как это вообще водится среди этатистов, уверен, что государство должно регулировать вообще всё, что можно хоть как-то подверстать к рынку чего-либо хоть немного опасного, потому что нужен же контроль, куда без контроля-то, то тут разговор бесполезен, переубедит его только личный опыт.
А вот будь у парня короткоствол, простите, биткойн…
Но сам пример вы выбрали не слишком удачно. В 1998-1999 годах не было какой-то сознательной дерегуляции, просто государство объявило дефолт по своим кредитным обязательствам, и это привело к тому, что оно довольно надолго прекратило брать в долг. Инвесторы, не имея более такого лакомого варианта, как вложение в государственные ценные бумаги, стали более активно вкладываться в реальный сектор. Тем более, что финансовый кризис резко удешевил стоимость активов, а падение рубля – стоимость рабочей силы. В общем, в полном соответствии с австрийской теорией экономического цикла восстановление после краха происходит быстро, если не вмешиваться в процесс, что и делалось, но не потому, что правительство такое мудрое, а потому, что оно было в растерянности, и не знало, за что браться.
Так что предложенный вами пример – это скорее про то, что невмешательство государства в экономику во время кризиса влияет на экономику весьма благотворно. Даже для иллюстрации того, что невмешательство государства в экономику благотворно влияет на неё вообще в любой момент, нужны дополнительные примеры, а лучше – логические выкладки. Хотя, конечно, люди любят историю именно за то, что это набор поучительных баек на любой жизненный случай, так что не стесняйтесь приводить исторические примеры, если видите, что они востребованы у аудитории. Доказать вы этим ничего не докажете, а вот продать идеологию – вполне можете.
Всё-таки 1998 у людей скорее ассоциируется с чем-то таким, а не с освобождением бизнеса…
В основе победного шествия кейнсианства по Земле лежит несложное шулерство. Великая депрессия была объявлена провалом свободного рынка, а не провалом госрегулирования, и для противодействия подобным явлениям был предложен набор инструментов госрегулирования. Кейнсианская теория с самого начала подвергалась критике со стороны австрийской и неоклассической школ, и в течение всего времени, пока она доминировала, никаких убедительных ответов на эту критику дано не было.
Почему кейнсианцы забороли австрийцев? Потому что арбитром в споре о том, какую экономическую политику проводить правительствам, выступали собственно правительства. Это нарушает фундаментальный юридический принцип “Никто не должен быть судьёй в собственном деле”, и неудивительно, что правительства с мрачной регулярностью предпочитали те учения, которые предлагали наделить их более значительными полномочиями, а не те, которые предлагали, напротив, полную дерегуляцию экономики.
К счастью, в демократических странах между правительством и избирателями сохраняется некоторая обратная связь, и когда в семидесятых случилась стагфляция, прямо противоречащая кейнсианской теории, то место кейнсианцев при дворах государей заняли монетаристы, с их менее топорными методами. Странам с доминирующим марксизмом не так повезло, там учение Маркса объявлялось всесильным в силу его верности, иначе говоря, обратная связь между теорией и реальностью отсутствовала.
Мне пришлось сделать этот экскурс в историю, чтобы сразу дать понять: в основе успеха кейнсианства лежат не логические обоснования верности теории, а то, что его внедрение несло прямые выгоды внедряющим.
Ну а теперь коснусь непосредственно кейнсианских доказательств: в конце концов, даже если фактические соображения не соответствовали публичным обоснованиям, какие-то обоснования кейнсианцам всё равно приходилось приводить.
В основе любой теории лежит некая модель реальности. Кейнс отказался рассматривать модели взаимодействия между субъектами, и сосредоточился на моделях соотношений между умозрительными сущностями, такими как общий спрос, общее предложение, общая занятость, общий уровень цен, валовый продукт, скорость обращения денег и так далее.
Так, модель кризиса по Кейнсу выглядит как система с положительной обратной связью: чем ниже спрос, тем ниже производство, тем выше безработица, тем ниже спрос. В рамках столь простой модели всё совершенно логически безупречно. Вывод Кейнса: правительству надо стимулировать спрос общественными работами, неважно какими, хоть копать ямы и тут же закапывать, и это позволит выйти из порочного круга. Видно, что такая теория отлично подходит для целей пропаганды: сперва как следует пугаешь, а потом обещаешь спасти, если у тебя купят чудесное средство от проблемы.
В общем, модель получается полностью контринтуитивной: кризис вызывается перепроизводством товаров (согласно АЭШ он вызывается перепроизводством денег, а когда много товаров, то это как раз классно, что полностью соответствует картине мира любого обывателя), главное зло в экономике – это сбережения (согласно АЭШ именно сбережения позволяют внедрять всё более и более окольные цепочки производства, что и обеспечивает экономический рост), лучшее средство борьбы с кризисами – уничтожение сбережений и транжирство ресурсов. Почему внедрение подобного безумия – верный путь к разорению на уровне отдельного домохозяйства, но неким волшебным образом спасает экономику, стоит государству начать такую практику для всей страны сразу, кейнсианцы не объясняли. Между микро- и макроэкономикой у них имеется полный логический разрыв, это две совершенно не связанных дисциплины.
Современное кейнсианство здорово мутировало в сравнении с исходной теорией, слилось в экстазе с монетаризмом и образовало единое мэйнстримное течение, которое продолжает создавать всё более изощрённые модели для самых разных областей жизни. Если Кейнс начинал с того, что пропагандировал саму необходимость государственного регулирования экономики, то сейчас необходимость госрегулирования уже не подвергается сомнению, и экономисты вовсю развлекаются, бесконечно уточняя конкретные способы делать это наиболее изощрённо.
